Не забывай про пуповину

А.Н.ПАВЛОВ

НЕ ЗАБЫВАЙ ПРО ПУПОВИНУ

    Мы учились с ним в одном потоке, но в разных группах. Толком я и не знал его. Для меня он ничем не выделялся из нашего большого сталинского тогда приёма на специальность. Позже, когда все мы начали работать, кто в Ленинграде, кто в других регионах СССР он затерялся на просторах огромной страны. Кажется, в конце семидесятых напомнил о себе, появившись на кафедре.    Думаю, тогда у него не всё удачно складывалось в жизни. Активно искал себе достойное применение. Начал вести переговоры с моим приятелем, заведовавшим тогда лабораторией в ММБИ (Мурманском морском биологическом институте). Володя рассказал мне, что выглядело это довольно забавно:
– Слушай Г-би, я не могу взять тебя, хотя такие специалисты, как ты, нам нужны.
– Почему же?
– Потому, что ты еврей. 
– Господи, а ты-то кто?
– Да, конечно. Но, понимаешь, я не порчу статистики.
Г-би засмеялся.
– Володя, ты, возможно, слышал такой анекдот:
• В разговоре с нашим Генсеком американский президент заметил, что в СССР существует дискриминация  евреев. Она проявляется при устройстве на работу. Никита Сергеевич ответил, что такого у нас нет. И, если президент хочет проверить, ради бога. Может позвонить в любое советское учреждение или предприятие и спросить. Президент США так и сделал. На его вопрос:
– Работают ли  у Вас евреи? – всегда слышал:
– Да, конечно.
При этом сообщалось количество работающих.
Никита Сергеевич результатами такого  аудита остался доволен и пошёл в контратаку.
– Вот Вы господин президент только что убедились в ошибочности Ваших представлений о нашей стране. А, между прочим, в США для цветного населения действительно существуют препятствия при приёме на работу. И Вы об этом помалкиваете.
    На такой неожиданный демарш президент предложил Никите Сергеевичу проверить его заявление тем же способом, что и он. Наш Генсек начал звонить. И в ответ услышал:
– Да, конечно, работают.
– А сколько человек? – уточнил Никита Сергеевич. И в ответ услышал:
– А мы не считаем.
    Не знаю, по какой причине, но у нашего однокашника с работой как-то не клеилось. Может быть, его запросы были слишком велики, может быть, действительно вакансий не было, а может, и правда, он в статистику не укладывался. Но почему-то свои неудачи он неожиданно стал связывать с альма-матер. И зря-то он связался с этой кафедрой, и преподаватели на ней плохие, и учили-то его не так. И пошло и поехало. А вот там?... Там другое дело. А у нас вообще  плохая цивилизация.  Там же все такие пушистые и симпатичные, а здесь все страшные и глупые. Тарабарщина выплёскивалось на Владимира Андреевича, доцента кафедры. Несправедливые упрёки возмутили его. Но это был человек сдержанный и мудрый. Он просто молчал и с грустью смотрел на «оппонента». А мой однокашник распалялся ещё пуще. Он, видно, забыл прекрасную книгу Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка». В одной из глав там рассказывается о Робертсе и его жене. Вполне преуспевающий молодой  американец оказался в страшной беде. Жена сломала позвоночник, и на лечение ушло всё, что они к этому времени имели. Буквально всё. По-существу, тогдашняя американская медицина в короткий срок сделала его нищим. Но… Он никого не винил и не на кого не жаловался. Просто считал, что ему не повезло. Если, с работой не получается, средний американец обычно говорит, что, скорей всего, он взялся не за своё дело.
    Наконец, Г-би выпустил, как говорят, пар и ушёл.  Со временем как-то всё образовалось само собой. Он был хорошим специалистом, работы не боялся, нашёл своё место в жизни и успокоился. Но какая-то желчь в нём всё-таки сидела, может быть генетического происхождения. Он долго работал в Норильске, потом занимался морской геохимией. Плавал. Участвовал в общих программах с американцами. Две дочери, старшая из которых закончила ту же кафедру, что и он с женой, перебрались к мужьям в Штаты. Они частенько навещали их, но  эмигрировать не собирались. Во всяком случае, я об этом не слышал. По норильским материалам защитил кандидатскую, по морским – докторскую. Иногда я встречал их на семейных праздниках у Евсея. Свою успешную жизнь они вызывающе демонстрировали. Раз даже Галка, его жена, обращаясь к Вере, при гостях за праздничным столом спросила:
– Верочка. А вы с Сашей дома по-английски разговариваете?
На что моя жена, не задумавшись не на секунду, ответила:
– Как только проснёмся, так сразу!
Кажется, Галка поняли наше отношение к их «достижениям» и больше, по крайней мере, с нами, эту тему не обсуждала.
    Вообще же подобные «американизмы» довольно часто проявляются и, как минимум, смешны. Мой приятель по аспирантуре, с которым мы одно время общались на почве домашней деревянной скульптуры, тоже собрался в Штаты. Тоже к дочкам, вышедшим туда замуж. Помню, звонит мне:
– Саша, я завтра улетаю в Америку. Дочерей навестить и внуков понянчить. Тебе там ничего не надо?
Я в какой-то момент опешил. Будто он собрался в магазин и спрашивает, не купить ли для меня колбаски или сыру.
– Да, нет, – говорю, – ничего мне там не надо.
По-моему, он немного расстроился из-за  такого равнодушия. Думаю, все беды американцев заключаются именно в таком менталитете. Они свято верят, что весь мир спит и видит, как бы перебраться в их страну и стать американцами. Они не понимают, что это просто глупо.

    Давнишний разговор с Владимиром Андреевичем, видимо, оставил у Г-би какой-то неприятный для него осадком. Но теперь он преуспевал и решился поправить дело, извинившись за старый эпатаж.
    Владимир Андреевич, разумеется, всё помнил. К этому времени он был заведующим кафедрой. Прошедшие годы для него тоже не прошли даром. Он побывал и секретарём парткома института и проректором по учебной работе, стал доктором наук, профессором. Вобрал в себя огромный опыт общения с людьми.
    Как-то в конце полевого сезона мы стояли рядом в кузове грузовика. Шёл четвёртыё месяц моего «поля» и я поохал ему:
– Так хочется домой, к жене, дочке.
На что он мне сказал:
– Ты может, не поверишь, но меня в Ленинград не тянет. Приеду, сразу маску надо одевать и выслушивать  чёрт-те знает что. Идут в партком со всякими кляузами, жалобами, и устно и письменно. Друг на друга. Всё известные и уважаемые люди, но… с большими амбициями. Многие меня ещё учили. Неловко перед ними. А я должен их выслушивать, что-то говорить, улыбаться, принимать решения. Стараться никого не обидеть. Как можно деликатнее объяснять им, часто простые истины. Пытаться примирить. Думаю, и на меня много пишут. Здесь, в таёжных местах, занимаясь своим прямым делом, я чувствую себя здоровее и спокойней.
    И вот после такой жизненной школы к нему вновь приходит Г-би. Уверенный в себе специалист, как говорится «на коне», и обращается в примирительным тоне:
– Владимир Андреевич! Мне, право неловко за тот давний разговор. Не обижайтесь на меня.   
И услышал в ответ:
– Да я и не обижаюсь. Я Вас просто не приемлю.