Повесть о Кате и Владике продолжение

_ _ _ _

     Наступил Катин день рождения.
     Это был необыкновенный день рождения. Мама не пекла пирогов, и гостей в дом не созывали. Всё происходило очень таинственно.
     Рано утром подняли детей и велели им одеться по-походному; только Кате в честь её праздника вплели в косы новые голубые атласные ленты. Потом папа и мама вручили Кате подарки: мама пластмассового кота в сапогах, какой был у Тамарки Копыркиной и очень нравился Кате, а папа книжку-раскраску про пограничников и цветные карандаши "Спартак". Владик подарил Кате две открытки. Одну он нарисовал сам: лавровый венок, переплетённый красной лентой, на которой было написано "С днём рожденья, Катя!"; а внутри венка - пятиконечная звезда с серпом и молотом. Вторая открытка была покупная. На ней трое итальянских или, может быть, испанских мальчиков писали на стене английскими буквами слово "мир" (не по-русски, конечно); а один мальчик стоял на атасе, чтобы их полицейские не сцапали.  Известно ведь, как буржуи ненавидят это слово...
     Из-за этих подарков у Кати сразу стало очень хорошее, праздничное настроение. И у Владика тоже. Они даже омлет съели без всяких капризов. А потом вся семья вышла из дома. Папа, кроме рюкзака, нёс ещё и мелкокалиберку.
     Они пришли на причал. Там стоял катерок, и моторист встретил их у борта. Моторист вытирал руки какой-то промасленной тряпкой, а сам улыбался. Он был папин знакомый и даже знал, что у Кати день рождения. И он поздравил Катю и пожал детям руки - крепко, по-взрослому. Моториста звали дядя Саша. Он хотел помочь Владику сойти с причала на катер, но Владик помощь отверг и спрыгнул сам. А Катю дядя Саша поднял на руки и поставил на палубу. Катя сначала смутилась, но потом ничего.
     Катер затарахтел и отошёл от причала. Перед носом у него по зелёной воде побежали морщинки, а за кормой забурлили бурунчики. Катя и Владик стояли на носу. Их обвевало морским ветром. Мимо проплывали берега. Потом, когда они вышли из бухты, один берег отдалился вместе с посёлком, а второй стал менять очертания. Вокруг было зелёное пространство, над головой какое-то перевёрнутое небо с облаками и солнцем, по воде перед ними бежала солнечная дорожка, а за ними расплывались по волнам круги пены. Кораблик немножко качало. Владик и Катя тихонько напевали "Марш нахимовцев" из "Счастливого плавания". Потом они спели "Злая буря шаланды качает", потом "прощайте, скалистые горы". После этой песни катер миновал Третий участок с домиками на берегу и самолётами Гидра Каталина на воде, и потянулись незнакомые сопки. Потом Катю стало немножко укачивать, но не сильно, и она сумела это скрыть.
     Тут катер повернул к берегу, вошёл в какую-то бухточку и ткнулся носом в песок. Дядя Саша спрыгнул в воду (он был в больших резиновых сапогах) и вбил в берег столбик. Папа бросил ему канат (конец называется), и дядя Саша привязал катер к столбику. Папа с мамой передали ему рюкзаки и мелколкалиберку, и папа тоже спрыгнул в воду. Они с дядей Сашей положили большую доску с перекладинками (трап называется) одной стороной на катер, а другой - на берег, и папа помог спуститься "мадам" - маме, то есть. Владик сбежал на берег сам, а Катю снял дядя Саша. Если бы её совсем не укачало, она бы тоже сама сбежала по трапу... Но, в общем, было ничего, не обидно, в конце концов, все мило улыбались, и над Катей никто не шутил.
     Берег был зелёный-презелёный, с голубыми островками незабудок и совершенно незнакомыми сопками. Вдоль моря тянулась полоска песка, слежавшегося, плотного, с морщинками от волн. Дети стали бегать по песку и швыряться им, но потом увидели, что взрослые собирают плавник для костра, и тоже занялись делом.
     Пока мама и дети сооружали костёр, папа и дядя Саша сделали из плавника что-то вроде скамеечки и что-то вроде стола. Плавника-то здесь была куча, можно хоть дом построить! Попадались целые стволы с корнями и даже с остатками коры. Те брёвна, которые лежали далеко от воды, прогрелись на солнышке и пахли лесом.
     Папа и дядя Саша забрели в воду и поставили сеть, а Катя и мама набрали цветов и украсили ими стол и лавочку. Владик в это время возился с костром - подкидывал в огонь деревяшки, разжигал конец длинной палки и писал ею в воздухе огненные знаки. Всем было хорошо. Тут в сетку попали две большие рыбины. Папа и дядя Саша вынули их из сети и дали маме. Мама послала детей с котелком за водой к ручью, а сама стала потрошить рыбу.
     Ручеёк стекал с сопки и впадал в море. Он был такой прозрачный и быстрый, но мелкий, и котелок никак не набирался. Пришлось сбегать за кружками, и кружками начерпать воду. Несколько кружек ребята выпили. Они только удивлялись, какая здесь вкусная вода - вкуснее кваса и морса!
     Пока варилась уха, мама накрыла стол вышитой салфеткой и выложила из рюкзака всякие вкусности: сыр, колбасу, балык, маринованные грибки, шпроты, галеты, печенье, конфеты. Ну и, конечно, квас для детей и водку с лимонными корочками для взрослых. Она достала из другого рюкзака посуду и расставила её так красиво, что получился настоящий праздничный вид.
     Все сели на скамейку из плавника и стали есть, пить и веселиться.
     Потом установили банки из-под шпрот вместо мишени и стали в них стрелять. Владик попал семь раз, и даже Катя один раз попала по краешку одной банки, а один раз почти попала: Владик видел, как банка дрогнула. Папа показывал детям, как стрелять из упора лёжа, с колена, стоя. Он-то не промахнулся ни разу, недаром он был Ворошиловский стрелок. Мама и дядя Саша тоже стреляли неплохо; но, конечно, не так, как папа.
     Потом детям разрешили разуться и побегать по траве босиком. Они уже сто лет не бегали босиком, с самого Юга! Это был такой восторг, что прямо сплошное восхищение! Травка такая тёплая, приятная и щекотится.
     Папа и дядя Саша время от времени выпутывали из сетки рыбу, мама потрошила и солила её, а дети резвились, как хотели. Иногда они подбегали к столу, брали конфеты или печенье и опять убегали играть - то у самого моря, где песок, то возле ручья, то взбегали на сопку.
     Несколько раз принимались есть уху, и взрослые при этом всякий раз пили водку, желая Кате всего самого лучшего, а дети пили свой квас.
      А потом Владик вдруг сказал:
     - Смотри, Катя, солнце заходит!
     В этот момент они стояли на сопке, уже обутые (мама заставила обуться, побоялась, что простынут). Внизу перед ними расстилалось море. Над самым морем громоздились облака. И прямо в эти облака садилось солнце! Облака от этого стали совсем разноцветные - одни оставались лиловыми, голубыми, серыми и белыми, а другие пожелтели, порозовели, покраснели, побагровели. Были и такие облака: сами синие или, там, белые, серые, а края у них горят жёлтым или красным пламенем! А по зелёной воде стелется широкая оранжевая дорожка - от самого солнца до самой земли...
     Тут детей позвали. Сети уже лежали на палубе катера, вещи были собраны. Пора было возвращаться домой.
     Катер снова затарахтел, попятился, развернулся, и от его носа снова побежали морщинки, а на солнечной дорожке снова закачались, расплываясь, пенистые круги. Стало прохладно. Папа укутал детей тёплым ватником. Ватник, наверное, дядисашин - такой промасленный, и от него немножко пахнет машиной...
      А солнце не совсем закатилось. Оно только коснулось воды и снова стало медленно всплывать над морем. Белые полярные ночи ещё не кончились. Это лето ещё не прошло...

_ _ _ _

     В посёлок всё чаще прилетали папины друзья-лётчики. Они непременно что-нибудь привозили с Большой земли - то лук, то чеснок, то яблоки. Яблоки мама давала детям во двор с наказом разделить между ребятами по-честному, чтобы всем досталось. Если яблок не хватало, их резали на кусочки. Но раздавать надо было всем-всем, с кем дружишь и с  кем не дружишь.
     - Потому что, - говорила мама,- не у всех ведь наши возможности.
     - А двадцать пятому дому тоже давать? - спросил Владик.
     - Непременно, - отвечала мама. _ Там тоже дети. Им тоже нужны витамины.
     - А если у нас с ними война?
     - Заключите на это время перемирие, - сказала мама.
     Бабушке из двадцать пятого дома она тоже обязательно выделяла яблочко, и бабушка сначала плакала над ним, а потом потихоньку ела...
     Однажды дядя Ваня Черевичный привёз целый мешок картошки, не сушёной, а настоящей, и целый ящик помидоров. Помидоры были зелёные, только некоторые беловатые, а другие немножечко розовые. Мама завернула каждый помидор в газету и вложила в папины чёрные валенки. Мама сказала, что там они созреют, станут красными, и тогда их можно будет есть. А пока нельзя.
     - Как же они созреют в валенке? - спросил Владик. - Там ведь темно. А растениям нужен свет. Анастасия Андреевна говорила, что у них без света не образуется хлорофилл.      
     - Хлорофилл нужен растущим растениям, - объяснила мама. - А наши помидорчики уже готовые. Им только нужно дозреть и покраснеть.
     - А-а! - сказал Владик. И больше об этом разговора не было. Помидоры так и остались в валенках. Вот картошку можно было есть сразу.
    А дядя Ваня в тот раз сидел грустный-прегрустный, ничего не ел, только водку пил.
     - Что, Ваня, невесёлый такой? - спросил его папа. - Случилось что?
     - Случилось! - ответил дядя Ваня и махнул рукой. - Конец Северу!
     - Как так? - не поверил папа.
     - А! - махнул дядя Ваня другой рукой, потому что в той, которой он махнул сначала, у него был стакан с водкой. - На Диксоне местком избрали! - и он выпил свою водку.
     - Закусывай, Ваня, - засмеялся папа. - На балычок-то обижаться не за что. Он ни в чём не виноват.
     На этот раз дядя Ваня послушался и балычок взял. А папа сказал ему:
    - Не журись, Ваня, и не падай духом! Север есть Север, он и не то пережил, а всё Севером остался. Где начальство, а где мы!
     И видно было, что папины слова дяде Ване понравились. Он засмеялся и стал с этой минуты не только пить, но и есть...
     А как-то раз пришёл в гости Дерябин и принёс письмо от тёти Домны. Это письмо она не сама писала, а писала какая-то Альбина, потому что тётя Домна по-русски писать не умела. Она диктовала, а Альбина писала. Но только эта Альбина сама была не очень-то грамотная, потому что писала как курица лапой, и ошибок делала больше, чем Владик. Но это ничего. Важно, что в письме всё самое главное про жизнь тёти Домны было рассказано.
     Оказывается, что тётя Домна живёт теперь у этой Альбины вместе со своим Антонасом и его семьёй. Антонас, оказывается, уже успел жениться на какой-то Оксане. Оксана эта с Западной Украины, и она верующая, только не католичка, а какая-то "юниатка". Но это, решила тётя Домна, в общем-то ничего. Для тёти Домны главное, что она в бога верит. По-настоящему повенчаться им не пришлось, потому что на Быковом мысу нет костёла. Но ксендз, какой-то там пан Мировский, всё-таки нашёлся и как-то там их повенчал. Кроме того, они записались, так что всё законно.
     Оксана женщина хорошая, и Антонаса любит, и тётю Домну уважает. Вот только детей своих у них не будет. Оксана как-то сильно поморозилась; это было давно, тому два года. Её с трудом спасли, но детей она теперь рожать не сможет. Тётя Домна об этом сильно горевала. Но внучка у неё всё-таки есть, потому что Антонас и Оксана взяли девочку из многодетной якутской семьи. Тот самый ксендз пан Мировский девочку окрестил. Зовут её Люся, Лючия. Она совсем маленькая, годовалая, но уже очень умненький и хорошенький ребёночек. Её просто нельзя не любить.
     Живут они помаленьку. Только Антонас очень болеет. У него не хватает витаминов, и зубы совсем испортились. Хорошо, что на Быковом мысу много рыбьего жира; тем более, что Антонас сам рыбак...
     И вообще, всё было бы хорошо, только тётя Домна сильно скучает по своим деткам, по Кате и Владису. Как они там без неё?
     Папа сказал, чтобы Владик и Катя тут же написали тёте Домне письма. И они побежали в свою комнату писать: Катя по-печатному, а Владик по-письменному. Всё-таки, он был уже второклассником. Письма у них получились совсем коротенькие, зато Владик их красиво разукрасил орнаментом и ещё нарисовал для тёти Домны букет цветов, колокольчиков и незабудок. Пусть тётя Домна почувствует, как они её любят.
    А мама набрала полную авоську свежей картошки и половину помидоров из валенка - тех, что покраснее; и все оставшиеся яблоки, и четыре лимона, и сделала из всего передачку для тёти Домны. А папа сходил в магазин и добавил к этой передачке колбасу, сыр, галеты и конфеты, целый большой кулёк. И коробочку монпасье.
     Собрали они эту передачку, вложили туда письма от Кати, Владика и от мамы, прибавили ещё несколько столбиков с таблетками витаминов "А", "Б", "Ц" - и Дерябин увёз это всё тёте Домне.
     Вечером за ужином только и было разговору, что про тётю Домну, про Антонаса и его семью. Владик сказал:
     - Больше всего меня радует, что Антонас всё-таки исправился. Был-был националистом, а теперь вот раз - и взял себе в дочки якутскую девочку. А если бы он остался националистом, то не взял бы. И у тёти Домны тогда не было бы внучки. Правда, папа?
     - Гм! - сказал папа.
     - Теперь тётя Домна уже не будет плакать от стыда, - сказала Катя. - А то она всё плакала.
     - Гм! - сказал папа.
     А мама вздохнула и посмотрела на часы. Тогда и дети тоже вздохнули. Намёк им был понятен: в постель...

       (продолжение следует)