М. М. Кириллов Мой Пушкин Очерк

 М.М.КИРИЛЛОВ


МОЙ ПУШКИН

Очерк


    Впервые о Пушкине я услышал от воспитательницы  нашего детского сада. Это было ещё до войны. Мы тогда жили в Москве, в Лефортово. Сказки и стихи, прекрасные и чистые. Сказочный народный мир Пушкина становился нашим собственным реальным миром, и мы росли. 
    Позже, уже учась в начальной школе, я почувствовал необыкновенную красоту  пушкинских стихов, таких как, к примеру,  «Мороз и солнце. День чудесный», узнал о няне поэта Арине Родионовне и о неизвестной мне сказочной стране Пушкиногорья.    
     Как-то мы с отцом шли по Гоголевскому бульвару. Это было в 1944-м году. Я тогда учился в 4-м классе. В  конце бульвара, у самой Арбатской площади стоял памятник Гоголю. На пьедестале памятника была выбита надпись «Николай  Васильевич Гоголь» и указаны даты его рождения и смерти. Очень грустный Гоголь был изображён сидящим в кресле со слегка опущенной головой. Это был поздний Гоголь.
    Отец вспомнил, что слышал от людей, как однажды  у этого памятника увидели пожилого крестьянина, внимательно рассматривавшего его и по слогам вслух читавшего надпись к нему: « Го-голь».
      Взмахнув руками, мужик будто бы громко произнёс: «Гоголь!?  Какой ты Гоголь! Вот Пушкин – это Гоголь!»
      Вскоре я впервые увидел памятник самому Пушкину в сквере на Пушкинской площади. Высокий, величественный, с  кудрявой головой, он  действительно был настоящий гоголь. Этот знаменитый памятник Александру Сергеевичу Пушкину я позже видел много раз, в том числе в 1992-м году, когда лужковская милиция, используя дубинки, разгоняла митинг коммунистов на Пушкинской площади и улице Горького. Тут уж было не до Пушкина.
    В 1945-м году я случайно узнал, что в доме на Бауманской улице, недалеко от станции метро, висит мраморная доска, гласившая, что здесь останавливался Александр Сергеевич в день своего венчания (это недалеко от Елоховской церкви). Посмотрел доску и мысленно прикоснулся к Пушкину.
    Как-то в 1948-м году в 8 классе, по предложению учительницы литературы (мы тогда проходили произведения Пушкина), всем классом  съездили в Москву, в Большой театр. Мы ехали поездом, так как учились в Шереметьевской средней школе, что была далеко за городом Долгопрудным по Савёловской железной дороге.
     Давали «Евгения Онегина». Я и многие мои одноклассники впервые были в Большом театре и в опере. Партию Татьяны Лариной пела артистка Галина Вишневская. Пела хорошо, и арию Ленского кто-то пел, и тоже хорошо.  Это был Пушкин в музыке П.И.Чайковского.
     Но сам театр, его громадный зал, люстра, ложи, сцена, оркестровая яма – всё это впечатляло больше пения оперных арий. Но пока мы потом добирались  домой,  музыка оперы нас долго не оставляла. Спасибо учительнице, школа наша была замечательной.
     Тогда я с удовольствием прочёл «Капитанскую дочку», «Барышню-крестьянку» и «Кавказского пленника». Пушкин был великолепным мастером-живописцем слова, и потому я просто увидел, как на плечах Пугачёва порвался тулупчик, подаренный ему в дороге молодым барином, и как Пушкин из-за деревьев в лесу незримо наблюдает за встречей «крестьянки» Акулины и её возлюбленного.
     В Царском Селе я бывал много раз – с 1952-го по 1990 год. Потому, что я – ленинградец, а, во-вторых, потому, что долго живу на свете.
      Этот город называется ещё Детское Село или   Пушкин. Добирался сюда я, как и все,  на электричке,  с Витебского вокзала.
      Впервые я побывал здесь в 1952-м году вместе с нашей  тётей Аней (Анной Гавриловной Новожениной). Может быть, с нами тогда была и сестра Лиза, её дочь, но я уже точно не помню.
      Поразила провинциальность самого городка, по которому мы шли  по дороге от станции до дворцового парка. После войны прошло ещё немного времени, и город, заметно разрушенный, тогда ещё не был полностью восстановлен. Обычные, деревянные, двухэтажные, многоквартирные дома, дворы, тихие улицы в лопухах.
      Дворец в парке, построенный на некотором возвышении, по контрасту, наоборот поражал своим великолепием и громадностью. Это был Екатерининский (в сущности, Елизаветинский) дворец с примыкавшим к нему высоким зданием царкосельского Лицея.
      Дворец был окружён обширным парком. Перед ним сверкало озеро с Чесменской колонной посредине. Сбоку просматривалось здание Камероновой галереи с парадной мраморной лестницей, скульптурами и с покатым спуском.
      Сзади пышный дворец выглядел скромнее. Его огромный пустой двор был окружён ажурной решёткой с воротами, в которые когда-то въезжали барские кареты.
      Дворец был окрашен в белые и зелёные цвета и выглядел очень нарядно. К Лицею вела дорога под аркой. Его массивное здание было более обычным и было окрашено в жёлто-бежевый цвет. Во дворе перед Лицеем среди деревьев стоял бронзовый памятник  Пушкину-лицеисту, сидящему на широкой скамье в мечтательной вдохновенной позе. Вот тут-то мы и встретились с самим Сашей Пушкиным.
       Мы, конечно, посетили и сам Лицей с его комнатами, лестницами и картинами. Это уточняло образ молодого поэта, порывистого, впечатлительного, романтического юноши. Но мне показалось, что ему в лицейской суете и занятости должно было быть одиноко жить без семьи. Всё-таки, дом этот был казённым, облагороженной детской казармой.
      Вспомнились его стихи и слова: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил». «Меня искали, но не нашли». Эти слова знают все. В них просто видишь этого ранимого, талантливого мальчика.
     О чём я могу написать в этом своём очерке-воспоминании? О Пушкине, о Царском Селе, дворце и парке, о себе? О Пушкине и о здешних памятных местах уже столько написано большими и малыми писателями, что  мне всё это описывать ещё, как-то даже неприлично. Но ведь я пишу о моём Пушкине.
     Всё здесь, кроме Лицея, прямого отношения к поэту вроде бы и не имеет, хотя, наверное, он исходил здесь все дорожки. Увидеть это невозможно, можно только почувствовать. Он как бы растворён в здешнем воздухе, в кустах, в аллеях, в озере. Он не только сидит на скамье перед Лицеем, он здесь везде.
     Экскурсовод провёл нас тогда по всему дворцу. Многое уже было восстановлено и возвращено из мест эвакуации, куда экспонаты музейщики успели отвезти их перед захватом Царского Села фашистами. На месте Янтарной комнаты, которую тётя Аня видела ещё до войны, остались лишь ободранные стены. В зале дворца, примыкающим к  Лицею, пол был проломлен, видимо, при попадании снаряда, и нам пришлось идти по настеленным деревянным мосткам.      
    Анна Гавриловна показала нам расположенный за озером одноэтажный павильон, который и до войны был столовой. Мы с удовольствием, устав, пообедали за столиком, покрытым белой скатертью, в этой тихой уютной столовой. И уехали домой, в Ленинград.
    В 1974-м году мы посетили Царское Село своей семьёй (с нами был сын Серёжа). Мы увидели все залы дворца, в том числе, те, где была выставка  образцов оружия и одежды гренадёров времён Отечественной войны 1812-го года. Музей дворца очень пополнился к этому нашему посещению.
   Выйдя из дворца, мы с женой предложили нашему Серёже пойти посмотреть  памятник во дворе Лицея с сидящим Пушкиным, но он отказался, сказав, что «он тогда забудет, как выглядит гренадёрский кивер»,  настолько он был уже переполнен полученной информацией.
     И позже я не раз бывал в Пушкине и всегда с хорошими людьми (с доцентом нашей кафедры из Саратова Л.Е.Бочкарёвой, с профессором Ленинградского института пульмонологии М.А.Петровой).
    В пятидесятых годах я и  моя  будущая жена жили в Ленинграде и назначали свидания у решётки памятнику Медному всаднику. И здесь с нами был Пушкин.
     Вспоминается, как в те годы я вместе с  отцом посетил выставку картин в Государственном музее им. А.С.Пушкина в Москве.
    В Кабульском госпитале советских войск, в котором мне пришлось работать в конце 1987-го года в качестве профессора-терапевта, несмотря на серьёзность обстановки, вечерами удавалось читать Пушкина, томик которого, вместе с произведениями Моэма и В.В.Вересаева, я взял в госпитальной библиотеке. Вдали от Родины, посреди несчастья (в госпитале тогда лежало около тысячи наших раненых одновременно), читать о царе Салтане и об острове Буяне было удивительно  целебно. Очень успокаивало.
      В военных госпиталях Еревана, Ленинакана (Гюмри) и (меньше) Спитака в библиотеках, конечно, были произведения Пушкина, а книг армянских  авторов почему-то почти не было. Наверное, потому, что в этих госпиталях  в обычное время лечились в основном русские. А мне пришлось быть здесь в дни оказания помощи пострадавшим от землетрясения (декабрь 1988 – январь 1989-го годов). Но ведь и здесь с нами был Пушкин.
     Памятников А.С.Пушкину я там  не видел, не до того было,  хотя они наверняка были, но  мне  рассказывали, что недалеко от Спитака и Кировокана почитается место, где по преданию, А.С.Пушкин в 1829 году встречал траурный  поезд из Ирана с гробом другого русского великого писателя А.С.Грибоедова. Судьба свела обоих Александров Сергеевичей вместе.
         В 1996-м году мне пришлось участвовать в проверке Ленинградской педиатрической академии. Нам удалось тогда побывать на Чёрной речке, злополучном месте дуэли и смертельного ранения Пушкина, после которого он уже не оправился. Мрачное место. А на следующий день с доктором М.А.Петровой мы побывали в том доме на реке Мойке, в котором Александр Сергеевич и умер тогда после  ранения в живот.
     В 2006-м году, во время празднования полувекового юбилея окончания нашим курсом Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова, мы – бывшие слушатели - встречались в сквере перед Русским музеем на площади Искусств у памятника А.С.Пушкину.
     P.S. Итак, очерк о моём Пушкине завершён. Это потребовало памяти, поскольку никаких записей я не вёл, и уточнения хронологии событий.
      Главное в том, что он - живой. Прошло почти два столетия со дня его смерти, а кажется, что он только что вышел ненадолго и вот-вот вернётся. Важно и то, что он совершенно свой. Верно сказано: «Пушкин это наше всё!»
Февраль 2017 г. Саратов.