Поколение Ау

  Вот уж два часа как сижу над будоражащим воображение девственным экраном планшета.
 
  Жду, когда мой трудоголик-мозг поделится хоть толикой того, что наработано бессонными ночами в камлании над книгами.
 
  Но нет, не выдавить ни строчки!
Не удается даже придумать мало-мальский приличествующий ситуации заголовок.
Такая вот творческая немощь!
 
  Может не мудрствовать, взять взаймы? Частично, разумеется. Например, не коуплендское «Поколение Х» или пелевинское «П», а «Поколение ау». Правда, емко?            С одной стороны, очевидно, что поколение потерянное. И правда, зачем оно цивилизации семимильными шагами, стремящейся к закату? С другой – яснее ясного, ребята растерялись и в предчувствии грядущего краха ощущают зыбкость почвы под ногами.
 
  Гм, «Поколение Ау». Да, пожалуй, такой заголовок вполне созвучен с современной временной европейской парадигмой (ха-ха-ха, хо-хы). К тому же своей фонетической идентичностью ласкает слух российского обывателя.
 
  Не беспокойтесь, если вообразили, что, пытаясь всесторонне охватить предъявленную тему, начну загибать пальцы и скрупулезно перечислять все достоинства и недостатки, достижения и нелепицы, победы и недоразумения и еще много чего. Проводить анализ и делать выводы - это вам, каждому Тебе (тебе) – реализованному или нет частному случаю Нас (нас?).
 
  Я же всего-навсего преследую свою сиюминутную, шкурную цель – избавиться от зуда невысказанности, желание поделиться наблюдением некоторых сцен из череды картинок, что
              каждый
                каждый день
                лицезрит, воткнувшись в мир обыденности.
               
                ***

  Так вот, иду я как-то по площади Святого Марка, в многоязычной толчее, и, запрокинув голову, наслаждаюсь великолепием механического представления на часовой башне. И в то самое мгновенье, когда второй из волхвов преклоняет колено у стоп Мадонны, краешком глаза ощущаю какое-то странное движение слева. Нехотя отвожу взгляд от волшебного действа и вижу прилично одетого господина, который что-то скоренько кладет в свой карман. Неужели в столь представительном мужчине прячется мелкий воришка? – не хочется верить собственным глазам.
 
  А меж тем, он, не спеша, удаляется и направляется во «Флориан». Иду за ним. Заходит, садится за столик, заказывает кофе. Все указывает на то, что тут ему комфортно, тут он свой, тут он завсегдатай. Сажусь неподалеку, и прошу принести чашечку эспрессо и счет.
 
   Моему визави далеко за семьдесят. На это указывает утопающее в глубоких морщинах лицо, глаза в поволоке старческой катаракты, а в особенности съехавший несколько в сторону рот с неестественно ровными фарфоровыми зубами. Ситуации не спасает ни пышная шевелюра, иссиня-черный цвет которой пригасила мертвящая блеклая седина, ни аристократическая выправка, дающаяся с явной натугой, из последних, истаивающих сил.
 
  Минут через двадцать мой вальяжный господин Non un ladruncolo, выпив кофе и отстраненно пролистав парочку газет, подзывает официанта. Неторопливо расплачивается, брезгливо вытягивая по одной несколько банкнот из черного дамского кошелька.
 
  Я, выйдя из-за стола и делая вид, что поправляю макияж, пытаюсь скрытно сделать фотографии на смартфон, в надежде запечатлеть как самого господина, так и портмоне в его руках. Синьор скорее все-таки Ladro furtivo встает и идет к выходу, я за ним. У ближайшей урны он сбрасывает кошелек и шаркает дальше. Я быстренько выуживаю вещдок, на ходу заворачиваю в носовой платок и продолжаю преследование.
 
  Щипач, теперь уже в этом нет никакого сомнения, доходит до канала и садится в гондолу, где его, несмотря на теплую погоду, услужливо закрывают пледом и зонтом. Посверкивающее черными боками, сугубо венецианское достояние отплывает, а моя просьба подвезти остается демонстративно пропущенной.
- Кто это? – обращаюсь я к ближайшему гондольеру.
- О, это важный господин, богатый, влиятельный.
- А имя знаете, как его зовут?
- Марио Скварчалупи.
  Иду в ближайший полицейский участок, воодушевленно рассказываю увиденное, подкрепляя свое повествование фотоматериалами.
- Видите ли, синьорина, – вкрадчиво начинает полицейский, – боюсь, вы обратились не по адресу. Это вам в редакцию Il Gazzettino. Наверняка возьмут, тем более с фоторепортажем. В другом полицейском участке получаю отказ в более категоричной форме.
 
  Молодящаяся журналистка в редакции, поначалу заговорщически улыбаясь, спрашивает, не меркантильные ли намерения движут моим энтузиазмом. Услышав отрицательный ответ, предлагает связаться с доктором Вико, он психотерапевт, все разъяснит.
 
  Звоню по полученному телефону, секретарь, любезно предупрежденный о моем звонке, говорит о готовности доктора принять меня ровно в девятнадцать и заранее благодарит за пунктуальность. Прихожу тютелька-в-тютельку в назначенное время, меня встречает улыбчивая девушка и предлагает чуть подождать.
 
  Комната с книгами под потолок, куда меня отводят, никак не вяжется с врачебным кабинетом, впрочем, как и само здание, в котором она находится. Это старинный особняк, с лепниной, колоннами, венецианскими стрельчатыми окнами и резным перспективным порталом.
 
  Жду. Проходит пять минут, десять, пятнадцать, полчаса – никого!? От вынужденного безделья начинаю рассматривать корешки книг. На верхних полках пылятся старинные фолианты в роскошных кожаных переплетных крышках, щедро украшенных золотом и теснением. На полках пониже – издания проще, однако добротные и дорогие, а самые нижние пестрят современными разноцветными обложками, ценными и не очень. Принцип собрания непонятен, ничего объединяющего в нем нет: ни сходной тематики, ни качества исполнения, ни места публикации, ничего. Эта разношерстная коллекция книг напомнила мне «задники» библиотек, куда складывают печатные издания на списание, либо в силу их ветхости, либо потери актуальности.
 
  Но, чу, послышались шаги, одни тяжелые, представительные, каждым звучным штрихом, уверенно подчеркивающие свою глубоко осознанную значимость, другие – легковесные, еле слышные, раболепно обволакивающие господствующую поступь. Вошли.
 
  Я вновь отказываюсь верить глазам – передо мной господин Скварчалупи.
- Добрый вечер, синьорина, рад приветствовать вас в своем доме, – начал он, растянув рот в гримасе улыбки.
- Добрый вечер, синьор, – растерянно приветствовала я.
Буравя меня холодным рентгеновским взором он, указывая на стул, с достоинством продолжал:
- Прошу вас, располагайтесь, здесь вам будет удобно.
 
  Пока Скварчалупи основательно устраивался на стуле с вычурно изогнутыми подлокотниками, сопровождавший его молодой человек предупредительно отодвинул от стола другой, и я не без трепета примостилась на краешке, готовая в любой момент дать деру. Синьор тем временем отдал распоряжение, пришедшей на звон колокольчика горничной, принести кофе, печенье и сливки, я же лихорадочно размышляла о ситуации, в которую себя так легкомысленно загнала.
 
  Дождавшись, когда закрылась дверь за девушкой, принесшей поднос с кофейником, молочником, чашками и печеньем, Скварчалупи, строго нахмурившись, обратился ко мне:
- Ну-с, милейшая, мне тут передали, что вы классный фотограф, может снизойдете, покажете класс?
 
  Быстро осознав нелепость прозвучавшей фразы, Скварчалупи вмиг растерял свой апломб и, расслабленно осев в кресле, начал басисто и раскатисто хохотать. Это было так заразительно, что вначале к нему присоединился Франческо, так звали его «секретаря», потом невольно прыснула и я.
 
  Одной рукой потирая колено, другой – грозя мне своим длиннющим пальцем, почтенный синьор распалялся все больше и больше, пока, закашлявшись, не вынужден был остановиться.
 
  Промокнув носовым платком вытекшую слезу, он с усилием выпрямился, отпил глоток кофе и вновь взглянул на меня:
- Ну и, «каков будет ваш положительный ответ?» 
- А если он не будет положительным, – давясь смехом, с трудом выговорила я.
- Тогда возникнет ситуация «без выбора», и мне придется дать команду сбросить вас в Гранд-канал.
 
  Он произнес это с такой легкой беспечной решимостью, что не было никаких сомнений в том, что он проделает это, не ощутив груза моральных заморочек. Тяжелый ноющий комок начал разрастаться в зоне солнечного сплетения. На лбу выступил пот и несколько капель предательски сползло на губы, освежив их солоноватой прохладой. Из последних сил стараясь сохранять самообладание, я поднесла ко рту кофейную чашку и небольшими глотками начала пить.
- Какой восхитительный кофе, – сказала я как можно увереннее и отправила в рот кусочек печенья.
- Да, это Blue Mountain.
- Любимый кофе Джеймса Бонда? – приободрилась я еще более.
- Верно. А как печенье? О, это эксклюзив – гениальная находка моего шеф-повара, Карло.
- Вкусно.
- Ешьте, ешьте, может в последний раз, – притворно горестно заключил Скварчалупи, вытер губы салфеткой и по обыкновению неспешно встал и подошел к окну. – Вы, собственно, откуда взялись? Зачем приехали в наш город?
- Я русская, студентка, приехала совершенствовать свой итальянский, – машинально лепетала я. А мысли в панике беспомощно крутились вокруг единственного вопроса «что делать?»
- Где остановились? – уже без проявления какого бы то интереса спросил Скварчалупи.
- В Местре.
- Ясно, из голодранцев, – пробормотал он себе под нос, а затем громко и внятно произнес. – А за мной с какой целью следили? Что в России по-прежнему вербуют в КГБ?
- Ни за кем я не следила, – рассердилась я. – А обижать гостей низко, тем более такому достопочтенному господину, каким себя мните вы. Что касается КГБ, то такой структуры давно уже нет.
- Напрасно вы так распалились, голубушка. А дерзить мне и вовсе не стоило. А впрочем, теряем время. Франческо, распорядитесь.
Скварчалупи подошел к стеллажу, прицельно выхватил небольшой потрепанный томик с верхней полки и величественно удалился.
- Ну и вам пора, – тихо сказал Франческо. В наступившей тишине гулко раздавались шаги удалявшегося Скварчалупи. Я прислушивалась к ним, пока их подшаркивающие отголоски не затихли совсем.
- Господи, ну почему мне всегда нужно больше всех, и зачем я затеяла это расследование? Вот теперь сиди и трясись в неизвестности, гадая, что придумал в отместку злобный старик.
- Сколько можно повторять, – прорвалось до ушей через вязкую вату отчаянного индульгирования. – Что же вы сидите, встаньте же наконец, у меня и без вас дел невпроворот.
- Отпустите меня, ну, пожалуйста, – неожиданно для самой себя начала я жалобно канючить. – Вот у меня есть 500 евро и золотой кулончик, старинный, от прабабушки достался. Отпустите, а?
- Даже и не знаю, что вам и сказать, синьорина, – рассмеялся Франческо.
- Скажите, что я свободна, – просительно произнесла я.
- Господи, да конечно. Finita la commedia, – улыбнулся Франческо.
- Возьмите, – в надежде настаивала я, протягивая ему скомканную купюру.
- Зачем мне ваши деньги? – воскликнул, видимо, потерявший терпение темпераментный Франческо. – Кофе попили? – Попили!  Печенье попробовали? – Попробовали! Любопытство свое удовлетворили? – Удовлетворили! Все! Пора и честь знать!
- Но я ничего не поняла, – беспомощно пыталась я давить на сочувствие.
Но Франческо не собирался что-либо объяснять, нисколько не церемонясь, вывел меня из дома и в полном недоумении оставил за дверью.

                ***

  Никаких вывесок на доме я не обнаружила. А есть ли вообще этот доктор Вико? А главное зачем мне он нужен? Я приехала насладиться красотой и поэтичностью волшебного города, а не влиять на «облико морале» аборигенов. Пожалуй, стоит вернуться в отель, принять душ и расслабиться. А на завтра, по плану волшебный Мурано.

  Назавтра без всякого плана ноги понесли меня опять на площадь Сан-Марко. Нужно же досмотреть механическое представление, – убеждала я себя. Но как только я оказалась там, то первым делом начала искать удобный наблюдательный пункт. Он, конечно, же нашелся. И началось бдение. Я просто должна удостовериться, что ошиблась, и все, уверяла я себя. Мое здравомыслящее, трезвое «я» щетинилось, но я-авантюристка легко брала верх.
 
  В тот день я пробыла на площади до десяти, но Скварчалупи не было. Не было его и на следующий день. А вот на третий объявился. Я увидела его еще издали, когда он привычно размеренной походкой шел со стороны канала. Вот ты и попался, супчик, потирала я руки.
 
  А он, смешавшись с толпой, уже был у башни, потом начал медленно скользить, в поисках очередной беспечной почитательницы прекрасного. Таковую он нашел в высокой статной женщине. Приблизился к ней вплотную и ловко вытянул из сумки кошелек, опустил в карман, и ленивой походкой направился к «Флориану».
 
  Я подошла к ней, сказала о пропаже, Бьянка, так она представилась, рассеянно заглянула в сумочку, подтвердила исчезновение кошелька и без особой охоты согласилась пойти со мной в полицейский участок. Заявление Бьянки приняли. Меня опросили в качестве свидетеля, занесли мои показания в протокол, указав паспортные данные и номер телефона. Забрали сброшенный Скварчалупи кошелек и выдали расписку.
 
  Казалось бы, проблема исчерпана, и действительно неделю я беспечно рассекала по каналам на вапаретто, наслаждаясь архитектурой города и его достопримечательностями. Однако в один из дней меня, подобно преступнику, стремящемуся вернуться на место преступления, опять потянуло на Сан-Марко. Каково же было мое удивление, когда я вновь увидела Скварчалупи, входящего в кафе.
 
  Я не могла не удостовериться, что это всего лишь безобидная чашечка кофе, и устремилась за безответственным пройдохой. На этот раз я села за ним, так, чтобы он не смог меня обнаружить, а я могла бы без усилий понаблюдать за его действиями. Все повторилось! Он выпил кофе, а расплатился купюрами из обшарпанного женского кошелька…
 
                ***

- Наденька, Надь, Надька, – истошно вопит толстый мужичонка на балконе девятого этажа. Он лежит на перилах балкона на своем бесформенном, напоминающем послед, животе и пытается удержать равновесие странными, загребающими движениями рук. Раннее утро, прохожие спешат по своим неотложным делам и никому нет дела до потерявшего человеческий облик выпивохи. А он, отчаянно надрывается в надежде, что его услышат, помогут, спасут. Но разве можно спастись от самого себя. Да и поздно, масло разлили.
 
  В последнее время Владимир Петрович, так некогда уважительно называли его в бытность работы инженером на заводе точного приборостроения, что-то постоянно праздновал. Что конкретно, он не помнил, причины застолий находились тотчас, как только появлялись стаканы на столе, в последние годы все чаще с каким-то мутным пойлом неизвестного происхождения.
 
  И вот как-то бутылку без каких-либо опознавательных надписей принес новый приятель – долговязый Ванька, случайный участник одной из попоек. Он пришел с наступлением густой темноты, когда двор опустел, и оттуда не доносилось ни болтовни прохожих, ни повизгивания собак, совершавших очередной вечерний моцион, ни тем более звонкого шума детворы, в основной массе благополучно сопевшей в теплых кроватках.
 
  Ванька деловито расставил прозрачные стопки, галантно, с легким поклоном пригласил за стол Наденьку, предварительно небрежно растолкав ее, мирно почивавшую на продавленной грязной тахте.
- Наденька, солнце мое, неси закуску и тарелки, – уважительно пробасил Владимир Петрович, – сегодня наша очередь угощать.
- А-а, – сонно позевывая, протянула Наденька и послушно поплелась к холодильнику доставать открытую накануне трехлитровую банку соленых огурцов.
- Вот, хозяюшка, колбаски порежьте, да и хлебца заодно, – заискивающе суетился Ванька.
 
  Когда нехитрая снедь была порезана и разложена по тарелкам, и стопки до краев наполнили гремучей смесью, Ванька бодро встал и произнес тост за здравие хозяев и, шумно вдохнув, первым выпил все до капли. Хозяева с удовольствием поддержали почин гостя, затем разлили еще, затем еще и так, без остановок и лишних слов, пока вся бутылка не была опорожнена. Потом спешно перекусили и призадумались над тем, как бы добавить еще.
- А сбегаю-ка я к Варе, – поднялась Наденька, – может что осталось у нее, вчера все-таки день рождения снохи отмечали.
Когда Владимир Петрович с Ванькой дорезали оставшуюся колбасу, Наденька вернулась.
- Нет, – произнесла она с порога, – ничего не принесла.
- Ладно, Надюш, не горюй, где наша не пропадала, сейчас мигом сбегаю к Алексеичу в 25-ый, думаю, не откажет.
- А и правда, Алексеич – свой человек, не откажет, а ты и его самого зови, веселей будет.
 
  С Алексеичем, так дружная чета звала Василия Алексеевича Трубникова, Владимир Петрович приятельствовал еще с институтской поры. Вместе поступали в политех, в один год с разницей в месяц поженились, даже распределились на один завод. И потом две семьи были, как говорят, не разлей вода. Но пришли девяностые и семьи разделили. Конечно, это произошло не сразу, но итог был такой. Трубникову, еще с институтских времен активно занимавшемуся общественной деятельностью, достаточно легко удалось приспособиться к новым реалиям. Владимир Петрович, отличавшийся бескомпромиссной щепетильностью интеллигент, остался за бортом. В гости по-соседски друзья перестали ходить к друг другу давно, но Владимир Петрович был уверен, что в случае чего Алексеич, так же, как и он сам, отдаст последнее, чтоб выручить друга.
 
  На трезвую голову мысль пойти к Трубникову за бутылкой, да еще и за полночь, к Владимиру Петровичу, конечно, бы не пришла. Но алкоголь притупил сознание, и Владимир Петрович, как ему казалось, бодро зашагал к знакомому подъезду. Код он знал, поэтому перед нужной дверью оказался без труда.
 
  На требовательный трезвон выкатилась жена Трубникова – Тамарка, она решила, что это сын наконец пожаловал на побывку из Дании. Спросонья Тамарка никак не могла понять, что в такой час понадобилось улыбчивому мужичонке, заплетающимся языком сыпавшем комплименты.
 
  Не сразу она догадалась, что перед ней тот самый очаровательный балагур, интеллектуал и симпатяга Зорин, по которому сохла девичья половина институтской братии, в том числе и сама Тамарка. Однако выбор Зорина был сделан не в ее пользу, он предпочел бойкой черноокой красавице Тамаре скромную голубоглазую Наденьку и никогда об этом не жалел. Их союз был чрезвычайно редким счастливым совпадением половинок, о котором писал в своей легенде об андрогинах Платон.
 
  Наконец поняв, что перед ней что ни на есть великолепный Зорин, Тамарка удовлетворенно рассмеялась и с удовольствием откликнулась на его просьбу. Вынесла  четыре бутылки дешевой водки, которые уже давно пылились в дальнем углу кухонного шкафа. Туда она запихивала все, что вряд ли могло пригодиться, но выбросить было жаль.
 
  Так тебе и надо, мстительно подумала Тамарка, оглядывая пузырившиеся на коленях мятые брюки и застиранную до прозрачности футболку, будешь знать, кого в жены выбирать. А Виктор Петрович, ничего не подозревавший о многолетних тайных мучениях Тамарки, горячо поблагодарил ее и отправился восвояси.
 
  Он шел, не спеша, старательно избегая едва видимые в лучах фонарей неровности, боясь споткнуться и разбить свою желанную добычу. Наконец, когда он был почти дома: вот подъезд, осталось только войти, сесть в лифт и дело в шляпе. Все пошло как-то не так. Он почувствовал это заранее, едва заметил непривычную темень перед подъездом. Света не было и внутри. Виктор Петрович нажал кнопку лифта, однако лампочка под кнопкой не загорелась. И старый видавший виды подъемник не заскрипел, и взвизгивая и воя, не отозвался на законное требование.
 
  Пришлось идти пешком, каждый этаж давался с неимоверным трудом и дело было не только в том, что он порядком устал от того напряжения, что испытывал, пытаясь сохранить свою хрупкую ношу, а прежде всего в том чувстве обреченности, которое утопило его в ледяном холоде безысходности.
 
  Когда он наконец дотащился до двери своей квартиры, еще не войдя в нее, ощутил давящую тишину. Дверь была не заперта, Виктор Петрович вошел, поставил уже переставшие вызывать ликование бутылки и сразу пошел на кухню, затем в комнаты, а после заглянул в санузел и на балкон. Наденьки нигде не было. Она не могла уйти, ничего не сказав, не предупредив.
 
  Что же произошло? Где она? Как поскорее преодолеть эту невыносимую безНадежность? Он выбежал на площадку и стал бегать от двери к двери, стучать, звонить, кричать. На тревожный шум выскочили заспанные соседи. Поначалу, буквально несколько мгновений они оставались в растерянности, не понимая, что случилось с их всегда выдержанным улыбчивым соседом, а потом заговорили почти все сразу:
- Когда она пропала?
- Примерно полчаса назад?
- Да ты подожди тревожиться, может вышла куда-нибудь или к дочке поехала?
- Нет, ее нет, – твердил Виктор Петрович.
- Постойте, – попытался взять ситуацию в свои руки предприимчивый Глеб, – давайте вначале позвоним на ее мобильный, потом Сашке (дочери Зориных).
- Давай, давай позвоним, Глебушка, – охотно согласился Виктор Петрович.

  Они вошли в квартиру и начали звонить, вначале самой Наденьке, тотчас же раздавшийся ответный звонок, рассеял первую иллюзию удачи. Звонок Сашеньке – тоже промах, Наденьки там не было.
 
  Ольга Иосифовна предложила посмотреть личные вещи Надюши, сумочку, кофточку, плащ, наконец, ключи. Все на месте.
 
  Начали осматривать комнату. Бесполезно. Старые потрепанные вещи были на привычных местах. Старательно отбеленные полотенца лежали стопкой в серванте. Изрядно потертый томик Чехова привычно покоился на подлокотнике дивана. На кухне на столе осталась нетронутой аккуратно нарезанная колбаса и хлеб, предусмотрительно покрытые салфеткой. Все было, как прежде. Только Наденька исчезла.
- Давай, Петрович, вспоминай, что было перед тем, как ты ушел? Что делали? О чем говорили? – спросил Глеб.
- Что делали…О чем говорили… – на автомате произнес Зорин, а потом медленно, с трудом вспоминая продолжил. – Мы сидели за столом и праздновали.
- Что вы праздновали?
- Не помню.
- Хорошо, о чем говорили?
- Да, собственно, ни о чем таком и не говорили. Выпили, потом еще и еще, пока бутылка не закончилась. Наденька пошла к Варе, ну чтоб повторить, но они там все сами выпили накануне, так что искать пришлось идти мне, – бестолково объяснял Зорин.
- Ну, а что Надежда Михайловна, она дома осталась? – поинтересовался Глеб. 
- Да, Наденька осталась, когда я уходил, она нарезала вот такими тонюсенькими пластинками хлеб, а Ванька просто так сидел, смотрел, – отвечал Зорин.
- А кто этот Ванька, Иван Семеныч что ли, из соседнего?
- Нет, ты его не знаешь, мы с ним познакомились в парке на прогулке, разговорились, ну и пригласили в гости.
- А что вы о нем знаете?
- Где живет?
- Работает ли? Ну и вообще?
- Ничего не знаю, Ванька и Ванька, предупредительный такой. Сегодня вот пришел в гости, водочку принес. Ну мы и распили.
- Да, – протянула бабка Марья, – допраздновались, предупреждала я тебя Виктор, что ваше веселье до добра не доведет.
- В милицию можно обратиться только на третий день пропажи, – прекратил бессмысленные причитания Глеб, – так что остается ждать и надеяться, что то была ложная тревога, и Надежда Михайловна отыщется.
- Да, давайте расходиться, ночь на дворе, завтра будем думать, что делать дальше. И вы, Виктор Петрович, ложитесь, – наконец озвучила то, что хотел сказать каждый из присутствующих, сообразительная Женя.
- Да, – дружно согласились соседи, – завтра все образуется.
- И Надежда Михайловна придет.
- И выяснится, куда запропастился этот ваш предупредительный Ванька.
 
  Однако ни завтра, ни через месяц и ни через год ничего не выяснилось. Поиски полиции ничего не дали. Наденька пропала.

  А Виктор Петрович опустился окончательно, с соседями не общался, все пил и пил, пока наконец в один из дней, пропив очередную пенсию, не вышел на балкон и, с трудом перевалив через перила свое непослушное тяжелое тело, покончил со своими мучениями раз и навсегда.

                ***

  Самолет идет на снижение, он почти касается земли. Секунда и огромная махина мягко, подобно сдувшемуся мячу, слегка подскакивает на шасси, чтобы в следующее мгновенье уже основательно опуститься на бетон взлетно-посадочной полосы. Поскрипывая, повизгивая, шурша и по-ребячьи упрямо сопротивляясь, норовистая машина неохотно подчиняется воле пилота, но, в конце концов, начинает активно тормозить, вплоть до полного обездвиживания, до той непременной, мгновенной секундной тишины, что по ощущениям поддавливает на барабанные перепонки. Затишье кратковременно, его тотчас нарушает разноязычный гомон повеселевших пассажиров – перелет позади.

- Our plane landed at the airport of Cairo city. Temperature is 29 degrees. Please remain seated until full stop of the engine. Our flight was over. We wish you all the best, – заезженной скороговоркой нашептывает командир корабля. Просьбу оставаться на местах дублируют бортпроводницы, но вопреки здравому смыслу и требованию экипажа всегда находятся нарушители. Вот и сейчас двое наших соотечественников, которые уже во время полета не раз испытали терпение летной бригады, едва произнесены последние слова командира, вскакивают с кресел и, громко переговариваясь и хохоча, вытягивают бесхитростный скарб с полок. Девятнадцатилетние студенты МГАФКа Павел и Александр, два очаровательных крепыша, успевших перезнакомиться с едва ли не половиной пассажиров рейса, после напряженных соревнований не могли, а главное не желали никакого насилия над собственными волеизъявлениями. Подобно кипящей воде в прикрытом крышкой чане на раскаленной плите, они еле-еле сдерживались и все чаще и чаще невольно выпускали пар, из последних сил подавляя свои свободолюбивые деятельные натуры. Однако улыбчивые стюардессы уважительно, но настойчиво усадили возмутителей спокойствия, и потекли томительные минуты вынужденного ожидания.

   Наконец последовало приглашение к выходу. Засидевшиеся пассажиры с энтузиазмом откликнулись на предложение и тесно выстроились в узком проходе самолета. Немного терпения – и мы в аэропорту, вылавливаем сумки с багажной карусели. Вот и мой посверкивающий лаком черный чемодан с золотистым опознавательным ярлычком. Теперь осталось поймать такси и доехать до отеля. Я выбрала Pyramids Viev Inn – это одна из немногих гостиниц с видом на пирамиды.
  Собственно, ради них, этих уникальных сооружений и затевалась поездка. Я хотела еще раз испытать это неописуемое чувство, которое ни до, ни после не вызывал во мне ни один памятник архитектуры. Попытаться уяснить, чем вызвано то раболепное благоговение, которое ощущаешь у подножия этих гигантов. Что в них так безраздельно подчиняет своей воле? Размеры? Филигранная выверенность линий? Совершенство форм? Или просто веками наработанный ореол таинственности?

  Что сподвигнуло Филона Византийского, от которого в веках осталось лишь имя и его знаменитый труд, среди тысяч творений Древнего мира именно пирамиды причислить к заветной семерке Чудес света? А остальное человечество безропотно согласиться с его оценкой? И почему вопреки разрушительной беспощадной силе времени эти загадочные громадины удивительным образом сохранились и по-прежнему влекут к себе, вызывая восхищение, рождая споры и легенды?

  После двадцатиминутных переговоров с англоговорящим таксистом Эскером для уточнения сколько и за что плачу, я все ближе к заветной цели.
  Для полноты впечатления решила, что пока эмоционально не подготовлюсь к новому обозрению пирамид, смотреть на них, пусть и издали, не буду. А чтобы ненароком не нарушить свое намерение, уткнулась в планшет. Каково же было мое удивление, когда, оторвав глаза от экрана, я увидела вовсе не отель, а трехэтажный особняк темно-песочного цвета с красной черепичной крышей.
  Едва машина въехала на территорию, огороженную высоким забором, створки автоматических ворот с легким шипением закрылись.

- Ловушка захлопнулась, – подумала я, – почти как в детективных сериалах: сейчас выскочат циклопических размеров здоровяки в искусно замотанных тюрбанах с кривыми турецкими саблями, завяжут глаза и уведут в неизвестном направлении – искать-не найти.
  К счастью, реальность оказалась милостивее: передо мной появился высокий худощавый молодой человек и на неплохом английском церемонно провозгласил:
- Добро пожаловать, мадам.

  На нем была традиционная одежда египтян – галабея – белая просторная рубаха до пят, короткие штаны и фетровая ермолка – лебда на голове. Как позже выяснилось, звали его Хазани, т.е. красивый, и признаться, его внешность вполне соответствовала такому определению. Своими крупными карими глазищами, изящным прямым носом и сросшимися на переносице густыми бровями он отдаленно напоминал юношу в золотом венке. Того самого, что на фаюмском портрете из Пушкинского.

  Зная, что в мусульманских странах приезжим, не обремененным знанием местных обычаев, не мешает держать нос по ветру, я судорожно вспоминала советы бывалых туристов. Во-первых, закрытая одежда. Это я более или менее соблюла. На мне джинсы и легкая блузка с длинными рукавами. Правда, на голове нет платка, но ситуацию вполне исправляет панамка.
  Во-вторых, египетские правила хорошего тона, что приветствуют сдержанность и почтительность. Особенную щепетильность здесь проявляют в отношении поведения женщин. Так, смотреть мужчине прямо в глаза не стоит и щедро «раздавать» улыбки тоже, иначе славы доступной женщины наверняка не избежать. Но главное – это предельно уважительно обращаться ко всем, а прежде всего к старшим и к людям, наделенным властью. В арабском языке нет непосредственного обращения «вы», но есть выражение, которое его заменяет. Вспомнить бы, как оно произносится? Хадри, хадри…Хадритак! Верно! Йа Хадритак!

- Йа Хадритак, – прервав свой внутренний монолог, не дотянув до традиционного «в-третьих», обратилась я к Эскеру, – это же не отель? А что? Зачем вы меня сюда привезли? Кто вам заплатил за это? – допытывалась я, старательно избегая прямого взгляда.
- Вы сказали отель Pyramids Viev Inn, верно? – вместо ответа спросил он.
- Ну да, Pyramids Viev Inn, – невольно раздражаясь, произнесла я, – а это что?
- Саид сказал, что светловолосая девушка из Москвы попросит отвезти в отель Pyramids Viev Inn, это условная фраза означает «везти сюда».
- Ничего не понимаю.
- Прошу вас пройти в дом, – не выходя из рамок почтительности, меж тем не унимался Хазани.
- Подождите, мне нужно понять, что происходит. Эскер, я произнесла, как вы говорите, условную фразу. Но кто и с кем условился? Кто такой Саид? И что он хочет от меня? – оборонялась я от обоих.
- Не знаю, – удрученно отвечал Эскер.

  Однако его огорчение могло означать все, что угодно. Разве можно понять, что там творится в голове другого человека, тем более бедного необразованного египтянина, которому наверняка с детства приходилось по-черному ловчить, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
  А Хазани все продолжал любезно уговаривать пройти в дом. Но идти туда хотелось менее всего. Неизвестность пугала.

  Однако в любом случае паниковать не стоит, убеждала я себя, это может только усугубить ситуацию. Конечно, я могу позвонить в посольство. Но что скажу? Я даже не знаю, где нахожусь. А такой шаг может в корне изменить мое положение: улыбчивые и доброжелательные парни, почувствовав, что запахло «жареным», могут стать агрессивными и непредсказуемо жестокими.

  Самое благоразумное – тянуть время. Египтяне никогда не торопятся. «Букран иншаала», т.е. завтра, если бог даст, повторяют они беспрестанно и без всякого зазрения совести могут любое, пусть и самое безотлагательное решение отложить на завтра. Вот и мне нужно попытаться втянуться в этот ритм, чтобы разобраться, куда я попала, что от меня хотят, а если все пойдет по недоброму сценарию, предварительно узнав адрес моего местопребывания, непременно дозвониться до посольства. В общем, действовать, исходя из обстоятельств. А сейчас, вероятно, все-таки стоит выйти из машины и осмотреться. Что и сделала. И в тот момент, когда я, прикрыв порядком обветшавшую дверь старенького Форда, начала оглядываться по сторонам, с балкона раздался приятный женский голос:

- Хазани!
А дальше что-то на арабском.
- Минуту, мадам, – промолвил Хазани и легким шагом удалился.
- Вот это удача! Это шанс! – ликовала я. И, забыв все предыдущие размышления о тонкостях морально-этических норм восточного менталитета, вплотную подойдя к таксисту и смотря ему прямо в глаза, зашептала:
- Эскер, у меня есть десять тысяч долларов, в банке, половину я могу отдать вам. Вы просто отвезите меня в отель и все. А?
- Это невозможно, мадам. Я обещал Саиду, он обидится, – растерянно отодвигаясь, сокрушается Эскер.
- Не страшно, – успокаиваю я себя, – это же чисто египетская уловка, нужно торговаться. Тем более, что предусмотрительно оставила в запасе целых пять тысяч.
- Хорошо, – начинаю напирать я, – добавлю еще тысячу.
Молчит, но явно размышляет.
- А если еще полторы, – неспешно, почти по слогам тяну я и тут же в азарте восклицаю, – нет, не полторы, две! Еще две тысячи, и того семь! Как? Эскер? По рукам?
- Нет, мадам, это совершенно невозможно, я обещал, – поглядывая исподлобья, лепечет он.
- Накину еще полторы. Девять с половиной тысяч! Соглашайтесь! На эти деньги можно много чего купить, – иду ва-банк.
Соперник показушно нехотя сдается и, как набедокуривший школьник, низко опустив голову, с обреченной интонацией произносит:
- Хорошо, я согласен, – а потом, словно встрепенувшись и как-то уж очень осмелев, требовательно добавляет, – но часть денег вы дайте мне сейчас, авансом.
- Конечно, конечно, – радостно суечусь я, – вот, возьмите, здесь пятьсот долларов, остальное завтра.
- О' кей, мадам. Сейчас я предупрежу Хазани, и мы уедем, – излишне эмоционально сжимая мою ладонь, шепчет Эскер. И как бы в подтверждение своих новых «полномочий» откровенно скабрезно подмигивает. С трудом вытягиваю ладонь из тисков его рук и в ужасе оглядываюсь.
  Решение не заставляет себя ждать – остаюсь. В данной ситуации, вразумляю я себя, это предпочтительнее, чем ехать в одной машине с перевозбужденным парнем.
Это казалось тогда столь очевидным, что я едва справилась с порывом броситься к Хазани, который как нельзя кстати возник в проеме дверей. В считанные секунды сумев максимально сконцентрироваться, я смиренно опустила голову и медленно пошла к лестнице, ведущей к дому. Внутри все клокотало от раздражения и злости: так оскандалиться, сотворить такую глупость!

  Хазани тем временем, перекинувшись парой фраз с Эскером, вытащил из багажника чемодан и, не забыв прихватить мою сумочку и планшет, пригласил следовать за собой.
Эскер сел за руль, завел машину, и когда мы поднялись на третий этаж, я вновь, услышала шипение закрывающихся ворот. Он уехал.

  Сдерживаясь из последних сил от надвигающегося потока рыданий, я молила бога, чтоб удалось оказаться одной раньше, чем первые слезы выкатятся из глаз: не нужно, чтобы видели мою нарастающую растерянность.
  Видимо, почувствовав неловкость ситуации, Хазани, ловко расставил вещи в номере и ушел. Бедовая мысль сбежать, пришла мгновенно. Отлично, не думая о последующем простодушно торжествовала я, сейчас спущусь вниз и привет.
Дополнив содержимое сумочки фотоаппаратом, я выбежала из комнаты, но когда добралась до забора и в порыве воодушевления сумела-таки, хотя и не без усилий, преодолеть его, нос к носу оказалась с Хазани. Он улыбался:

- Вы действительно уверены, что это хорошая идея?
- А вы полагаете, быть узницей лучше?
- Саид сказал, что вы в опасности, а здесь вас никто не найдет.
- Не знаю я никакого Саида, и мне ничего не угрожает. Позовите его, пусть придет, и все прояснит.
- Пока не могу, он уехал, а его телефон вне зоны доступа. Вернитесь в дом. До шоссе четыре километра, идти туда в такую жару – не лучшее решение. Да и искать сомнительные приключения вряд ли входит в ваши планы. Я полагаю, вам вполне хватило щекотания нервов с Эскером?
- Он вам что-то рассказал?
- Абсолютно ничего, но по вашему поведению догадаться не составило труда. Да не волнуйтесь вы так, все образуется. А я, как только дозвонюсь до Саида, тотчас оповещу вас.
Звучало вполне убедительно – я послушно поплелась за ним.

  Минут через пятнадцать Хазани принес огромный поднос с соками, охлажденным каркаде и фруктами. В той ситуации не оценить по достоинству это манящее великолепие было б просто преступлением. «Изменить я этого не могу, остается извлекать из этого пользу», – с трогательной оперативностью подсказала память. С этой практичной мыслью Шопенгауэра я и осушила два бокала и с удовольствием справилась с апельсином.

  Что же происходит, размышляла я, дожевывая его последнюю дольку. Не излишне ли щедр этот скрывающийся господин? Ведь по словам Хазани, в моем распоряжении весь цокольный этаж, где есть тренажерный зал, бильярд, настольный теннис и даже боулинг. На крыше дома – бассейн и шезлонги, чтоб погреться на солнышке. Причем, если пожелаю, подчеркнул Хазани, он с удовольствием составит компанию, поддержав меня в любом капризе. Все это крайне настораживает.

  Все-таки стоит попытаться связаться с посольством, заколготилась я. Набрала номер посольства – молчание. Еще раз – тот же результат. Ну куда все запропастились?!
Чужая страна, чужие люди! Обратиться за помощью некому! Знакомых – ни души! Такая безнадега!

  А, впрочем, подожди, есть Павел и Саша! Где их визитки? Они торжественно, естественно, не без апломба, так свойственного зарвавшимся юнцам, вручили их мне, сказав, что могу обращаться в любое время. И предлог для этого избрали вполне пристойный – доступ в фитнес-клуб Романов. Найти бы эти спасительные прямоугольные картоночки!
  Поиски в моей «походной» сумке, оснащенной множеством секций и карманов, ничего не дали – визиток не было. Эх, если б знать, как они мне понадобятся! Я, как дорогую реликвию, заложила б их в портмоне, между банковскими карточками. А вместо этого, лишь бы отвязаться от назойливой общительности, куда-то небрежно втиснула.
  Что ж делать? Что предпринять? Думай, Вероника, думай! Ты просто обязана что-нибудь измыслить. Сейчас шель-шевелить нельзя, ни в коей мере…

  Так, так, так, так, пыталась я как-то раскачать, не желающий напрягаться мозг. А что если действовать через ту женщину, что позвала Хазани. Обладательница столь мягкого голоса вряд ли окажется бездушной хладнокровной, не очень уверенно рассуждала я. Возможно, она родственница хозяина и, сочувствуя мне, убедит его поскорее вернуться. А если нет, то может поделится какой-нибудь нелишней информацией. Как бы то ни было, с ней стоит познакомиться, а если удастся, то и подружиться, с завидной убежденностью в успех заключила я.
  И вообще нужно осмотреться, понять, как устроен дом, что за забором, есть ли охрана, камеры и т.д.
  Шаги, это Хазани, он идет за подносом.

- Все о'кей? Как наш каркаде?
- Спасибо, вкусно, я не в первый раз в Египте и успела оценить достоинства этого напитка.
- Не хотите ли поесть что-нибудь более существенное?
- Да, было бы неплохо.
- Может что-то конкретное?
- А можно?
- Сделаем все, что в наших силах.
- В таком случае хотелось бы суп, если не ошибаюсь в произношении, мулукию.
- Не ошибаетесь, сделаем. С каким мясом предпочитаете?
- С цыпленком.
- О'кей.
- Если можно, еще кофе с молоком и белый сыр.
- А лепешку, Айш-балади принести?
- Да.
- Через полчаса все будет готово.
- Минуту, – остановила я собравшегося было уйти Хазани, – я решила воспользоваться вашим предложением искупаться в бассейне, поэтому и пообедать хотелось бы там, если, конечно, это позволительно.
- Да, там есть барные стойки, там и накроем.
- Отлично. И еще, у вас не очень приветствуются женщины в бикини, поэтому, если не трудно, пусть стол накроет кто-нибудь из женского персонала, хитрила я.
- Нет проблем, у нас работает Захра, одна закавыка, по-английски плохо говорит.
- Уверена, это не помешает понять друг друга.

  Я одела купальник, поверх него – длинный батистовый халат с рукавами, на голову – шляпу. И, прихватив планшет, в который до отъезда скачала русско-арабские словари и разговорники, поднялась на крышу.
  Конечно, через полчаса на столе ровным счетом ничего не появилось, прошел почти час. Однако для флегматиков-египтян такая «расторопность» вполне приемлема.

  Как и обещал Хазани, поднос принесла молодая женщина. На ней, равно как и на Хазани, была традиционная египетская одежда – черное платье-рубашка, на голове – бледно-розовый легкий хиджаб.

- Ас-саляму-алейки, – поприветствовала она меня с улыбкой, и я тотчас поняла, что это ее голос я слышала с балкона.
- Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-Ллахи ва-баракятух, – длинным ответным приветствием отвечала я. Его я выучила еще к прошлому посещению Египта. И, как мне казалось, оно располагало к себе набожных египтян.
- Шукран, – поблагодарила я девушку и быстро продолжила, – Ана исми Вероника.
- Фурса саида, Захра, – последовал ответ.

 Далее, мешая английские и арабские слова, помогая жестами и мимикой, я выяснила, что девушка родом из небольшого села и здесь на заработках. И ее деньги – большое подспорье для большой многодетной семьи. В дом Саида ее привез брат, причем недавно. Сомнений не оставалось, полуграмотная, робкая, милая Захра не могла стать моей спасительницей, ее впору было спасать саму.

  Может я действительно напрасно порю горячку, проще дождаться Саида – и все прояснится, размышляла я, сидя на бортике бассейна. Напрасные чаяния, не прояснится, категорически не соглашался рассудок. Удрученная противоречивыми мыслями, я аккуратно сползла в бассейн и поплыла. Вода, уже успевшая перегреться под нещадно палящим солнцем, тем не менее освежила. Что ж, пожалуй, стоит все-таки действовать, сконцентрировалась я. Как там у Хосе Марти, действие – достоинство величия.

  Осмотр окрестностей, а потом и самого здания дал удручающе мало, выяснилось всего лишь то, что у особняка два выхода, охраны нет, камер тоже.
  Это совсем неплохо, внушала я себе, поскольку склоняет к выводу, что происходящее со мной не чей-то злой умысел, а всего лишь недоразумение. Соображение, что на подобную охрану просто не было средств, я решительно отмела, как совсем не убедительное. Таким образом, принудительно настраивая себя на оптимистический лад, я вернулась в номер.

  И тут мне чрезвычайно остро захотелось поэзии. В трудные минуты она всегда являлась для меня той необходимой эмоциональной составляющей, которая поднимала над обыденностью, воодушевляла, а частенько избавляла от упаднического настроя. В поисках миниатюрного сборника Пастернака я полезла в боковой карман сумки и … наткнулась на визитки парней из самолета. Ну попробуйте теперь не согласиться с утверждением, что поэзия обладает силой, притом силой действенной.

  Набираю Павла, занято, ну конечно, чего иного ждать от этой жертвы коммуникабельности. А Саша, может откликнется он? Звоню, длинные гудки. Уже хорошо. Ну давай, давай же, возьми трубку. Нууу!

- Алло, – раздается глуховатый голос.
- Саша, это Вероника, помните попутчицу в самолете?
- Конечно помню, разве вас можно забыть. Вы такая, – начинает он тенорить обволакивающим голосом.
- Умоляю, разговоры потом. Я в беде, – жалуюсь, обстоятельно описывая нелепые злоключения. Разговор прерывается на полуслове – в коридоре раздаются чьи-то шаги. На всякий случай прячу телефон и прибавляю звук телевизора.

  Пришел Хазани, принес меню на ужин. После недолгих метаний остановилась на фатте – подсушенной лепешке, на которой выложены рис, мясо, соус и бульон. Дополнительно попросила зеленый чай и, в качестве десерта, уже известную у нас кунафу.
  Еда была выше всех похвал. Такой фатты я еще не ела. Хотя в прошлый приезд с удовольствием заказывала ее в разных уличных кафешках, но этот вариант превзошел все ожидания. Вкусной, буквально тающей во рту оказалась и кунафа, щедро пропитанная медом.

  После угощения, а главным образом из-за пережитых волнений я невольно уснула. Сон был тревожным: я тонула в море, буквально переполненном желающими меня спасти, но по разным причинам их попытки кончались неудачами, окончательно измучившись, уже не в состоянии бороться, я безвольно пошла ко дну. Сверху доносились тревожные крики сочувствующих, постепенно они слились в томящий душу трезвон.

 Звонил телефон, не мой, а тот, что стоял на тумбочке у окна. Сняла трубку. Незнакомец поздоровался и представился:

- Саид.
- Наконец-то, – перебила его я, – очень прошу, приезжайте и выпустите меня наконец из вашей дорогой клетки.
- Лидия, это вы?
- Нет, я не Лидия, меня, как надеюсь, по ошибке, привезли в ваш дом. И очень бы хотелось, как можно быстрее освободиться из этой невольницы. Однако без вашего вердикта ваши служащие ничего не предпринимают. Когда приедете?
- Пока я не очень-то понимаю, что произошло. Давайте разберемся на месте. Буду дней через пять-шесть.
  И, не дав ничего возразить, повесил трубку.

  Потекли размеренные дни «эпикурейца поневоле». Утром завтрак и солнечные ванны с купанием в бассейне. В полдень обед и чтение. Вечером ужин и боулинг. И время от времени бесполезные звонки парням и в посольство.

 Накануне указанного дня встречи Саид еще раз позвонил. Просил не волноваться: приедет вечером. В тот же день пришло смс-сообщение от Саши, писал, что завтра с утра идет на повторный прием к консулу. В общем уснула я, полная надежд и радужных ожиданий.

 Проснулась рано и, чтоб не томиться в ожидании, взялась за книгу Лауэра о загадках египетских пирамид.  В девять постучался Хазани, принес завтрак, вернее прикатил. На столике на колесах на двух полностью заставленных подносах было много больших пиал, наполненных всяческой снедью. Из тех блюд, что я отведала в то утро, знакомыми были лишь филяфили – котлетки из бобовых и салат из овощей. Все было на уровне и предусмотрительно не пикантно.

 В обед позвонил Саша, сказал, что адрес определен, но ввиду неоднозначности ситуации целесообразно подождать Саида. Я, поблагодарив, согласилась.
  Саид, как и обещал, приехал вечером, правда, очень поздно. Было уже двенадцать, когда в доме началось какое-то движение. Затем включили фонари во дворе, я выглянула и увидела открытые ворота, в которые въезжал «Мерседес». Из него вышел невысокого роста мужчина и степенно направился к лестнице, ведущей в дом, рядом с ним, почтительно склонив голову, шел изящно одетый молодой человек, за ними, подобострастно пригнувшись, трусил шофер. Я проворно оделась и пошла на голоса.

  В фойе на первом этаже на двух поставленных друг против друга кожаных диванах расположились трое мужчин, они что-то бурно обсуждали. Мое появление, видимо, застало их врасплох. Они прекратили жестикуляцию и замолчали.

- Добрый вечер, – поприветствовала я собравшихся, старательно избегая смотреть в их глаза.
- Добрый вечер, мадам, – ответили они вразнобой, с разными громкостью и интонированием.
- Прошу вас садитесь, – произнес важный господин, указывая на кресло, стоящее рядом с диванами. Это был Саид. Средних лет, по-спортивному подтянутый, в безупречно сидящем костюме с шикарной копной иссиня-черных волос, он непременно бы произвел благоприятное впечатление, не будь излишне жесткого ястребиного взгляда из-под мохнатых бесформенных бровей.
  Поблагодарив и заняв предложенное место, я как можно увереннее начала:
- Надеюсь, теперь-то вы точно убедились, что я не Лидия, – а потом, окончательно подавив волнение, добавила, – и тешу себя надеждой, что завтра вы доставите меня в отель.
- Конечно. Как только заплатите по счету, мы вас немедленно отвезем, куда скажете.
- И что же это за счет?
- Счет за проживание. Вы же видите, у нас здесь все по высшему разряду. Завтрак из нескольких блюд, соответствующий ужин и обед, система заказов. Все продукты наисвежайшие. В комнатах и фойе – кондиционеры. К вашим услугам бассейн, боулинг и т.д.
- Да, все так, за исключением того, что привезли меня сюда без моего согласия.
- Ну это всего лишь недоразумение, – парировал Саид.
- Как счет? – не без ехидства вставила я.
На это замечание Саид предпочел не отвечать.
- А можно на него взглянуть? – продолжила я после некоторой паузы.
- Конечно, Хазани принесет вместе с завтраком.
- Хорошо. Спокойной ночи, – попрощалась я и поднялась в свою комнату. Затем, несмотря на поздний час, позвонила Саше. 
- Не беспокойтесь, мы предполагали, что гладко не будет, поэтому подготовились. Завтра будете на свободе. Приятных снов!
- Спокойной ночи! Спасибо вам! – поблагодарила я без особой надежды на удачу.
- Благодарности завтра! Пока! – бодро звучал голос из динамика.

  Наутро обещанный счет «был доставлен». Как я и предполагала, он был внушительным и раза в три превышал суточное пребывание в пятизвездочном отеле.
  Ничего не говоря, я позавтракала, собрала вещи и начала ждать. Через час позвонил Павел, сказал, что они уже на подходе вместе с представителями посольства и туристической полиции. Действительно минут через пятнадцать я услышала гудки и непривычно шумную суматоху. Выйдя на балкон, я наблюдала, как шли переговоры: вначале через двери, затем их открыли, потом распахнули и ворота. Две машины въехали во двор. В фойе послышались голоса. После недолгих разбирательств Хазани поднялся за мной и пригласил спуститься.

  Вначале меня попросили показать документы, затем расспросили о том, как я здесь оказалась, уточнили, сама ли я согласилась остаться. В довершение всего поинтересовались обслуживанием, а вслед, предварительно пошептавшись с Саидом, предложили оплатить проживание по новому счету. Цифры там были уже приемлемыми, ну а чтобы у меня вообще не оставалось сомнений в справедливости решения, пообещали трехчасовую вечернюю поездку по Нилу.

  Хазани спустил мой багаж, я, поблагодарив персонал и Саида, попрощалась и пошла к машине. В сопровождении Павла, Саши и четырех ответственных работников меня довезли до отеля. Понять, что же произошло со мной: недоразумение или преднамеренное мошенничество, я так и не смогла.

Дополнения, пояснения

1. Дуглас Кэмпбелл Коупленд (1961 г.р.) – канадский писатель, автор культовой книги «Поколение Х».
2. Виктор Пелевин (1962 г.р.) – русский писатель, автор книг «Чапаев и Пустота», по мнению критиков является первым в России «дзен-буддистским» романом, «Generation П», приобретшей статус культовой.
3. Площадь Святого Марка – главная городская площадь в Венеции.
4. Механическое представление на часах башни в северной части площади Святого Марка можно увидеть дважды в году: каждый час в течение семи дней после Рождества и недели со дня Вознесения.
5. Флориан – знаменитое венецианское кафе на площади Сан Марко, один из символов Венеции.
6. Non pu; ladruncolo – на итальянском «может не мелкий воришка».
7. Ladro furtivo – на итальянском «мелкий воришка».
8. Скварчалупи – итальянская фамилия происходит от сочетания слов «squarciare» - сдирать кожу и «lupi» - волки. Вероятно, прозвище давалось либо охотникам, либо людям, отличающимся жестокостью.
9. Цитата из итальянского комедийного фильма «Укрощение строптивого».
10. Blue Mountain – сорт дорогого редкого кофе с классическим ароматом и изысканным вкусом. Его выращивают в высокогорных районах Ямайки. Особую нотку вносит ромовый запах, которым насыщаются кофейные зерна во время перевозки в бочках из-под рома.
11. Руссо туристо облико морале (русский турист идеально морален) – русские слова, сказанные на итальянский манер, крылатая фраза из кинофильма Л. Гайдая «Бриллиантовая рука».
12. Мурано – один из крупных островов Венецианской лагуны, известный на весь мир как место производства знаменитого муранского или венецианского стекла.
13. Вапаретто – водный автобус Венеции, самый распространенный общественный транспорт города.
14. Послед – оболочка плода беременных.
15. Да поздно, масло разлили – имеется в виду знаменитая фраза из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила». В переносном смысле используется для обозначения того факта, что какая-то неприятность уже подготовлена и избежать ее не удастся.
16. В диалоге «Пир» Платон повествует о могущественных людях с округлыми телами, с четырьмя ногами и руками и двумя лицами на круглой шее. Передвигаться такой человек мог либо прямо, в одну из сторон, в которую было направлено лицо, либо, когда торопился, шел «колесом». Такие люди были чрезвычайно могущественны, и Зевс, желая пресечь это, повелел разрезать их пополам. С тех пор половинки, стремясь к прежней гармонии, пытаются соединиться, но очень редко находят свою прежнюю половинку.
17. Our plane landed at the airport of Cairo city. Temperature is 29 degrees. Please remain seated until full stop of the engine. Our flight was over. We wish you all the best – Наш самолет произвел посадку в аэропорту города Каир. Температура в городе 29 градусов. Просьба оставаться на местах до полной остановки двигателя. Наш полет окончен. Желаем вам всего доброго.
18. МГАВК – Московская государственная академия физической культуры.
19. Филон Византийский (II в. до н.э.) – достоверно лишь его имя и то, что он является автором сочинения «О Семи чудесах света». О том же, когда он жил, как выглядел и чем добывал хлеб насущный ничего неизвестно. Его прозвище возможно указывает на место его рождения. Из сочинения, написанного автором, вытекает, что ни одно из описанных чудес Филон не видел собственными глазами и писал о них по рассказам других. Следует знать, что существовал еще один Филон Византийский – математик, изобретатель военных машин, живший примерно в то же время. Поначалу их отождествляли.
20. Юноша в золотом венке из Пушкинского – портрет, выполненный в первой половине II века в Египте. В настоящее время экспонат Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.
21. Каркаде – напиток насыщенно красного цвета, который готовят из цветов суданской розы (гибискус). Каркаде широко распространен в арабских странах. Его родиной является Индия. В Египте каркаде называют «напитком фараонов».
22. Шопенгауэр (1788 – 1860 г.) – немецкий философ, один из самых известных философов иррационализма.
23. Фитнес-клуб Романов – закрытый клуб недалеко от Кремля в Романов переулке в Москве.
24. Шель-шевель (обл., прост., ирон.) – медлить, быть нерасторопным.
25. Мулукия – своеобразный суп, готовится из нарезанных листьев джута, к которым добавляются кориандр и чеснок, а также либо мясо цыпленка, говядины или кролика, либо креветки и устрицы. Подается с рисом или лепешкой – айш-балади.
26. Хиджаб – традиционный арабский женский головной платок.
27. Ас-саляму-алейки – арабское приветствие, используемое мусульманами разных стран, эквивалент слова «здравствуйте», данная форма приветствия используется при обращении к одной женщине.
28. Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-Ллахи ва-баракятух – форма ответа на приветствие, буквально: и вам мир и милость Божья и Его благословение. Обычно используется укороченный вариант: Ва-алейкум ас-салям (и вам мир).
29. Ана исми – меня зовут.
30. Фурса саида – рада познакомиться.
31. Хосе Хулиан Марти-и-Перес (1853 – 1895 г.) – кубинский мыслитель, публицист, поэт, лидер освободительного движения Кубы от Испании. Входит в число самых выдающихся представителей латиноамериканского модернизма.
32. Знаменитости, много говорящие и мало делающие, быстро и бесследно исчезают. Действие – вот достоинство величия (Хосе Марти).
33. Кунафа – египетская сладость из очень тонких макарон из теста кадаиф, пропитанных сиропом.
34. Жан-Филипп Лауэр (1902 – 2001 г.) – французский ученый, архитектор Службы древностей Египта.