Глава 51. Истинное лицо
С тех пор, как приехала в этот город, она не просто терпит злоключения, нет. Она теряет свое истинное лицо.
Она не смогла бы сказать точно, болит ли у нее голова с похмелья, или от пережитых волнений, или потому, что она совершенно не выспалась сегодня, как впрочем, и несколько прошедших недель с тех пор, как они с Румпелем, расстались.
Укутавшись в халат, она прошла на кухню. Горло пекло от желания поскорее наглотаться алкоголем, но здравый смысл, который иногда все же просачивался в ее затуманенную Тьмой голову, подсказывал ей, что нужно для начала выпить кофе, не то она рискует попросту не дожить до завтрашнего дня.
Ноги тоже болели, как будто она их сломала. Интересно, чем она вообще была занята последнюю неделю? Пустой мини-бар в ее номере говорил о том, что она пила. Всю неделю. Или больше, кто его знает, сколько дней уже прошло?
Кофе получился отвратным. Нужно быть честной - она никогда не умела его варить. Она вообще ничего не умеет, что связано с хозяйством. Один глоток за другим, но легче Де Виль не становится. Голова все так же гудит, кости ломит так, словно бы их молотком разбить пытались. Ужасное состояние, просто отвратительное.
… Которое стало еще более отвратительным, когда дверь ее номера была выломана. Круэлла хватает нож – первое, что попалось под руку, готовая защищаться.
- Спокойно, Круэлла, это я.
- Тогда, - ее губы растягиваются в издевательской улыбке, - я правильно нож схватила, дорогой. Жаль, что здесь нет еще и топора.
- Пожалуйста, перестань – Румпель проходит в номер, будто к себе домой, и садится прямо на ее расстеленную, еще не остывшую с ночи, постель, - давай поговорим.
Круэлла демонстративно возвращается к кофе, и даже наливает себе вторую чашку – все, что угодно, лишь бы поскорее спровадить Темного отсюда. Но, увы, она снова промахнулась. Наивно было думать, что, видя ее не желание идти на какой-либо, хотя бы малейший контакт, он уйдет.
Нет, Темный ящер все уже сидит за столом и смотрит на нее глазами только что кастрированного щенка.
- Я думаю, мы уже все друг другу сказали, - она нервно дергает плечом, - дорогой, но, если тебе так не терпится языком почесать, пожалуйста.
Он, впрочем, вероятно, не торопится начать разговор. Круэлла тоже молчит, отвернувшись к окну и закурив.
- Курить в номере нельзя, забыла?
- Я плевать хотела на правила, забыл?
Его тихий, пораженческий вздох только еще сильнее злит ее, хотя, казалось бы, сильнее уже просто невозможно. Круэлла все сильнее втягивает в себя дым, готовая вот-вот заорать сиреной и вышвырнуть горе-любовника из своего номера, тот же с поразительным спокойствием наливает себе кофе. И, отпив глоток, делает вывод:
- Отвратительный.
- Пошел к черту! – раздраженно бросает Де Виль, все еще таращась в окно.
Она бы даже на слащавые личика Прекрасных сейчас посмотрела, лишь бы его не видеть. О, как она хочет, как она страстно желает, чтобы он испарился, чтобы скорее ушел отсюда, но – нет. Она молчит и курит и он, кажется, решил последовать ее примеру. Даже сигарету взял, впрочем, курить не стал.
- Правильно. Я не разрешала тебе трогать мои сигареты. А куряшка из тебя всегда был дерьмовый, дорогой.
Он молчит, что чрезвычайно злит Де Виль.
- Ты говорить будешь, или язык оторвало?
Она слышит, как он ставит явно уже остывший кофе на стол. От ощущения его внимательного, изучающего взгляда, прикованного прямо к ее затылку, Круэллу, как она не борется с собою, бросает в жар. Он заговорил и это звучит, скорее, как приказ:
- Посмотри на меня!
После секунды раздумий, она слегка поворачивает голову.
- Дорогой?
Он качает головой, медленно, из стороны в сторону, нахмурившись:
- Так не может больше продолжаться, Круэлла. Это невозможно. Ненормально.
- Ты говоришь мне о нормальности? Или себе напоминаешь, потому что давно забыл, что это такое? – смеется Круэлла, снова уставившись в окно.
Он встает, с грохотом откинув стул, который упал на пол. Каждый его шаг вызывает у нее внутри болезненный, горячий отклик. Сложно пытаться заставить себя его ненавидеть, когда тело говорит совсем иное.
Он обходит ее кругом, и теперь их взгляды встретились. Она хочет опустить глаза, но не может, прикованная его чертовым магнетизмом. Какого дьявола этот человек так влияет на нее?
Стоит Круэлле отвести взгляд, как Голд хватает ее за подбородок, не больно, но довольно ощутимо:
- Я сказал, посмотри на меня!
После секундной заминки, она равнодушно убрала его холодные пальцы со своего лица, молча осматривая его ледяным, почти равнодушным взглядом. У нее в душе все кипит, но она все же хорошая актриса. Всегда была ею.
- Ты думаешь, что нашла новую игрушку, пушистого щеночка, дорогуша, только загвоздка – я Темный, а не твоя собачка для забавы. Ты клялась, что всегда любила меня – и что? Оттолкнула меня за одну минутную слабость, отшвырнула от себя, как табурет для ног. Белль на меня плевать, она меня ненавидит, а я не могу уйти от нее, потому что не в состоянии бросить своего ребенка снова, и ты это знаешь. И от тебя не могу, потому что одержим тобой. Ты получила, что хотела, довольна теперь?
Словно вспомнив, что держит в руке стакан с джином, она отпила из него. И, поскольку, видимо, это был конец его эмоциональной тирады, она даже снизошла до аплодисментов – четыре коротких, отрывистых шлепка. Не зря же старался.
Сложив на груди руки, Круэлла улыбается:
- Ты ни черта не понял, дорогой, как всегда. И почему же я не удивлена этим, интересно знать? А еще любопытно: в тот день, когда ты впервые переспал со мной, что ты сказал своей драгоценной жене? Что тоже всего лишь поддался мимолетной слабости?
- Белль до последнего ни о чем не догадывалась.
Здесь уж пришел черед истерического смеха. Круэлла хохочет, откинув назад голову, и даже не скрывая выступивших в уголках глаз слез:
- Знаешь, дорогой, я ведь всегда считала тебя ужасно умным. Надо же было так обмануться. Женщины такое чувствуют. Уверена, Белль поняла, что происходит с самого начала.
- Мы оба делали ей больно, Круэлла, не отрицай этого.
- Мы, дорогой? – она изумленно смотрит на него некоторое время. – Я леди свободная, смею тебе напомнить. У меня нет мужа, и Белль я ничем не обязана. Не я давала ей клятвы верности перед алтарем, хвала всем богам. Но тебя это не касается. Ты предавал ее каждый раз в моей постели и – я не могу утверждать, конечно, но, вполне допускаю, что были и другие женщины. Вот потому она тебя ненавидит. И не только она, впрочем. Предательство способно превратить даже самую большую любовь в ненависть, спасибо, дорогой, кстати, я благодаря тебе это узнала. Одно не пойму – ты зачем пришел ко мне сейчас, а? – она слегка повысила голос. – Вероятно, муки совести не дают тебе покоя. Но ты не можешь ведь обвинить свою благоверную супругу, она же герой, она чиста и наивна. И потому, желая загладить муки своей совести, ты пришел воззвать к моей, правда? Или будешь говорить, что это не так?
Румпель не отвечает, он только молча рассматривает свои пальцы. Круэлла кусает губы. Она устала мучить себя, изводясь желанием врезать ему по роже. Это не поможет и никуда не денет ее чувств к нему. Проклятые чувства. Сделав несколько шагов ему навстречу, она осторожно берет его лицо в свои руки. 4
Добившись, чтобы он посмотрел ей в глаза, спрашивает:
- Почему ты считаешь, что ты в праве вечно меня мучить, дорогой? Почему ты думаешь, что меня можно уничтожить, обмануть, убить, и после этого я поверю в то, что я все еще нужна тебе? Такая она – твоя любовь, Румпель? Помнишь, ты недавно сказал, что не хочешь видеть во мне монстра? Так почему же ты до сих пор его видишь?
Порыв нежности закончился так же внезапно, как и начался. Резко отпустив его, Круэлла снова отвернулась.
- Хотя, да. Я и есть монстр, дорогой. И всегда им была, мы оба это знаем. Так что, спасибо за твою попытку, она не увенчалась успехом. Эксперимент по превращению меня в нормального человека, увы, оказался неудачным. Ты так и не сказал мне, на кой черт сюда явился?
- Я хочу защитить тебя, Круэлла.
- От кого? – она смеется.
- От тебя самой. Я не позволю тебе делать то, что ты делаешь.
Круэлла снова поднимает на него взгляд, теперь уже полный откровенной издевки. С интересом посмотрев на любовника, будто он был зверушкой из зоопарка, она кивает, почти торжественно:
- О, да, дорогой. Как пафосом запахло в воздухе, слышишь? Меня, наверное, должна переполнять благодарность к тебе, но, знаешь, кажется, кроме желания вырвать прямо тебе на ботинки, я ничего не чувствую.
Кипящая внутри ярость заставляет ее схватить Голда за рубаху. Он не сопротивляется, хотя мог бы впечатать ее в стену, однако, Круэлла слишком быстро поняла, что даже если она сейчас размножит его череп на куски, он не будет сопротивляться. Крокодил решил поиграть в покорную жертву. Значит, она принимает правила игры.
- Моя мамочка, творя гадости, была уверенна, что она делает это во имя любви ко мне. Ты бесконечно делаешь мне больно, потому что так проявляешь свою великую любовь. Ты знаешь, точно знаешь, что я никогда не была и не буду героем, скорее, Армагедон придет. Как знаешь и то, что это издевательство в вашей прекрасной семье уже давно перестало быть любовью. Но вместо того, чтобы, наконец, принять факт своих ко мне чувств, ко мне, монстру, психопатке, чертовой садистке, ты бесконечно надо мной издеваешься все эти годы, прикрывая это своей чертовой, проклятой любовью. Что же это за любовь такая, а, дорогой что от нее хочется только убежать и умереть? Хочешь сюрприз, дорогой? Я буду сжигать все. Взорву этот город к чертовой матери. Уничтожу здесь все до основания. И пошел ты со своей защитой! У тебя был шанс не допустить этого. Потому что я, как полная идиотка, в какой-то момент поверила тебе. Я сходила с ума от жажды крови, но сдерживала себя, чтобы не навредить тебе. Но больше этого не будет. Когда зверю кидают мясо, он на некоторое время, затаивается. Но знаешь что? Ты не просто снова пробудил во мне зверя, Голд, дорогой, ты забыл накормить этого зверя.
Она поднимает на него глаза, в которых уже нет ничего, кроме ненависти и ярости:
- И теперь, когда тебе известна вся правда, когда я подтвердила твои опасения, я должна спросить тебя. Задать один-единственный вопрос. Чего ты хочешь, Румпель? Что тебе еще от меня нужно?
Он молча смотрит на нее, и она с ужасом понимает: он все понял. Понял то, чего она в себе никогда не понимала, что всегда яростно отвергала, чего не хотела за собой признавать. Он осознал, что перед ним стоит самая обычная женщина. Монстр. Убийца. Злодейка. Но и просто женщина, которая требует от него ответы на вопросы, дать которые он не в состоянии, иначе захлебнется в чувствах, от которых все время бежал. Захлебнется в ней. Потому его ответ для нее, как всегда, предсказуем и очевиден.
- Я… я не знаю… Прости меня. Не знаю.
Круэлла закрыла глаза, чувствуя, что теряет последние остатки самообладания и выдохнула. Когда она снова их открыла, на лице ее нет ровно никаких эмоций:
- Тогда закрой дверь с другой стороны и не приходи ко мне, пока не узнаешь. Мне надоело, Румпель. Хватит. Я могу сколько угодно мучать других, но не позволю кому бы то ни было мучать себя. Детства взаперти на крошечном чердаке огромного дома мне вполне хватило. Пошел вон.
Он смотрит на нее, и его жалобная улыбка, еще мгновение назад играющая на устах, превращается в звериный оскал. О, отлично, они оба показали друг другу свое истинное лицо.
Еще мгновение – и он из жалкого неверного страдальца обернулся в хищного зверя. Надолго его милосердия, очевидно, не хватило.
- Никто не смеет так со мной разговаривать, дорогуша. Особенно та, которую я сам создал.
- Именно поэтому я посмела, Румпель – холодно парирует Де Виль, сверля его глазами. – Вон из моего дома.
- Ты пожалеешь об этом, дорогуша – прошипел Год, растворяясь в сиреневой дымке.
Круэлла прикусывает губу, резко выдыхая, и, плюнув на все правила приличия, отпила несколько крупных глотков джина прямо из бутылки. Пора было начинать жалеть о содеянном, но в мыслях было только одно: как же она его до смерти ненавидит. И обязательно отомстит.
Потому что ее истинное лицо – законченная психопатка, маньячка и убийца. Никто иной. Никто больше.
Свидетельство о публикации №217020801412