Шел солдат домой

Так устроен человек, что всякий раз с приходом весны в его душе рождается надежда, которая поднимает из глубин твоего естества недюжинную жизненную энергию и уверенность, что уже сегодня, может быть, завтра все у тебя будет в полном порядке. А если ты молод и прикован к больничной койке, это чувство перерастает в неистовство и хочется встать, отбросить  в сторону костыли, дремлющие по соседству на полу, и идти, идти вперед — навстречу неведомому и такому притягательному сегодня.
Николай проснулся от осознания того, что боль в ноге исчезла. Еще вчера хотели ампутировать ступню, лечащий военврач поставил безжалостный диагноз: гангрена нижней конечности. Однако парень уговорил еще раз почистить рану.
-- Долбите, буду терпеть.
И вот боль утихла. Всего за какую-то ночь. Через неделю в их палату зашла, поскрипывая новыми хромовыми сапогами, сестра-хозяйка, которая появлялась среди раненых лишь при выписке выздоровевших, и бойко по-армейски отрапортовала: "Все на стрижку. Под ежика. А тебе, Кожемякин, под полубокс. — И, смягчившись в голосе, добавила: — Твоя война, солдатик, закончилась".
То было в конце апреля 1945 года. Все дальше и дальше увозил его поезд от небольшой станции Халбол, раскинувшейся в сопках близ китайской границы. Позади остались Чита, священный Байкал, Улан-Удэ, перевалили через Урал — путь, который он проделал в ноябре 1944 года в восточном направлении.
... Деревню Рудня-Викторинская, что под Буда-Кошелевом, где во время оккупации жил Николай с матерью и старшей сестрой, советские войска освободили в октябре 1943 года. В ту пору парню было семнадцать с половиной. Едва фронт откатился на Запад, всех мужчин от 18 и старше призвали в действующую армию. Николая же по причине несовершеннолетия всеобщая мобилизация миновала. С этим он не смог смириться, как-никак на фронт ушли все друзья. Поэтому в военкомате приписал себе полгода, а когда получил повестку на действительную военную службу, поставил родителей перед фактом: мол, иду воевать. Через месяц после прохождения краткосрочных курсов пулеметчиков уже младший сержант, командир пулеметного расчета Н.Кожемякин получит свое первое боевое крещение в составе 916 стрелкового полка на линии фронта Жлобин-Рогачев. На этом рубеже, вплоть до 23 июня 1944 года, когда начнется операция "Багратион", советские войска будут вести с врагом локальные стычки, готовясь к летнему наступлению.
А где-то рядом, в нескольких десятках километров от линии огня --  отчий дом. Его тепло согревало в холодной землянке солдата, безусого паренька из-под Буда-Кошелева, познавшего за несколько месяцев войны горечь утраты друзей-однополчан, почувствовавшего горячее прикосновение свинца. Весной при форсировании реки Друть Николай Кожемякин за проявленное мужество будет награжден медалью «За боевые заслуги». Их 215 стрелковая дивизия в составе второго Белорусского фронта наступала в направлении Бобруйска, в результате  немецкие войска оказались в окружении. В этой операции Николай получил осколочное ранение в ногу. Рана оказалась легкой, и вскоре он вернулся в строй.
Теперь путь полка лежал на Минск, где еще одна вражеская группировка окажется в кольце. Где-то здесь также попадет в окружение один из батальонов 916 стрелкового полка. Несколько бойцов, которых комбат послал с донесением в штаб о положении его подразделения, так и не вернулись с подмогой. Пал выбор и на сержанта Кожемякина.
-- Выручай, парень. От твоей сноровки зависит жизнь целого батальона, -- напутствовал командир сержанта.
Договорились о предполагаемом направлении прорыва. Николай выполнил приказ, прошел сквозь немецкие дозоры, привел подкрепление. Только вначале в штабе полка бойца признали за паникера и хотели даже расстрелять. Но здравый смысл возобладал, и комполка послал с проводником взвод автоматчиков. На прощание добавил:
— Выведешь, солдат, из окружения батальон, представлю к звезде Героя.
... Бегут стрелы дорог под солдатскими сапогами. Уже позади наступающих войск остался Буг, Белосток. Впереди был штурм Остролечно, где командир пулеметного взвода Н.Кожемякин примет свой предпоследний бой. Наступали тремя дивизиями. Первыми в город ворвались пулеметчики 916 стрелкового полка. Но из-за неслаженных действий пехоты и артиллерии (последние начали артобстрел, когда бой уже шел на городских улицах), мотострелки вынуждены были отступить назад на 300 метров. Часть батальона вместе с командованием полка оказалась оторванной от основных сил. Немцы окружили вырвавшуюся вперед группировку. В этой стычке, когда пули свистели спереди и сзади, пулеметный расчет Кожемякина вновь оказался на высоте, не дав немцам уничтожить штаб полка.
А затем было последнее сражение за безымянную высоту за рекой Нарев. Октябрь моросил мелким осенним дождем. Окапывались буквально в грязи. Сигнальной ракеты к наступлению все еще не было. И вдруг Николай услышал зловещий свист снаряда. Взрывной волной его выбросило из укрытия. Солдат попытался подняться, но второй разрыв снаряда накрепко припаял к земле. Николай был еще в сознании, однако тело уже не хотело ему подчиняться.
С передовой молодого командира вытянул на шинели его первый номер пулеметного расчета, сорокалетний мужичонка Иван Шипелевич. Кто знает, что было бы с ним, если бы не те крепкие, по сути дела, отцовские руки подчиненного, который всегда старался присмотреть за своим юным командиром. Буквально вся правая сторона тела была усыпана осколками от разорвавшегося снаряда. Так, начиная с полевого госпиталя у местечка Остров Мозовецкий, что под Белостоком, его поэтапно стали перевозить все дальше и дальше на восток.
6 мая 1945 года поезд Владивосток-Москва с демобилизованным Н. Кожемякиным прибыл на конечный пункт назначения. А 9 мая рано утром солдат уже держал свой путь из Буда-Кошелева в сторону деревушки Рудня-Викторинская. На станции фронтовик одним из первых узнал о полной капитуляции Германии и поэтому спешил домой, неся сельчанам радостную весть, а это означало, что он нес им первый послевоенный мирный день.
В деревне издали заметили на большаке прихрамывающего человека. А когда кто-то узнал в этой фигуре армейскую выправку, молва о солдате разлетелась по всей деревне. Через считанные минуты десятки людей стояли на улице у калиток и с надеждой всматривались вдаль. И вот уже женщины не выдержали ожидания,  пошли навстречу фронтовику. Затем вся эта процессия с поздравлениями и расспросами, радостными возгласами двинулась за ним, сопровождая к родительскому дому.
Праздник у Кожемякиных — вернулся их сын. Праздник у сельчан — они узнали, что закончилась война. По такому радостному поводу председатель колхоза и отдыхающий в то время у родителей генерал-майор железнодорожных войск А.Алексин провели на перекрестке двух центральных улиц деревни митинг. Были и песни, и пляски. Расходились неохотно.
Уже вернулись с войны солдаты. Жизнь постепенно налаживалась. Демобилизовался и муж старшей сестры Николая, Михаил Демин. Стала перед фронтовиками дилемма — идти работать или учиться. Решили пойти в Буда-Кошелевский лесной техникум на курсы объездчиков. Тогдашний директор посмотрел документы абитуриентов и, окинув взглядом бравых парней, укорил: "Вы же командиры, такие боевые награды имеете и на рядовые должности позарились. Поступайте на лесничих".
Как бы ни было тяжело на вступительных экзаменах, однако вскоре они уже штудировали лесную науку. Через три года жизнь разведет их в разные стороны. Михаил получит распределение в Калининградскую область, а Николай -- в Ошмянский район Молодечненской области. Начинал лесничим Быстрицкого лесничества Ошмянского лесхоза (ныне Островецкий). Там же вступил в коммунистическую партию -- с войны  ходил в кандидатах. А тут еще в райкоме партии решили выдвинуть  Кожемякина первым секретарем Островецкого райкома комсомола. Откомандировали в Минск  на собеседование. Как ни пытался лесничий отвертеться от новой должности, тем не менее его делегировали на районную комсомольскую конференцию, где и избрали первым секретарем. Четыре года тянул "молодежную" лямку. Лишь в 1954 году, когда в Островецком лесничестве появилась вакансия лесничего, смог вернуться в лесное хозяйство, где и работал до самого ухода на пенсию. Общий трудовой стаж ветерана составил 34 года. И как венец его лесной биографии —  присвоение лесничему первого класса Николаю Петровичу Кожемякину в 1986 году присвоили звание "Заслуженный лесовод БССР".
Как только разменял ветеран восьмой десяток, сразу же решил подчистую списаться на заслуженный отдых. Как-никак персональную пенсию назначили. Думали, на двоих с женой двух пенсий хватит, чтобы и самим безбедно жить, и дочери с внучкой помогать. Старшая с семьей обосновалась в Вильнюсе. Вроде рядом. Каких-то несколько десятков километров. Но за границей. Чтобы поехать в гости, нужна валюта и прочие, так не принимаемые старшим поколением визовые штучки. Словом, решил Николай Петрович еще потрудиться. Тем более, по закону уже не полагалось урезать заслуженный пенсион работающему пенсионеру.
А  еще как-то обратился весной к председателю местного колхоза "Красный Октябрь" за помощью, дескать, выдели по старому знакомству сотки под картошку. Выслушал просьбу Кожемякина председатель и предложил: «Ты, Петрович, иди ко мне заведующим лесоперерабатывающего цеха. Будут тебе и сотки, и посеем их за наш счет, и по осени подсобим собрать урожай".
Вот уже 14 лет занимается обработкой древесины лесовод в отставке. Семьдесят четвертый год от рождения  своего отсчитал.
...В погожий предпасхальный денек пришлось познакомиться с Николаем Петровичем Кожемякиным. Ушли в тень от надоедливого солнца, разместившись на зеленой лужайке, слушали долгий рассказ ветерана-фронтовика. Вернулся солдат с войны с двумя боевыми наградами. На гимнастерке рядом с медалями «За боевые заслуги» красовался Орден Славы III степени. Ровно календарный год воевал парень и 20-летие свое отметил не в окопах и не в госпиталях под Читой, а в отчем доме.
Нашел-таки фронтовика спустя некоторое время еще один Орден Славы II степени. Неполный кавалер, а ведь мог им стать. И за спасение целого стрелкового батальона его могли удостоить высшей государственной награды — звания Героя Советского Союза.
— Не за медали воевали, и не думали о них. Больше беспокоились о собственной жизни, — грустная ирония, прозвучавшая из уст Николая Петровича. Хотя всякий раз им приходилось сражаться с врагом не на жизнь, а насмерть.