Мара

- Вот гады! - она брезгливо ткнула ногой пустую упаковку от чипсов. - Никогда за собой не убирают.
Мара ненавидела туристов, а ещё охотников, грибников, да и прочих незваных гостей. Любого, кто шёл через лес, считала врагом. А кто ещё мог так поступать: топтать цветы, ломать ветки, бросать мусор. Мара плюнула на кусок яркой фольги, он скукожился и рассылался кучкой праха. Вот, так-то лучше!

А ведь были времена, когда она жила в человеческих домах. Её уважали, боялись и всячески задабривали. Мара, а точнее Марфа Стращаловна, числилась кикиморой и проходила по ведомству домашней нечисти. Лет двести назад она хаживала в леса и на болота только на дружеские вредилища, корпоративы по-нынешнему. А теперича? Города расплодились как крысы. Теснота, духота, вай-фаи эти треклятые. У Мары от них болела голова и сбоило колдовство. А люди? Раньше встретят кикимору и пугаются, почтительно так. Дом вычищают, полы с папоротником моют, посуду специальной травкой оплетают, пряжу с молитвами расчесывают. Ну, красота же! А сейчас? Сразу за телефон хватаются и снимают. А надысь один с криком: "Покемон! Покемон!" - мчался за ней до самого леса. Вышла, называется, мир посмотреть, себя показать. Еле ноги унесла.

В лесу покоя тоже не было. Летом люди тащились в лес, жарили мясо, пили пиво, вламывались в кусты с низменными целями. Она пробовала насылать на них дурные сны. Но эти сволочи не спали, орали песни, ржали как кони с конопляного поля. А зимой приходилось уворачиваться от лыжников. Парочку она тихонько толкнула в бок и они полетели кубарем с горки. Невидимость - отличная штука для таких дел. Так заместо того, чтобы расстроиться и забыть сюда дорогу, они достали телефоны и щёлкали друг друга в дурацких позах на снегу.

Кикимора примостилась на пеньке. Лес был полон звуков. Мыши шелестели в густой траве. В кустах возились мелкие птицы. Кукушка где-то в глубине леса обещала долгую жизнь. Пахло соснами и сухой травой. День задался жарким. Солнце прожаривало землю, застревая лишь в густой хвое. Клонило ко сну.

- Мари, паучок ты мой полуденный, дрыхнешь что ли?
Кикимора разлепила один глаз и тут же зажмурилась от блеска и шика. Яга! Вот кто нашёл себя в новом мире. От скуки она перешивала и перекраивала тряпье, скоплённое за века весёлой жизни. Рюши, пёстрые цыганские платки, домотканые кружева, витые шнуры, драгоценные пуговицы - всё, что оставляли ей на память путники, пошло в дело. Лес решил, что старая совсем склюквилась. Её дикие наряды терроризировали лесную живность. Горлицы не несли яйца, кукушки заикались, зайцы хромали. Но в городе косноногая попалась на глаза модному критику и он сгрёб в охапку её и наряды. Яга теперь жила в большом особняке с мастерской. Русалки устроились к ней на полставки, а потом и вовсе перебрались в город. Строчили на машинках теперь платья и юбки, вышивали и ткали. А Яга каталась в Париж и Рим, демонстрировала свои коллекции и гордо звала себя - бохо-дизайнер.
- Эй! - Яга постучала пальцем по мариной шляпке. - Там есть кто-нибудь?
- Чего тебе, костяшка? Давненько ты нас визитами не баловала.
- Дела... - осклабилась Яга. - Я в Париж лечу, на неделю высокой моды. Можешь избушку мою навестить?
- Чаво?
- Встала я сегодня утром, а сердце-то как тюкнет. Сиротинушка моя одна осталась, а в город она перебираться не соглашается. Я с этой избушкой триста лет душа в душу. Жалко её! Марочка, ягодка моя червивая, помоги, а?
- Ладно... - проскрипела Мара. - Навещу!
- Рыбонька моя пучеглазая, спасибо! - Яга расцеловала её и унеслась в вихре кружев и пестрых юбок.

Кикимора подхватила лукошко с мухоморами и двинулась вглубь леса. Неожиданно её привлёк странный звук. Она прислушалась. Так и есть, это на заячьей поляне. Мара сделала пару шагов влево и осторожно раздвинула кусты. Кикимора увидела почти голого человека, в одних труселях. Он сидел на земле, скрестив ноги. Глаза его были закрыты, он повторял только: "Ом-ом-ом!". Леший с нами! Что это ещё за тип? Странный парень закончил свои песни, раскланялся во все стороны и поднялся. Ещё один турист! Но молодой человек вёл себя чудно. Он попытался поднять примятую траву, уступил дорогу жуку, переползавшему тропинку, аккуратно обошёл расставленные паучьи сети. Мара тихо отступила в тень. С такими экземплярами людей она ещё не встречалась. Ладно, волкодлак его знает! Может сам уйдёт.

Избушка и правда грустила. Сколько лет уж Яга тут не появлялась? Окна заросли паутиной и потухли, как глаза больного. Дверь висела на одной петле и жалобно поскуливала. Внутри всё заросло пылью, пахло плесенью. М-да, тут не навестить, тут хозяин нужен. Пропадёт, голубушка, почём зря! Мара взялась за веник, вычистила избу. Принесла воды, протопила печь, отмыла окна. Избушка повеселела.
- И-их, матушка! - кикимора похлопала по бревенчатой стене. - Потерпи, я что-нибудь придумаю.

На два дома жить было тяжело. Мара навещала избушку через день или два. Тип в трусах прочно обосновался на заячьей поляне. Спал под дерюгой, пел свои омы и грыз сухари. Ничего не ломал, был вежлив со зверьем, деревьями и даже кустами. Окрестной нечисти и животине он полюбился. Даже Мара не знала, за что на него злиться. Он оброс бородой и стал похож на болотника или лешака. Его так и прозвали - наш Леш.

Как-то кикимора шла мимо лешей поляны, так теперь её называли. И в положенное время она не услышала знакомого ома. Мара даже споткнулась от неожиданности. Ушёл? Она выглянула из-за дерева. Леш лежал ничком у старого дуба и не шевелился. Кикимора всплеснула руками и подбежала к бездыханному телу.
- Леш или как там тебя, ты жив? - она ударила его по щеке.
- Ма-м-ма... - бессмысленно улыбнулся парень. Он исхудал, стал похож на скелет. Мара сразу все поняла - голодный обморок. Конечно! Одним омом с сухарями питаться!
- Фью-и-и-ить! - кикимора свистнула так, что с деревьев полетели листья. - Лешалыч, Шалыч и Копыч! Все сюда!
Из чащи выкатились молодые лесовики. Мара указала пальцем в сторону полутрупа и дала чёткие указания, что делать. Сама она пошла в другую сторону, нужно было спешить.

В печке весело трещали дрова, умывальник успокаивающе крапал, окошки уютно улыбались - избушка Яги была рада гостям. Молодого человека положили на широкую лавку. Мара приготовила бульон из кореньев и особого жира. Она вливала теплую жидкость в рот Леша через каждые полчаса. К вечеру парень открыл глаза.

- Где я?
- О, очнулся, болезный! – кикимора влила юноше последнюю ложку отвара.
- Солодки-то столько зачем? – скривился Леш.
- Иш, ты! В травах разбирается. – Мара с удивлением посмотрела на недотуриста.
- Я в медицинском учился, на фармфакультете. Мне очень нравилось с сырьем ковыряться. А потом не смог работать… - он помрачнел. – Обман это всё! Таблетки, пилюли, медицина. Думал, вот, в лесу жить…
- Ага, и чуть не помер! Ты что голодал-то? Здесь столько пропитания летом, весь лес кормится и еще столько же накормить можно.
- Я… это… забыл про еду, – парень широко улыбнулся. – А расскажите, что у вас там, в составе было? – он кивнул на пустой кувшин.

Они проговорили всю ночь о травах, корешках, цветах, способах сбора сырья и приготовления отваров и зелий. Мара была счастлива впервые за много лет. Леш попросил тетрадку, как бешеный, конспектировал и зарисовывал. Утром он так и заснул, уткнувшись носом в бумагу. Кикимора уложила его под одеяло и погладила по голове.

- Слушай, а звать-то тебя как? – спросила она через несколько дней.
- Лёша.
- Угадали! – захлопала в ладоши Мара. Леш или Лёша смотрел на нее озадаченно. Он как раз выкапывал под ее руководством кривой корешок.
- У меня к тебе купеческое предложение, – посерьезнела лесная дама. – Хочешь вторым травником к нам пойти? Я на два леса разрываюсь. А ты парень толковый, быстро разберешься. Сложно будет, не совру. Но и прибыток хороший. Зайцы тебе будут огород обхаживать, лесовики дрова колоть, горыныч отвезет куда надо, мавки воду натаскают…

Леш не стал дослушивать, а просто расцеловал Мару и крепко обнял.