Разные пуповины

А.Н.ПАВЛОВ

РАЗНЫЕ ПУПОВИНЫ

    Почта. Суббота. Минут тридцать как открылась. В это время очередей обычно не бывает. Пришёл послать бандероль. В одном окошке приёмщица занята с молодым человеком оформлением какой-то коробки. Подумал – долгая история. В окошке рядом работала известная мне сотрудница – быстрая и ловкая. Чувствовался профессионализм. Мне нравилось, как она споро управляется с клиентами. Встал к ней. Неожиданно, она куда-то отошла. Подумал, что отлучилась за деньгами. Утром часто возникают трудности при оплате.  Передо мной мужчина средних лет. В руках  ничего. Мужичок оглядел меня и, как бы оправдываясь, сказал:
– Я вот только несколько конвертов куплю, да кое-какие бланки.
И с интересом посмотрел, что у меня. Я держал в руках небольшую книжку.
–¬ Вы книжку отсылаете? Это можно,… если только не запрещённая?
Я не понял его реплики, но как-то машинально показал обложку. На ней было написано «ДЕЛАЙТЕ ДОБРО».  Название почему-то поразило его. Показалось, что он даже ухмыльнулся.
– Мало ли что напишут?– вдруг сказал он с некоторой растерянностью.
Видя такую реакцию, я машинально перевернул обложку. Но на тыльной стороне была моя фотография, поскольку автором книжки был я. Он снова зыркнул. По его лицу промелькнула тень неловкости. Неловко стало и мне. Но тут вернулась приёмщица, и он, к моему удовольствию, переключился на свои дела. Говорливым и словоохотливым оказался. Тут освободилась вторая приёмщица, и я отошёл. Начал оформление бандероли. А мужичок всё говорил и говорил в своё окошко:
– Конвертов мне штук десять. Нет, пожалуй, лучше двадцать. И, лучше, разного размера. Да, да – средних и больших. Нет очень большие не надо. А вот эти средние будут маловаты. И ещё – вот эти бланки на переводы.
– Сколько?
– Ну,…, думаю, штук семь.
– Наверное, теперь Вы не скоро  к нам зайдёте?
Мужичок покрутил в задумчивости головой:
– Да! скорей всего на месяц этого хватит. Наверное, к концу апреля снова придётся придти.
Ясно, что закупки делались для фирмы. Конечно, он не мог быть её директором. Скорей всего бывший кадровик. Теперь, похоже, делопроизводитель. Наподобие стряпчего. Какой-то скользкий, улыбающийся. Этакий ласковый до приторности. От таких хочется быть подальше. В голове так и звучало:
– Если книга не запрещённая. Мало ли, что напишут.
Бр.…р..ы..ы… Вышел и поёжился.

*
    Иду к дому. И вспомнил другую, но в чём-то похожую историю.  Тоже очередь, но уже к врачу. Тогда я оказался первым и ждал своего вызова. За мною не было никого. И вдруг появляется ещё один пациент.
– Вы в этот кабинет?
– Да. Но мой черёд, наверное, подойдёт не скоро. Туда только-только зашёл посетитель.
– Ну, что поделаешь? Подождём, – спокойно заметил тот, кто занял за мной очередь.
– Вы не в первый раз?
– Нет. Я был здесь несколько месяцев назад. Да вот появилась необходимость снова придти. Врач внимательный. Аппаратура здесь современная. Всё тебе показывают. Объясняют.
– И дорого это стоит?
– Смотря что. Обследование в рамках доступного.
– А льготы тут есть?
– Есть. Кажется, процентов десять от тарифа.
Его интерес был удовлетворён.  И вдруг он начал  рассказывать мне о своём отце.
– Я вот тоже стал плоховато слышать. Хочу приобрести слуховой аппарат. Может быть, у меня это наследственное. Отец с возрастом почти оглох. Он у меня расстрельщиком работал в НКВД. Знаете, что-то вроде кабинки с амбразурой. Человек, которого приговорили, двигался по коридору. А он целился и стрелял через эту амбразуру. Нервная работа. Вечером дома всегда крепко выпивал. Переживал, наверное. Но ему довольно часто полагался отпуск. Всегда в хорошем санатории. Процедуры там всякие. Он у меня в отличниках ходил, в передовых. Вынослив был на работу. Старательный. Энтузиаст.
   Его неожиданные откровения поразили меня. Стало как-то нехорошо. Но отсесть было некуда. Да и очередь ему оставлять как-то не хотелось. А он всё говорил и говорил. Казалось, даже хвастается и гордится своим отцом.
– Знаете, его за отличную работу даже именным оружием наградили. Часто премии давали. С пистолетом, правда, целая история получилась. Вышел на пенсию. Оружие полагалось сдавать. А он заупрямился. Ведь наградное. Всё же убедил, чтобы оставили. Правда, пришлось уламывать кадровика. Сошлись на том, что пистолет останется за отцом, но храниться будет в сейфе у майора. Оформили всё актом.

    Мужичок оказался говорливым, как и тот на почте. Голос негромкий, ласковый. Слава богу, из кабинета вышел пациент, я зашёл к врачу, избавившись от ужасных подробностей. И без них всё было ясно. Но прикосновение расстрельщика я почувствовал. На душе было плохо.
*
    Лето выдалось жаркое. Хотелось в воду – поплавать. Пошёл на речку с сыном и его школьным приятелем,  гостившим тогда у нас. Речка в наших местах быстрая и холодная. Температура в самую теплынь не более 8-10 градусов. В такой воде не наплаваешься. Но окунуться можно, хотя дух и захватывает. Вышли на большую курью с неглубокой стороны. Мальчишки мои младшеклассники. Место глухое, но со мной чувствуют себя уверенно. Вода прозрачная как детская слеза. Так и манит. Останавливает только, что от неё так холодом и веет.  Стоим на полянке. Припекает сильно. Хочется в воду. Первым пошёл мой Николай. Молча, без суеты. Несколько шагов и … поплыл. Недалеко. Скорей-скорей обратно. Тело красное как у варёного рака. Но доволен. Владик в нерешительности. Подходит к краю воды и как-то жмётся. Мы смотрим. Понимает, раз пришёл, в воду лезть надо. Наконец, ступил. Вначале было по колено. Вода обжигает. Заверещал как девчонка. Громко. С визгом. С брызгами. Но, всё же, окунулся. Вылетел обратно как пуля. Почувствовал себя героем. Мы посмеялись ободрительно.
    Вспомнил и себя школьником. Магадан. День жаркий. Вышел на небольшой заливчик бухты. Потянуло «макнуться». До сих пор помню это ледяное купание. Но никаких звуков не издавал. Молча туда несколько метров и обратно поскорее. Был один. Никто на меня не смотрел. Так сам по себе. Был рад, что мой Коля оказался похожим на меня. Да и его мама тоже никогда не робела и не визжала по-девчоночьи. С ним рано пришлось обращаться к зубному врачу. Помню, тот был поражён, что такой малыш все свои страхи и боли держал при себе. Мы были горды за него.