Герои спят вечным сном 9

Начало:
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее:
http://www.proza.ru/2017/02/07/964

Глава девятая
Егеря

Сторона моя лесная,
 Каждый кустик мне - родня.
 Я пути такие знаю,
 Что поди поймай меня!

 Мне там каждая знакома
 Бороздёнка под межой.
 Я - смоленский. Я там дома.
 Я там - свой, а он - чужой.
Александр Твардовский.

 
Если нельзя, то можно, ведь крыльцо - не двор, и Витька - не младенец. До чего тяжелы двери, до чего высок рубленый порог! Дерево, отполированное жизнью с людьми, как в Ступанках, даже протрещины на тех же местах, а крылечко другое и послух посёлка непривычен.

Палешанские хутора - особь статья. Дикие бары Детинцевы спокон владели неудобной землёй с неудобным населением посредством неписаного правила: "Не выдай нас, господин, а мы тебя не выдадим".

В идеале при устройстве феодального общества предполагалось, что дворянин - это поставленный царём хозяин, двор которого главный над дворами приписанных к помещичьим угодьям крестьян, а крепость призвана объединить их для защиты от бед извне.

Как на деле вышло - все знают: везде едино, кроме потаённых мест, о которых не распространялись потому, что с законом происходящие там события совпадали весьма случайно.

В некий год некий царь пожаловал за некие заслуги Федьке Детинцу прозябающее меж трясин сельцо Палешь, а в нём полтора человека жителей и пахотной земли - сколь смогут нашукать у болот.

Первый Палешанский барин был в преклонных летах, но женат на женщине детородного возраста. Три сына выросли средь местных реалий, огляделись и сделали вывод: их имение, коли с умом подойти, да молчать во весь голос, - "золотое дно".

Чичиков Павел Иванович мёртвые души скупал, Детинцевы живых с того света воскрешали: не всех - особо одарённых, а попросту сказать - воровали мужиков.

Уходил от "Коробочки" или "Плюшкина" в какой-нибудь Пензенской или Тамбовской губернии за дровами молодой толковый парень и навовсе пропадал. А средь дремучих болот являлся живым некогда умерший в младенчестве или никогда не существовавший крепостной господ Детинцевых. Семью его, если женат, тем же порядком умыкали или выкупали по случаю, тщательно подготовленному.

Бабы в Палешах "рожали" стабильно, детишки "выживали" все. Грех конечно, только бывало, что одного и того же младенца крестили несколько раз, лишь бы у Марьи или Дарьи праздного года не было.

Земли бросовые, с леса прокорм, но больше - оброком. Мастеровые Детинцевых по округе славны, приказчики сидят до самой до Москвы и дальше, про охочих сторонничков да лихих работничков - молчаливый сказ, особая ведомость.

Отпрыски господ служили по военной и статской, покоряли далёкие просторы, вели всяко-разную деятельность, а коренная ветвь - помещики (предприниматели), крепкой владела рукой.

Дабы не обронить тайну в суете, жён Детинцевы предпочитали брать из своих крестьянок, для себя выращивали. Там, наверху, разрешочки да посмешочки: Дикие, мол, чего сказать. Однако, недоимок нет ни по каким статьям.

"Не выдай меня, а я не выдам!" Круговая порука туда и обратно - не идиллия, но железная власть. Выйдешь из барской воли, гляди ка: забреют или окажешься никто, звать - никем, бумаги - липовые, а на твоём месте, под твоим именем другой, это в лучшем случае, а в худшем... Болото голодней проглота. Потоп Потап - пойскать пока б!

Однако, на судьбу не жаловались зажиточные и грамотные люди Господ Детинцевых, ведь вокруг "ОГО!", а у нас "АГА"!»

Спокойней эдак-то: торговать от имени барина, барским же товаром, кнуты лишь с одной стороны получать, и отовсюду - пряники...

Соделал чего - к "Дикому" по всем вопросам, а дальше - наказали, аль выгородили - кто там знает? Да, нет никто. Рекрутчина побоку, и каторжане отсутствуют.

Отмена крепостного права организацию не очень пошатнула, потому что слабо в царскую милость поверилось, а про веник и разбросанные прутья памятовали все.

На тот момент в сообществе было шестнадцать коренных родов с преродниками: голова на присно поминаемых населённых пунктах, щупальцы вона расползлись! Картель, синдикат... Как хошь его кличь, и барин - фирменный знак, юридическое лицо, заступа перед властью.

Витька имел отношение к хуторам, так это называлось: Анисьин отец - преродник по Соболевым, Сомовы - по Деменковым. Непосредственными владельцами Палешей были поочерёдно Фёдоры и Егоры.

Сразу после переезда Советского правительства в Москву текущий Детинцев, Егор Фёдорович совокупно с крестьянами сгулял ходоком до Ленина и объяснил: власть может быть разной, Россия - одна. Места уникальны по природным особенностям.

Результатом стала охранная грамота на пятьдесят лет и право помещику безбоязненно жить в своём доме школьным учителем, научным сотрудником или в другом качестве,- как понадобится органам местного самоуправления, которые под политический заказ сформировали на раз.

Можно бы предположить, что контрам в Детинцевом приюте способно угнездится, бандитам спрятаться и нападать, но повернули хуторские мастера гати, закрыли дороги так, что без особого дозволения конному не проехать, и на пешем много не увезёшь.

Гражданскую пересидели, в голод уцелели, с нэпом поднялись, а коллективизация! Даже обобществлять ничего не понадобилось: сменили вывеску, названия должностей, открыли проверяющим гроссбух - и всё.

Конечно, копали простодушные большевики под "покорных разбойничков" (так тишком звали хуторских), но при многовековом опыте законного и безмолвного возражения властям это - плевок об дорогу!

Подати платим, в общественной жизни участвуем (пионерский лагерь для рабочих летом и зимой, биостанция и прочь), Чего ещё? Граничащий с избытком достаток? Потрудитесь с наше, организуйте своё хозяйство по нашему образцу, и вам то же будет!

Чётко вписалось предприятие Детинцевых в социалистическое общество, живёт себе, функционирует, и закон излишне нарушать! Кулачьё близко не стояло, даже личный скот отсутствует: хутор - бригада. Тройка Хуторов - отделение. Собственная переработка мяса и молока, народные промыслы, оказание услуг населению, магазины в городах...

Воров нет по очевидной причине: всяка трата - суть зарплата. Учёт работ в каждой бригаде, внятный устав, во главе только домохозяева. В случае перебора - вылетишь, не поймают! Прощение у попа, а тут! "Широка страна моя родная!"

У советских деятелей хватило ума чрезмерной отправкой на фронт не обескровить структуру перед лицом оккупантов, сделать готовую агентурно-разведывательную сеть костяком партизанского движения, что вызвало весьма живой отклик у всех её членов от мала до велика.

Вот, под это вот решили подкопаться фрицы, забыв, что рак славен метастазами, даже аэрофотосъёмку ведут (с утра казалось Витьке, что самолётик порокатывает).
Впрочем, Павел объяснил: "колхоз" тут мощный, своя авиация есть в разной степени развитости.

На сегодняшний момент имеются четыре летательных аппарата: Буцефал, Росинант, Гамадрил и Кабыздох. Живут на отбитых у немцев ГСМ, * иное, баяли, дровами питаться может, а "Гёрингом" * этой армады - Парфён Деменков, отец Андрея, который "героям" вечным сном спать велел.

Про имена и отчества аэропланов Витька после узнал, теперь же сидел и удивлялся: зачем фотографировать лес с болотами? Ёлка, и засохшая, сверху долгое время зелена. Водная примета? Кругом водоёмы, не труд – спутаться.

Каменных строений – отродясь не было, бревенчатая церковь сгорела в тридцать восьмом: войну предполагая, убрал Господь заметный ориентир. Часовня осталась – укрытая бреднями, спрятана под пестротой.

Манефа сказывала: древес по крышам навтыкано, на плотинах и отмелях – тоже. Неярким лоскутьём обвешали их, чтоб наблюдателя "морализовать". Витьке забавно, как ужом извернулось нерусское слово, насмешкой высунуло двойной язык.

Выбрался Витька на двор, свериться: омытый дождями дух не ударил в лицо, свет из дверей не изменился. Настил под ногою решётчатый (грязь способно отирать). "Тле-тле-тле", хлопают листвой осинки. "Прав, прав", занудствует над червяком петух. Живём - не ценим! Наконец то можно сидеть без опаски, что настигнут и убьют.

Распогоживаться, будто бы, стало: по сырому тёплый ветер потянул, собирать Божьи слёзы для новых туч. Запрудка справа (колесо почвякивает), значит, напротив городуля жердястая – дровяной сарай, за ним - медицина, Акулины апартаменты.

Левее дорога, пересекающая площадь, а там - дугообразно сомкнулись дома с крытыми промежутками - друг к другу прилеплены. Все на подклетях. Так теплей и просторней.

Манефина хата исконная, особняком стоит. Сзади ворок, хозяйственные постройки, огород, забором которого плотные, нетронутые деятельностью человека, перековылюженные болотами, дыбятся леса.

До сих пор служили они надёжной защитой, крепким кордоном, местом спасения многих, но дан приказ, и вошли под сень ловкие хитрые чужаки, стали буреломом, кустами, глазом и ухом гибели.

Только не на тех нарвались! Привыкли хуторские землю свою охранять и беречь не для славы, не для платы, но чтоб самим жить и преродника в целости держатьь. Старообрядцев из себя не корчат, бьют "врага" его же оружием.

 Наскочит какой-нибудь новатор мелиоратор! Надо, мол, болота осушить, лес на службу людям поставить, реки вспять повернуть! А ему: идея, мол, хорошая, но техническое обоснование давайте сверим. Смотрите! Тут и тут! Как вы считаете, что следует делать? Глядь, через три недели он уж ярый заступник за девственность природы, мчится в Москву, костьми ложиться, работу научную пишет и не догадывается, что его тихо переагитировали.

Нонешняя напасть без дураков, настоящий враг: горе несёт, смерти просит. Всё поднялось и вышло на поиски, все причастятся сегодня убийству, потому что живыми умельцы эдак скрытничать остаться не должны.

Справятся, поди! Шумнуть нельзя, стрельнуть - тем более. Зато привычны каждый малый и каждая девка, не говоря уже о взрослых, кинуть нож так, что и лосю не мимо виска. Сплошные тут егеря, даже курицы с петухами!

Витьке нет занятия, консультант твою налево! С крыльца сойти боится: а вдруг обратно дороги не найдёт! Палку бы взять, да где? И потом: из каждого окошка наблюдают, с чердаков и сеновалов. Только шевельнись, будто сквозь строй!

Кому взвар жидок, кому жемчуг мелок. Давно ли по мертвецам ходил и не задумывался, как сам-друг выглядит. Нет, не то смущает: всё равно без палки никуда, потому что ноги роб'а сковывает, голову кружит. Хоть бы метлу или старый гольн'ик * попался. Да вот он! Длинный такой, крепкий.

- И что делать собираешься! - Хлестнул визгливый голос, словно удар бича. - Разве можно без спроса, да ещё спиной?

Чья бы то? Возраст каков? Надо отвечать, или шла бы совсем? Задался вопросами Витька и решил не обращать внимания.

- А ну, быстро в хату! - замолотила эта, будто цепом по снопу, - Быстро, я... Послушай, ты что, дурачок, да? Или я... Ого! Да ты слепой!

На Цише похожа, только отродья бабского, усмехнулся Витька и с места не двинулся.

- Последний раз тебе говорю! - Надрывно завопила девка и, подхватив за пояс, попыталась взволочь по ступеням.

Витька машинально отмахнулся гольником, куда пришлось, пяткой припечатал.
- А! Ты драться, негодяй! Ну, получи...

Почему-то, получить не получилось. Вопль подох на вдохе, и тихий, пришёл ему на смену вопрос:
- Что за шум, а драки нет?

- То есть, как нет! То есть, как нет! Он негодяй! Он просто сволочь! Он...
- Слушай меня, умница...

Из дальнейших слов довольно пространной тирады уважающему себя человеку не совестно было бы произнести только четыре:
- Ещё раз... в пруд.

- Чего?
- Того самого: ещё раз... в пруд. Повторить, или как?"
- Бабушка! Деменок матюкается!

- Сидить Кузя в автобузе, - Пропела с порожка Манефа, -
Автобуз качается.
Не любите, девки, Кузю,
Кузя матюкается.

Понаехали, видишь ты! Люди-то гибнут, оно-то плывёт! Иди уже, милая, иди. Ждут тебя, давненько заждались.

Пойти не сталось, а вышло, обернувшись, броситься по перилам, вверх по навесу крыльца, в слуховое окошко на потолок. А Витьке в руки ткнулась большая гладкошёрстная собака. Выскочила, видишь ли, подрылась под сенями, на помощь пришла.
Нет, стой ты! Как подрылась? А подклеть! Глухая там стена, зашитая!

- Собака. - Бормотнул Витька.
- Ну да, не козёл, - подтвердил отповедавший визгунью парень. - С ошейником, просто вот!
Андрей! Конечно. Тот самый, предводитель юннатов, только за время, что не виделись, голос сломался.

- Собака.- Повторил Витька.
- Знаешь ты, - предположила Манефа, - может, не псы вовсе, а иное?

- Как не псы? - Спросил Андрей. - Волк, что ли, в овечьей шкуре? Или мерин? Глупости. Смотри, перекрещу её. Видишь! Ничего не подеялось. А почему, собственно, тебя собака изумляет?

- Сегодня всё изумляет. - Сказал ещё один парень, Витька не разобрал, кто таков.

В кармане остался пряный комочек. Пёс принял, лизнул ладонь, уселся у Витькиных ног.
- Признал тебя. - Констатировал некто третий.
- Он признал, я не признаю.
- Костриков Миша, Тиханенков Сергей, - представил приятелей Деменок. - Кому ещё быть. Мы вернулись, а здесь вон что! Скажи про собак! У этой на ошейнике бумажка в прозрачной трубочке. Дай, гляну. Ого! Нахтигаль. *

- Имя, небось?
- Нет. Имя гравёром выбито: «Рон".

- А ну, проверим! Сколь их, бабушка?
- Пятнадцатая, - загробным стоном вымолвила Манефа. - Трубки такие ещё у двух.

- Смотри, Серёня, «танненбаум»! *
- В третьей - какая-нибудь «либелла»? *
- Нет, «зонне".
- Едино про природу.

- Сколько изначально псов? - Спросил Миша.
- Должно быть восемнадцать. Шесть погибли. Три группы там.
- Правильно. Три группы, три подтверждения. Отзовись, или хуже будет!

- О, Господи! Так-перетак! нет просвета! - Выдохнул Сергей, сползая спиной по притолоке. - Думал, высплюсь, раз, передва!
- Зачем сквернословить, - вслух высказал Витька фоном идущие размышления и осёкся, испугавшись обиды.

- Правильно, - поддержал Миша, - совсем ни к чему. Лишнее это, отягощает.
- Ну да, - пробормотал Сергей. – Слово - с родного, а мы бляскаем, того гляди, загоримся.

Витька дрогнул сердцем. Известное дело: когда выживание группы зависит от действий всех и каждого, в ней формируются своеобычные взаимоотношения. Понятно, аки пень, и всё же? Что видели ребята! Через что прошли, если даже простые вещи несложны! А всего-то (как принято говорить) - десятый класс в этом году! Комок подкатил к горлу, и не понять, радостно, или нет.

- Щей налить вам, - предложила Манефа. - А то, хотите, кашицы с маслом?

- Всё хотим, если честно, - признался Андрей. - Дура, смотри, помчалась, вон! Это знаешь, из городских, беженцы. Такое сегодня с ними было! такое! Вообще!!!

- Слушай, займись чем-нибудь, а!- Возмутился Миша.
- Да ладно, им не повредит, - осадил гневное слово Сергей. - Хуже, навряд, станет. Пусть выскажется.

- Раму подбили, Фокке-вульф, - повёл живодавящую тему Андрюшка. - Потроха посыпались прямо на луг. Сколько? Четверо лётчиков, ещё, может, шесть или около того... Мы далеко были, но видели. А там беженцы, бабы, зелёнку, что ли, косят! Эти попадали в стропах, а те, штук пятьдесят! Вилами, представляешь! С кустов другие набежали, дети - тоже. Получается: самочинная расправа толпы! Смотрю: разъярённое скопище без разума, без человеческого облика... Того и гляди, друг друга калечить начнут. Делать-то что! А? Чего ты сделал, Тиханёнок?

«Врёт, как очевидец, - отметил Витька. - У рамы меньше экипаж». Но история всё равно взволновала, или передалось состояние Андрея.
Сергей положил ложку, задышал, будто гонятся за ним.

- Я подумал: тронь одну, всё на меня развернётся. И вот решил, узнать кого-нибудь, окликнуть по имени. Но где уж нам уж! Ни лиц, ни взглядов, одна чернота огненная. Тогда наотмашь позвал: - Валентина Петровна, что происходит? Может, помочь вам? - Спросил, и рассыпалось. Тётки брызнули кузнечиками. А там!!! описать сложно. Знаешь, Сомов, отошёл, гляжу: призрачное видение над этим местом, сатана собственной персоной! Жить теперь надо, выбираться. Я же, твоё дело, - матюком.

Видишь ты как! Немцы с парашутами прыгнули, а бабы - всех побили. Вопрос предполагает ответ, повествование - оценку: "что им оставалось..." "Другой бы на их месте..." "Какой ужас..." Витька порадовался, отсутствию слушательских слов и впредь решил их поприудерживать. Вернее будет.

Дальше сталось так: ребята добежали в Ясенев, до ближайшего телефона. Андрей позвонил, доложился и выяснил: самолёт подбит Зурабом, раненым пулемётчиком, оказавшимся на месте и вовремя. - Выздоравливающие праздно не сидят, каждая минута для победы!

- Вы теперь как? - Спросил Витька.
- Никак, нажматься и накак, вернулся в настоящее Костриков. - третьи сутки на ногах, и всё же, следует по нихтегалям. Хорошо, если без нас обнаружили. А нет!

- Первые две вчера пришли, перед вечером, - уточнила Манефа. - Он прикармливал, не всем досталось.

- Эти Фрицы - главные собачники. – Сергей будто вынырнул из дрёмы, одолевшей после еды. - Обязательно прибрать.
- По возвратному следу, - подтвердил Миша, - и чтоб молча.
- Ага. Диски проверил? Ну, благослови нас, командир.

Витьке завидно и страшно. Понимает: если видел бы - не смог с ними. Надо местным быть, чтобы там пройти, где гаду неповадно.

Андрей – с Кладезя, недалечко тут; Миша – с Кострикова (по фамилии хутор); Сергей – с Верхнего; На Талом – Буканины; На Сенькином – Кружилины; на Южном – Полухины; на Дальнем- Болотины. Ещё есть Громенковы, Соболевы… Остальных Витька забыл, потому что в Ступанской школе ребята оттуда не учились. Андрей подсказывает: Дугановы, Самощенковы, Сошниковы, Коптичевы, Золотовы. Ясеневские – двое. Вот – все умельцы! Куда только лезут!

Итак, обрели три егеря трёх обученных для войны псов. Сергей прибежал к стылому телу. Осталось – драпанувшую тройку дорезать и скарб собрать.

Михаил застал "Мамаево нашествие": пять Соболевских шавок против двух автоматчиков (другие где?): "Огонь, и пар, и пыль, и дым!" Роль арбитра подошла вполне. Удалось уберечь от пуль Рона, лай которого понудил немцев подняться, помог завершить кантату посредством ножей с обеих рук, пристукнуть раненых.

Андрей сам, будто собака, «ухватил след», чуть загодя почувствовал парфюм и откомандовал псу возврат к Витьке с тем, чтобы взять противника живым. Оказалось - там четверо, и пришлось ограничиться предоставлением начальству документов.

«Берсерк - воин Одина, - вспомнил Деменок, - умеющего делать так, что враги слепнут, глохнут, душу охватывает страх, мечи - не острее палок. Его же люди идут в бой без доспехов, словно бешеные волки: грызут щиты, сравнимы силой с медведями и быками. Убивают всех подряд: их не взять ни огнём, ни железом. Это называется - впасть в ярость берсерка».

Смех, честное слово! В ярость не надо впадать: достаточно поставить рядом потрошоную женщину из Туркова и мамку. Причём тут ярость! Холодно, ясно становится, руки сами творят, тело – пружина, и зачем убивать всех подряд, если главное, - чтоб любой ценой убивать перестали.

Хрен бы его, берсерка! На самом деле, - способ одолеть таковых (помимо явной бойни) «предельно прост»: внедри в головушку сомнение: «зачем тебе?», «во имя чего идёшь?» « И разбегутся викинги, как после Полтавы.

Андрей ни в жись бы не пошёл за Одина, и за Христа не пошёл бы, потому что не надо то Христу. Все крестоносные войны – ужас какой-то! Грех незамолимый. Может быть, Андрюшкины «подвиги» - тоже грех (чем ещё бывает убийство), но при мысле о Вадяникове, Стомоле, Черемисовом, Клинках… всяка покаянность отпадает. И не месть это, а желание – прекратить. Что же повело на лугу? Тётки вымазалисьв гибель, вот чего.

Трое не стали друг друга дожидаться, отправились, каждый в свою сторону. События произошли.  Собаки вернулись, и благостная, будто смерти нет, поплыла над миром тишина.

Ветер, по ему известной прихоти вздыхающий, посредством вершин странную завёл мелодию, без размера и такта озвучивая лишь Господу принадлежащие дали, имя которым, Русь.

Наверно, где-нибудь есть граница, где-то разливаются моря, но отсюда – «Три года скачи, ни до какого государства не доедешь!» Витьке странно: как разгорелось? Зачем вспыхнуло? Кому помешало!

 По-разному двуногие созданья понимают это, ох, по-разному! И не дай Бог, очутиться здесь чужим. Горе яблоку, если оно не вдохновит ушибленного мыслителя на великие свершения!

 
1. Подклеть – род кладовки (сарая)
2. ГСМ – горюче-смазочные материалы.
3. Гёринг (нем. Транскрипция) – главнокомандующий германских военно-воздушных сил.
4. Гольни’к (голик) – берёзовый веник без листьев.
5. Nachtigall – соловей.
6. Tannenbaum – ель.
7. Libelle – стрекоза.
8. Sonne – солнце.
9. Рама (Фокке-Вульф-189 Uhu) - трёхместный тактический разведывательный самолёт.
10 .«Три года скачи…» - Николай Гоголь.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/02/08/2233