Искусство магия и авангард

Мастеру свойственно называть искусством всё, что искусно сделано, исходя из значения старославянского слова искус – опыт, попытка. К искусству относятся объекты, созданные как центры визуальных переживаний ; это картины, рисунки, фотографии, скульптуры. Удивительным искусством предстают садово-парковые пространства, где, например, волею автора царит вечная весна или еженедельно происходит изменение цветовой гаммы прихотливо подобранных растений. Эстетический характер объектов в полной мере проявляется при изъятии их из привычной среды, когда они помещены в условия музейной обособленности, это относится к прикладному искусству.
Искусством, по утверждению Аристотеля, может быть и то, что в жизни вызвало бы отвращение, например, разрушенное здание. Так теоретики садового дела широко применяли в организации пространств руины. Согласно их воззрениям, готические руины олицетворяли триумф времени над силой, греческие напоминали о торжестве варварства над вкусом. Подобные теории часто приводят к субъективному взгляду, в котором главенствует настроение. Австрийский писатель, выразитель идей декадентства конца XIX;XX в. Гуго фон Гофмансталь пишет: «Старый сад всегда одушевлён. Самому бездушному саду нужно только одичать – и он одушевится». Здесь невольно вспоминается недавняя реконструкция Летнего сада, вызвавшая неприятие у части горожан, активных выразителей частной индивидуальности. Любопытно в данном случае то, что это, как правило, люди, восторженные сторонники современного искусства, в частности авангарда. И, если авангард видит главной своей целью возвращение к первоистокам, избавление от всего избыточного, привнесённого временем, то приверженцы авангарда в искусстве, казалось, должны были бы приветствовать возвращение Летнему саду первоначального облика, насколько это оказалось возможным. Однако им милее тот, старый, «антикварный» Летний сад с его реальной и фантастической историей, как, например, в романе Геннадия Гора «Изваяние». Сторонников принять нечто ещё никем не атрибутированное, не воспетое ещё как шедевр авангарда, гораздо меньше тех, кто заявляет себя сторонникам авангарда узаконенного, музеефицированного. Почтенно кланяясь перед картинами Малевича, они собирают протестные подписи против возведения нового здания Мариинского театра, подлинного объекта современного искусства.
О том, что есть искусство и есть современное искусство впервые заявил, пожалуй, Каспар Давид Фридрих, немецкий живописец, творивший в конце XVIII;начале XIX вв., назвавший себя современным художником. По словам этого романтика, его пейзажи «не были точными изображениями воздуха, воды, скал и деревьев… но отражением души и эмоционального наполнения этих объектов». Василий Кандинский, гораздо более известный широкой публике, чем Фридрих, в своих абстрактных работах, в сущности, занимался тем же самым – отражением души и эмоциональным наполнением поверхности холста. В отличие от художника-романтика, Кандинский оказался неимоверно плодовитым не только как художник, но и как теоретик современного искусства, которое, по его мнению, способно сделать слышимое видимым, а видимое слышимым.
Кандинский, заставив соревноваться живопись с музыкой, тончайшей выразительницей чувств, старался красками изображать чувства. Немецкий романтик Людвиг Тик, который воссоздавал смутные «непоследовательные» движения душ и находил загадочное в повседневном, в письме к другому романтику, Вильгельму Вакенродеру, рассуждал о возможностях изображения чувств средствами искусства. «Если бы я захотел изобразить единственно мои чувства, то сперва должен был бы изобрести свой собственный язык, и тогда никто бы меня не понял; и даже если бы кто выучил этот язык, то и тогда остаётся вопрос, имеет ли он те же самые ощущения» В самом деле, творец может прозреть нечто неизведанное никем, но чтобы на основе единичного прозрения создать произведение искусства, следует преобразить единичное, индивидуальное во что-то всеобщее, родовое.
Выразить невыразимое стремились и стремятся многие творческие личности. В этом стремлении они полагаются не только на искус ;опыт и мастерство, но и на нечто, способствующее проникновению в иные пространства, в иные миры, где им суждено причаститься вдохновения, тайного знания, грёз тайновидения. Ещё задолго до опытов Олдоса Хаксли и Тимоти Лири с разного рода стимуляторами творческой активности, подобными изысканиями занимался двоюродный брат Василия Кандинского, русский врач-психиатр Виктор Кандинский, изучавший псевдогаллюцинации. Любопытно, что эту тему не разглядел его современник, молодой Зигмунд Фрейд, написавший в медицинский журнал статью о свойствах листьев коки, но абсолютно не почувствовавшим скрытые возможности кокаина по изменению сознания. Впрочем, Фрейд нашёл свои способы воздействия не только на сознание, но и на подсознание, какие были подхвачены ярчайшими представителями сюрреализма в живописи Сальвадором Дали, Рене Магриттом и другими.
В стремлении выразить невыразимое художники вторгались в область магического. Казимир Малевич вознамерился заменить «зелёный мир» на мир беспредметный, что по определению является магическим движением. Это был маг, притворившийся художником. Действительно, по словам Папюсса, практическая магия представляет собой искусство воздействовать динамизированной человеческой волей на эволюцию живых сил Природы для её ускорения. Супрематические картины Малевича представляют собой выражение нечеловеческих скоростей в беспредметном мире, который должен прийти на смену статичному «харчевому, желудочному миру». Беспредметный мир Малевича есть мир невидимый, так же, как и «незримый Моисей» Кандинского, который «нисходит с горы и несёт людям новую мудрость», его увидел художник в «духовном треугольнике, с непреодолимой силой движущемся вперёд и ввысь».