Как я пишу

А,  действительно,  как же я пишу?  И вообще,  можно ли про меня так сказать?  Ко мне больше подойдёт  —  рассказываю. 

И всё же…

Но сначала — о побудительных мотивах.

К кому-то приходит муза,  а ко мне — музыка.
Она начинает звучать во мне и не утихает до тех пор,  пока всё не расскажет.  А я тем временем записываю.  Так появились новеллы  «Ритурнель»,  «Пустое кафе»,  «Музыка в ночи»,  «Катрин и Трубач»,  «Одиночный этюд»,  сказки  «Мужское сердце»,   «Поцелуй дождя». 

Или,  невзначай,  что-то увиденное или услышанное так удивит,  что неудержимо захочется поделиться этим с другими. Понимаю, что поступаю в этом случае,  как ребёнок,  который кричит восторженно:  «Мамочка-мамочка,  посмотри скорее,  ч т о  я нашёл!» и протягивает на ладошке красивого или вовсе обычного жучка. Но, тем не менее,  продолжаю это делать в надежде,  что кто-то ещё не знает,  что на свете есть такой «жучок».  Цикл «Слайды»  — как раз об этом.  В нём  —  запечатлённые в прозе мгновения жизни:  «Подсолнух  —  карманное зеркальце солнца»,  «Больно»,  «Сердце даю»,  «Три луковички»,  «Слёзы под микроскопом», «Вместе теплее», «От ненависти до любви».

А ещё есть радость открытия…
Это,  когда обычное,  привычное и внешне неприметное вдруг обретает новый,  доселе скрытый от тебя смысл.  Об этом —  в рассказах и миниатюрах «День, когда я поняла,  что люблю его»,  «Тайна имени»,  «Температура»,  «Всё живое любит тайну», "Тень цвета солнца".

И,  пожалуй,  самый важный повод  —  успеть рассказать об уходящей натуре. 
Ведь не должно же исчезнуть без следа то,  что  б ы л о!  А наша память,  как туго натянутая струна,  только тронь,  и… польются «Вишнёвые слёзы»,  закружится «Мамин вальс»,  заиграет в лучах солнца  «Царское варенье»,  засмеются вместе с тобой «Старые девки»,  обнимёт яблочным ароматом "Старый сад" и запоёт душа,  вспоминая  «Чем пахнет лошадь»…

Ну,  а теперь,  собственно о том, — как я пишу.

Как оказалось,  —  по-разному.  Нет у меня никакой системы,  нет и правила.  Но одно скажу определённо:  никогда не составляю планов,  не думаю о композиции и прочих ненужных мне вещах. Ведь я не создаю крупных форм.

«Перо» и бумага мне тоже без надобности.  Пишу сразу «набело»,  на компьютере,  обычно,  по ночам. Главное для меня  —  начало.  Будет оно удачным,   и всё остальное  пойдёт гладко. Никогда не ставлю перед собой задачу: непременно написать такое-то количество строк или закончить начатое.  Пишу,  пока есть настроение.

Как и для чтения,  для написания требуется замкнутое пространство,  ощущение,  что тебя не прервут.  Но если процесс поглотил полностью,  я могу и не замечать отвлекающих моментов.

Прежде,  чем обнародовать,  тщательно вычитываю текст.  Но вот какая странность…
Почему-то, в Ворде я редко замечаю погрешности,  как ни стараюсь,  но стоит только опубликовать на сайте,  все нелепицы с несуразицами  — как на ладони.  Выходит,  чтобы «увидеть» текст,  мне необходимо взглянуть на него глазами читателя.  Вот вам ещё один вид экстремального спорта,  смеюсь.  Представьте:  сидит,  такая,  перед монитором и твердит:  «Только бы не пришёл,  пока я редактирую,  кто-то из тех,  чьим мнением я особо дорожу!» и поминутно «бегает» в список читателей,  дабы убедиться,  что никто не видел огрехов. И  — вот оно,  победное «Успела!».

А однажды не успела. В новелле «Глебов» я обмолвилась о художнике Поленове,  обозвав его Паленовым.  Не могу себе простить эту дикую оплошность.  Было бы не так обидно,  если фамилия оказалась малоизвестной,  но  ведь картины Поленова любимы мною с детства. Этот казус был замечен строгим, но справедливым критиком сайта.  До сих пор,  как вспомню,  краснею.  Но свои занятия экстримом не прекратила.  Адреналин,  знаете ли…