Воспоминания. Часть6. Студенческие годы

        Заканчивая школу, я понимал, что необходимо продолжать учиться дальше, чтобы приобрести достойную профессию. Но, то принуждение к обучению, которое постоянно довлело надо мною все школьные годы, отбило у меня всякое желание к учебным занятиям.

        В общем, после школы я не стал сразу же поступать в ВУЗ, а уехал работать в одну из сезонных партий Каменской экспедиции, занимавшейся поисками и разведкой месторождений радиоактивных металлов в горах Тянь-Шаня.

        Эта работа помогла мне окончательно определиться с моей будущей профессией. В итоге, в следующем, 1960-ом году, я поступил на горно-геологический факультет Фрунзенского политехнического института.

        Зиму и лето, перед поступлением в ВУЗ, я проработал на обувной фабрике учеником, а затем машинистом швейных машин. Работа заключалась в нанесении декоративной строчки на кожаную заготовку модельной обуви.

        Умея, еще с детства, обращаться со швейной машинкой, я лихо строчил заготовки для обуви и, пройдя обучение, сразу же получил высший (восьмой) разряд машиниста.

        В этот период я упорно готовился к вступительным экзаменам в институт. Составил план подготовки и, в соответствии с ним, перерешал множество задач по математике, а по русскому языку и литературе написал двадцать четыре сочинения, которые проверяла моя старшая сестра Люся.

        Теперь, когда не было принуждения, я с удовольствием учился, отдавая этому все свободное время. Даже приходивших ко мне друзей я быстренько спроваживал гулять с моей сестрицей. И – ни одного развлечения в течение полугода! Даже – кино!

        Учился в институте я хорошо, хотя сильно и не перетруждал себя. Дважды сдавал экзаменационные сессии на «отлично», за что получал повышенную стипендию. Вообще, среди студентов нашего отделения сдача экзаменов по специальным предметам только на «отлично» считалась делом чести.  Все это помогло мне получить хорошие знания, очень пригодившиеся в последующей работе.

        В студенческие годы я регулярно занимался спортом, но, не обладая выдающимися физическими данными, высоких результатов не добивался. Тем не менее приобретенная мною в юности выносливость позволила мне завоевать третье место на общефакультетских соревнованиях по кроссу на 1000 метров и третье место по боксу (в своей весовой категории) на республиканской студенческой спартакиаде.

        На старших курсах я довольно успешно выступал на студенческих спартакиадах в соревнованиях по современному пятиборью (фехтование, плавание, конкур, бег, стрельба из пистолета).

        Особенно удавалась мне на таких соревнованиях стрельба из пистолета «на вскидку» по мишеням, открывающимся лишь на короткое время. Опыт верховой езды, приобретенный на сезонных работах в геологических партиях, позволял хорошо выступать в конкуре.

        Еще до поступления в ВУЗ я освоил плавание в легком подводном снаряжении (ласты, маска и трубка для дыхания) и часто совершал выезды на велосипеде к прудам и водохранилищам.

        Больше всего меня привлекали погружения в прозрачную воду прудов, где можно было плавать под водой по хорошо освещенным солнцем прогалинам в зарослях водных растений. Эти высокие растения тянулись со дна к поверхности воды почти вертикально.

        Однажды, во время купания на городском озере, носившем название Комсомольское, со мною случилось довольно опасное происшествие. В тот момент, когда я, в своем легком подводном снаряжении, вплавь пересекал озеро, у меня вдруг свело правую ногу судорогой.

        Рядом проплывала лодка с отдыхающими, но я не стал обращаться к ним за помощью, а поплыл к берегу, работая ластом одной ноги. Но, когда свело и вторую ногу, то мне уже ничего не оставалось, как продолжать плыть наперекор судорогам, буквально, совершая над собою жестокое насилие.

        Стараясь не сгибать ноги в коленях и превозмогая страшную боль, я все-таки доплыл до берега и, расслабив мышцы, какое-то время, лежал на мелководье. Вот так и пришлось мне, на глазах отдыхающих, лежать и корчиться от боли, пока судороги не прошли.

        Конечно, в таком состоянии доплыть до берега мне ни за что бы не удалось, окажись я без моего комплекта для подводного плавания.

        За время обучения в ВУЗе, я прошел пять летних производственных практик. Одну из них я проходил (в 1964 году) в горах Забайкалья – в пределах Малханского хребта, а остальные – в различных районах Тянь-Шаня.

        Летом 1961 года я работал в горах Нарынской области (в бассейне реки Кёкёмерен, впадающей в реку Нарын), в двух-трех десятках километров от озера Сонг-Кёль. В 1962 году – в восточной оконечности Киргизского хребта (в бассейне реки Чу), в нескольких десятках километров к западу от озера Иссык-Куль.

        В 1963 году мне пришлось поработать в пределах Сандалашского хребта (в бассейне реки Чаткал). В 1965 году – в пределах Сарыджазского хребта (в бассейне реки Сарыджаз и его притока Иныльчек).

        Еще до поступления в институт мне посчастливилось поработать на склонах хребтов Кунгей-Ала-Тоо и Чонг-Кемин (в бассейне реки Чонг-Кемин).

        За эти годы, да и позже, после окончания ВУЗа – во время работы на геологоразведочных предприятиях, в моей жизни произошло значительное число интересных событий и приключений, иногда довольно опасных. Большая часть из таких событий, представляющих интерес для читателя, описана мною в серии автобиографичных рассказов о геологе Романе.

        Эти события сохранились в моей памяти благодаря ее свойству избирательно запоминать только ту информацию, которая в свое время произвела на меня сильное впечатление. И к которой я не раз возвращался в своих мыслях, подвергая ее всестороннему анализу.

        А, поскольку, я привык анализировать каждое интересное с моей точки зрения событие, то все они и запечатлелись в моей памяти, можно сказать, навсегда.

        Мало того, приблизительно до сорокалетнего возраста я иногда с удивлением отмечал, что могу вспомнить практически все то, о чем я думал в любой из моментов моей жизни, включая детство.

        В то же время, запоминание по принуждению (школьные задания) оказывалось мало эффективным. И мне кажется, что причиной этого является моя, уже упоминавшаяся, нетерпимость к насилию, которая прошла через всю мою жизнь.

        В качестве примера такой нетерпимости могу привести то, что я всего лишь один раз в жизни (не учитывая боксерских поединков) расчетливо ударил взрослого человека, мужчину. И до сих пор я считаю, что лучше бы этого эпизода в моей жизни не было.

        Это случилось в долине одного из притоков реки Чаткал, на производственной практике после третьего курса. Я тогда работал техником-геологом и вместе с рабочим-промывальщиком по имени Рис-Мамат выполнял шлиховое опробование долины этого ручья.

        Как-то, по пути к месту работы нас зазвал к себе в юрту табунщик, кочевавший в том районе. Слегка хмельной кумыс, которым он нас угостил, так понравился моему рабочему, что тот, выпив полтора десятка пиал, опьянел и, в результате, никак не хотел покидать юрту.

        Мои уговоры не помогли, и я, махнув рукой, вышел из юрты, сел на лошадь и направился к объекту работ. Оглянувшись, я увидел, что Рис-Мамат, несмотря на свое нежелание приниматься за работу, все-таки едет за мною следом, сохраняя дистанцию в полсотни метров.

        Во время спуска по довольно крутому склону долины я пару раз останавливался и кричал ему, чтобы он взял пробу грунта. Рис-Мамат же, почему-то, никак не реагировал на мои требования.

        И вдруг, я слышу, как он, не повышая голоса, но с грязным ругательством, неожиданно заявляет:

        – Чего ты зря дерешь свою глотку...!

        Вот, тут-то я и понимаю, что он прекрасно слышит мои указания, но намеренно не исполняет их.

        Спустившись в пойму ручья, я соскакиваю с лошади, дожидаюсь, пока он подъедет ко мне и спешится, а затем, стараясь сдерживать себя, обращаюсь к нему со словами:

        – Рис-Мамат, напрасно ты не выполнил мое указание. Ведь сейчас тебе придется вернуться на склон и отобрать пробу!

        Но мой нетрезвый, чуть ли не сорокалетнего возраста, подчиненный и на это замечание отвечает мне руганью. В результате, у меня остается только один выход из создавшегося положения: немедленно заняться его перевоспитанием.

        И, тогда, шагнув к нему, я открытой ладонью молниеносно влепил ему очень весомую оплеуху.

        Даю слово, мне было нелегко решиться на этот удар! Во-первых, я в принципе не имел желания бить человека, а во-вторых, все-таки была опасность, что он схватится за нож. А это, в безлюдном ущелье, ничего хорошего мне не сулило.

        Нанести же ему боксерский нокаутирующий удар в челюсть я поостерегся, поскольку этот злостный неслух мог упасть затылком на каменные глыбы, лежащие вокруг нас.

        Тем не менее, мой хлесткий удар, как я и рассчитывал, дал желаемый эффект, поскольку лицо Рис-Мамата страшно исказилось от боли, и он вдруг заверещал:
   
        – Олежек, всё! Олежек, всё! Отлупил и хватит!

        Такое малодушие мужчины зрелого возраста меня просто поразило, но я был удовлетворен тем, что наш конфликт окончательно и бесповоротно исчерпан.

        Нужно сказать, что эта воспитательная мера пошла Рис-Мамату на пользу. Больше подобных инцидентов не случалось, но при первой же возможности он попросился в пару к другому технику-геологу. Я же стал работать с промывальщиком по имени Кадыр, с которым мы подружились.

        Иллюстрация: после практики в Забайкалье, октябрь 1964 года