Человек из мастерской

о творчестве австрийского художника
Ханса Маерхофера-Иррзее / Hans Mairhofer-Irrsee
(Zell am Moos 1914-1998)

Вряд ли у человека встретится сегодня такая короткая биография. Тем более, что на момент нашего знакомства ему было 82 года. Судите сами:

О себе:

1914 — в крестьянской усадьбе в Верхней Австрии родился при свете керосиновой лампы.
1920 -1928 — народная школа. Один учитель, 60 детей, 6 мальчиков по имени Ханс на одной скамье.
1928 - 1938 — батрак. «...вероятно, он не сумасшедший, но порой он заставляет меня так думать» - мнение крестьянина, у которого я некоторое время служил.
1939 — солдат. Снаряжен немецким Вермахтом объёмистым солдатским котелком в 2,5 литра вместимостью.
1944 — с возвеличенной армией (двойное немецкое приветствие!) отправился в русский плен.
1947 — по обмену военнопленными вернулся на родину. Продолжаю мастерить как свободный предприниматель, которому ежедневно что-то заказывают.

Вот и вся жизненная история Ханса Маерхофера-Иррзее, «неакадемика», как он сам себя величает. Правда, к этому стоит добавить выставки - «В Вене, в Линце, в Зальцбурге и в Вельсе, различные, вызвавшие большую досаду среди друзей и покупателей работ и сдерживаемые торговцами искусства». Да, пожалуй, путешествия: «Ежедневный обход большого сада в 1000 кв. метров вокруг дома».

Именно так представляет себя художник во всех своих каталогах. Что же скрывается за этой немногословностью? Прогуляемся по его мастерской - дому, саду и сараю, познакомимся с его миром и героями и тихо улыбнёмся в ответ тем, кто до сих пор не перестаёт пожимать в недоумении плечами: «И чем это наш Ханс так прославился?»

Удивительное рядом, - не перестаём мы открывать для себя эту истину. Ну действительно, что может быть интересного в куче ломаного кирпича или ржавого железа? Но вот из первого на двух перевёрнутых каменных ступенях возникает романтический южный город, где дома, словно птичьи гнёзда, жмутся друг к дружке и карабкаются всё выше по отлогому склону горы, а внизу плещутся ласковые волны Средиземного моря или проносятся бурные потоки горной реки. Где мы: в Италии на побережье или в Грузии? Да нет же, мы в саду художника, это просто ветер раскачал ветви деревьев, и они запрыгали тенью по залитой солнцем траве, унося наше воображение в дальние страны, туда, где мы ещё не были или когда-нибудь побываем.

Вторая куча металла, стоит лишь отступить на шаг, превращается в оперение петуха-красавца. И куда только деваются ржавые зазубрины выброшенных шестерёнок, гнутых гвоздей, стёртой нарезки болтов и гаек, сломанных инструментов и всякой пришедшей в негодность домашней утвари. Из всего этого нагромождения выступает пышнотелый гордец со шпорами и воинственным хохолком, хитро косящийся на всех проходящих мимо. И это лишь первый представитель многочисленного (свыше двухсот) петушиного семейства художника.

Петухи для Ханса Маерхофера не только выразители традиционного крестьянского быта, но и любимая портретная аналогия сильному полу. В этой теме ярко проявился его талант карикатуриста. А материал и характер его обработки ещё больше подчёркивает идею мастера. Вот плоский, вырезанный из толстого листа железа работяга-крикун, взобравшийся на печную трубу, все усилия которого (даже хвост опал!) ушли в звук. Летом ли, зимой — резкий профиль его заставляет вас встрепенуться от дум и заняться делом.

А вот резной из единого куска дерева самодовольный толстяк, с трудом переваливающийся на коротких ножках: вся его мужская стать утонула в жирном безшеем загривке, непомерно выпяченной груди, переходящей в провисающий живот и в такой же массивный зад. При этакой комплекции ни крылья, ни хвост уже не имеют никакого значения, а маленькая головка со скупо поджатым клювиком и остекленевшим пустым глазом не оставляют сомнений в его коварстве.

Совсем другое чувство вызывает неоперившийся зелёный «юноша» с печально поникшим хвостом и грустным взором отвергнутого претендента. Желторотому простаку явно досталось, клюв его раскрыт в тяжком выдохе, а из глаза катится крупная слеза. Он вырезан на деревянном сколе, где рисунок линий просился под резец, чтобы договорить то, что начато самой природой.

А этому длинношеему забияке не повезло в последней драке: весь общипанный, с топорщащейся бритовкой гребешка и очумелым подбитым глазом, он не теряет боевого запала и с жалким хриплым писком вновь готовится к нападению, воинственно задрав хвост-рубаку. Его упругие жилистые ноги, квадратная голова и тело, покрытое резными пластинами, напоминают средневекового рыцаря, запаянного в железные доспехи: ошеломлённый, но не сдающийся.

Сбоку от лестницы, ведущей на крыльцо, поселились на доске неразлучные друзья:
краснощекая девочка в чепце и её петушок, нежно склонивший клюв к её курносому профилю. Гребень его огромен и сияет восходящим солнцем, а пышный разноцветный хвост покрывает руки хозяйки шёлковым платком. Поглаживая его грудь, девочка ласково нашёптывает своему любимцу комплименты.

А в доме рядом с печью прогуливается на полотне бело-голубой красавец. Он подобрал под себя всю незатейливую деревеньку и, храня её на заре, окутан струйками белого дыма из труб домишек. В прогибе его спины как в люльке зарумянилось утреннее светило и посылает навстречу столбикам дыма розовый дождь пробуждения.

Но поспешим к другим обитателям сада. Повсюду встречается солнышко: оно то выскакивает на дорожку смешной рожицей с жёлтыми стёклышками-глазищами, то ярко выбивается зелёной патиной на сером камне, то разбегается сиянием-нимбом  вокруг Святого Духа — белого голубя на синем фоне. На стене дома есть и часы жизни: это круговорот солнца от лика рожденного в ночи младенца к милой открытой улыбке детства в лучах полдня, лесенкой спускается оно к смеющейся юности трёх часов, к удивлению вопрошающих четырёх, к скучающим шести часам в рассеянном ореоле, к отвернувшемуся в профиль 21-ому часу в растрёпанных всполохах закрывающихся лучей и завершается улыбкой доброго распаха старческих глаз на бородатом лике в последний раз смотрящего на мир. Лепное солнышко можно встретить и в нише над краном с водой — оно как бы нагревает воду в лейке для полива цветов.

Всё в этом саду, а, вернее, в этом волшебном мире добра и красоты души художника живёт и дышит в ладу друг с другом. Всё заботливо прикрыто козырьками и навесами, стыдливо прячется в нишах, увито кустарником и награждает вас разнообразием и многоцветием. Огромный рабочий сарай художник уже давно превратил в музей крестьянского быта — это его «дневник» жизни, его детские воспоминания: какой была горница и спальня, детские колыбели и игрушки, одежда и обувь в будни и праздники, а кухня с полным набором посуды и всего, что требуется для рубки-сечки-варки-парки и перегонки в чистые слёзы для настоек и пряников. Как же хорошо дышится в этом утраченном мире простоты!

Снаружи фасад сарая-музея подглядывает за вами лицами скворечников. Над главным входом, как розетка готических западных хоров, орнамент из колёс. Удобно прижаты к стенам лестницы всех калибров, а сезонный инструмент крестьянского труда в полной рабочей готовности к использованию. Ханс с усмешкой рассказывает, как над ним посмеивались односельчане, что он всю рухлядь с их хозяйств собирал и не ленился в соседние деревни наведаться. Зато сейчас на этом сарае красуется бело-голубой ромб «Культурного достояния», и о коллекции художника знают специалисты всего мира.

А вот и главный священный камень сада, — к нему художник подводит всех своих гостей. Читаем: «Самое святое, что окружает людей, это природа: трава, деревья, звери, вода, воздух и живой Дух вселенной». Ханс пытливо всматривается в глаза посетителей — понимают ли они его мир, разделяют ли его почитание всего живого, ценят ли и берегут доверенное и доверчивое мироздание? В саду и доме мастера много знакомых персонажей, от портретов соседей до его семьи в самых разных повседневных заботах — вот парнишка ведёт свинку пастись, а вот пасечник держит в объятиях улий, вот пастух со стадом овец и собакой, а в пышной кроне Древа познания добра и зла вьётся змий-искуситель над прильнувшими к сочному плоду в простодушии Евой и Адамом. В Мадонне с младенцем на руках часто угадываются черты любимой супруги Елизаветы, а малыш Иисус напоминает детство дочери Моники.

И поклонение Младенцу-Христу как алтарь сада, и всё хозяйство этого удивительно цельного и наполненного жизнью человека как сама вселенная. В заключение этой прогулки-знакомства хочу прояснить «досаду» друзей и холод «сдержанности» профессионалов-искусствоведов. Да, Ханс Маерхофер никогда и нигде не учился своему мастерству официально, он не кончал никих Академий. Его главным учителем была сама Природа и её Творец, наполнивший душу этого человека добром и любовью. Он никогда себя не рекламировал, и ни одна его работа не была сделана без сердца. А вот что сделала война с сердцем этого человека, как он открыл для себя чудовищность лжи в людях — об этом речь пойдёт в другом рассказе — о Хансе-солдате и Хансе-военнопленном во Владимирском лагере.

Февраль,1996 — Зальцбург

Иллюстрации к тексту можно посмотреть на моей странице www.facebook.com/austria.ru.guide/

Музей: Irrseer Heimatmuseum (адрес: Dorfstra;e 20, 4893 Zell am Moos)
Telefon: 06234/7025 E-Mail: irrseekeramik@a1.net Homepage: www.zell-moos.at   Bezirk: V;cklabruck
Музей открыт с 8:00 до 12:00 и с 14:00 до 18:00, в суб. с 10:00 до 17:00. Воскр. - выходной.