Прыгунцы

Болезни говоришь,что болезни, на каждую из них управа сыщется, проговорил Степаныч и начал повествование своего рассказа.
Вот были же времена, тогда ещё заводы и фабрики строили, не то что сейчас.
Я и поехал на одну из таких строек, с самого начала, как говорится с самого что ни на есть нуля...
Село рядом со строительством, так небольшенькое, деревня прямо захудалая.
Но церковка уцелела, наряженная такая, ухоженная на загляденье.
Распределили нас по селу жить кого где, расквартировали по местным жителям, по одному, а то и по два человека.
Меня поселили к старенькой бабушке Матрёне, хорошая была старушка царство небесное. Ей тогда уже лет восемьдесят было, а уж сколь с той поры пролетело вспомнить страшно, да точно годов пятьдесят, юбилей прямо.
Клуб в том селе каждый день работал, кино по выходным привозили, а вот танцы хоть каждый день. Радиола в клубе большая стояла латышская «Ригонда» кажется.
Грам. пластинки всякие, ставь и танцуй, коли желание есть.
Уж и не помню почему так было, но в деревне той, женщин было в два раза больше чем мужиков, а тут мы приехали, все молодые, задорные, те кто и женатыми были свободу почувствовали, крылышки распрямили, этаки прямо в бабье царство попали.
Буквально на третий день было ясно, что ночи почему то стали совсем короткие, на работе все зевали, видно было совсем не высыпались,в ночную припахивали.
Вот и мне приглянусь девица, прямо кровь с молоком, крепенькая такая ух... да и только. Не сказать, что очень молодая, но фигуристая, всё при себе, есть за что подержаться, да и глаз не оторвать. Так вот мы с нею и притаптывали их сеновал,
чтобы сена на зиму побольше вместилось.
Как возьмёмся с самого вечера, так до самых петухов и притаптываем.
Ближе к выходным, мы тогда вахтой по месяцу работали.
Месяц работаем, месяц дома.
Почувствовал я, что дела мои плохи.
Сначала стало в лёгкую почёсываться, а после бани, совсем сил не стало от чесотки. Тут то я и выловил у себя в паху пару шестивёсельных, да шустренькие такие, крепенькие, прямо как их хозяйка, мать её так.
Рублю дрова во дворе, а сам думаю и как же с таким добром я до дому поеду.
Бабка Матрёна то моя и говорит мне, да загадочно так с сарказмом этаким.
Я гляжу ты Степаныч (это она меня так уважительно называла, хотя я ей во внуки годился) климатизировался, вон как почёсываешься, уж не до молодки какой добрался. Так видно наградила она тебя прыгунцами.
Как наградила? А у самого зуд, хоть топором чеши.
Убью суку, от обиды проговорил я. А бабка моя и говорит мне.
Не скандаль,не ругайся. То "прыгунцы", они у нас, почти у каждой бабы.
А как же быть то мне, ведь домой скоро ехать, а я с этаким добром.
Да не печалься, проблема то, не ахти какая важная, перед отъездом вылечим.
Ты сходи на машинный двор, да бидончик солярки принеси, а я уж постараюсь тебя вылечить. Дала мне бидончик, притащил я солярки. Уложила меня бабка на кровать, клеёнку под меня постелила, руки и ноги к койке привязала.
Трусы с меня снимает, а меня мысли мучают и что же удумала старая,
про солярку то я и забыл совсем, думал, она ей для хозяйства понадобилась.
Сняла трусы с меня, окунула тряпку в солярку и приложила к лобку,
только оконечность мою сверху, якобы дышать оставила.
Через пять минут я был готов на стену лезть, а никак руки и ноги привязаны.
Как они бедные всполошились там от солярки, ужас.
Лежал так часа три, бабка мне нет, нет да тряпку с соляркой меняла.
Под конец уснул из сил выбившись.
Проснулся, гляжу, а баб Матрёна мой лобок ножницами стрижёт.
Наутро так, как рукой сняло, только кожа потом как от загара лупилась.
А ты говоришь болезни, закончил своё повествование Степаныч,
и не спеша двинулся к дому.