ZOO-2. Письмо восьмое

...и ни одной слезы над вымышленной судьбой вполне реальных персонажей.

Судьба их прототипов вряд ли порозовеет лёгким налётом жизни...

Сколько прочитанных книг... Сколько прожитых нами чужих жизней... С каждым днём их становится все больше и больше, а мы все так же одни, как и в самом начале пути. Стоим в нерешительности перед выбором сделать первый шаг, совершить поступок.
 
Страх пожалеть о несделанном каждый из нас хранит в тайне ото всех. Хранит, как воспоминание о первой любви. Хранит, как найденную на чердаке старую детскую игрушку, какой в детстве поверял свои самые страшные детские тайны и первые детские радости и огорчения. Хранит, как возможность, будь то рано или поздно, но, все-таки, начать хоть что-то, не возвращаясь туда, где начиналось твое прошлое со всеми его книжками и чужими для тебя жизнями.

 Быть Геродотом собственного, нескончаемого как всемирная история, одиночества для большинства из нас входит в состав профессиональных навыков и привычек. В унылом офисе наших переживаний почти не остается места для бесконечности простого чувства. Дождливый осенний день ввергает наш крохотный мирок в катастрофу вселенского масштаба, и мы перестаем замечать всё сущее вокруг нас. Даже скулящего от холода щенка, забытого кем-то у дверей супермаркета наслаждений. Даже себя под проливным дождем, исчезающего мутным отражением в фешенебельной витрине нашего страха сделать первый шаг...


 ***
 Как сейчас помню, 1851 год, середина августа... Ты тогда стояла в толпе на открытии Николаевской железной дороги! Всё такая же юная и румяная, как и теперь! Ну, словно, яблочко наливное! Я в тебя влюбился тогда сразу, с первого взгляда и наотмашь!
 - Какая память у тебя замечательная! А помнишь, какого цвета было мое платье?
 - Разумеется, цвета морской волны! Той, какую мы с тобой однажды видели в Ялте в 1904-м рано утром, когда целовались в беседке. А над твоей верхней губкой был такой легкий-легкий нежнейший пушок, а нижняя - едва заметно припухла после сумасшедшей ночи на постоялом дворе, куда мы приехали далеко за полночь днем раньше! Наши дорожные саквояжи и чемоданы потом два дня дожидались нас с тобой в кладовке у трактирщика! Цвета морской волны! И только попробуй мне сказать, что я всё забыл!
 - Нет, ты все правильно помнишь! И пушок над верхней губой, и припухшая нижняя. И выбившийся локон из прически...
 - Нет, выбившийся локон из твоей прически я по достоинству оценил несколькими годами позже! В Петербурге, где в знаменитой "Башне Вячеслава Иванова" ты впервые читала на публике свои чудесные стихи! Ты тогда яблочно краснела и очень волновалась. Я так и чувствовал, как от ужаса происходящего леденели твои красивые тонкие руки! Ты перебирала листочки бумаги. Один из них упал на дубовый паркет. Ты наклонилась за ним, и я увидел этот твой локон, выбившийся из твоей прически! Увидел и с тех пор окончательно потерял голову!
 - Настоящий поэт! Все-то ты помнишь и примечаешь! Только, как это я не убоялась свои стихи читать? Верно, ты сам меня на это сподвигнул?
 - Все примечать и помнить способен лишь любящий! Тогда же, в 1913-м, ты была по уши влюблена в Маяковского! В те поры он носил на шее душистую бабочку, и ты порхала вслед за ней, как маленький мечтательный вертолётик! Их тогда называли геликоптерами! Уж где вас с Маяковским носило, я не знаю! Но однажды вечером, когда мы с одноглазым Бурлюком сидели в одной из богемных забегаловок, на пороге появился Андрей Белый, хмурый как транспортный вертолет! Ты знаешь мою наглость! Я тут же показал Андрею твои стихи. Он посмотрел. Почесал остатки своей шевелюры и томно произнес: "Пусть она бросает Маяковского и срочно едет в Петербург!"
 Николаевская железная дорога к тому времени уже работала как часы! Я тебя быстренько разыскал, набив морду парочке футуристов. Показал тебе рекомендацию Белого. Ты на меня посмотрела, улыбнулась и поцеловала меня так, как однажды в Ялте! Ах, каким я был в то мгновение счастливым!

 Так состоялось твое первое выступление!
 
 - К сожалению, любящие многого не помнят, до ужаса многого. Но продолжай, мне очень интересно!
 - А потом была Москва! Помнишь, в 1923-м мы с тобой на Кузнецком зашли в модный магазин, где купили тебе сногсшибательную шляпку? НЭПманов тогда еще не всех разогнали по лагерям, и столичные магазины пестрели изобилием и радостью красочных витрин! В то лето ты носила прическу "каре", и тебе в сочетании с ней так шла твоя новая шляпка, что, когда мы с тобой во всем твоем великолепии зашли в "Стойло Пегаса", "Стойло" стихло на несколько минут в глубоком изумлении! Даже неугомонный и шумный Сандро Кусиков, отбросив в сторону свою гитару, со словами "твою мать!" и отрешенной грустью грузно опустился на пыльную сцену.

Существует расхожее мнение о том, что достоинства любящей женщины должны ограничиваться способностями войти в горящую избу и остановить на скаку коня.
На пороге "Стойла Пегаса" я тихо млел от счастья! Женщина, которую я люблю, не только вошла в огнедышащее стихами и пьянкой стойло, но и смогла одним взглядом остановить целое стойло пегасов!

На обратном пути из "Стойла" мы свернули с тобой на Мясницкую. Закатное солнце только-только начинало обволакивать багровым полотенцем вычурные фасады доходных домов, купола церквушек и коробочки трамваев, уставшие за день от трезвона многолюдья.

Ты, румяная и вся разгоряченная впечатлениями вечера, тихонечко прижималась ко мне и все никак не могла попасть в такт наших с тобою шагов. Твой счастливый и легкий смех, так похожий на весенние ландышевые колокольчики, заставлял прохожих останавливаться и, с грустью подумав о чем-то своем, улыбаться нам вслед!

Как всё же прототипы иногда бывают придирчивы к своим персонажам...


***
Представляешь, вчера поздней ночью на Беговой снесли под корень забегаловку, куда мы, будучи еще студентами, частенько наведывались поспорить о хитросплетениях судьбы Гарри Галлера из "Степного волка"... Там всегда правильно варили пельмени, а хлеб, уксус и горчица для студентов были бесплатными. Наверное, я очень впечатлительный человек, но у меня такое чувство, будто вчера ночью из Москвы исчезло еще одно родное существо.
Однажды, ты мне говорила, что Бегемота тоже больше нет на стене того самого дома под номером 13 на Андреевском спуске... Впрочем, может быть, оно даже и к лучшему. Я в таких случаях всегда вспоминаю строчки Шпаликова: "никогда не возвращайся в прежние места, даже если пепелище выглядит вполне - не найти того, что ищем ни тебе, ни мне."
Много позже, когда ты ехала в маршрутке и думала о том, что было бы, если б я тебе тогда не написал те самые слова, я с улыбкой благодарил историю, так и не выучившую сослагательного наклонения.

Благодарил и тот случай, без какого слово "люблю" я, наверное, скоро бы совсем разучился говорить.

Знаешь, я тоже уже привык здороваться с тобой по несколько раз в день, прощаясь с тобой столько же раз в день чуть ли не навсегда...

Привееет, моя взбалмошная и такая родная девочка! Мой маленький мечтательный вертолётик!

Сейчас нашим с тобой персонажам понадобится Куросио курсива. У Нины Берберовой курсив был "свой".

Здесь и сейчас он будет только "нашим".


***
- А я и твои привычки почти уже все знаю! Сейчас, когда у тебя так гудят твои ножки, ты ляжешь байки! Я не прав? Целую тебя, скрывая все свои прочие здоровые инстинкты! Целую твои холодные, обветренные в дороге, губы! Ты мне снова, как тогда в январе, наступаешь в потёмках на пятки! Если ты думаешь, что я не боюсь потемок будущего, то ты обо мне тогда совсем ничего не знаешь! Но я верю почему-то в то, что, если потихонечку, за шажочком шажок, то... Знаешь, что-то мне подсказывает, что счастье у нас с тобой будет. Правда, очень трудное и нелегкое. Но счастье. Да и мы-то с тобой не слишком для него просты. Люблю тебя, родная моя. Пишу тебе сейчас это без улыбки и без так любимой тобою иронии.

- Ну почему счастье всегда трудное и нелегкое? Почему оно не может просто придти и сесть рядом? Неужели я такая плохая... Я тоже хочу быть счастливой! Ну хоть капельку. Наверно, оно знает, что у меня сложный характер и обходит меня стороной.

- И у него твои обветренные губы. И волосы, которые каждое воскресенье надо сушить до утра понедельника за подушкой. А еще у него такие глаза, что никакой кофейной гуще не разгадать их тайну. А еще у него ледяные лапки и холодный нос. А еще оно, попадая внезапно в сугроб, улыбается всем прохожим. Почему? А потому что оно -  Счастье! Как же я тебя люблю... Люблю твои ночные постирушки. Люблю твои стихи, которые ты ненавидишь. Люблю "Скорпов", которых любишь ты. Люблю даже твои каталоги, которые я так никогда и не увижу...

- И слава Богу, милый, что ты не увидишь эти ужасные каталоги, иначе твоему писательскому носику стало бы очень-очень плохо. Я сама едва выдерживаю, хоть, казалось бы, уже и закалилась в безумие битвы... Твое счастье сильно на меня похоже, не находишь? Знаешь, давай останемся на уровне знакомых. Я устала от ревности, но себя изменить не могу. У меня и так масса проблем, а еще каждый раз это тошнотное чувство. и ничего ведь не изменится... Извини меня, я больше не буду отвечать тебе. Никто не виноват в том, так уж всё получилось, и что я такая уродилась. Скоро все пройдет и забудется.

- Ты себе представить не можешь того, как мне вчера и сегодня было страшно без Тебя...

- Отчего же? Зачем тебе истеричка да еще и с гречневой кашей в голове?

- В хозяйстве всё пригодится! Не могу я без тебя... Сам себе удивляюсь. Вчера, когда ты исчезла из "НАШЕГО С ТОБОЙ", от меня и половинки не осталось. Прости меня.

- Постараюсь забыть. Но знаю, что такое будет повторятся и дальше.

- Зная это, давай, постараемся избегать этого! Ты ревнуешь меня на совершенно пустом месте. Правда.

- Я же тебе говорила, что я дико ревнивая. Так всегда было. Поверь мне, с этим нелегко жить. Но я постараюсь успокоиться.

- А я тебе нужен?

- Если бы ты не был нужен мне, разве я бы сидела с тобой в чате по ночам, дням и вообще сутками? Думаю, не сидела бы...

- Какое счастье, что Ты у меня есть!

- Горькое счастье это... Не ругай меня больше. Я хотела как лучше. Чтоб не утомлять тебя всем этим. С другой женщиной тебе было бы лучше. Теперь я это точно знаю.

- Так, сердцу ведь не прикажешь! Так-то, вот... Кроме тебя, мне больше никто не нужен! И не кори себя тем, что ты меня якобы утомляешь. И не говори глупостей. Я ведь обещал тебе больше не ругать тебя. Какие же, всё-таки, у тебя вкусные губы...
 
- Потрескались от ветра очень... Навряд ли очень вкусные. Как твои дела? У меня мигрень разыгралась.

- Никогда не забуду вчерашней ужасной ночи... Холодный нос, я тебя люблю! Ты это знаешь?

- Не знаю!!! Я ночью тоже не спала. Сначала на кухне торчала с чаем. На подоконнике... Потом читала Маркеса. "О любви и прочих бесах". А сейчас у меня руки в пене. Точнее, были в пене.

- И на какой свой вопрос ты искала у Маркеса ответ? И почему твои руки в пене? Ты постирушками занималась? Ой, как у меня нос сейчас чешется!

- Ага-ага, постирушками! Некоторые вещи, чтоб не испортить, стираю руками. Маркесу мне больше вопросов задать хочется!

- И так же, как и Марине Цветаевой, совершенно не хочется заниматься постирушками! Какая хозяйственная у меня будет жена! Какие еще вопросы ты хочешь задать Маркесу? Может быть, я на какие-то из них смогу тебе ответить?

-Ээээ, нет! Тебе я эти вопросы задавать не буду. Может, как-нибудь позже! Не торопись пока с женами, ага? Мне замуж что-то совсем не хочется!

- А я и не тороплюсь. Просто люблю.

- Задам тебе сейчас некрасивый вопрос. Почему ты так и не женился больше?

- Наверное потому, что тебя ждал все эти годы. Не скрою, женщин у меня было много. Даже слишком... Но такой, как ты, ни одной. Представляешь?  Нет, не представляешь...

- И правда не представляю! У меня-то был всего один мужчина... Я не знаю, как это "много" и тем более "слишком много". Из-за того "то" слово меня оскорбило до глубины души. Да, я общалась с разными мужчинами и сейчас общаюсь, но всегда на расстоянии вытянутой руки, а то и трех метров! Вот так-то!

- Не смотри на меня так! Люблю тебя! Очень! Судьба, видать, у меня такая, боярыня-матушка! Надеюсь, к прошлому моему ты не станешь меня ревновать?

- Я глупа, но не настолько же... Прошлое пусть остается в прошлом.

- Я все это знаю. Зачем ты всё это мне сейчас говоришь?

- Откуда ты это знаешь? Я об это не рассказываю тут и там. А по общению на сайте можно сделать неправильные выводы...

- Чувствую! Все-то тебе расскажи! Не уничижай достоинства женщины, которую я люблю. Хорошо?

- Я не уничижаю, просто признаю, что иногда веду себя совсем неумно!

- Это всего лишь твоя неуемная натура! Ну, и склонность ревновать меня даже к твоей собственной тени! Я ведь очень верный... И в моей прошлой семейной жизни был недоступным для всех женщин монахом. Я не знаю, что такое "ходить налево". Я не понимаю расхожего выражения о том, что "хороший левак укрепляет брак". Потому в той жизни она от меня ушла, а не я от неё. Это к вопросу о Маркесе. Тебе еще долго стирать? Когда мне начинать готовить наш с тобой чай? Традиции - основа духовности! И где твои обветренные и вкусные?! Соскучился!

- Постирала я! Сижу и думаю, как бы выйти на холодный балкон и развесить белье. Вот смелости набираюсь. Погоди с чаем. Сначала балкон, а там и чай будет ко времени. А что натура неуемная, так это правда!

- А чего тут думать? Самое время одеваться во что-нибудь теплое, многослойное, как чешуйки крошечной луковички! Одевайся, собирай постиранное в таз и в кармашек прищепки и на балкон! Я бы сам сейчас все это для тебя сделал, но меня же пристрелят еще на подступах к границе... Я очень скучаю по тебе! Но, в сравнении с прошлой ночью, это уже почти не страшно!

- Навряд ли пристрелят, но неприятностей будет много. Это правда. Не думай ты о той ночи. Я тоже не от радости подоконник обтирала...

- Представляешь, какие мы сейчас с тобой счастливые?! Это же все читается между строк. И февральский день сегодня с самым любимым мною числом - 13! Эй, вы, Глаза цвета кофейной гущи! Я люблю вас! Слышите?

- Слышат, слышат!!! Хмм... я тоже люблю 13. В пятницу 13 мне всегда везет.

- Тогда идем на балкон вешать белье! Может быть, там я и встречу твои обветренные, вкусные и такие родные губы!

- Не злишься на меня?

- Нисколечко!!! А ты на меня?

- Не-а! Пошла я белье развешивать.

- Жду тебя, родная моя!


***
- Я это сделала!!!! Блин, и холодно же там. Бррррр!!.. У вас как, не потеплело?

- Как у нас, не помню! Комкаю сейчас в своих руках твои ледяные лапки. Дышу на них. Смотрю на тебя. На то, как ты, улыбаясь, восклицаешь "Бррррр!" Усталая, счастливая и такая родная!.. Вот, и прищепка какая-то в твоем кармане торчит витиевато. И ноготки у тебя совсем прозрачные от холода... И сердечко у тебя так стучит, что впору б заслушаться его перестуком. И еще эти твои удивительные ведьмины волосики на твоем упрямом лбе! Как же мне тебя не хватает... Слушай, а как правильно говорить: на твоем лбе или лбу?

- И кто тут мне говорил русский учить?! Конечно, на лбу!!! Хоть форма предложного "лбе", но на/во лбу!! Ты и в жизни думаешь, как писатель! Читаю иногда переписку, как художественное произведение...

- Об этом ты мне однажды скажешь шепотом, когда мы с тобой будем сидеть рядышком вдвоем у костра и смотреть на огонь, изумленно прижавшись друг к другу. Смотреть, тихо улыбаться и, не разнимая рук, не вспоминать то, что нас с тобой сейчас разделяет.

Листва-кочевник меж дерев
Отыщет в шелесте убежищ
Кочевье, где меня согрев,
Из шелеста исчезнет нежность

Тем нашим домом или сном,
Где так скрипучи половицы,
Где огонек горит тайком
И шепчет звёздам небылицы.

Запомни сегодняшний день. Хорошо? Годно?!

- Запомню, глупыш!..

- Кстати, а где ты читаешь нашу с тобой переписку?! Ты тоже всё сохраняешь?

- Не сохраняю... Но раньше на сайте наша переписка подолгу висела, и я ее временами перечитывала. Сейчас перечитываю наши с тобой письма в почте... Что, я попалась?!

- Да, ну тебя! Нигде и ни на чем я тебя не ловлю... Люблю. Просто люблю тебя - всю такую непростую. Всю и без остатка. Ты в праве не верить этому. Но, кроме права, есть ведь еще и справедливость. Да-да! Та самая, что называется судьбой. Мы с тобой столько копий и ребер переломали, что иные давно бы уже распрощались. А ты всю ночь сидела на подоконнике... А я всю ночь без тебя был вообще в каком-то нигде, и писал, и писал тебе всякие вздорные, отчаянные и нежные глупости... Может, чаю, мои Яблочные Обветренные Губы? Прикрепляю скрепкой к своему письму все НАШЕ с Тобой невыразимо-сокровенное. Да-да! Ну, да... Вот, такой я у тебя! Целых десять лет тебя ждал, пока ты там где-то бродила!

- Сам виноват! Надо было лучше искать, а не довольствоваться тем, что попадалось между делом. Не оскорбляйся на мои эти слова!

- Все больше серые стены и холодные подоконники попадались...

- Просто ты серьезно ни разу не влюбился за это время. Знаешь ли, а подоконник-то холодненький, хоть луна была красивая... А так горько... Очень...

- Знаешь, я с тобой как дома. И из окна нашего с тобой дома, пусть и пока такого, как сейчас, мне ножки свешивать совершенно не хочется... Да-да!!

- Ножки свешивать совсем негодное занятие. Да-да!!

- Насмешливое, ироничное ты мое счастье.

- Что насмешливое, то насмешливое! Ну, а что ты надумал ножки свешивать... Так ведь и без ботиночек можно остаться!..

- Если останусь без ботиночек, тогда из нашего с тобой дома мне и выйти будет не в чем! Так вот! Да и уходить мне из него, поверь, совсем не хочется. Мне так хорошо и тепло с тобой, что даже не верится... Где твои обещанные вкусные и обветренные, жадина ты моя?

- И опять ты прав! Они, таки, обветренные... Вот вроде дома сижу, а губы трескаются... Чем ты занимаешься?

- Преимущественно "достоевщиной". Мне очень свойственна эта загадочная русская амбивалентность! О тебе думаю. Копаюсь в своих "клочках". Жду тебя, грызя сухой сухарик без нашего с тобой чая и без нашей с тобой чашки. Грызу так, что и мои губы уже начинают покрываться едва заметными трещинками...



***
Книги пишутся для тех, кто никогда и никуда не поедет. Страсть превозмочь расстояния изобрела не только колесо, но и печатный станок Гуттенберга.

Письма пишутся под диктовку невозможности встречи с тем, с кем ты однажды навсегда расстанешься и будешь лежать на столе измятым, никому не нужным клочком бумажки.

После нас с тобой останутся десятки тысяч электронных писем. Они никогда не пожелтеют. Даже той осенью, где мы вдвоём с тобой будем сидеть у костра и осторожно отогревать в его пламени лунные лодочки ладошек нашей с тобой нежности...

Но однажды кто-то войдёт в комнату, чтобы просто прибраться в ней. Войдёт, смахнёт со стола клочок бумажки, вздохнет, выключит свет и захлопнет намертво дверь комнаты, в которой нас с тобой никогда не было.


6 - 8 февраля 2017


Рецензии