Принц

Лето 1979 года.  Мариуполь. Полдень.  Жара. Трамвай маршрута № 6.  Народа в трамвае немного, есть свободные места, но некоторые люди предпочитают стоять. Так можно поймать струйку свежего воздуха и подсушить испарину на лице. Один пассажир привлекает всеобщее внимание своим несколько экстравагантным внешним видом. Это худенький, как велосипед, смуглый мальчишка, лет десяти, на котором из одежды только шортики. И судя по всему или турчёнок, или арабчонок. А может и индус. Трудно понять, что за конфессию он представляет. Потому как на голове у него огромная, по сравнению с головой, чалма, но почему-то из махрового полотенца. Мариуполь, город портовской. Не Одесса, конечно, но к виду иностранцев достаточно привычен. Кто не в курсе, в 1979 году был СССР и въезд иностранцев в страну был, мягко говоря, не простым. Поэтому в другом каком городе, старушка, увидев, к примеру,  чернокожего, могла с перепугу перекреститься и искренне удивиться – ты дывы, балакае! (ты смотри, разговаривает!). В связи с этим вид иностранного мальчишки удивлял не столько самим фактом наличия, сколько чалмой, под которой пацан выглядел, как гриб-поганка – тоненькая ножка и здоровенная шляпка. Ну и знающих людей изумлял материал чалмы. Согласитесь, махровое полотенце, это не слишком характерно для культового головного убора. Малец же, нисколько не обращая внимания на, скрываемый с большим трудом, ажиотаж вокруг своей тощей персоны, с любопытством смотрел на заоконные пейзажи, покачивая тяжеленным сооружением на башке в такт движения трамвая. Что характерно, ничего кроме чалмы, иностранца в пацане не выдавало. Шортики, пошива фабрики «Смерть буржуям», сандалики фабрики «Хромой скороход», всё вполне себе попадало под стандарты лёгкой промышленности развитого социализма. И бабушка, сопровождающая мальца, имела вполне рязанский вид и ситцевое платье от тех же кутюрье.

Так бы, возможно, всё и продолжалось и граждане так и остались бы с неутолённым любопытством, если бы трамвай, видимо слегка опередивший график движения, не задержался на одной остановке на несколько минут. Малец, утомлённый несменяемым пейзажем, с трудом повернул раскачивающуюся голову к бабушке и громко, на чистом русском, не спросил бабушку:
- Бабушка, а я принц или король?
Бабушка, ни на секунду не посомневавшись в ответе, буркнула:
- Скотина ты!
Пацан надул губы. Кто-то глупо хихикнул. Но это же был Советский Союз! Мы же воспитывали будущих строителей коммунизма. Мимо такого безобразия народ спокойно не проходил. На бабушку посыпались упрёки. «Как Вы с ребёнком разговариваете! А потом жалуетесь, что молодёжь пошла не такая!».
Бабка, закалённая в баталиях на скамейке у подъезда, даже не подумав смутиться и уперев руки в бока, ринулась в бой:
- А я посмотрела бы, чтобы вы ему сказали. Мать вчера дорогущую вазу хрустальную купила, а этот придурок её сегодня на голову надел! Вот, едем к хирургу снимать!

Напряжённая тишина длилась несколько секунд. Потом какой-то здоровенный сталевар не выдержал, фыркнул от сдерживаемого смеха, аж слюни на трамвайное окно полетели, и заржал в голос. Это произвело эффект, как будто кто-то нажал на спусковой крючок. Внезапность пояснения заставила сгибаться от смеха и краснеть лицом. Какой-то молодой человек, с трудом справляясь с голосом, спросил, зачем хирург? Дескать, почтенная бабушка собирается внуку его фантазёрскую башку отрезать, чтобы вазу сохранить?

Не знаю, чем бы и закончилась эта история с вазой и хирургом, но пацан, на волне общего веселья и сам заливисто захохотал и, не удержав тяжеленного сооружения, запрокинул голову. При этом он стукнулся чалмой о поручень на спинке сидения. Неснимаемая ваза внезапно сползла вперёд, стукнув пацана по носу и грохнулась бабке на ногу. К счастью, полотенце уберегло и вазу, и бабкину ногу. Ну, ногу почти уберегло. На следующей остановке счастливая старушка, прихрамывая, торжествующе переходила трамвайные пути на остановку в обратном направлении, держа в одной руке злополучную вазу в полотенце, а в другой хнычущее, тощее, взлохмаченное вместилище приключений, зажимающее свободной рукой кровящий нос.

Эта картинка, вновь увиденная через пятачок на стекле, укрытый толстой изморзью времени, и сейчас вызывает усмешку. Суетливая, счастливая бабка, хнычущий пацан с расквашенным носом, ржущие, в общем-то по-доброму, пассажиры трамвая … Сейчас на пляжах Мариуполя мины, дурацкие окопы и грохот разрывов на дальних окраинах. Когда-то счастливый, трудовой, хоть и не слабо криминальный город, полный курортно-пляжных романов, моря и солнца, затянут какой-то болотной плёнкой ненависти, страха и неуверенности в будущем. «Ватники», «сепары», «гиднюки-свидомиты» – собачий бред, внедрённый в счастливую некогда землю злобными чужаками. Ностальгия …