Матушкин медальон

Трофейный карабин
По проселочной дороге петляющей среди убранных полей угрюмо текла колонна солдат бывшего войска Польского. Из под сотен тяжело ступающих армейских сапог поднималась, наполняя сентябрьский воздух горечью, дорожная пыль. А ведь несколько дней назад эта колонна браво шагала на запад, солдаты были полны решимости драться с врагом. На железнодорожной станции, откуда они должны были отправиться на фронт, польский офицер сообщил, что война закончена и посоветовал всем возвращаться по домам. Это была осень 1939 года, когда по соглашению между фашистской Германией, оккупировавшей Польшу, и Советским Союзом Западная Беларусь вошла в состав СССР. Ивану Кирпо в то время было 14 лет. Семья жила на хуторе невдалеке от деревни Мали у самого леса. В хозяйстве было 5 гектаров сельхозугодий. От земли кормились, как и все предки. Отец ушел из жизни за несколько лет до войны. Так что ношу мужскую и женскую взвалили на себя мать и старший брат Владек. С детства пришлось трудиться Ивану и младшему Юзефу, сестренкам, которым и по 10 годков от роду не было. Словом, работали сообща всей семьей.
Начало колонны уже прошло всю деревню, когда последние ряды только подходили к крайним хатам. Людской поток растянулся на добрую версту. Сельчане всматривались в солдатские лица, провожая их сочувствующими взглядами. Кто-то в колонне первым снял с плеча карабин, и, повесив на калитку одного из домов догнал свой строй и молча уткнулся в спину впереди идущему. Его примеру последовали другие, и уже бряцанье падающего оружия витало в воздухе вместе с горечью пыли. Как и все сверстники, Иван провожал солдат до самой околицы. Всем досталось по карабину и  несколько обойм с патронами. Дома Иван спрятал трофеи в шкафу под ворохом старой отцовской одежды, подумал, что никто к ней не притрагивается, самое, мол, потаенное место. Когда рассказал о карабине матери, та, рассуждая как положено главе семьи, заключила: живем на отшибе, будет, чем защищаться от худого человека.
Новая власть не заставила себя долго ждать. Первое распоряжение, которое пришло из района, обязывало всех жителей сдать в милицию имеющееся огнестрельное оружие. К неподчинившимся предполагалось применение самых строгих мер. Мог ли тогда 14-летний паренек знать, что этот трофей в скором будущем изменит судьбу всей его семьи. В районное отделение милиции карабин принес Иван, убедив мать и старшего брата сдать оружие, мол, ему как несовершеннолетнему, ничего не будет. Незнакомец в форменке составил протокол на русском языке, как полагается по описи, принял карабин и боеприпасы, дал документ на подпись Ивану. Польский паренек преуспевал в учебе, но русским не владел. Подписал бумаги и тут же был взят под стражу. На следующий день старший брат явился в милицию и всю ответственность за карабин взял на себя. Ивана отпустили домой, а Владека арестовали. Юношу осудили на длительный срок, а мать, младших братьев и сестер так же, как и многих других, сослали в неизвестный сибирский городок Бииск, что в Алтайском крае. Лишь спустя год семья Кирпы узнала, что Владек, изъявивший желание служить в Войске Польском в армии Андерса, был освобожден из тюрьмы. Затем судьба забросили его в Иран и далее в Западную Европу. Воевал в Италии, Франции. После окончания воины Владек уехал в Канаду, где прожил всю жизнь.
В 1941 году польских ссыльных амнистировали. Многие семьи западников, в том числе и Кирпы, переехали в Таджикистан  во Фрунзе на строительство нового города. Через год Ивану исполнилось 17 и его призвали, а армию. Прощаясь, мать перекрестила сына и повесила на шею медальон с изображением Божьей Матери. Иван стал перед ней на колени, а затем поцеловал огрубевшую от многолетних трудов материнскую руку. Почитание родителей, набожность — эти нравственные каноны у белорусских западников закладывались с раннего детства. За эти святыни они, не задумываясь,  заплатили бы ценой своей жизни. «Иди и выполни свой долг, Янка», — сказала по-польски мать.
Грюнвальдец
Иван Кирпа попал в учебное подразделение в Рязани, где готовили младший состав для армии имени Тадеуша Костюшки. Больше года курсантов учили военному делу, а затем   передовая. Шел 1944 год. Первое боевое крещение молодой подпоручик получил под Львовом. Где-то немного севернее осталась Островеччина, родной хутор возле Мали. Сколько смертей приходилось видеть каждый день польскому солдату, сколько раз она пролетала возле его со свистом одиночной пули, автоматной очереди, разрывом снарядов. Кланяйся земле, прижимайся к ее телу и останешся жив, будет больше шансов вернуться домой, увидеть и приветствовать на коленях старенькую мать. Лишь со временем он поймет, что всякий раз от неминуемой гибели его спасал матушкин медальон. Падали и умирали солдаты, идущие с ним бок о бок в атаку, живыми засыпало их в окопах, давило гусеницами танков. Десятки, сотни, сотни тысяч остались лежать на полях брани. И не видеть им Победы, не познать чувства радости и ликования от орудийных залпов извещающих о конце войны. Смерть стала обыденным явлением, но свыкнуться, смириться с нею никто не хотел, потому как сражались не за смерть, а за жизнь.
Фронт уходил все дальше и дальше на запад. Впереди был Люблин, Вроцлав, Варшава, форсирование Одера. Где-то здесь на польской земле уже поручик, командир взвода Иван Кирпа совершит свои первый подвиг, за что будет награжден медалью «Заслужовы на поли боя». Враг окопался на другом берегу реки и ожесточенно сопротивлялся. Какие силы противостояли польскому полку, никто не знал. Нужен был язык. Молодой поручик сам вызвался идти в разведку. Отобрал с собой двух надежных солдат. Ночью, переплыв Одер, подошли к немецкой передовой с тыла. В поисках языка по неприятельским окопам прохаживались, как по своим расположениям. В разведку отправились три человека, вернулись пятеро. Получив ценные сведения, полк успешно совершил обходной маневр, смяв линию обороны противника. А затем польские разведчики во главе с И. Кирпой во время рейда по вражескому тылу ликвидируют целую немецкую разведгруппу. После этой операции поручика И.Кирпу представили к высшей польской награде—ордену «Крест Грюнвальда».
В апреле 1945 го польские жовнеры штурмовали немецкий городок Флятов, что под Берлином. В этом населенном пункте закончилась война для Ивана Кирпы. Враг атаковал с земли и воздуха. Его самолеты проносились над окопами так низко, что можно было разглядеть пилота. Шквал огня истребителей и танковых пулеметов, казалось, сковал всякую возможность защищаться. Но польские солдаты молчали, ожидая приказа открыть огонь. Когда танки подошли к линии обороны на расстояние метания, в их сторону тотчас полетели бутылки с зажигательной смесью. Одно меткое попадание было и на счету поручика. Через несколько минут, так тогда показалось молодому командиру взвода, ногу пронзила острая боль. По сей день не знает старый солдат, откуда прилетела эта пуля, то ли от ястребка, промчавшегося над ним на бреющем полете, то ли его ранил танкист, чью машину подбил поручик. И сразу вспомнился матушкин медальон, который потерял, купаясь в реке накануне сражения. А затем госпиталь и полная комиссия, считай через месяц после капитуляции Германии. Дорога лежала домой. Мысли переполняла радость о встрече с семьей. Но этому не суждено было свершиться. Лишь через долгих восемь лет они нашли друг друга.
Иван работал лесником в местном лесхозе, женился. Марыся, так ласково он называл свою жену, родила трех дочерей.
Мать с детьми, как только закончилась война, переехала в Польшу под Люблин. Теперь их уже разделяли не годы разлуки, а государственная граница. Как мать постарела с тех пор, когда Иван ушел на фронт. Ее руки еще более огрубели. Только целуя их, сын ощутил, что запах кожи, остался таким же близким и родным, он уловил в них свое далекое детство, словно не было этих долгих и суровых лет.
На заслуженном пенсионе
За год это была вторая командировка в Островецкий лесхоз. На этот раз повезло. Не нужно было добираться до райцентра на общественном транспорте. В столицу, в Министерство лесного хозяйства приехал для продления рабочего контракта директор С.Лях. Пообещал: «Коль к нам в гости, то подвезем и в гостиницу поможем устроиться», — намек на то, что возвращаться будем поздно вечером. Да и как после встречи с высоким начальством не воспользоваться моментом и не решить один-другой производственный вопрос с тем же ГП «Беллесэкспорт», не заглянуть в столичные магазины. Не по-хозяйски возвращаться домой с пустыми руками. По дороге в Островец обсуждали всяческие проблемы, мешающие нормально развиваться лесному хозяйству республики. Непосредственно затронули и беды Островецкого лесхоза. Водителю видно надоели наши рассуждения, и он включил приемник.  Замолчали, когда салон автомобиля заполнила дивная музыка Моцарта.
-- Повезло мне с шофером, — первым заговорил директор.— Вкусы у нас на все одинаковые, несмотря, что в годах большая разбежка. Хочет бросить водительское дело, перевестись в лесники и непременно, чтобы взять обход Ивана Кирпы, — это наш ветеран, уже на заслуженном отдыхе. Лесник от Бога,  — заключил директор.
Старенький, приземистый дом лесника Кирпы расположен почти в центре Мали. Живет один. Жена Марыся умерла несколько лет назад. Дочери вышли замуж и живут в райцентре. В хозяйстве корова, поросенок, да несколько кур. Не ждал гостей пенсионер. Время подходило к полудню. Когда вошли в дом, ветеран возился у печи с чугунками. Ниже среднего роста, коренастый, в стареньком кримпленовом, некогда модном, пиджачке, под ним свитер, расцветка которого подходила больше юношескому возрасту, руки в какой-то картофельной и свекольной массе. Не часто жалуют столичные гости в его дом, поэтому удивлен и даже смущен хозяин. Суетится: то ли руки вытереть в первую очередь, то ли усаживать зашедших. Но вот первые минуты, сконфузившие пенсионера, сменяются долгим рассказом о своей судьбе. До чего охоч все-таки человек к воспоминаниям. Да возраст уж таков, когда мысли все больше возвращаются к прошлому. Если и мечтает, то это уже не эгоистичные юношеские грезы, а мечты, надежды, которые он возлагает на своих детей, внуков.
О годах, когда трудился лесником, И.Кирпа рассказывает с наивной скромностью: работал, как все лес растил, ухаживал за молодыми посадками. Надо — рубили. Более тридцати лет занимался лесным делом.
А ведь выпало времечко нелегкое на долю ветерана: вплоть до 60-х бродили по здешним местам остатки Армии Краевой. Людская молва о лесных братьях на многих нагоняла страх. Так что работали в лесу с оглядкой.
Пригласил в лесники демобилизовавшегося польского офицера лесничий Островецкого лесничества Н.Кожемякин, такой же фронтовик, списанный в запас, как и Кирпа, по ранению. Вместе залечивали раны, нанесенные войной лесу. Теперь они оба на заслуженной пенсии. Видятся редко. Разве что на День Победы, когда приглашают на чествование в райцентр. Чем живет лесное хозяйство — узнают из отраслевой газеты, которую им выписал местный лесхоз. А интерес есть — как-никак такой огромный кусок жизни был связан с лесом.
В начале 70-, а затем в 1986 году в Островец приезжал старший брат Ивана Владек, эдакий холеный, сытый канадец. Там же за океаном живет и младший Юзеф. Судьба разбросала их по свету, как сорванные с ветвей листья.
Судьбу не выбирают, но мы можем, и это наше право, выбрать из двух зол одно, меньшее или большее. Кто знает, правильно ли мы его совершаем?
Сергей САБАДАШ.