Немцы на Пинеге

А.Н.ПАВЛОВ

НЕМЦЫ НА ПИНЕГЕ

    Начало восьмидесятых. Лодочный маршрут по Пинеге. Нас трое (правда, без собаки). Алексей Иванович Коротков, я и студент кафедры. У него производственная практика по геологии. Лодка резиновая, грузоподъёмностью в полтонны. Исходная точка – посёлок Пинега. Загрузились. Отчалили. Всё внимание на реку и наше плавсредство. Пинега здесь широкая. Стрежень быстрый и сильный. Посудина наша лёгкая и вёрткая. Нагружена по полной. Нужен глаз да глаз. Правда, опыт сплава на такой лодке у нас с Коротковым уже был прошлым летом по реке Вашке (левому притоку Мезени). Поэтому освоились довольно быстро. Начали вглядываться в берега.
    Первое, что увидели и онемели красотой чуда. Почти сразу за посёлком, справа высокий холм. А на его вершине – остатки каменной церкви. Вид завораживал. Какая-то невидимая аура исходила от этого заброшенного храма и горы, на которой он стоял.  Хотелось смотреть и смотреть. И чем больше смотришь, тем больше удивляешься нашим далёким предкам. Как они умели выбрать место. Церковь не только гармонично вписывалась в природу, она как бы дополняла её человеческим гением. Шли рекой уже более десяти километров, а храм всё был виден. И ещё долго мы чувствовали его спиной. Он как бы провожал нас, и благословлял. На душе делалось хорошо и покойно. Позже узнал, что называется это место «Красная горка». Всё в зелени, зимой, конечно, в снегу. А Красная потому, что красивая. Сейчас её так и назвали бы – «Красивая горка». Ну, да и без этого всё понятно. Во всяком случае, каждому русскому человеку. В 1606 году там был основан Красногорский монастырь. Вначале деревянный. После пожара – каменный. Недавно увидел в интернете, что на его стенах ещё сохранились остатки фресок. Большевики разрушили эту святыню Русского Севера. Впрочем, как и многое другое. Хочется верить, что руками потомков она восстанет из пепла.

    На третий день справа в десятке метров от уреза воды бросилась в глаза крупная глыба светло-серого  известняка. Вначале подумали – это выход на поверхность коренных пород. То, что в геологии называют обнажением. Пришвартовались. Оказалось, этакая длиной около 5-6 метров призма, квадратного сечения, толщиной до полуметра. Грубо обработанная. Откуда она здесь взялась? Непонятно. У правого её края свастика, высеченная, видимо, зубилом. Знак довольно крупный, пожалуй, с детскую ладонь, и глубокий. Подумали, что после войны где-то здесь работали пленные солдаты вермахта. В то время они были разбросаны по всей России. Во всяком случае, до Урала включительно. Дальше на восток, например, в Магадане отрабатывали своё японцы. Их колонны на улицах города. В своей форме, под конвоем наших солдат. Они, в маршевом стиле, пели популярную тогда в СССР песню.  Кажется, это была:
• Дети разных народов, мы мечтою о мире живём…
На японском песня звучала несколько странно. Но пели они бойко и, казалось, с энтузиазмом.
    Немцев же я помнил на улицах Ленинграда, встречал и на Урале. Но то, что они могли быть на Пинеге, не предполагал.
    Посудачили по этому поводу. И Алексей Иванович рассказал историю, о которой где-то читал, а может, от кого-то слышал:
    В начале прошлого века в этих местах жил-был немец. Называли его Карлом. В обиходе же говорили просто – немец:
– Как там немец поживает? Что-то его давно не видно.
Или: – Вчера около магазина немца видели. Такой весёлый, улыбался.
    Жил он на краю деревни. Кругом дома всегда чисто, ухожено. Человек тихий, спокойный. Мастеровой. Брал заказы на всякий ремонт. Часто приглашали его помощником в хозяйство. Попал в плен во время Первой мировой. Оказался на нашем Севере. Да так и остался. Или возвращаться было некуда, или понравилось ему здесь. Ведь Русский Север необычен. Ему аналогов в мире нет. Красота величественная, даже какая-то божественная. Рубленные высокие избы, бани, обычно вынесенные к реке – как бы отдельное купальное место для всей деревни. Амбары. Часто тоже стоят отдельно в ряд. Без окон, на сваях. Дома не запирались. Если никого нет, дверь подпиралась палкой. Вот и всё. Местами я застал такие «замки» ещё в Лешуконском. Хотя там из Центральной  России уже появились бичи. На берегах Мезени избы стоят в два этажа. На каждом бывает по 15 окон. Специально считал. Скотные дворы громадные. Тоже высоченные. Живность вся на втором этаже. Въездной пандус в такие дворы их брёвен. Эта монументальность и добротность покоряет своей красотой и первозданной силищей. Здесь не знали ни бояр, ни помещиков. Из поколения в поколение жили свободные работящие люди со своими песнями, музыкой, хороводами, обычаями и чистотой жизни. Это вам не Европа с её чопорностью и не Центральная Россия с её крепостной психологией. Разве можно этакое не полюбить.
    К немцу привыкли и относились хорошо, хотя за много лет он так и не врос в местный быт и оставался чужаком.
    В Архангельских деревнях вдоль домов обычно налажены деревянные тротуары. Чтобы в весеннюю слякоть и осенью они оставались чистыми, под ними выкапывались дренажные канавы, иногда значительной глубины.
    На одном из таких тротуаров какая-то доска со временем подгнила, и наступать на неё стало опасно. Все об этом знали, но чинить никто не торопился.  Это место просто обходили. Немец почему-то об этом не слышал. А может и знал, да ..... В вечерних сумерках шёл, задумавшись. Наверное, Германию вспоминал, мать, отца, детство, тосковал о доме. Накатило. Ностальгия она ведь не имеет национальности. Тут и наступил на злосчастную доску. Грохнулся в канаву, полную воды. Неловко  ударился. На улице никого не было. И потонул. Утром нашли. И пошли разговоры:
– Слышали, немец-то в канаву под лавы упал. Потонул бедный.
В ответ раздавалось:
– Так-ить немец он и есть немец. Чего с него взять.

    Позже поинтересовался, были ли на Пинеге пленные Второй мировой. Ничего не нашёл. Но свастику-то кто-то выбил на глыбе. Ведь не специально же для этого сюда тащились. Кто бы это мог быть? Скорее всего, какой-нибудь молодой парнишка из гитлерюгенда. Ещё не понял, что с ним произошло, где он оказался. Имперский фанатизм, который формировали в нём с младенческих лет,   ещё не выветрился. Вот   и вытесал на этой заготовке тогдашний символ своей родины. Может быть сидел, чего-то ожидая, и плакал. Никакими преступлениями его жизнь не была запятнана. Призвали под ружьё. Вот и всё. Попал в плен. Так что довелось ему пройти от взлёта патриотизма до печального конца уничтоженной империи, претендовавшей на мировое господство. Думаю, он остался жив. И кто знает, уже в преклонных годах, как турист, может быть, приезжал на Пинегу, где работал на каменоломнях. К старости всех тянет туда, где проходили молодые годы, особенно, если они были трудными. Сегодня Пинега, как и весь русский Север, становится привлекательным для туризма. Даже на «Красной горке» построены простенькие гостиницы. И пустыми они не бывают.