Имена. Мандельштам
И еще раз поражают своей образностью и верностью строки А. Вознесенского о Сталине:
Жрал детей своих, медведь-шатун,
Русской революции Сатурн
("Богоматерь -37, ЛГ,87,09.23,№39)
В "Юности"(№9 1987) опубликованы «Листки из дневника» А. Ахматовой о Мандельштаме.
"Тринадцатого мая 1934 года его арестовали… Ордер на арест был подписан самим Ягодой. Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи… Пастернак пошел просить за М. в "Известия" к Бухарину, я — к Енукидзе в Кремль. Этим меня ускорили и, вероятно, смягчили развязку… (Приговор — 3 года Чердыни, где Осип выбросился из окна и сломал себе руку...). После этого Сталин велел пересмотреть дело. М. направили в ссылку в Воронеж. Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание появились в стихах. М. именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен.
…Не должно быть забыто, что он сказал (1937!): "Я не отрекаюсь ни от живых, ни от мертвых".
Потом Мандельштамы вернулись в Москву, сосед по квартире писал на них доносы, а 2 мая 1938г. М. снова арестовали. "В это время мой сын сидел на Шпалерной уже два месяца. О пытках все говорили громко". Жена М. сказала: "Я успокоюсь только тогда, когда узнаю, что он умер". Вначале 1939 М. не стало. Что он - умер, расстрелян?
Как точно может выразиться настоящий поэт! Ахматова о 37 годе сказала, отбросив всякие оговорки: "Время было апокалипсическое". Не тяжелое, не трудное, не время испытаний, а именно апокалипсическое для очень многих, прежде всего, для интеллигенции. Этот апокалипсис духа сказывается до сих пор. Прежде всего, в потере чувства собственного достоинства.
В "Юности"(№9 1987) опубликованы «Листки из дневника» А. Ахматовой о Мандельштаме.
"Тринадцатого мая 1934 года его арестовали… Ордер на арест был подписан самим Ягодой. Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи… Пастернак пошел просить за М. в "Известия" к Бухарину, я — к Енукидзе в Кремль. Этим меня ускорили и, вероятно, смягчили развязку… (Приговор — 3 года Чердыни, где Осип выбросился из окна и сломал себе руку...). После этого Сталин велел пересмотреть дело. М. направили в ссылку в Воронеж. Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание появились в стихах. М. именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен.
…Не должно быть забыто, что он сказал (1937!): "Я не отрекаюсь ни от живых, ни от мертвых".
Потом Мандельштамы вернулись в Москву, сосед по квартире писал на них доносы, а 2 мая 1938г. М. снова арестовали. "В это время мой сын сидел на Шпалерной уже два месяца. О пытках все говорили громко". Жена М. сказала: "Я успокоюсь только тогда, когда узнаю, что он умер". Вначале 1939 М. не стало. Что он - умер, расстрелян?
Как точно может выразиться настоящий поэт! Ахматова о 37 годе сказала, отбросив всякие оговорки: "Время было апокалипсическое". Не тяжелое, не трудное, не время испытаний, а именно апокалипсическое для очень многих, прежде всего, для интеллигенции. Этот апокалипсис духа сказывается до сих пор. Прежде всего, в потере чувства собственного достоинства.
Какие стихи искали у Мандельштамa? Прежде всего, искали стихотворение, написанное в ноябре 1933г. о Сталине:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви жирны,
А слова, как пудовые гири верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
М. "почувствовал" Сталина в таком гротескном виде уже в 1933 году! (См. также журналы "Смена", 1987, №4 - Ю. Нагибин "услышать ось зимнюю" и "Огонек", 1987, №13 — заметка Евтушенко в антологии "Русская муза ХХвека").
О жизни Булгакова, Мандельштама, Ахматовой, Бабеля, Хармса, других наших писателей мы знаем мало еще. Вот даже статья Н. Ильиной ("Огонек", 1987 №38) не намного больше открывает нам, чем "Реквием" самой Ахматовой.
Но некоторые детали, тем не менее, очень красноречивы: и величавая бедность; и перечень арестов и подозрительность, желание предстать перед потомками с «биографией не искаженной вымыслом и ложью». И отношение к Сталину:
«Стихотворение «Клевета» Сталин принял на свой счет, он все принимал на свой счет! И ведь это стихи двадцать первого года, когда я и слыхом о нем не слыхивала! «Она говорила, и лицо её утратило свою спокойную величавость». Рот кривился насмешливо, ноздри раздувались, глаза, как писали в старых романах, метали молнии! Я еще не знала тогда, как часто мне предстоит видеть это лицо, вот также исказившееся гневом при упоминании имени Сталина."
17.11.87. Сижу и прорабатываю публикации о Мандельштаме. Прекрасно пишет Н.Е. Штемпель о годах Мандельштама в Воронеже (Нов.мир, 1987, №10,с.207-234).
Если у Эренбурга он какой-то вредный и вздорный, с царственным величием закидывающий назад маленькую птичью голову - образ явно приниженный, личность не чувствуется, то у Штемпеля Мандельштам предстает и великим поэтом и цельной, поэтической, громадной личностью -Поэтом. Равнодушие к еде, вещам, быту, жажда слушателей. Он был рожден поэтом, другого о нем ничего нельзя было сказать".
Еще не умер ты, еще ты не один,
Покуда с нищенкой подругой
Ты наслаждаешься величием равнин,
И мглой, и холодом, и вьюгой,
В роскошной бедности, в могучей нищете
Живи спокоен и утешен,—
Благословенны дни и ночи те,
И сладкогласой труд безгрешен…
15-16января 1937.
"Мандельштам и, допустим, машина, дача или полированный, гарнитур совершенно неправдоподобно, несовместимо".
Где больше неба мне — там я бродить готов,
И ясная тоска меня не отпускает
От молодых еще, воронежских холмов
К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане.
(В 2014г. я смотрел с одной из возвышенностей Флоренции на эти синеющие тосканские холмы… Записи текущего,2014г.).
Я думаю, что лучшей характеристикой Мандельштамa, как Поэта, является то, что "писал О.Э. много, и никакие превратности его личной судьбы не являлись препятствием для напряженной творческой работы, он буквально горел и, как это ни парадоксально, был по настоящему счастлив". Ну а что до печатания, то вспоминается то место "Листков из дневника" Ахматовой, где Мандельштам кричит с лестницы одному начинающему поэту: "А Андрея Шенье печатали? А Сафо печатали? А Иисуса Христа печатали?"
Менее всего следует прощать поэтов, наносящих удары стихами по своим сбитых с ног коллегам, как это сделал Григорий Рыжманов ("рыжмановщина"), сделал в то время, когда положение Мандельштама было таково:
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Мyзa в свой черед,
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета
(Ахматова "Воронеж")
Невозможно, говоря о воронежском периоде Мандельштама, не привести слов Ахматовой: «Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание в стихах Мандельштама появились именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен». Точность и емкость Ахматовской прозы такова, что делает ее совершенно необходимой — это касается и Пушкина, и 37года и других тем.
Мандельштам — поэт ХХ века, поэтому в его поэзии легко сочетается рациональное (смысл) и иррациональное (бессмысленное, кричаще абсурдное), красота и противоречие, сюрреализм, даже фантасомогоричность. Стихотворение "За Паганини длиннополым" все раздирается противоречивыми поэтическими концепциями - от классически легкого:
Девчонка, выскочка, гордячка,
Чей звук широк, как Енисей,
Утешь меня игрой своей...
до ужасающей и аффективной заключительной строки
Играй же на разрыв аорты,
С кошачей головой во рту!
Три черта было, ты - четвертый,
Последний, чудный черт в цвету!
Из «Записей текущего»,
часть 1. 4. 1 «Сатурн русской революции»
20.06.87 - 9.11.87.
http://www.proza.ru/2017/02/04/2060
Свидетельство о публикации №217020801093