Куклы, дурные привычки и трудности материнства

Ни для кого не секрет, что дурные привычки привязываются к человеку быстро и намертво - как репей, как пиявка, как банный лист, как ветрянка, как слово “блин”. И если детская зелёночная болезнь, пройдясь по всем вокруг, обошла меня бочком по стеночке, то зловредное слово прицепилось к языку на всю жизнь. Мы просто складывали из кубиков пирамидку, сидя попами на коврике в детском саду. Мы её складывали, а она, как водится, была категорически против и с завидным постоянствам устраивала крушения мирового масштаба. Каждая катастрофа сопровождалась замиранием сердец и громкими вздохами изумленных зрителей. А поверженные в очередной раз строители в сердцах на чем свет ругали непокорные кубики, обзывая их самыми страшными словами: “Зараза! Редиска! Какашка!” И вот в один из таких напряженных моментов и выскочило слово “блин”. Толпа вздрогнула, по ней пронесся ропот и десяток укоризненных глаз уставился на произнесшего нехорошее слово. И вот с того самого момента слово это прочно въелось в лексикон каждого из присутствующих.

Вообще ребенком я была весьма смышленым и своеобразным. Например, входя в автобус и не обнаруживая там свободного места, я картинно громко, чтобы все слышали, и с актерским колоритом выдавала: “Мааам, а где я сяду??” Вероятно мой спектакль даже производил на кого-то требуемое впечатление и моя хитрая попа усаживалась на предоставленное теплое место.

Опять же весьма нелегкой задачей было уговорить меня поспать.
- Давай, укладывайся, пора спать.
- Но я не хочу спать.
- А ты просто ляг и закрой глазки.
- Нееет - если я закрою глазки, я усну, а я не хочу спать!
И ведь не поспоришь.

Но однажды обмануть меня всё-таки удалось, и нет моей маме за это прощения. Скажите, как можно было сказать ребенку, что планируется всего лишь поход к педиатру, а вместо этого затолкать его в страшный кабинет, где злая тётенька не только проткнула маленькому человечку палец, но и потом долго и упорно на него давила, требуя отдать ей кровь!

Нет, не подумайте ничего плохого. Мама у меня замечательная, и многие теплые детские воспоминания связаны именно с ней.

В небольшом почтовом конверте с погашенными марками лежали бумажные куклы. Аккуратно, с любовью нарисованные и наклеенные на картон. К каждой из них прилагался изысканный гардероб, которому позавидовали бы не только модницы того времени, но и другие владелицы бумажных кукол. Вечерние платья, брючные костюмы, мини и макси. Самым чудесным было не столько играть с ними, сколько просить маму нарисовать новые наряды. И опять же самым вдохновенным было не получить их, а затаив дыхание наблюдать за процессом создания. Даже обычные раскраски в её руках превращались в сказку. Я приносила карандаши и фломастеры, садилась рядом и с восхищением наблюдала, как черно-белые контуры оживали, обретая цвета и характеры.

А ещё такой одежды для барби, как у меня, не было ни у кого! Опять ж её создавала мама. Миниатюрные вязанные свитера, пиджаки с крохотными пуговичками, узкие брюки - всё самое настоящее, только очень-очень маленькое!

А ещё она прыгает с нами с лавочки в снег! Да не просто прыгает, а делает сальто! И это уже причем в весьма почтенном возрасте.
А ведь некоторое время назад беспокоилась, кутая меня в шарф на улице.
- Тебе холодно?
- Хооолодно, - отвечала я.
- А что у тебя замерзло?
- Щооочки!

А ещё! А ещё! Да всё и не перечислишь.