Потеряшки

А.Н.ПАВЛОВ

ПОТЕРЯШКИ

   Правый берег водохранилища на реке Оредеж. С Верой по грибы. Зашли довольно далеко. Остановились у какой-то еле  заметой лесной дорожки. Место для нас новое. Дальше решили не идти.
В поисках грибов делаю небольшие круги, чтобы быть «здесь». Вера углубилась в лес. Ходит смело, зная, что я «держу след» и проблем с возвращением не будет. Перекликаемся. На мои «а-уу!, а-у-у!» она откликается «я тут недалеко». Постепенно Вера уходит вглубь леса. Но ещё хорошо её слышу. Небо стало темнеть, поднялся ветер – от меня к ней. Дует всё сильней и сильней. Приходится кричать громче. Ответ едва улавливаю. Ещё немного, ещё чуть-чуть и не услышу «я тут». Начал беспокоиться. Побежал в её сторону. Голос мой стал злым, надрывным. Наконец, она стала приближаться. Увидел. Замахал руками. Её «я тут» превратилось в «я здесь». Выяснилось, где-то рядом с ней ходили другие грибники. Тоже перекликались. Их крики она спутала с моими и двигалась им навстречу. Всё утряслось, но мне пришлось понервничать. Места там глухие. И вспомнил один случай с детьми-потеряшками произошедший в этом же районе.
 *
    Учебная база Гидрометеорологического института. Тоже на р. Оредеж. Прекрасный день клонился к вечеру. Работы закончены. Заиграла музыка. Спортивные площадки заполняются игроками и зрителями. Дежурная преподавательница вся в делах. Вдруг хватилась – нет двух её девочек. Оказывается, и на ужине их не было. Кто-то сказал, что видел обеих за домиком кафедры физкультуры. Самая окраина лагеря. Дальше лес и болота. Забеспокоились, родители слегка запаниковали. Опросили почти всех. Никто девочек не встречал. Они городские и  «домашние». Большого леса толком и не видели. Одна в девятый класс перешла, другая – в шестой. Одеты легко. Летние платьица, сандалии на босу ногу. Младшая слабенькая здоровьем. Часто простужалась.

    Солнце к закату. Стало холодать. А их всё нет и нет. Решили больше не ждать и начать поиски. Включили музыку на предельный гром. Несколько поисковых групп. Фонарики. Мегафоны. Даже ракетница. Как всегда некстати, начал накрапывать дождь. Похолодало. Некоторые одели даже ватники. В лесу стало совсем темно. Батарейки фонариков быстро «сели». Тьма кромешная. А-у-у! А-у-у!. Мегафон ревёт. Прислушиваемся. Никакого ответа. Только лес шумит. Вернулись в лагерь. И снова на поиски. К середине ночи решили подождать до того, как начнёт светлеть и хоть что-то будет видно. Дождь льёт непрерывно. Но!…одна группа студентов настроена по-боевому. Ждать не стала и снова ушла на поиски в ночь:
• Это ж дети. Как можно ждать. Чего ждать-то.
    Без фонаря, без мегафона. Просто двинулась в лес. За прошедшие несколько часов девочки могли уйти далеко. Но главное, никто толком не знал куда. Сектор их возможного движения был велик. Лес огромен.
   К рассвету радостная весть. «Боевая» группа студентов обнаружила их. Девочки блудили, блудили и неожиданно для себя вышли на дорогу, где и столкнулись с нашими поисковиками. Все в лагере. Кто-то на всякий случай истопил баню. Их туда. Напарили. Горячий чай с малиной. Накормили. Мать долго не могла придти в себя. Отец, сразу ушедший в лес, вернулся только через два дня.
    Оказалось, девчонки, почувствовав, что дело к ужину,  решили вернуться в лагерь. Но никаких ориентиров не запомнили, звуки музыка до них не долетали, и они двинулись не в ту сторону. Скоро поняли, что заблудились. Пошли наугад. Лес шумит. Деревья раскачиваются. Жутко как в страшной сказке. Растерялись. Кричали. Их никто не слышал. Стало темнеть. Пошел дождь. Младшая потеряла одну сандалию. Выбились из сил. Совершенно мокрые и замёрзшие сели на какое-то поваленное дерево. Младшая положила голову на колени старшей и обе стали горевать:
• Всё. Теперь не выбраться. Помрём мы тут.
Отдохнув, успокоились. Шок  прошёл. Надо идти. Но куда? Куда придётся. Авось! Проплутали всю ночь. Неожиданно для себя оказались на лесной дорожке. Тут и светать стало.  Приободрились. Самое страшное позади. И увидели наших студентов. Всё тут совпало: и место и время и ангел их.
    Удивительно, но, ни одна из девочек не заболела.  Стресс мобилизует организм к  выживанию.

    Известно, что в войну солдаты, находясь сутками в окопах, по колено в ледяной воде, под дождём и снегом, не болели никакими простудными заболеваниями. А попадая в тыл, сразу «цепляли» всякую заразу.
*
    Раз и мне пришлось помыкаться в тайге. Якутия. 1955 год. В маршрутах уже два месяца. В один из дней вышел к месту нашего «табора» (лагерь для ночёвки). Никого нет. Нас двое. Я и 16-летний мальчишка-эвенк. Ходим туда-сюда вдоль небольшого ручейка. Решили, что якуты с оленями по какой-то причине запаздывают. Минут через двадцать с другой стороны ручья выходит из своего маршрута Неелов – наш начальник отряда. Ждём. Якутов всё нет. Как позже оказалось, они что-то не так поняли и разбили лагерь, не дойдя до нас километра два. Холодная ночёвка без ужина и чая. Согревающий костёр. Ложимся к нему спинами. Комары едят нещадно. Кое-как передремали. Утром появились олени с поклажей. Сроки поджимали, и Неелов решил не расслабляться, днёвку не делать, а продолжить работу. Понимая  общую усталость, распорядился так:
• Саша, сегодня пойдёшь с Ритой. Вижу, что эта ночёвка выбила её из колеи. А я возьму Сергея. Он привычный. Маршрут у тебя будет короткий. Что-то около 7 километров. Вниз  по руслу небольшого ручья. Больше для порядка, чтобы не было «дырки» на планшете. А я пойду вот через эту сопку.
И показал рукой. Сказано – сделано. Проложил на карте маршрут. Собрались и пошли. Погода хорошая. Веду пикетажку. Рабочих точек мало. Там, где можно, отбираю образцы. Всё привычно. Идём расслаблено. Часто отдыхаем. Встретили нашего рабочего – Гошу. Он ходил искать отбившихся от стада оленей. Неудачно. Спросил, где будет новый «табор». Я сказал, что в устье этого ручья, куда мы с Ритой и шагаем. Он пошел к оставленному нами табору.

    Гоша выполнял в отряде обязанности повара. На нём «висело» не только приготовление пищи, но и выпечка «хлеба». Хлеб – это толстые лепёшки из хорошей, тогда канадской, муки. Искусство не простое. Из крутого теста лепилось что-то напоминающее современный грузинский лаваш (то, что продаётся сегодня в универсамах, только поменьше). Лепёшка засыпалось горячей золой, сверху угли. Когда повар считал, что выпечка готова, она вынимались. Зола стряхивалась лёгким постукиванием. Затем лепёшки устанавливались вертикально на рогульки (что-то вроде рогаток) «лицом» к огню и доводились до кондиции. Обычно они подрумянивались. Получалось очень вкусно. Он же заготавливал дрова. Помогал вьючить оленей, разбивать лагерь. Вообще парень был ловкий и работящий. Если вам не приходилось раскалывать на поленья чурку из кручёной лиственницы, попробуйте. Вы её всю, как говорят, измочалите. А успеха не добьётесь. Сами же устанете до чёртиков и будете в поту как после парной. А у Гошки же (так его все звали) получалось это быстро и легко. Видел и понимал, где ударить и с какой силой. А выглядел субтильным. Мелкого роста. Худощав. Узкоплеч. Но взгляд был умным и проницательным.  Неелов однажды говорит мне:
• Саша, ты не догадываешься, что наш повар-то у Лукашки раб? (Все олени, которые с нами ходили, принадлежали Лукашке. Их было 40- голов. Арендовали же мы  – только 7). Ты разве не обратил внимание: как олень отобьётся от стада, искать идёт не хозяин. Он Гошку посылает. Когда же я выдаю зарплату, за Гошку получает Лука. Вот так. Здесь в Якутской тайге другая жизнь.
    Позже выяснилось, что в таборе, из которого мы с Нееловым разошлись, произошёл спор. Лука снаряжался в одну сторону, куда ему сказал Неелов. Гошка же, ссылаясь на меня, настаивал, что идти надо по моему следу.
    Рита постепенно приходит в себя. Вот и устье нашего ручья. Конец маршрута. Понимая, что пришли намного раньше, ждём. Никто не появляется. Начал беспокоиться. Стали подниматься по речушке, в которую впадает наш ручей. Периодически кричим. Как бы мимо не проскочить. Такие случаи бывали. Начало темнеть. Пошёл мелкий дождик. Тайга на наши крики не отвечает. Решил не рисковать. Знал, что вниз по этой речушке наши якуты ставили лабаз с едой и некоторым снаряжением. Через неделю планировали вернуться в этот район. Надо идти к схрону. Говорю Рите:
• Уже темно. Что мы плутать будем. Пошли обратно. Найдем  лабаз. Помнишь, наши якуты его оставляли. Поедим там. В брезенте переночуем. Утром решим, что дальше делать.
    Ну и двинулись. Прошли устье нашего ручья. Берег стал крутым. Борта скользкие. Продираемся через кустарник. Все мокрые, в глине. Полная компенсация за лёгкий маршрут. И вдруг меня осенило. Вспомнил, как Неелов показал рукой направление своего маршрута. Стало ясно, что он, и табор вслед, выше по течению. На карте там значилось три распадка. Где-то в одном из них. Мы ходили в ту сторону, но недалеко. К тому же, когда мы кричали, их там просто ещё быть не могло. Надо возвращаться:
• Знаешь, Рита, пошли назад. Помнишь, Неелов рукой-то показал. Вот он за сопкой и спустился к этой же речушке, на которой мы стоим. Только значительно выше. Там  есть три распадка. В одном из них. Найдём!
    Надо сказать, что Рита совсем не ориентировалась на местности. Есть такие люди. Поверни их кругом, и они уже не могут сказать, где находятся. В этом смысле мне было с ней легко. Она не спорила и своих вариантов не предлагала.
    Совсем темно. Дождь не перестаёт. Но в душе появилась уверенность, что идём верно. Кричим чаще и стараемся погромче. Рита держится ко мне поближе. Случилось, что ей приспичило присесть по делам:
• Саша, ты не отходи. Постой рядом. Я боюсь.
Но при наших «блудилках» внутренний страх держала при себе. Вот прошли один распадок, вот и второй. Час ночи. И вдруг ружейный выстрел. Оказалось, мы уже пришли. Всё сделали верно. Пошли на речушку обмыться. Разделись. Посмотрели друг на друга. Пошли по спальным мешкам. Я к Неелову. Рита в свою персональную палатку. Сразу попал в объятия Морфея. Утром рассказал нашу историю Неелову. Может место такое. То якуты не вышли в назначенную точку, теперь я перепутал место нового табора. Он выслушал меня спокойно без комментариев. Кажется, не поверил. Якуты тем более. Стал ко мне холоден.
    Через много лет его сын, Ваня, слушал у меня курс геологии на океанологическом факультете ЛГМИ. Позже, узнал, что его отцу ампутировали ногу, и вскоре он умер. Хороший и умный был человек. Многому меня научил.
*
    В каждом регионе у геологов существуют свои правила техники безопасности. Обычно, к ним «прилагается» и набор историй, иллюстрирующих их несоблюдение.
    Вот одна из них. Мамско-Чуйское нагорье (Якутия). Геолог при спуске к лагерю подвернул ногу. Идти не мог. Внизу уже был виден ручей и палатки, хотя до них было ещё километра три-четыре лесом. Послал рабочего за помощью. Парень к палаткам вышел. Повёл группу наверх. Но не нашёл место. Снизу верх сопки оказался слишком неопределённым. Травмированный коллега ждал-ждал, решил двигаться сам. Пополз. Выбился из сил. Нашли его только на третий день. Была поздняя осень с заморозками. Окоченел он.
    В Архангельской экспедиции в случае форс-мажорных обстоятельств рекомендовалось выходить на болото или другое открытое место и ждать. Болот, как и озёр, там много. Между ними участки леса. С вертолёта вас всегда обнаружат. Конечно, на болоте свои неприятности¬ – огромные комары, мошка и всё это в невероятных количествах. Облепляют энцефалитку сплошным слоем. Но там и еды обычно много – клюква, морошка.
    Вспомнил историю, описанную в романе Валентина Пикуля «Из тупика». Отряд американцев (интервенция) в 500 человек вышел из Архангельска. И сгинул. Не повезло им  на чужбине. Не улыбнулось счастье.