Светлячки

- А почему иногда кажется, что звезды падают с неба? Ведь это совсем
не так? - вопрошал я своего соседа – немолодого уже мужчину в рубашке с
короткими рукавами и простой полотняной кепке. Тот уже пропустил до
этого мимо ушей пару моих реплик о погоде, но в этот раз повернул ко мне
серъезное худощавое лицо, чуть придвинулся по скамье в мою сторону и
спросил: Вам тоже так кажется?- и тихо добавил чуть в сторону: Ну что ж
неплохо работают, ребята…
Мы сидели с ним одни, на скамье, на краю площади; перед нами сквозь
легкое вечернее марево остывающего к ночи города проглядывала изящная,
металлическая, конструкция телевышки. Разошлись уже мамочки с
колясками, уводя уставших малышей. Свернули свою торговлю шарами и
сладостями продавцы и трудяги-лошадки, тяжело дыша, ведомые своими
юными хозяйками, зацокали прочь. Еще немного времени пройдет и в
сгустившихся сумерках замерцают огоньки сигарет и смех с одной скамейки
вызовет дружный хохот у соседних.
- Говаривали, что раньше, в праздники, а иногда и просто в выходные,
вокруг нашей телевышки видны были опускающиеся вниз разноцветные
звездочки? - спросил я снова соседа, заметив интерес с его стороны.
Мужчина коротко хохотнул и ответил: Да… Неплохо работали,
ребята! - затем повернулся ко мне и добавил: «А всем казалось, значит, что
это были звездочки? Я молчал, видя, что стоит мне заговорить, как внезапно
поддержанный разговор может прерваться. Да, работали! - подтвердил
мужчина снова и продолжил: Нас было несколько на весь город. Молодых,
веселых, задорных! Отчаянных! То время любило отчаянных! Площадь эта
конечно была попроще, победнее что ли, но чище. Забав для детей никаких,
кроме тележки с газированной водой с сиропом. Ребятня, зажимая в кулачках
мелочь, занимала очередь, раскрасневшаяся продавщица одним движением
споласкивала неизменный граненый стакан, другим - подставляла его под
колбу с выбранным сиропом. Пока стакан наполнялся, она считала мелочь и
выдавала сдачу. Иногда продавали мороженное. Его всегда было мало и
заканчивалось едва начав продаваться. Счастливчики сидели на нагретом
солнцем бетонном кольце фонтана и, не спеша лизали сливочные батончики.
Фонтан работал нечасто и малышей выгуливала внутри как в большом
манеже. Но, тем не менее, горожане любили эту площадь, приходили сюда,
гуляли, как и сейчас с детьми, назначали свидания. А в праздничные даты
здесь было многолюдно: играл оркестр, выступали артисты ну и конечно,
вечером, пускали салют. Не такой яркий и многоцветный как нынешние
фейерверки, но всегда долгожданный. После него на площади пахло
кисловато порохом и облачка легкого дымка от залпов медленно
рассеивались в небе.
В одно лето, недалеко от площади, установили телевышку – для
подъема верхних секций использовали даже вертолет. Ребятня и пенсионеры
сидели на этих скамейках и часами наблюдали, как невидимые отсюда
монтажники наращивают вышку. Когда вышку достроили и наладили
телевещание, появились мы – «светлячки».
Тут мужчина протянул мне ладонь и представился: Николай! Бывший
«светлячок»! Мы себя так называли… - тут же поправился: Точнее - нас… В
штатном расписании значились как - «специалисты-монтажники высотного
светового оборудования», с разрядами, конечно. А в народе, говоришь, за
звездочки принимали? - Николай улыбнулся, всматриваясь в четкий силуэт
телевышки на фоне розовеющего заката, и, продолжил:
Работа у нас была нелегкая – попробуй, поднимись на самую
верхотуру в костюме со специальными щитками-прокладками на коленях и
локтях, тяжелой, неудобной строительной каской и ранцем с фонарями и
страховочным фалом! Это если экипировка летняя. А в осенний период, до
больших холодов, приходилось прыгать и в ватниках сверху. Да еще
тяжелые ботинки с высокой шнуровкой норовят всегда за что-нибудь
зацепиться.
Ветер там дует постоянно! Вид с вышки на город и окрестности
конечно восхитительный! Как- будто чья-то гигантская ладонь прижимает к
сверкающей ленте реки горсть разноцветных кубиков – так выглядит наш
город в окаймлении гор. Но после почти получасового подъема по
металлическим ступеням, хочется одного – затянуться сигаретой и посидеть,
выпрямив ноги и прислонившись спиной к чему-нибудь. Ан нет! Старшой
командует – проверить фонари! Все достают из ранцев фонари с
разноцветными стеклянными линзами. Проверяем работу батарей. Старшой
напоминает, какой цвет линз должен быть сегодня. Это зависит от
праздничной даты. На Первомай – разноцветные: розовые, белые, зеленые и
голубые; на ноябрьские – ярко-красные. Потом отдыхаем, ждем. Солнце
садится все ниже. Сверху еще долго будет видно освещенные участки земли,
но там внизу, под вышкой, уже сумерки. Пора! Бригадир еще раз проверяет
у всех шнуровку на обуви, наличие фонарей (включать их уже нельзя) – по
два у каждого и первым встает на узкой площадке за парапетом. Рядом
встаем и мы. Отстегиваем по команде страховочные фалы. Сегодня праздник.
Внизу расцветает цветком первый салют, хлопок выстрела долетает позже.
Когда разноцветные огни уже почти равняются с нами, Старшой машет
рукой – порыв ветра относит в сторону его крик - «Пошеееел!».
Мы летим вниз – ветер неистово воет в ушах, стремясь сорвать каску,
земля приближается – мы, планируя, снижаемся, то включая, то выключая
фонари. Со стороны это выглядит так, будто огни салюта, отразившись от
неба, скользят вниз, медленного угасая. Приземляемся! Песчаная площадка
за гаражами неласково принимает нас. Все. Отработали. Внизу тихо и тепло.
Нет ветра и мы снимаем каски с вмиг вспотевших голов. Выкуриваем по
сигарете и расходимся. Мне по пути с Пашкой. Мы идем вдоль по
проспекту, по направлению к площади и при свете фонарей город кажется
необыкновенно родным и уютным. Так всегда после каждого приземления –
хочется обнять первого встречного горожанина. Пересекаем площадь,
растворяясь в толпе празднично одетых людей. По асфальту бегают
ребятишки – они наперегонки собирают еще теплые после выстрела
металлические диски с разноцветными метками-кружочками посередине.
Такие диски, по-видимому, закрывают пыж на заряде для салюта. И по цвету
кружочка определяется цвет залпа. Зеленых и красных всегда почему-то
больше, а предметом особой гордости являются желтые и белые.
Наша грубоватая спецодежда немного пугает - девушки сторонятся,
обходя нас, чтобы не испачкаться. Мы, с Пашкой, улыбаемся – в глазах
некоторых симпатичных девушек мы еще видим светящиеся точки от наших
фонариков. В небольшом, тихом переулке прощаемся друг с другом и
расходимся по домам.
На работе бывало всякое. Самое сложное было совладать с ветром и
рассчитать точку приземления. Сам полет был даже приятен. Вычерчивая
различные фигуры мне, со временем, даже удавалось спеть пару куплетов
любимой песни. В полете разрешались несложные пируэты и фигуры. Порой
мы сплетали из них довольно рискованные связки и тогда внизу, после
приземления, Старшой ощутимо хлопал нас по плечам и с укоризной качал
головой.
А вот ветер приносил гораздо больше беспокойства. Старшой,
хмурясь, изучал метеосводку с указанием силы и направления ветра. Давая
нам краткий инструктаж, был строг, а внизу первым подходил к
приземлившемуся и одобрительно хлопал по плечу. Бывало всякое. Бывало,
что и уносило ветром. С одним «светлячком» из соседнего звена случилось
такое на майские праздники. Порыв ветра был такой силы, что у него
вырвало из рук фонари, а самого закрутило и, понесло в сторону. Старший
звена до последнего тянулся за ним, но потом повернул назад на предельно
малой высоте. Приземлился он жестко – почти по щиколотки вогнав ноги в
землю. Все дни, пока велись поиски, не велись тренировки. Старшего
вызывали давать объяснения. Улетевшего «светлячка» так и не нашли. Со
временем, все вошло в свою колею. А через почти полтора года пришла
открытка  к  Новому  году.  На  ней  была  изображена  украшенная
иллюминацией ажурная Эйфелева башня и праздничный фейерверк.
Стрелочка, нарисованная от руки, указывала на один из огоньков. Мы
зачарованно смотрели на заграничную глянцевую открытку, пока старшой
грубо не забрал ее из наших рук, сказав при этом: Прыгают поди со
страховкой! Буржуи!
Мы прыгали без нее. В среднем «светлячок» уходил на другую работу
по медицинским противопоказаниям лет через 5-6 прыжков – сильно
сдавали колени и голеностоп. Нагрузка на эти суставы при приземлении
была посильнее, чем у парашютистов.
Для храбрости нам полагалось по 50 грамм коньяка – как артистам
перед премьерой! Принимали мы еще внизу, в маленькой каптерке за
проходной, где и переодевались. Эта крохотная доза придавала уверенности
лишь до середины подъема; после, сильный ветер выдувал весь кураж и на
площадку мы выходили как всегда слегка подуставшие и напряженные.
Настоящий кайф давал, конечно, сам прыжок! Кружась вокруг вышки, в
полете иногда удавалось сравняться с летящим стрижом или пролететь рядом
с будкой высотного крана. Стриж привычно уходил, от атаки сверху, к земле,
а крановщица в который раз крутила пальцем у виска. С высотниками-
монтажниками и крановщиками башенных кранов нас табелировали по
одним разрядам, но мы считали себя своего рода элитой - почти пилотами, а
они придумали в отместку нам прозвище - «светлячки». Кто-то, то ли под
действием усиленной дозы коньяка, или на спор, пролетел как-то мимо окон
обкома партии, подсвечивая в освещенные окна сразу двумя фонарями.
Ввиду праздника, в честь которого и совершались прыжки, нас простили, но
Старшого конечно вызывали и запретили впредь выдавать предстартовые 50
грамм…
Шли годы, праздники сменяли друг-друга, потихоньку менялся состав
бригады. После ухода Старшого, я занял его место. Но к тому времени,
начался развал страны и прыгать стало ни к чему. Упразднили все праздники,
перестали платить зарплату. Ребята из бригады разошлись кто-куда. Кто-то
стал коммерсантом, кто-то бандитом… Чтобы в один прекрасный день не
прыгнуть в честь дня рождения ребенка какого-нибудь дяди в малиновом
пиджаке я решил распустить бригаду.
В пасмурный осенний день я собрал ребят на самой верхотуре, открыл
пол-литра и разлил всем по стаканам. На четверых остался один
действующий фонарь. Мы выпили, молча докурили и прыгнули в разные
стороны уже без всякого повода. С тех пор я никого из своих встречал. Да и
сам в тот вечер приземлился не очень удачно – гараж вывезли, освобождая
место под торговый ларек, и я, потеряв ориентир, немного не рассчитал с
точкой приземления - закончил свой рассказ Николай.
Я, в течение всего повествования смотрел, не отрываясь, на телевышку.
В наступивших уже сумерках, у самой ее вершины, стали заметны красные
мерцающие огоньки.
Ну, бывай! - сказал он и встал со скамейки, собираясь уходить. Я тоже
встал, чтобы пожать ему руку на прощанье. Николай, чуть прихрамывая,
пошел в сторону проспекта.
Я поднял голову вверх. В закатном небе кружила большая стая
стрижей. Их уже было почти не видно, но я уже знал, что наверху всегда
светлее чем здесь, на земле. С тонкого шпиля телевышки, одна за другой,
вдруг сорвались несколько крохотных красных звездочек и, слегка
помаргивая, плавно кружась, полетели вниз.