Эх, дороги

   О российских дорогах и о бездорожье за несколько веков русской письменности были написаны многочисленные матерные частушки, грустные песни, философские стихи, а также  многотомные уголовные дела.  Каждый километр  наших  дорог покрыт не только асфальтом, но и солёным потом рабочих, толстым слоем украденных  бюджетных средств, разбитых бамперов, пробитых колёс и вырванных шаровых.  И, если сложить  всю энергию эмоций и матюгов российских автомобилистов, то вполне можно вскипятить не один котёл воды, в которой будут вариться большие и маленькие начальники и чиновники от дорожного строительства.  Все их разговоры  и рапорты о новых технологиях  или  «чудо наноасфальте», способном твердеть,  даже если его положить в грязную лужу или при 20-градусном морозе, до сих пор сводились к банальному воровству из дорожного фонда. Как едко, но метко заметил кто-то из КВНщиков : «Хороший асфальт на дороге не валяется».

   Сколько же судеб и жизней разбилось и покалечилось на дорогах нашей великой, но не очень ухоженной страны. Потери сравнимы только с военными. Однако, до победного салюта ещё очень далеко. И награды вряд ли найдут своих героев.
 
               

                *   *   *
  По заснеженной трассе  придерживаясь проторенной колеи – русской зимней дорожной разметки,  шёл старенький жигулёнок.  По современным понятиям, скорость в 60 км/час нельзя выразить как-то иначе, чем словом «шёл». Но заднеприводная классика не придаёт зимой уверенности, а возраст машины и развитое чувство самосохранения водилы окончательно определяют безопасную скорость движения и удерживают от попытки выскочить из колеи. 

   За рулём сидел Алексей Медведев, - простой парень из небольшого российского городка. Всё, что он успел сделать  за свои двадцать лет – это окончить школу и отслужить в армии.  А что не успел – так это жениться и заработать на свою машину.  Поэтому и сидел за рулём отцовской «шестёрки».

   Дорога после плавного поворота вышла на дамбу, сдерживающую более двадцати пяти  кубических километров льда и воды одного из крупнейших водохранилищ  России. Обочины превратились в обрывистые склоны  многометровой глубины, а ветер, почувствовав свободу, с удвоенной силой стал бросать снежную позёмку в ветровое стекло.

    Чтобы заглушить натужный звук мотора, Алексей прибавил громкость магнитолы.   Крис Норман хрипловатым голосом пел песню о девушке, которая почему-то ведёт себя сегодня как незнакомка и по этой причине легко может потерять любовь такого душевного английского парня с гитарой. Знание английского «со словарём» позволяло  Лёшке легко фантазировать о смысле песни. И  он, ритмично отстукивая  пальцами по рулю, видел перед собой не эту заносчивую незнакомку, а почему-то вспоминал  последние метры десятикилометрового марш-броска с полной выкладкой на последних  учениях его  службы. Казалось, ещё шаг – и он сдохнет на той пыльной дороге.  Плюнуть бы на всё, и упасть навзничь в придорожную траву, - не война ведь! Но вместо слюны в пересохшем рту песок, а рядом - двадцать таких же, как он "внуков  деда Васи". И цель одна – дойти и выполнить приказ. И только потом можешь лечь и сдохнуть на обочине. Но не как герой, - а как слабак.

  После такого «пикника на обочине», пожалуй, уже любой тенор будет хрипеть не слабее Джигурды.   

  В левом зеркале бортовая «Газель» замигала поворотником и пошла на обгон.  Заказ – как приказ надо выполнять строго в обозначенное время. И погодные условия – это слабая отмазка для заказчика. Время - деньги. А деньги – смысл жизни бизнесмена.

  Снежный  вихрь, поднятый «Газелью» на несколько секунд скрыл её от Алексея. А потом, вдруг, всё исчезло.  И «Газель» тоже.  Алексей плавно затормозил и остановился на обочине, включив аварийку. 

  Грузовик лежал вверх колёсами внизу у основания  дамбы.  Падая, он нагрёб  на себя целую кучу снега, которая полностью скрыла кабину. Алексей быстро достал из багажника раздвижную лопату, которую всегда возил в зимний сезон, надел перчатки и то ли скатился, то ли съехал по склону вниз.

   - Эй!  Есть кто живой?! Отзовись!
 
   В ответ откуда-то из-под толщи снега раздался приглушенный звук.   

   Алексей стал активно откапывать правую дверь «Газели». Морозный снег был не липкий, но его так плотно спрессовало скользящей вниз машиной, что понадобилось, наверно минут пять, чтобы освободить достаточную площадь для хотя бы частичного  осмотра и оценки ситуации.   

  Картина, представшая перед ним, не предвещала ничего хорошего. Стало понятно – без помощи спасателей здесь не обойтись. Крыша «Газели» сплющилась и как кепка грузина нависла над капотом.  Все стёкла выдавило,  измятые двери заклинило, весь салон забило снегом.

  На вызов спасателей по номеру 112 было потрачено ещё три минуты драгоценного времени. Помощь обещали прислать  минут через 20. Наверху изредка слышался звук проезжавших мимо  машин, но никто не останавливался.  Но это совсем не говорило о бессердечности людей, -  просто  крутизна склона не позволяла проезжавшим увидеть всё происходящее внизу.

  Алексей продолжил  уже руками  выковыривать снег из измятой кабины. Время от времени  оттуда доносился стон человека.
 
  В какой-то момент, вместо белого появился снег, ярко окрашенный свежей кровью.  А вскоре Алексею удалось немного освободить уже и саму кровоточащую руку, и всю верхнюю часть тела, зажатого между крышей, сиденьем и рулевой колонкой шофёра.

  Раненный немного пошевелился и, вдохнув свежего воздуха, наконец, смог произнести хоть что-то членораздельное:
   -  Парень, не бросай меня. Не дай сдохнуть.
 
  Чтобы как-то остановить обильно текущую из разорванной руки кровь, нужен был жгут. Алексей взглянул наверх и понял, чтобы подняться на дорогу по крутому склону и рыхлому снегу и взять из своей машины аптечку, понадобиться слишком много времени. Надо как-то обходиться подручными средствами.

   Кровь была тёмная, - значит венозная. Это уже хорошо. Но течёт довольно сильно, значит, рану надо хотя бы чем-то зажать. Ничего  не придумав лучшего, Алексей лёг на снег, просунул свою руку в кабину и прижал ладонью место кровотечения. Шофёр опять застонал. Чувствовалось, что он теряет сознание.

   -  Эй-эй, мужик! Ты не отключайся. Нельзя. Давай держись.
   -  Плохо мне…
   -  Сейчас подъедут спасатели, - помогут. А ты говори, говори со мной. Нельзя отключаться.
   -  Я понимаю…  Проклятая  выбоина… Под снегом не увидел…  Машину кинуло…

  Из-под пальцев  Алексея  хоть уже и не так сильно, но продолжала сочиться кровь раненого. Холод от земли начал постепенно проникать сквозь куртку, но менять позу и отпускать рану было нельзя. Потеря двух литров крови из пяти уже может оказаться опасной для жизни человека.

   Шофёр опять замолчал. Его дыхание стало слабеть. 
 
    -  Мужик! Не спать! Нельзя! Говори со мной!
    -  О чём?  В голове всё плывёт….  Мысли путаются…
    -  Тебя как зовут?
    -  Михаил…
    -  А я – Лёха.… Давай, Миша, будем с тобой что-нибудь петь. Но только ты не отключайся.

   Почему  Алексей предложить именно петь, он и сам не мог объяснить. Школьные уроки пения были для него самыми нелюбимыми. Учительница была пожилая, и не из красавиц. Работу свою не любила, потому что когда-то мечтала о славе.  А  жизнь  сложилась иначе, и ей пришлось многие годы учить юных оболтусов распевать  «Катюшу»  и  «Ой, мороз, мороз…»

  Но сейчас ситуация требовала от Алексея немедленного реагирования, и тут уже было не до любви. И он  затянул первые пришедшие в голову строки:
    - Эх, дороги...
      Пыль да туман,
      Холода, тревоги
      Да степной бурьян…
 
   Михаил вслед за Лёхой стал шёпотом повторять слова песни, которая вполне могла бы стать гимном всех, кто ездил по российским просторам.

   Допев до четвёртой строки, Алексей понял, что совершенно не помнит  продолжение песни. Но всё было как-то так в тему, и эти простые слова так хорошо ложились на слабое дыхание Михаила, что из снежной ямы снова раздалось на два голоса:
       - Эх, дороги...
         Пыль  да туман,
         Холода, тревоги
         Да степной бурьян…
 
  А где-то далеко, в начале дамбы, уже послышались сирены  машин скорой помощи и спасателей.

                *   *   *
  Алексей пока ещё не успел жениться и заработать на свою первую машину, но он успел за свою короткую жизнь сделать уже что-то более важное  – он стал человеком, который...  Да, просто стал человеком.