Из рассказов о мексике

КАРЛОС И САРА
В этот вечер маг Карлос учил меня спокойствию.
Мы сидели в маленьком кафе возле Дворца губернатора, и он говорил мне о своем полете; на самом деле летать он не мог, ибо не имел крыльев, но я закрыл глаза и мне показалось, что Карлос поднимается все выше и выше, а внизу болото, похожее на болото жизни города, в котором мы с ним находились, города сплошных пятен. Да и болото, над которым летал Карлос, было всего лишь пятном, случайно проступившем на равнине, а за ней шумела сельва.
Карлос был сосредоточен на своем полете, но он, как обычно, много говорил, главное, что я услышал - о Книге Больших Откровений, начинавшейся с Острова Обезьян - первой главы, ее осилить мог только посвященный в Сладкое Таинство, тайный жрец, но мне он ничего открыть не мог, ибо был связан клятвой.
Я был скептиком и не верил ему, но внезапно чашки на столе стали двигаться,
на картине с индейцами в поле появились лунные блики, а день еще не перевалил за свою середину.
- Как у тебя это получается? - спросил я, но он мне ничего не ответил - только усмехнулся сквозь зубы и из его рта вырвалась струйка ароматного сигарного дыма, обволакивая меня. Я замолчал, пытаясь понять, как у него получается ВСЕ это, а он еще раз усмехнулся и тотчас лунные блики на картине пропали, а струйка дыма испарилась.
К нам подошла дочь хозяина кафе Сара, ослепительная, как Полярная звезда.
- Только без своих шуточек, - попросила она Карлоса, а он почему-то съежился, как гриб на сковородке, и отвел от нее глаза, но она перед уходом попросила еще раз:
- Без шуточек!
Мы пили кофе из Халапы и молчали минут десять. Каждая минута прибавляла в весе, раздваивалась и расстраивалась, тяжело дыша, будто поднималась по лестнице, конца которой не было видно.
- Я из ольмеков, - сказал Карлос. - Самый последний. Только забудь об этом, ладно, ведь все равно тебе никто не поверит, что ты знаешь стопроцентного ольмека из племени ягуаров, считавших, что горе проливается дождем, а солнце потом этот дождь сводит на нет. Без дождя все бы умерло, но и без солнца жизнь немыслима. Ольмеки создали лучшую цивилизацию на этой земле, лучше, чем майя и ацтеки, но потом они исчезли - стали песчинками в Океане Вечного Разума, но майя и ацтеки этими песчинками воспользоваться не смогли, и начали творить все заново, проливая потоки крови, захватывая чужие земли, возвеличивая людей, как богов. Глупцы, они не предчувствовали возмездия, которое пришло с безумными испанцами, алчными и делающими вид, что они верят в Единого Бога, силуэт которого быстро заполнил всю эту усталую и мозолистую землю.
Да, ацтеки и майя сражались, но в прежних жизнях они сделали массу неразумных поступков, не желая пройти Тропой Очищения, вот и потерпели поражение. Они погибали, не боясь смерти, как настоящие воины, отстаивая свои города, поселки и пирамиды, но что они могли сделать против цивилизации, опередившей их в развитии. И тогда запылали костры. Жгли непокорных и родственников этих непокорных, не щадя стариков и детей.
- Брось, - сказала Сара, неожиданно возникнув перед нами, - излагать свою точку зрения, ибо она у тебя поверхностна, хоть ты и считаешь себя последним ольмеком и поклоняешься стихам Карлоса Пельисера, который ольмекам посвятил всю свою жизнь.
- Он был великим человеком, - сказал Карлос и стал стучать по столу костяшками пальцев; сразу же наши кофейные чашки поднялись на несколько сантиметров и застыли над столом.
- Хватит фокусничать! - сверкнула глазами Сара; один был карим, а другой зеленым. Чашки моментально опустились на стол.
- Уймись, Сара! - попросил Карлос. - Я устал выполнять твои повеления, к тому же они мелки по своей сути, но сейчас я не стану с тобой спорить, потому что совсем скоро...
- Даже и не думай! - гневно перебила его Сара, и исчезла, как и в первый раз.
- Она несносна, - пожаловался на девушку Карлос. - Но она мне нравится, ведь ее душа и тело соразмерны друг другу, что в штате Табаско случается крайне редко. Летая над болотом, я, позволь признаться, думал о ней, а она, как обычно, гневно обрывала все мои мысли, словно лепестки цветка, постоянно бурча, что от меня нет никакого толка, из чего я сделал вывод, что она думает обо мне. А потом я представил две стихии - Мужскую и Женскую,
о них рассказывается в Книге Больших Откровений. Они рвутся навстречу, не боясь никаких преград, но при этом находятся на середине деревянного моста, нависающего над Океаном Жизни, откуда можно свалиться, если сделать неверный шаг, но Сара ступает медленными шашками, будто японская гейша, воспламеняя все вокруг себя, а я безрассудно мчусь ей навстречу, как автомобиль вдоль кривых улочек Вильяэрмосы, крохотных, со множеством поворотов, не сбавляя скорости.
- Почему? - хотелось спросить мне, - но я не озвучил своего вопроса.
- Потому, - объяснил Карлос, - что мы расходимся с ней, так и не искупавшись в одно время в Океане Жизни, а потом она убегает от меня, боясь, что я смогу ее приручить. Убегает, не оставив мне ничего - даже своего башмачка, только свое дыхание, от него я пьянею, но я не стану ее добиваться - магам предписано Вечное Одиночество, им нельзя приближать Женскую стихию к себе слишком близко. Но вместе с тем мне хорошо нести в себе ощущение, что Сара близко от меня - в этом здании, на этом этаже, в городе, где живу я, постигающий Зигзаги Жизни.
- Опять ты за свое, - зашипела, как змея, Сара, - но голос ее ворковал, суля Вечное Блаженство, впрочем, об этом маг Карлос мог и не догадываться.