Содержание
Натуралист
Грачи прилетели
Петушиные крики
Снегопад
Поросячья любовь
Дамка
Дружок
Кошачья любовь
Приют для животных (Хаски)
Рембо и Пипица
Перепел
Голубишка
Его звали Бьернум.
Собачьи упряжки
Пеструшка
Воришка
Случай на фронте
Мамай
Натуралист
- И что из него получится… - задумчиво вещали мои тетушки, которые летом скапливалось на подворье у деда на улице Дерябинской, глядя на меня, деловито проходящего с сачком и банками. Босого, с ногами в цыпках и c разбитыми коленями.
Сопровождала меня верная собака Дамка и приблудившийся пес Дружок. Он был не совсем наш, так как я не получал согласие от родителей расширять псарню, которую два раза в год обновляла наша любвеобильная псина. Но Дружку, как положено собаке, нужен был коллектив. Вот он и избрал меня и Дамку в качестве друзей, а поесть… Да какие могут быть проблемы для дворовой собаки. Главное, иметь крышу над головой. А крышу, в виде дамкиной конуры, он получил.
Конечно, все высказывания тетушек я пропускал мимо ушей, ибо занятый серьезными натуралистическими исследованиями не мог опускаться до их замечаний. Замечаний было много. С моей точки зрения это были сущие пустяки, и реагировать на них - терять время. Чего поделаешь, если их мировоззрение несколько ограниченнее, чем у восьмилетнего пацана, находящегося на заслуженных летних каникулах и ведущего первобытный образ жизни. Ну, чего особенного, скажем, произошло, если бабка находила в леднике дохлую птицу, которую я положил в расчете сделать из нее чучело. Холодильников, куда я мог ради сохранения уникального экземпляра положить тушку, во времена моего детства еще не было. Этого не понимал никто, как я ни пытался обьяснить проблему. А торопиться в таком деле, как выделка шкурки, нельзя. Поспешишь и все насмарку. Шкурка у птицы тонкая и легко рвется. Лучше если она полежит немного и дойдет. Вы про запах? Ну, знаете ли… Если хотите изготовить хорошее чучело, то тут не изысков.
Как с дятлом, например. Он и так мне попался, скажем, откровенно, не первой свежести, да обработка прошла несколько в ускоренном варианте. Вот дом и заполнился не совсем свежим запахом. Источником было только что сделанное чучело дятла, размещенного на сучке и поставленное на буфет. Родители не сообразили, откуда это амбре, и первым пострадал кот Василий. Васька от таких наговоров рванул из дома и не появлялся несколько суток. Пришлось убрать изделие в сарай. Там оно высохло и на мое обоняние почти не пахло, но вернуть его в дом родители отказались категорически. В результате чучело погрызли мыши. Скажите, кто от этого выиграл.
Но так было не всегда. Голову кулика, которую специально для меня прихватил в лесу мой друг сапожник Илья, по прозванию дядя Ля, я обработал неплохо. С крыльями вообще проблем не возникло. Жаль, нельзя было тушку довести до ума. Ее изрешетили крупной дробью, и для изделия она была непригодна. Но я сделал неплохую экспозицию из головы и крыльев и дядя Ля ее одобрил. А он был человек искусства. Дядя Ля рисовал картины в свободное от сапожного мастерства время и пытался их продавать. А так как он всегда был выпивши, то, наверное, продавал.
Вообщем, таксидермист я был неплохой. Жаль, не дошел до животных. Этого бы ближние не перенесли, точно.
Раздражение домашних вызывала лягушачья икра, которую я приносил из пруда, чтобы проследить таинство эволюции превращения зародышей в головастиков. Или банка с тритонами, удачно выловленными в придорожной канаве и поставленная на подоконник для наблюдения, но по забывчивости натуралиста не убранная вовремя. Тритоны жить в неволе не хотели и от отчаяния быстро умирали. Когда я вспоминал о них, то было поздно. Приходил с работы папенька, а он отличался у нас повышенной брезгливостью. И когда он видел разогревшуюся на солнцепеке банку, в которой плавали кверху брюхом вздувшиеся тритоны, то аппетит у родителя не повышался. Все это хозяйство, мягко говоря, воздух не озонировало.
- Опять Сивый что- то в дом притащил - говаривали домашние и подозрительно оглядывались вокруг. «Сивый, Сивый клок, Сивотье»- это мои прозвища, которыми награждали меня домочадцы. Виной всему были мои соломенные волосы, которые я не стриг все лето, да и мыл их, честно говоря, только на Волге, то легко представить, что там, на голове, творилось.
Кроме этого, в виду повышенной любознательности, я мог влепить не совсем удобный в ситуации вопрос или того хуже вставить в беседу взрослых свое просвященное мнение, которым ставил в тупик общающихся.
Стоило ли удивляться, что за ужином я мог прокомментировать сидящим за вечерним столом взрослым свои наблюдения за взаимоотношениями животных. Чем мог вогнать в краску присутствующих дам и искренний смех мужчин.
- Ну Сивый, ну Сивый, опять сморозил - раздавалось вокруг.
-Поел, и будет, нечего за столом рассиживаться - стимулировала меня к действию в таких случаях бабка Маня. Я покидал стол, выходил на террасу. Так что комплиментов по своей осведомленности я услышать не успевал, но смеялись за столом долго.
Летняя ночь в средней полосе наваливается быстро, сначала мутнеют от вечерних сумерек кусты, деревья, потом размываются соседние дома. Все вокруг становится в пастельных тонах. Работы на огородах прекращаются, люди садятся ужинать. Я глядел на четко освещенный четырехугольник окна, в котором были видны разговаривающие взрослые. Боже мой, как их было много , моих родственников! А если еще собирались гости! Родители, дедушка с бабушкой, дядья, тетушки. Казалось, такому роду нет перевода.
В квадрат света от окна попадали всякие ночные насекомые. Глупые мотыльки летели разом в окно и кружили вокруг электрических лампочек. Мошки нагло садились на лампочки и, обожженные, валились вниз.
Иногда на свет врывался запоздавший июньский жук, вроде майского, но помельче и серее. Он растерянно начинал кружиться по периметру освещенного квадрата, басовито жужжа, пока случайно не заваливался в темноту и не пропадал. Я рассеянно следил за этой насекомьей чехардой. Особей, которые могли бы меня заинтересовать не было, жуки же июньские шли вслед за майскими и заниматься с ними было неохота. Они были не такие крупные и выразительные.
Иногда я присматривался тщательнее в сияющий квадрат. Мне казалось, что в темноте июньской ночи проносился изумрудный уголек. Да, я не ошибался. Это была случайно залетевшая бронзовка золотистая. Красивый изумрудно-зеленый жучок, в сантиметр длиной. Заполучить его было бы неплохо. Но сейчас его не поймать. Я проследил за его полетом и наметил план действия. С начала нужно было поговорить с нашим дедом Иваном о возможности получения нескольких стекол, которые я заприметил в сарае. Стекла битые, явно не нужные. Но спросить нужно, так уж положено, а повезет, дед задаст вопрос, зачем мне это нужно и можно будет попросить эти стекла порезать по заранее определенному размеру.
Мысль была проста: сделать стеклянный ящик для насекомых. Я уже видел, как в этом ящике ползают бронзовки золотистые, божьи коровки, солдатики. Может даже приживется и бабочка.
Вот ведь, совсем забыл! Сегодня Нинка Григорьева, соседка по дому, поймала крупную бабочку-капустницу, посадила ее банку, а бабочка возьми и отложи яица на листок. Мне бы эта бабочка сто лет не нужна, их полно летает, но яица…
Нинка, кикимора болотная, слышать не хотела о научных изысканиях и выпендривалась как могла. В обычной ситуации дело бы закончилось пенделем по Нинкиной заднице, чтобы не задавалась особенно, но здесь случай не типичный. Все же бабочка снесла яица. Над этим стоило было подумать, и я вступил в длительные, затяжные, унизительные для каждого уважающего себя пацана, переговоры. Нинка, чувствуя ситуацию, выламывалась. Не помогла даже новая жестяная баночка из-под монпасье ( леденцы, кто не знает), которую я предложил ей взамен. Задумалась, но потом отвергла и пустой тюбик из-под помады.
Напрасно я ей доказывал нужность этого механизма, что можно вставить карандаш, и он будет как автоматический. Не помогло. В ход был пущен последний резерв: темно-зеленый пузырек из - под одеколона в виде виноградной грозди. Я его из помойки вытащил. Ценность была непомерная. Я чувствовал, что богатею на глазах. Кто мог додуматься выбросить на помойку такой пузырек! Ума не приложу. Хорошо, что на мне висит обязанность помойное ведро выносить каждое утро, и я сподобился пораньше на помойку заявиться. Бабушка не зря говорит: - Кто рано встает тому бог дает.
У Нинки глаза полыхнули зеленым блеском, но вот ведь, жила, совсем зарвалась. Потребовала все. Вы представляете, все разом! Коробочку жестяную из - под монпансье. Да это для хранения червей первое дело. Футляр от губной помады. Внизу остатки красной помады сохранились. Можно будет нарисовать что-нибудь на заборе или стене.
Нинка все это понимала, чай не дура. Но уперлась, вредина, чувствует, что мне бабочка и яица нужны. Но все отдать я тоже не мог. Ну не мог и все тут, сами понимаете. Бабочка бабочкой, но такие вещи на дороге тоже не валяются.
Я уже подумывал вломить Нинке по первое число в чисто воспитательных целях и забыть свое унижение, но на мою беду и ее счастье вышел из подьезда ее брат Коля. Он взрослый парень, ему лет пятнадцать, и вступать с ним в конфликт мне не резон.
Нинка поняла ситуацию, что ей за наглость ничего не будет. Прыгает на скакалке и все на меня из - под косм своих поглядывает. Конечно, брат рядом на лавочке сидит. Пока она прыгала, у меня созрел план. Женька, мой кореш, еще один Нинкин брат, вчера у меня попросил ножик. Что-то ему заточить потребовалось. Ну и что скажете? Подумаешь невидаль, ножик попросил. Нет, не невидаль. Где это видано, что уважающий себя пацан ножичка не имеет. У нас так не принято. Без ножичка никуда. Удилище вырезать, кусок коры обработать, чижик выстрогать. А игра в зубарики?
Представить невозможно, как жить без ножика. Это предмет твоей гордости. Женька свой утопил. На плотах рыбачил, а руки после ершей скользкие, он и не удержал ножик. Женька расстроился, конечно. Деньги невелики, чтобы купить, а где их взять. Когда в школу ходили, так можно было на завтраках сэкономить. Да и то в последнее время деньги в школу редко перепадали. Ходили во вторую смену, так матушка говорила, чтобы ели в обед плотнее.
Вообщем, Женька сейчас без ножа как без рук. А меня в запасе ножичек есть. Правда, он сломан на половину, то есть только половина лезвия сохранилась, но открывается и закрывается нормально. На время вполне сойдет. Вот предложу- ка я Женьке обмен. Я ему ножичек, а он - мне бабочку с яицами. Говорите, бабочка Нинкина? А кто ее спрашивать будет! Женька ее брат, причем старше на год. Возьмет и все. Если Нинка развыступается, то ей быстро перепадет. Женька с ней церемониться не будет, чай сестра.
От простоты решения я заерзал на ступеньках террасы. Верная барбосина Дамка, которая валялась рядом на траве, лениво подняла голову: - Дескать, домой пойдем? Она слопала половину ужина у Дика, дедова пса, и теперь отдыхала. Вторую половину - Дружок умял. Дедов Дик приходится сыном Дамке, а Дружок сильнее, вот теперь Дик без ужина тоскует. Он хоть и на цепи сидит, но не храброго десятка.
Бабочка должна до утра дожить. Я все же сказал Нинке, чтобы она сахарного сиропа и воды брызнула на листок, чтобы влажность создать, жалко насекомое. Может, до утра не погибнет.
Вообще, Нинка, не вредная девчонка, чего на нее нашло. Она все время с нами, мальчишками. Бегает быстро. Если в коронячки (прятки) тебя заваживают, то постарается отвадить. Потребуется, и на воротах на футболе заменить сможет. Мы ее «Лыской» зовем за скорость.
Темно уже, Дерябиха засыпает. Где-где окна светятся, светлячками через кусты проглядываются. Месяц на небе во всей красе нарисовался, лунную дорожку нам проложил.
Наконец-то, родители распрощались, пошли. Идти нам недалеко, с полчаса хорошего хода, но с родительским шагом все растянется. Отец с матерью идут, не спеша, о чем-то своем беседуют, а я ногами пыль загребаю, чтобы скорость не развивать.
Дамка с Дружком хитрые, поняли, что мы домой идем, как рванули, только мы их и видели.
- Витюшка, я завтра в утреннюю - это материнский голос меня из забытья вывел. Может кому и не понятно, а мне это предельно ясно. Матери до обеда не будет. Все - на мне. Завтра на столе я найду записку с подробным расписанием моих дел. Их будет полно, минимум до обеда
Но это будет завтра, а сейчас мы незаметно пришли к нашему дому. У крыльца нас ждали Дамка, Дружок и кот Васька. Всем пора спать. Дружку ничего не светило насчет ночлега. Его дом – улица, или конура на случай плохой погоды. Дамка собралась с нами в дом идти.
- Нет уж, милая, шуруй в конуру. Шерсти от тебя полно, да и блох от своего ухажера нахватала - это ее маменька урезонила. Дамка сразу погрустнела, поняла, что спать ей нынче в конуре. Один кот Васька сгорал от нетерпения и голода. Он был еще не ужинавши.
Вот мы и дома. Сейчас главное кота накормить. Васька быстро выжрал чашку молока с накрошенным хлебом, и в знак благодарности потерся своей мокрой от молока рожей о мою голую ногу.
Все, спать, скорее.
- Виташа - окликнула меня мама. Поздно, маменька, поздно, все вопросы на бумажку. Я спал мертвецким сном.
Грачи прилетели
В парке, состоявшем сплошь из старых берез, стоял грачиный гай. Для меня всегда было загадкой, когда прилетали эти большие шумные птицы. Ждешь их, ждешь. Бегаешь каждый день после школы в парк, посмотреть, прилетели ли грачи.
- Нет, еще рано- скажешь себе, а утром в парке глохнешь от их крика. Можно было часами наблюдать, как эти работящие птицы ремонтируют гнезда, подбирая подходящие веточки. Грачи не вороны, которые тащат на строительство гнезда всякий мусор. Грачи - изумительные плотники, они не терпели халтуры, и гнезда у них получались прочными и аккуратными. Но это не спасало их от того, чтобы летом беспокойный выводок не вываливался из гнезда. Тогда под березами можно было найти взъерошенного испуганного граченка.
Я их перетаскал домой кучу, под возмущенные крики родителей ( не своих, а грачиных), но неудачно. Они у меня погибали. Скорее всего, грачата расшибались, когда падали с большой высоты. Иначе их смерть было не обьяснить, так как я их выкармливал также как птенцов голубей.
Жаль было несчастных птиц, расстраивался я крепко. Очень мне хотелось вырастить грача, который бы важно сидел у меня на плече.
Неудачи постигали меня и при попытках разжиться вороненком или галчонком. Как я ни расставлял петли, не мог поймать молодого вороненка или галчонка, хотя их клубилось на полях, а особенно на свалках, тучи.
Гнезда этих птиц, я также не мог найти, несмотря на выслеживание. Было интересно наблюдать, как ворона тащит крупную ветку, настолько большую, что птица перегибалась в полете и, кажется, кряхтела от непосильной нагрузки.
Ты бежал за ней в твердой уверенности, что все, гнездо будет найдено. Не тут – то было: птица, как чувствовала слежку. Она бросала ветку и пропадала на глазах. Растворялась в воздухе. Делать нечего, ушла добыча. Но я не опускал руки. Поскольку в школе училась вся округа, и были ребята из дальних поселков, которые стояли рядом с лесом, то я заказывал им предметы своей мечты. Был готов выставить для обмена пару голубей. Но тщетно. Все разводили руками, так как тоже не могли выследить.
Для таких наблюдений, конечно, нужен был бинокль. Но я о нем только мечтал, даже не озвучивал. Это было нереально потратить деньги из семейного бюджета на такую дорогую вещь.
Кто-то из одноклассников принес в школу старый журнал «Юный техник», в котором рассказывалось, как сделать подзорную трубу из увеличительных стекол. Я променял все свои эксклюзивы, вплоть до армейской фляжки и сломанного охотничьего ружья и разжился увеличительными стеклами. Тщательно, следуя рекомендациям из журнала, собрал трубу. Но, тщетно. Труба не давала положительных результатов. Сложилось такое впечатление, что сами конструкторы никогда ничего своими руками не делали. Труба не хотела приближать обьекты поиска.
В это время в воздухе появлялись соколы-сапсаны, или как мы их называли «копчики». Это был настоящий бич для голубей. Причем никогда не угадаешь, когда нападет этот маленький хищник. Он сам был величиной не больше голубя, но силы немеряной.
Определить его появление можно было только по падающим, подобно камням, голубям, в страхе залетающим под крыши, а то и в форточки домов.
В воздухе слышался хлесткий удар, и на землю опускалось легкое облачко из голубиных перьев, а хищник уже скрылся со своей жертвой. Последствия потери голубя или голубки были очень печальные, так как весной голуби торопились сесть на высиживание кладки, и жертвой мог быть один из перспективных родителей. Оставшийся родитель, сколько мог, сидел на гнезде, но был вынужден слетать хотя бы поесть. Тяжело смотреть на отчаяние птицы, которая терпеливо сидела на яйцах и непонимающе крутила головой в надежде увидеть свою половину.
Отец поступал мудро: если кладка была недавней, то он просто ее убирал. Если вот-вот должны были вылупиться птенцы, то пытался подложить яйца в чужое гнездо. Иногда эксперимент получался, и в гнезде перед глазами изумленных родителей появлялось четыре птенца. Но были и срывы, особенно если пара молодая, и вместо желаемого потомства нас ожидали четыре холодных яица. Птицы слетели с гнезда и не хотели высиживать кладку с чужими яицами.
Причины были непонятные, так как мы подкладывали яйца домашних голубей. По этим вопросам разворачивались острые дискуссии на переменах в школе. Причем закоренелые двоечники (среди голубятников редко попадались нормально учащиеся) высказывали такие познания, что по зоологии им можно было смело ставить пять баллов. Но нас никто не слышал.
Я, как неутомимый исследователь, провел эксперимент: как-то в лесу нашел пару яиц в гнезде. Птица, вероятно, слетела. Как мог, я быстренько добрался до дома и подложил находку в кладку старых голубей. Что вы думаете! Приняли голуби дополнительную нагрузку и сидели ровно на кладке. Я ликовал, но, увы. Был, наверное, сбой по срокам высиживания. Голуби высидели своих птенцов, но не досидели на чужих яицах.
В апреле бурно таял снег, вода с полей шла потоками и могла хлынуть в наши сараи, затопить погреба, где хранился картофель и продукты. Собирались жители дома и долбили старый почерневший лед, чтобы отвести потоки в сторону. Поселок быстро просыхал.
На полях показывались заросшие сухой полынью межи, земля быстро обветривалась, покрываясь сухой коркой. Но вступать на поля нечего было и думать: если не грязи, то воды в сапоги наберешь по самые края.
Только неуемные голуби и куры, наголодавшиеся за зиму, паслись на просохших местах. Что они там находили, не знаю. Но клевали землю неутомимо.
Нам надоедали игры на сухих местах возле дома, душа просила простора. А простор был кругом. Волга, над ней старый парк с вековыми березами, на которых гнездились грачи. С другой стороны синел лес с его тайнами. За домами – огороды и нескончаемые картофельные поля, пустые в эту пору.
Не дожидаясь пока обсохнут дороги, мы, сбиваясь стаи, мигрировали в леса. Они еще не отошли от зимы, в кустах и других затененных местах, лежал серый ноздрястый снег. Он доживал последние дни.
В лесу было тихо, только журчание ручьев, выбивающихся из-под слежавшегося в оврагах снега, оживляло тишину. Весеннее солнце нагревало сосны, расплавляло смолу, и капли ее медленно текли по стволу. Воздух был густой и терпкий. Хотелось стоять, закрыв глаза, и дышать, дышать.
В лесу можно было бродить долго. Глаза цеплялись за оттаявшие кочки, подмечали свежие, уже не прошлогодние, листья брусники.
Ольха стояла над оврагами, набухнув почками, которые вот-вот взорвутся желтыми сережками. Березы стояли скромно, опустив ветви, у них еще не пришло время гона. Сережки украсят этих красавиц только в мае.
Было большой неожиданностью найти мотылька, который еще толком не отошел от спячки и сидел, опустив крылья. Его даже ловить не нужно, достаточно было подставить коробок и слегка подтолкнуть добычу.
А вот и свернувшийся калачиком небольшой бочажок под корнями у сосен. Он только что оттаял и по его краям сверкали оставшиеся льдинки. Но в нем зарождалась жизнь. Густым студнем облепила водоросли лягушачья икра, а на поверхности вниз головами повисли личинки комаров. Ты оглядываешься, чтобы запомнить место. Этот бочажок пригодится для ловли комариных личинок. Они требуются для корма аквариумных рыбок. Затем пойдут дафнии и циклопы. Это такие мелкие рачки, тоже отличный корм. Ну и поймать пару –тройку головастиков для наблюдения сам бог велел.
Внезапно по ушам ударил разбойничий свист. Это сигнал к сбору. Пацаны нагулялись, пора и домой.
Быстро летело время.
Петушиные крики
Я умел кричать петухом. Да, имитировал петушиное кукареканье так, что все поселковые петухи с ума сходили. Мало этого, мог довольно искусно передать воинственное клокотанье готовящегося к драке петуха и доводил до исступления бедную птицу, которая, не видя реального противника, начинала бегать по кругу в его поисках.
Как научился? Очень просто, все в том же дворе, занимаясь охраной наших цыплячьих стад. Мы закупали цыплят сотнями, в надежде вырастить из них куриное поголовье. Это была неблагодарная работа. Цыплята дохли, их душили кошки, уносили ястребы. Они пропадали десятками, в итоге оставались единицы и то половина из них - петухи. Наблюдая за этой беспокойной публикой, я усвоил первые петушиные потуги. Цыпленок для начала давится, испускает хрип, а крика нет.
- Так я тоже могу, - отметил я про себя. Цыпленок, хоть он еще и не петух, но уже петушится. Петушиное начало в нем заложено. Положено по природе ему закукарекать, вот он и не отступает от задуманного.
-Должен же я запеть- - думало цыплячье несчастье с едва оформившимися признаками принадлежности к петушиному роду. И они начинали кричать, сначала хрипло, беспомощно. Слышать это без смеха было нельзя. Но настойчивость и природа делали свое дело. Сначала хрипло, коротко, затем агрессивнее, сильнее. Наконец, после стольких потуг, раздавалось, пусть дребезжащее, но уже пение. Главное, понял я, нужно усвоить процесс подготовки к крику, дальше все было делом терпения и техники.
Начинающий петух, давясь, вбирал в себя воздух. Затем, набрав его полную грудь, он этот воздух выпускал под напором легких. И все. Вот вам и петушиный крик. Все зависело от петушиной груди и обьема легких. Хотя я сам был как цыпленок, но воздуха в меня входило больше чем в формирующегося петуха, и сила легких была внушительнее. Так что по звучанию я превосходил любого матерого петуха. Что касается звона, то голосовые связки мальчишки как раз подходят для такого ора. Ответственно вам скажу: я поднимал в ружье всех петухов поселка, независимо от времени суток. Иногда, чтобы похулиганить, этак часиков в двенадцать ночи, я наводил фонарик на безмятежно спящего петуха, резко включал свет и тут же начинал кричать. Что тут начиналось! Бедный петух спросонья ничего не понимал. Вроде как по его биологическим часам еще ночь на дворе, но свет бьет в глаза и, вот позор, собрат уже кричит. -Проспал! - Первое что приходит в дурную петушиную голову. И, не прочистив горло, хрипло, с натугой, он кричит, лишь бы не опозориться, успеть. Потом еще и еще, все громче и чище. Петушиные коллеги, сидя в темных курятниках, ничего не понимают, темно же, но петушиный ор стоит. Какой петух зря кричать будет. И вот, сгорая от стыда за оплошность, все поселковые петухи начинают исходить криком. А поселковый народ летом, из-за духоты и тесноты спал в сараях. Вот и представьте себе эту петушиную какофонию для спящего уха. Из сараев неслось: «Сивый! ( моя уличная кличка) Уши оборвем!» - Самое простое что обещали сделать со мной проснувшиеся обыватели нашего двора.
Особенно тщательно я доводил до бешенства огромного петуха соседа. Мощнейший был петух. Сосед его откуда-то привез. Только сплоховал незадачливый птицевод: петух был здоровенный, но бестолковый. Курицы его нисколько не интересовали. Петушиные обязанности за него выполняли соседские петухи, а этот не отходил от корыта. Он были увлечен собственным физическим совершенством. Этакий бодибилдингист. Выяснилось, что купил сосед петуха мясной породы - «Бройлер». А они по куриной части слабоваты. Этот полудурок заводился с полоборота, стоило мне на низкой ноте отпустить пару рулад. Огромный широкий бородавчатый гребень краснел, петушиная борода наливалась кровью, петух начинал агрессивно царапать землю ногами с жуткими по величине шпорами. Песок и мелкие камушки летели в разные стороны. Приготовившись к драке с невидимым противником, бройлер начинал топорщить перья, разводить крылья и распускать хвост. Он превращался в огромный перьевой шар, а противника все нет, только откуда-то раздается вызывающие клокотанье. Разраженный бройлер начинал бегать по кругу, призывно клокоча. Тем самым, вызывая затаившегося противника на честный бой.
Апогеем всего было бросание этого куска мяса на застекленную клетку для цыплят. В двери он видел свое отражение и его рассудок, если он был, окончательно мутнел. Стекло спасала только решетка, иначе оно бы лопнуло от ударов солидной туши. Отпор решетки раздражал упертого бойца. Он без устали бросался на невидимое препятствие, стараясь достать противника, который тоже прыгал на него из двери. Петух падал в песок от усталости, но все одно, вставал, покачиваясь, и снова рвался в драку, выставив в прыжке свои мощные ножищи со шпорами.
Видя, что бройлер доходит от усталости, я просто палкой отшугивал его от злосчастной клетки и переставал звучать. Он останавливался посреди двора, измученный, и тяжело переводил дыхание. Петух еще ничего не понимал, что случилось, где противник, кто победил. Долго он приходил в себя, оглядывался, убеждался, что противника нет, и тут начинался выпендреж. Он расправлял свою побитую о решетку грудь и начинал громко и многократно кричать. Это был апофеоз битве. Жизнь состоялась, день прошел не зря. И он с чувством возросшего собственного достоинства он шел к корыту поправлять свою, слегка разрушенную антропометрию
Один раз меня чего - то понесло и вместо того, чтобы оставить несчастную птицу в покое я громко и победоносно закричал над ее забубенной головой. Один раз, второй, усиливая кукарекание. Что тут было! Петух оторопело замотал головой, он ничего не понимал, такая была битва, противника нет. И вдруг опять этот полный сил ор. Нервы старого вояки не выдержали, и он побежал. Да, постыдно бежал с поля боя, низко пригнув голову и опустив хвост и крылья. Он позорно ретировался, не защищаясь, и всем своим видом покорно ожидал получить мощный удар ног, обутых в шпоры.
Нужно отметить, что я неплохо хрюкал и даже мог добиться сонного внимания нашего порося. Но дальше мутного взора, вскользь брошенного в твою сторону, дело не шло.
Так же не получила дальнейшего развития ветвь имитации мычания, хотя встревоженные коровы поднимали головы, неторопливо оглядывались и отвечали тем же, то есть мычали тоже. Но за такие дела бабка Маня могла хлестануть хворостиной по босым ногам. - Корова, это святое, нечего смеяться над животиной - говорила она.
Пародию на лягушачье квакание я не демонстрировал, утешался в одиночку в прудах и на болотах, отлавливая тритонов и лягушачью икру для наблюдения за эволюционными процессами. Но лягушки интересовались нестандартным звучанием. Сгорая от любопытства, из воды появлялась верхнюю часть головы с выпуклыми глазами. Затем, очарованная мелодией, квакушка высовывала голову и вслушивалась в незатейливую мелодию. Потом, как истинный ценитель музыки, лягушка начинала музицировать себе под нос. Я усиливал тональность и лягушка не выдерживала. Она запрыгивала на лист кувшинки и вступала в партию. Делала это она столь самозабвенно, что просыпался пруд. То в одном месте, то в другом высовывались головы соседок. Их глаза лезли на лоб от любопытства, с чего это их товарка раскричалась. Но вслушавшись в наш дуэт, они не выдерживали, и вскоре ором исходило все болото. Я, довольный произведенным эффектом, уходил, оставляя лягушачий хор заканчивать партию без меня.
Снегопад
Ничего не бывает вечным. Тихим, ничего не предвещающим вечером, начинал падать снег: тихо, ровно. Танцуют крупные снежинки, одна к одной, создавая сугробы. Все гуще и гуще вяжется кружево в воздухе, и вот начинается такой снегопад, что ясно, зарядил на все ночь.
Все находило успокоение под нарастающим слоем снега. Снегопад прикрывал язвы сарайных халабуд. Их черные крыши становились белыми, искрящимися. Утром поселок просыпался по уши в снегу.
Кот Васька или кошка Муська, в горячности выскочившие сделать утренний туалет, застывали в недоумении. Вот это да! Белым-бело, до рези в глазах. Куда бежать?
В задумчивости присаживались и, щурясь, присматривались к изменившемуся до неузнаваемости двору. Вроде все на месте. Что-то включалось в кошачьем мозгу, вспоминалось в памяти, что такое уже было.
И вот кошатина, аккуратно поднимая лапы, осторожно бредет вдоль стены дома, по памяти ища старое, уединенное место. Долго топчется привередливое животное, крутится вокруг, приминая снег. Ну вот. Все вроде приготовлено, утрамбовано, можно присесть и подумать о бренности.
Счас! Одуревший от чистого двора и с утра повалявшийся в снегу дворовый Бобик не разобравшись в пикантности момента, как гавкнет над головой. Все! Утреннее таинство насмарку.
Котяра, оскорбленный до кончиков когтей, принимает боевую стойку и замахивается лапой, негодующе шипя: - Ссс уммма сошшшел, не видишшшь, чеммм занимаюсссь! -Пес, виновато поджав уши, отходит в сторону: -Извините, сплоховал. - Разьяренный кот долго приходит в себя, опять крутится. Наконец сел, подумал, покрутил головой в разные стороны, недовольно цедя сквозь зубы: - Нну обормот…- и затих.
Оставив витиеватый узор на снегу, кот, так же аккуратно перебирая лапами, двинется назад. Сплоховавший пес, не отошедший еще от конфуза, припадет на передние лапы и дружески лайкнет, приглашая порезвиться в таком дивном, пушистом снегу. Кот недовольно поведет усом: - Да пошел ты. С ума стронулся, с утра по холоду бегать. Это только собаки могут. Мы уж пойдем домой, полежим до обеда на печке, а там видно будет-. И бодренько запрыгивал в подьезд. Пес повалялся в снегу, потерся спиной, потряс кудлатой шерстью и сел, задумавшись. Ему торопиться некуда. Этот двор - его дом, печки для него не предусмотрено. Ну да не беда. Сейчас, главное, корочку найти, подкрепиться чуток, а там видно будет. Пес почесал задней лапой за ухом и пошел привычным маршрутом под окнами, напоминая завтракающим, чтобы все не сьедали, есть, кому доесть.
Ты, натянув валенки, вместо надоевших бот « прощай молодость», идешь в школу, бодро торя тропу. Утренняя смена рабочих уже наследила, но это еще не дорожка. В следы нужно попадать. Иначе провалишься, наберешь снега полные валенки, ходи потом во влажных.
Зима, крестьянин, торжествуя…Крестьянин не крестьянин, старательно попадая в предшествующий след, добредаем до школы. Там как-то стало чище, светлее. Даже первые уроки без света проходят.
Я сижу на второй парте в аккурат у окна, так что перед глазами полная зимняя перспектива. Напротив школьный сад. Кусты, деревья согнулись под тяжестью снега, но не ропщут. Им в сугробе тепло и спокойно.
Чистый снег похож на листок из тетради для чистописания. На нем полно загадочных черточек, ямок. Это птицы наследили. Поднимаю глаза на кормушку, висящую на старой березе. В нее кто-то уже насыпал корма. Молодец, Софья Михайловна, наш учитель по зоологии и ботанике. С осени установила дежурство по подкормке птиц. Поэтому в школьном саду всегда много птиц. –Оп, что это? –Мне показалось, что мелькнула красная искорка. Снигирь! Может показалось, вроде еще вчера снега не было, а эти гости севера предпочитают прилетать когда деревья в снегу будут. Я, забыв про осторожность, поворачиваю голову и рассматриваю пришельца. Да, действительно, снигирь. И не один…! Я совсем забылся и нагнулся к окну.
В чувство меня привел голос учителя: - Гришин, не отвлекайся. Но учитель тоже, рассказывая предмет, смотрела на улицу и наверняка видела таинства, происходящие в саду. Поэтому уже мягче добавила: -На перемене за птицами понаблюдаешь.
Поросячья любовь
В марте у нас дома поселился беспокойный жилец. Ни за что не угадаете. Какой хомяк? Какая морская свинка! Глупости все это. Поросенок. Настоящий поросенок, только маленький, месяц от роду. Все в нем было настоящее: хвост спиралью, пятачок мокрый, сам розовый. Это была не модная нынче вьетнамская свинка, а самый, что ни есть поросенок. На дворе шли неторопливые шестидесятые годы прошлого столетия и скотину держали из-за необходимости. Постоялец будет жить дома, пока не потеплеет на улице. После чего его отправляли в сарай в хлев.
Животина была меньше кошки. Поросенок стоял на тонких дрожащих ножках и покачивался. Он был гость на этой кухне. Чем гостя привечают, чтобы он быстрее освоился? Конечно, дают покушать. Матушка наливает в миску молока, наталкивает картошки, крошит хлеба и подставляет еду поросенку под нос. Он фыркнул, пустил пятачком мутные молочные пузыри и…зачавкал. Чавкал жадно, захлебываясь. Мы остались довольны его аппетитом. Поросенок был действительно хорош. На минуту приподнял свой замурзанный пятачок со стекающими каплями молока, посмотрел на нас своими голубенькими глазками с густыми короткими белесыми ресничками и снова уткнулся в миску. Через минуту он гонял по кухне гремящую плошку, надеясь вылизать из нее еще что-то вкусное. На поросенка, поглощавшего молочную похлебку, смотрели две пары настороженных глаз. Это были постоянные жильцы нашего дома кот Васька и собака Дамка.
Дамка, чтобы не видеть такого пиршества, отвернулась в сторону и от соблазна даже морду лапой прикрыла. У нее жизнь собачья: нальют миску похлебки, накрошат хлеба и будьте здоровы. А тут еще опять беременность! Похоже, хозяева не в восторге. Бедная псина даже живот, расползшийся по полу, подтянула, чтобы этот розовый нахал прошел. Ничего не видит, обормот, копытами цокает. А если бы по животу!
Вторая пара глаз была жеще и строже. Кот Васька, пришедший с чердака рано утром, пользуясь случаем, что отсутствовала матьушка, развалился на родительской кровати. В чем был в том и свалился на чистое покрывало. При матери он бы не посмел, а так - сам себе хозяин. Кот пребывал сладкой дреме, вытянувшись в свой немалый рост. Валяясь на кровати, Васька был очень похож на ломового извозчика, растянувшегося в трактире на лавке.
Наш кот, несмотря на свою устрашающую, покорябанную в кошачьих дуэлях внешность и немалые размеры, был славным разбитным малым, не дураком поесть и поспать. Васька был великодушен. Он мог обидеться только на одно: если ему напоминали про его прямую кошачью обязанность. Это, почему-то по нашему разумению, ловля мышей. Как же, сейчас! Это вы так считаете. Если хотите нажить себе врага, пожалуйста, выскажите это Ваське в морду. Что будет? Да ничего не будет, вернее мыши останутся, а кота не будет. Уйдет, гордый и оскорбленный. ! Как это низко! Ему, племенному коту заявить, чем он должен заниматься. И чем? Да это равносильно тому, что на орловском рысаке землю пахать. Мышей ловить!
Матушка как-то сделала коту замечание по этому поводу, потом сама была не рада. Дня три Васьки дома не было, еле отыскали. Потом у него с матерью состоялся серьезный разговор. О чем они говорили, не знаю, но с той поры у каждого были свои, четко распределенные обязанности: она его холит и лелеет, а Васька ее преданно и верно любит. Нужно сказать, что Васька к своим обязанностям относился очень трепетно. Ну кто будет встречать маму зимой после ночной смены? Кот Васька, только он! Ненадолго, но побросает на время все чердачные дела, но маму встретит, проводит домой, перекусит с ней и - дальше к своим занятиям.
Каким чутьем он угадывал, что идет его покровительница богу весть. Только срывался с места, бежал к входной двери. Точно, пришла мама. Кот это ни какая-то вам собака Дамка, которая начнет лебезить и вертеться у ног. Кот слишком солиден для такого пустомельства. Он только потрется спиной о ноги хозяйки. Если совсем в настроении, то мявкнет в знак приветствия и ткнется небритой рожей в ладони. Все, этого уже много.
Кот давно сжился с Дамкой. Он уже не помнил, как его принесли маленького, брошенного кем-то. Ему было одиноко, холодно. Котенок неприкаянно бродил по квартире, пока не наткнулся на чей-то лохматый бок. Он напомнил котенку материнский, хотя запах был другой. Но это кошачьего детеныша не смутило, и он продолжил обследование. Тем более, что бок поворчал, но не предпринимал никаких действий. Кончилось тем, что котенок нашел теплый живот, а на нем соски, пахнущие молоком. Дамка, а это была она, в очередной раз разрешилась щенками. Щенков убрали, чтобы не разводить беспородицу. Собаке было грустно и одиноко. Болели соски. Закончилось тем, что котенок пристроился к соскам и стал жадно сосать. Дамке стало легче. После сытной трапезы котенок остался спать на теплом собачьем животе. Дамка приобрела замену щенкам, а котенок - маму. Он даже мяукал отрывисто, как лаял. Так и вырос. Как и положено подросшему щенку, его отвадили от «собачьей груди», но привычка спать вместе осталась. Они даже ели из одной миски. Правда, Дамка быстрее справлялась и кот недоедал. Здесь вступала любовь матери к коту. Его докармливали отдельно. Дамке было обидно, но она терпела. Каждый жил своей жизнью, но постоянно чувствовал другого - рядом.
Вот и сейчас кот Василий с полным основанием матушкиного любимца спал на родительской мягкой кровати, застеленной голубым покрывалом, разбросав свои члены в разные стороны. Члены из белых давно превратились в пепельные, но не будем оскорблять кота, вернувшегося с трудовой вахты. Собака лежала на половичке.
Но спать коту не удалось. Он услышал звуки на кухне. Звуков всегда много, но такие, как стучание ножа по разделочной доске или наливание молока в чашку Васька различал . В каком бы он не был состоянии. Вот и сейчас раздаются явно зовущие его, кота Василия, звуки. Кот знал, что если сейчас он не придет на кухню, то раздадутся позывные: - Васька! Васька!-. Все одно не опоздает. Кот еще раз сочно потянулся и решил все-таки вставать. Странно, звуки пропали, а его не позвали. Что-то тут не то. Кот приподнял взлохмаченную от сна башку, пострекотал ухом и вслушался. Тихо. Что за напасть! Придется вставать. Котяра поднялся и тяжело плюхнулся с кровати. Звук был такой, словно мешок с отрубями упал. На то он и кот, чтобы упасть на все четыре лапы. Васька потянулся еще раз, сочно, с хрустом, выгнув спину и задрав вопросительным знаком хвост. Широко зевнул, рискуя вывернуть челюсти.
-Пойду, посмотрю, чего там делается - пробормотал кот и, придав необходимую для подобающего случая осанку, вошел на кухню.
-Что это? - чуть не взвизгнул кот Василий. От неожиданности он опешил и присел на задние лапы. Опешить было от чего. На него смотрели с любопытством голубенькие белесоватые глазки. Между этих глазок блестело что-то мокрое, вымазанное молоком. Все «оно» было розовое, покрытое бесцветными волосиками. «Оно» подошло к Ваське, дружески хрюкнуло и ткнуло ему в пузо мокрым холодным носом.
Какая фамильярность! Ждать было нечего. Его авторитет просто скатывался по наклонной плоскости, набирая скорость. Медлить было нельзя. Кот присел пониже, оскалился и поднял для размаха тяжелую лапу. Многие коты знали тяжесть этой десницы. Не один зарвавшийся нахал, посягавший на незыблемость авторитета кота Василия, летел сбитый с лап в чердачную пыль. Не устоять бы и этому.
-Васькааа!- раскатисто с предостерегающими нотками прозвучал голос мамы. Кот в недоумении поднял на нее глаза.
-В чем дело? - вопрошали желтые Васькины полтинники.
-Нельзя!--раздалась не совсем кошачья команда, и Васька удивился ее резкости. - Почему нельзя? - Нельзя вломить затрещину этому зарвавшемуся нахалу!- Кот кипел, кот негодовал. А этот урод стоял, дружелюбно похрюкивал, вилял каким-то голым хвостом, немыслимо исковерканным, и высказывал ему самое дружелюбное отношение.
-Как бы я ему сейчас влепил - тоскливо подумал кот, опуская лапу. Дамка, привлеченная шумом к конфликту, подняла голову, посмотрела на них и все поняла. - Отступись, себе дороже- буркнул барбос.
-И то правда - подумал кот и, напружинившись, с места прыгнул на подоконник. Устроившись, котяра глянул в окно.
В окне стоял серый март. Холодный, еще неуютный первый месяц весны. Из окна кот видел необьятное поле, покрытое почерневшим, слежалым снегом. Узкие тропинки затейливо петляли в этом снежном безмолвии. Кусты беззвучно пригибались к земле: на улице был ветер. Серые облака низко стлались над деревьями, оставляя на их крючковатых ветвях лохматые обрывки. Скучно, тоскливо, и еще этот обормот…Кот скосил глаза на пол и внимательно рассмотрел приобретение. А «приобретение» было в прекрасном настроении.
Решив еще раз вкусно покушать, оно стало гонять уже вылизанную миску по кухонному полу и загнало ее в аккурат к разложенному по полу дамкиному животу. Оставив посудину в покое, свиненок стал аккуратно подталкивать дамкино пузо пятачком. -Уйди, а? Без тебя тошно - Дамка подняла свою голову и тоскливо посмотрела на него.
Кот немного успокоился, лишь только шевелящийся кончик хвоста выдавал его волнение. Он попробовал вздремнуть, но ничего не получалось.
-Весь сон перебили, попробуй теперь усни - щурился недовольно кот Василий. Из окна тянуло холодком и студило котяре бок.
-Еще простудишься - подумал кот. Он спрыгнул на пол, подошел к миске, обнюхал ее. Миска пахла молоком и еще чем-то. Это «чем-то» спало в загоне.
Кот неторопливо прошел по кухне, постоял в задумчивости и принял решение. Он подошел к Дамке, снова безмятежно заснувшей на половичке возле печки, и свалился ей прямо на брюхо. Дамка дернулась от неожиданности.
-Ты чего, сдурел, сосед? Не видишь я в интересном положении - вопрошала она нахала.
- Чего, опять беременная? Не часто ли?- Широко зевнул Васька.
-А это уже не твое дело!- Огрызнулась собачина.
-Конечно, не мое - согласился Васька, поудобнее устраиваясь на коврике и Дамкином животе, -Только куда приплод девать будешь?
-Не знаю --поникла Дамка, - хозяева и так косо смотрят. Васька хотел что-то еще сьязвить по поводу любвеобильности Дамки, но передумал, положил голову ей на лапы и закрыл глаза. Через минуту он спал. Дамка положила ему на спину голову и задремала тоже. Так и жили эти друзья, деля неприятности и нехитрые радости.
Борька, так назвали поросенка, оказался компанейским малым. Был общителен и неприхотлив в быту. Одного не терпел, это одиночества. Если его закрывали в загон и забывали, то он искренне огорчался. Бедняга стоял, опустив пятачок и распустив свой поросячий хвостик. Он скорбел от одиночества и скорбь свою выражал весьма оригинальным способом: делал лужи. Много и часто. Можно было подумать, что внутри его выжимали губку. Но стоило его выпустить из загона, как он преображался. Раздавались цокот копытцев и деловитое похрюкивание. Его интересовало все: обувь, печка, ящик для кота. Высшим наслаждением было получить в свое распоряжение мусорное ведро. Жизнь тогда удавалась. Сначала слышался грохот перевернутого ведра, затем шуршание содержимым и, наконец, аппетитное чавкание.
Вскоре Борька заявил о своих правах. Жилец он или не жилец в этой квартире. Если жилец, то почему его площадь ограничивается коридором и кухней? А как остальные помещения? Собаке с котом можно, а ему? Свой протест он выражал недовольным хрюканием, и поддеванием пятачком края комнатной двери. Пришлось уступить. Что тут было! Глаза Борьки горели голубым блеском. Без того бодро заверченный хвост завернулся еще круче. Весь его вид выражал одно: -Хозяин, ты человек! Почеши еще и брюшко!- Эта слабость проявилась у Борьки очень рано, и он был беспардонен в достижении своей цели. Свинтус подходил и начинал подталкивать тебе ноги пятачком. Представьте себе мокрый поросячий пятачок под пяткой. Если дело по чесанию брюшка, по мнению Борьки, затягивалась, то он добирался до большого пальца ноги и начинал его легонько покусывать. На возмущенный вопль он поднимал голову и удивленно смотрел на тебя:
-Я тебе давно уже намекаю - чеши брюшко - Приходилось чесать.
На все это безобразие с ужасом взирал кот Василий, который в силу кошачьего чистоплюйства перестал ходить по полу и передвигался по дивану и кроватям. Заходил он домой только поесть и выспаться. Дамке пришлось дать разрешение лежать на диване.
Закончился март. Борьке подрос. Но по-прежнему был приветлив и общителен. Он вписался в компанию собаки и кота и те бессовестно использовали его простоту. Дело в том, что поросенку полагалось поросячье меню: молоко с белым хлебом, а то и с яицом. Собака и кот с ума сходили от этой благодати. Им такой харч не снился. Дамка не упускала возможности оттереть поросенка от его тазика. Но более красноречиво добирался до вожделенного молочно-яичного блюда кот Василий. Почувствовав в рационе Борьки волнующие запахи вышеперечисленного ассортимента кот вальяжно, словно ему не было никакого дела до поросячьего обеда, фланировал по кухне. Он потягивался, растягивался, был безразличен ко всему и ко всем. Затем словно натыкался на аппетитно чавкающего Борьку. Поросенок был увлечен едой и в сторону кота даже не взглянул. Тогда кот садился напротив его поросячьей физиономии и созерцал прием пищи. Весь его вид показывал всемерное осуждение:
-Ну ты и жрать, сосед. Между прочим, кое-кто из твоих друзей сегодня не ел.- Нахальное вранье. Утром, завтракая вместе с мамой, кот закусил чашкой молока. До Борьки все эти инсинуации не доходили. Он продолжал аппетитно чавкать. Тогда кот клал свою продувную морду на край тазика и фокусировал взор на поросячьих глазах. Это возымело действие. Борька поднимал вымазанный молоком пятачок и удивленно всматривался в физиономию кота. -Дескать, ты чего, сосед?- Вопрошал Борькин взгляд.
-Чего-чего! Есть хочу. С вечера во рту ничего не было - беспардонно врал кот. Поросенок начинал чувствовать себя последним негодяем. Тут, оказывается, друзья голодают, а он! Ему становилось стыдно и он, на мгновение, останавливал прием пищи. Васька рассматривал это как молчаливое приглашение разделить трапезу, и быстренько нырял мордой в тазик. А так как величиной он был не малой, то Борьке не было возможности сунуть свой пятачок в корыто. Он застывал в растерянности. Тем временем молчаливая Дамка, видя, что корыто в распоряжении кота Василия, смелела тоже. Боком-боком, отжимая порося от вожделенного корыта, она совалась в поросячий тазик.
Скоро два проходимца сидели друг против друга и облизывались. Борьке оставалось только добрать кусочки картошки, которые не стали есть привередливые кот и собака. Это было так неожиданно для поросенка, что друзья все подчистили без него, и он расстроился. Хвост, барометр его настроения, распустился в длинный унылый шнурок, пятачок поник. Коту до этого поросячьего уныния было глубоко плевать. Но Дамка была более впечатлительной натурой и чувствовала себя неловко, что обьели ребенка. Неожиданно она подошла и лизнула поросенка в пятачок. Кот, увидев эти поросячьи нежности, дернулся и запрыгнул на подоконник.
Друзья были великодушны. Как-то утром нас разбудил смех мамы. Смеялась матушка в кухне. Выглянув, мы увидели уникальную картину. Кот, собака и поросенок спали вместе, свернувшись в причудливый клубок. Вечером мы поленились истопить печь. Дом был щелястый и тепло быстро выдуло. Нашему зверью стало холодно. Васька и Дамка быстро устроились на половичке и заснули, выдувая носами рулады. Что делать Борьке?
-Друзья мы или нет -решил юный хрюндель. Он бесцеремонно вдавился в середину и, поворочавшись там, затих. Кот и собака не ожидали такой бесцеремонности, но их возмущение было погашено вопросом голубых поросячьих глаз. -Как жрать из моей миски, так вы друзья, а как погреть, так вас нет -укоризненно говорили поросячьи глазки. Пришлось уступить. Спать вместе стало нормой. Есть – тоже.
Вскоре поросенка отправили жить в хлев, в сарай. Мне было жаль этого милого свинтуса, компанейского и веселого. Он сам меньше всего считал себя свинью. -Да, я поросенок, но чем я хуже этих двух дармоедов? Что касается издержек туалета, извините, выводите гулять, и не будет проблем - гласила подросшая поросячья морда. Но с ним не посчитались. Собака и кошка неприкаянно ходили по опустевшей квартире. Им явно не хватало приятеля.
Как-то зайдя в сарай, я застал там Дамку и Ваську. Они сидели напротив хлева. Поросенок, насколько мог, просунул сквозь доски свой пятачок и доброжелательно похрюкивал. Зверье сидело и смотрело друг на друга.
Шло время. Поросенок рос, угрюмел. Но когда он видел своих приятелей, оказавшихся в сарае, то превращался в милого поросенка Борьку. Он с трудом просовывал выросший пятачок и старался обратить на себя внимание. А мы говорим, свинья.
Дамка
Дамке не спалось. «Спит, кобелина»-думала собака, глядя на Васькин затылок: «Ему что, болтается по чердакам, производитель кошачий. А тут не знаешь, что делать. Я ль не хороша, два раза в год щенюсь, себя не жалею, а от хозяев одни попреки». Такие невеселые мысли проносились в дамкиной головушке. Было о чем подумать, вспомнить, уже пожившей на своем веку собаке, было.
Все ушли в комнату, на кухне стало тихо. Тепло, идущее от печки приятно обволакивало тело, прогревало кости; думалось неспешно, лениво. Вся жизнь была связана с этими людьми, приютившими ее в суровую зиму.
Дамка вспомнила как много лет назад ее, совсем молодую собаченку, подобрал на автобусной остановке какой-то дядька. И вовремя подобрал, ей было совсем плохо. На улице стояли крещенские морозы, и она, навряд ли, бы выжила. Своих первых хозяев Дамка не помнила, да и были ли они.
Зато до сих пор помнит, как дядька бережно взял ее, замерзшую, на руки и сунул за пазуху. От холода она плохо соображала, что с ней делают. Ее обдало резким запахом, который шел от лица и шеи спасителя. Позднее она не раз чувствовала этот запах по утрам, когда хозяин лил что-то из бутылочки на ладонь и растирал себе шею и лицо. В комнате вонь стояла невообразимая. Дамка смешно морщила нос, чихала, терла себе морду лапами, стараясь избавиться то этого наваждения, но запах пропитывал ее и она убегала в коридор.
-Что, Дамка, не нравится! Ссмеялся хозяин.
Дамка помнит, как ее вытащили из-под пальто, поставили на пол. В глаза ей резанул яркий свет, и она зажмурилась. Для устойчивости присела. - Господи, да кого ты принес! -раздался женский голос.
-Собака, собака, папа собаку принес!- раздались детские голоса.
- На остановке подобрал, совсем замерзала-сказал мужской голос, извиняющимся тоном.
- Пап, а как ее звать? -раздался мальчишеский голос.
- А я знаю? Она мне не представилась -весело ответил мужской голос.
- Кто хоть она, кобель или...- это уже озадаченно произнес женский.
Барбосина крутила головой и слабо понимала, куда она попала. Но вроде не бьют, и то хорошо. «
- Вот на остановке не успел рассмотреть- также весело ответил дядька. Собака поняла, что он здесь очень важная персона. Неожиданно ее заднюю часть приподняли, она даже и не сообразила в чем дело.
- Сука -очень уверенно произнес мальчишка.
- А ты-то откуда знаешь?- Раздался недоуменный женский голос. Голос был приятный, Дамка это сразу отметила и решила вильнуть хвостом, так, на всякий случай.
- Сивый, да не разбирается! -Раздался в ответ другой мальчишеский голос. Его обладатель был постарше и не так крутился как вот этот, белобрысый.
- Ладно вам, как звать будем -дядька успел сбросить пальто и присел на корточки перед псиной. Псина перебрала передними лапками и еще раз вильнула хвостиком.
- Найда, Пальма…, кто еще дамские клички знает -спросил мужчина. Когда он произнес слово «дамские» собака стрекотнула ушами.
Пап, да она дамка!- закричал белобрысый. Собачеха еще раз навострила уши. - Действительно, Дамка -сказал дядька.
Собака поняла, что это родственник мальчишкам и кличка у него «папа».
-Дамка, Дамка -позвала женщина. Тут собака встала и мордой потянулась к рукам женщины.
- Знает к кому ластиться- сказал тот, кто по кличке «папа».
- Кобелей возле дома будет…-задумчиво сказала женщина, гладя остренькую морду псины. Псина, почувствовав теплоту руки, затрепетала. -Ласковая- сказала женщина.
Позднее Дамка, а эту кличку ей утвердили очень быстро, поняла, что она здесь самая главная и кличка ее «мама».
Так и прописалась у нас в доме собака Дамка. Характера она была незлобливого, аккуратная. Скоро познакомилась с соседями этого дома и окончательно прижилась. Поначалу ее определили в конуру при сарае, вменив в обязанности охранять содержимое. Дамка быстро разобралась с сарайными жильцами. Это были курицы и голуби. Весной появлялся еще один жилец, его васе звали поросенком, осенью он исчезал таинственным образом. В сарае в это время пахло кровью, и она категорически отказывалась туда заходить.
Позднее Дамка под любым предлогом задерживалась дома допоздна и в итоге отстояла свое право ночевать в квартире. Летом, конечно, она не злоупотребляла этим доверием, да и в сарае, в конуре было прохладнее. К тому же мальчишки летом переселялись спать в сарай, это было вообще здорово. Можно было запрыгнуть на лежанку и прекрасно выспаться. Конечно, если хозяйка не заметит.
Дамка вздохнула, вытащила из-под кота затекшие лапы и улеглась удобнее. Вот и этот обормот из семейства кошачьих, и тот стал родным.
- Дрыхнет, труженик»-собака скосила глаз на безмятежно спящего кота Василия, который, как пьяный матрос на палубе, привольно раскинулся рядом. Его голова скатилась на пол, так он даже не шевельнулся. Дамка вспомнила его котенком, которого принесла хозяйка, маленького, беспомощного. Его только что оторвали от кошки, и он был очень несчастным, даже пить молоко толком не умел. Тыкался в блюдечко, пускал пузыри, захлебывался. После такого пития он был весь мокрый.
Неожиданно для себя Дамка подошла к этому несчастью и облизала ему мордочку, а потом вылизала всего. Потом это кошачье отродье приползло к ней под лапу и там пригрелось, замурлыкав. Хотелось прогнать нахала, но что-то шевельнулось у собаки, и котенок остался спать в уюте и тепле. Он сразу повеселел, обретя такую защитницу. Правда, защитница иногда злоупотребляла своим шефством над малолетним, бессовестно поедая еду из его миски. Но кот рос быстро, и его перевели на обычный рацион, такой же, как у собаки. Так что Дамка потеряла к кошачей пище всякий интерес. Разве, что доедала, когда кот сыто отваливался.
Кот вырос, у него появились иные интересы. Но привычку спать под боком у своей защитницы он сохранил, особенно когда наступали холода. Тогда собака и кот, тесно прижавшись друг к другу, лежали возле плиты, наслаждаясь теплом.
Одного Дамка искренне не понимала, почему этому шелопуту все сходит с лап, даже привычка спать грязным на кровати. Ведь как придет с гулянки, черней трубочиста и вот, пожалуйста, завалится на кровать, и хоть бы замечание получил. Он, видите ли, устал. Дамку даже с дивана сгоняли. Хотя, когда она оставалась одна в квартире с белобрысым хозяином, то все было проще. Он разрешал полежать на диване.
Как было уютно, положить ему голову на колени, а он в слух читал книжку про собак. Конечно, книги были не про тех кобелей, которые болтаются на улице и не дают проходу честной собаке. Там были другие псы, о них слагали рассказы. Взять пса «Алого». Он на границе служил, шпионов ловил. Что это за шпионы, которых ловят, Дамка, конечно, не понимала. Наверное, что-то вроде мышей. Все собиралась кота Василия спросить, так его не то что спросить- не увидеть сутками. Потом все пацаны про какое-то кино говорило. Что там есть пес Мухтар, он воров ловит. Слово «воры» Дамка слышала часто. Потом всегда раздавалось: - Зачем нам такой сторож нужен, если он воров проспал. Это взрослый хозяин всегда так кричал. Но что Мухтар была собака, Дамка понимала. После этого фильма все дворовые щенки назывались Мухтарами. Уличных пацанов овладевал зуд дрессировки, щенков таскали на веревках и требовали взять след.
Пес «Алый», Мухтар- вот это были кавалеры, от них щенков завести не зазорно. А тут! Как ощенишься, вместо благодарности только и услышишь: - Ну и уроды! Господи! Дамка! Что ты за ублюдков принесла!
А я разве виновата! Они все, ухажеры одинаковые. Сколько же я щенков принесла? Всех и не упомнишь.
Дамка подняла морду к потолку и напряглась. Нет, не вспомнить. Поначалу хозяева оставляли кого-то из помета, а потом перестали. Сразу уносили и не возвращали. Дамка по началу пробовала скулить и искать свое потомство, потом перестала.
Она вспомнила свое первое потомство, в нем было только два щенка, белый и серый. Эти комочки очаровали всех и их решили оставить.
Их назвали Снежок и Дружок. Они росли и становились все менее забавными. Снежок и Дружок почему-то очень быстро прекратили расти ввысь, стали тянуться в длину, а ноги оставались такими же, как у щенков, короткими и кривыми.
Как-то белобрысый хозяин взял Снежка и пришел очень довольный без него. Дамка слышала, как он сказал хозяйке, что пристроил. Что он сделал, Дамка не поняла, но Снежка больше она не видела. Но с ней оставался Дружок и Дамка часто слышала, как на кухне говорили, что кто такого урода возьмет.
Потом Дружок исчез. Дамка уже стала отвыкать от него, как вдруг пришла какая-то толстая крикливая тетка, бросила замызганного Дружка на пол и закричала, чтобы забирали своего кабысдоха обратно. Прооравшись, она хлопнула дверью и ушла. Белобрысый хозяин присел перед Дружком, который сидел, съежившись, и вздрагивал, когда к нему прикасались.
- Никому ты, Дружок, не нужен- огорченно сказал белобрысый хозяин и налил плошку супа. Дружок с жадностью вылакал содеожимле и вылизал миску дочиста.
-Ты что с ним собираешься делать, собаковод? Зачем нам псарня? -это раздался голос хозяйки. Дамка от такого вопроса съежилась. Нет, ей уже было не жалко Дружка, он вырос, в поле бегали другие кавалеры. Но слово «псарня» она слышала часто, наравни со словами «надоело», «грязи полно», «от кобелей спасу нет». А Дамка здесь причем? Разве она виновата, что все кавалеры к ней сбегаются и не уходят. Соберутся возле подьезда и ждут, когда она выйдет. А некоторые, особенно наглые, в подьезд заходят да там и лежат. Утром народу нужно на работу идти, а кругом кобели - не выйти. Дамка слышала шум и крики, что с этим пора кончать. Но как –то все утрясалось. Дамка, хоть и считалась нашей собакой, но ее привечал весь двор, и ее кобелиные сходки сходили с рук, вернее с лап.
В комнате раздался женский голос. Он говорил кому-то, что нужно сходить в магазин за хлебом и маслом. В коридор вышел белобрысый. Он сел на сундук и стал натягивать валенки. - В магазин пойдет -догадалась собака. - Пойду выйду, пообщаюсь- решила она. Вставать было тяжело, брюхо мешало, да еще этот оболдуй привалился. - Ну-ка подвинься, развалился тут. Дамка бесцеремонно оттолкнула кота. Васька, свалившись с Дамкиного живота, спросонья застрекотал ушами: - Что, ужинать пора!
-Какой ужин, рано еще -оборонила, поднимаясь собака. – Хозяин в магазин собрался, пойду провожу. –Как хочешь, я вот посплю - кот широко зевнул, показывая великолепные белые клыки. –Пойдем проводим- это коту.- Да ну, спать хочется-кот снова уронил свою голову на половик.
- Совести у тебя нет-сказала воспитанная псина, но кот ее не слышал: он снова спал.
Дамка зашла в коридор вовремя. На сундуке, покрытом дерюжным половиком, сидел мальчишка и бубнил: -Почему все я. Печку топить-я, за водой – я, в магазин- я. Дамка присела перед ним, напряглась и привстав, положила ему лапы на колени. После этого-морду. Всем своим видом она показывала, что брось, мол, дойдем мы до этого магазина. Взяв авоську и деньги, младший хозяин и Дамка вышли в коридор и выглянули из подьезда.
- Ну и погода- вздохнул хозяин: - Хороший хозяин собаку на улицу не выпустит, сиди дома (это он барбосине). Дамка вильнула хвостом в знак благодарности, дескать, ничего, прогуляемся. Хотя тащиться в магазин по мартовской мокрели ей совершенно не хотелось.
Дул пронзительный низовой ветер. Кусты и деревья, лишившись снега, который укрывал их всю зиму, тревожно свистели под порывами разгулявшегося ветра. - Бабка Маня сказала бы: «придет марток, натянешь двое порток»-пошутил белобрысый, натягивая поглубже шапку-ушанку.
И они побрели. Обиженный на весь белый свет мальчишка и беременная собака. Тропинка, проторенная еще в начале зимы, явно износилась и для хождения была уже мало пригодная. Она выгнулась и стала похожей на позвоночник тощей кошки. Ноги в галошах постоянно соскакивали в серый влажный сугроб, хозяин чертыхался.
Дамка отчаянно перебирала короткими лапками и периодически больно стукалась животом об очередной ледяной выступ. Они прошли темные изможденные сараи соседнего поселка, хватаясь за редкий штакетник полисадника, чтобы не скользить на отполированной тропе, и выбрались на дорогу. Дорога была изуродована двумя глубокими колеями, но идти по ней было легче. Встал в колею и иди. Машин вечером в этом направлении не предвиделось.
Магазин размещался на первом этаже каменного дома на соседнем поселке. Рядом с продовольственным, размещался промтоварный магазинчик, тоже на первом этаже. Но мальчишка быстренько прошел его, так как с его точки зрения ничего там путного не продавалось: нитки, иголки, словом, ерунда всякая. В магазине было пусто и уныло. Продавцы, явно скучали за прилавками. Кто в такую погоду в магазин потащится.
С витрин, закрытых выгнутыми стеклами смотрел на входящих неширокий ассортимент. В ванночке ржавела изможденная селедка, с судорожно раскрытым ртом. Рядом примостился, пустив мутные подтеки по бокам, комбижир. В углу поблескивала колонка из консервных банок: «килька в томатном соусе», «частик в томатном соусе». Пожалуй и все.
Над мутноватой витриной на полке гордо стояли, невесть как сюда попав две бутылки ликера: кофейный и лимонный. Их этикетки плотно засидели мухи.
Было видно, что жители поселков питием ликеров себя явно не обременяли.
-Тебе чего, мальчик?-Обратилась продавщица к замешкавшему хозяину собаки. Дамка , почувствовав передых, шлепнулась у испускающей тепло батареи и затихла. -Масла постного (то бишь подсолнечного)-быстро сказал мальчишка и протянул промасленную темную бутылку, заткнутую затычкой, сделанной из газеты. Продавщица поставила пустую тару на весы, быстро глянула на вздрогнувшую стрелку и ловко вставила огромную железную воронку в горлышко бутылки. Затем черпаком подцепила масла из бака и сноровисто влила в воронку. Вытерев промасленным передником руки, она поставила бутылку на весы и быстро пощелкала костяшками счетов. -Еще чего будешь брать? -снова спросила она у оцепеневшего покупателя. Тот сбросил ушанку, которая мешала ему слышать, и быстро сказал: - триста граммов комбижира. Продавец с ножом в руках подошла к витрине, отодвинула стекло и хищно воткнула нож в бок комбижирового брикета. Ловко отхватив кусок, она бросила его на кусок оберточной бумаги, величиной с газетный лист и, мельком глянув на беспокойную стрелку, снова щелкнула счетами. - Все? -не глядя на покупателя спросила продавец. -Все-подтвердил мальчик.
Получив мокрую промасленную сдачу, он пошел к хлебному прилавку. Там все шло быстрее. Ему дали три буханки черного хлеба, пару батонов. Затолкав все это в авоську, зажав непослушную бутылку буханками, парнишка перекинул сетку через плечо и вышел из магазина. Дамка вынырнула из дверей вместе с ним. Обратная дорога была веселее.
Мальчишка сдал матери покупки, отсчитался за сдачу, по своему обыкновению зажав копеек пятнадцать. Мать знала про этот грешок, но относилась снисходительно к таким вольностям.
Ну сами осудите? Где пацану взять деньги на карманные расходы. А так сегодня пятнадцать копеек, завтра столько же, глядишь, в копилке звенит круглая сумма. И боже упаси их проесть! Это просто недопустимо. В голову не может придти такое. Вот потратить на голубей, а позже, когда они у нас появятся, на аквариумных рыбок, вот это да.
Быстренько рассчитавшись с матерью, мальчишка взял Дамкину миску, накрошил хлеба, залез поварешкой в кастрюлю со щами и налил щедрый черпак. Дамка с обожанием смотрела на хозяина. Весь ее вид говорил:
- Хозяин, не жмись, погуще плесни, погуще. Сам видел, какая погода сегодня, продрогла вся. Мальчишка поставил миску на пол, и Дамка с аппетитом, вдоволь наработавшегося грузчика, стала поглощать пищу. Ела она основательно, неторопливо, аккуратно слизывая капли, попавшие на пол. Тщательно вылизав миску, Дамка подошла к безмятежно спавшему коту Василию и беспардонно свалилась на него. Кот приподнял голову, посмотрел мутными, спросонья, глазами: - Это ты?- и снова уронил голову. Собака почувствовала благодатное тепло, идущее от печки, глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она уже спала.
Дружок
Этого пса заметили все. Он вертелся вечерами возле дома, но близко не подходил. Мастью - как немецкая овчарка, но статью - чистая лайка. Пробовали подозвать, не подходит, даже близко. Не лает попусту, но и не огрызается. Убегает и все.
У нашей шла Дамки очередная беременность, Барбос еле ходила. Какая там охрана, дай бог самой быть не утащенной, если бы она кому-нибудь была нужна. О походах в лес, на Волгу, она давно забыла, да мы ее и не трогали. Она, в основном, лежала возле крыльца и приветствовала проходящих мимо, постукиванием хвоста. Я ее жалел, естественно, но отец недовольство выражал. Нам нужен был сторож. Мы медленно подходили к идее замены собаки. Про участь Дамки вслух не говорили, но она напрашивалась к передаче в хорошие старушечьи руки. Я внутренне сопротивлялся и рассчитывал, что вступится мать и Дамке, как почетной пенсионерке, найдется половник супа
Дикий пес приглянулся отцу. Он любил лаек. Но лайки, собаки охотничьи, стоили дорого, да кормить их нужно несколько другим рационом. Затратное дело, эти лайки. А тут на тебе, бегает красивая собака и вроде как ничья. Я все это сразу прочувствовал и решил действовать. В моем воображении уже виделась картина, как я с этим авторитетным псом буду ходить в школу. Такой пес даже заступиться сможет за хозяина. Но как поймать? Не подходит и все тут.
Правда, нашлись специалисты вроде соседа, дяди Васи Турилова. Он работал собачником на фабрике и считался крупнейшим кинологом нашего времени. По случаю окончания рабочего дня он был в легком подпитии и на данный момент был озадачен проблемой, как продлить удовольствие. Вася подсел к отцу и начал горячо его убеждать в необходимости приобретения щенка немецкой овчарки. Что все эти собаки-бродяги, ерунда. А он, Вася Турилов, человек чести и слова, если сказал, что достанет щенка немецкой овчарки, то его слово - закон. Встанет это дело совсем недорого. А если Алексей Иванович его сейчас проавансирует, то проблема будет решена в ближайшие дни. Сурдопереводом речь Васи Турилова можно было перевести приблизительно так: -Иваныч, дай сейчас на бутылку, а завтра, ну максимум послезавтра, я украду из собачьего питомника щенка и принесу тебе. Отец твердо отказался, мотивируя тем, что немецкую овчарку не прокормить. Другого ответа я и не ждал, и был во время этого содержательного диалога совершенно спокойным. Меня вполне устраивала перспектива поимки пса.
Дядя Вася попытался убедить папу, что закормленная собака ест не слишком много. А он, Вася Турилов, человек слова и дела, может даже взять на себя проблему поставки продовольствия для будущей собаки, стоит только его сейчас проавансировать… Отец не дал ему развить мысль о калорийном питании перспективного пса, которого ему собирался продать сосед, и под каким-то предлогом ретировался.
Вася еще долго сидел и размышлял о сложной судьбе отечественного собаководства, что он Вася Турилов, человек слова… Постепенно речь дяди Васи становилась все бессвязнее и его сын, Сережка, заметив скисшего папаню отволок его на покой.
Наш дом в это время ремонтировался и ему по штату ремонтного периода полагался сторож. Им был безобидный дядя Коля. Так вот этот пес привязался к сторожу и даже сидел с ним рядом. Причем спокойно сидел, без напряжения, но вроде как сам по себе. Когда я подошел ближе, он встал и отбежал в сторону. Но недалеко, сел снова, сидит и смотрит. Я бросился к дяде Коле, и рассказал ему, что мы давно приметили этого пса, но в руки он не дается. Дядя Коля обещал подсобить в этом деле, но сказал, что переговорит с отцом. Дядя Коле не хотел получить мзду от отца. Он решил убедиться от взрослых, что собака действительно нужна. Я в силу возраста был для него недостаточно авторитетен. Отец подтвердил серьезность наших намерений и как-то утром нас ждал сюрприз. У лавки металась привязанная собака. Что она делала! Даже дядя Коля, похоже, этого не ожидал, и стоял, задумавшись, правильно ли он сделал, что поймал этого дикаря. Пес неиствовал. Он старался сорвать с себя ошейник, грыз цепь. Потом пятился назад и, пытаясь сорвать ненавистную упряжь, тем самым придушивал себя. Глаза его налились кровью, хвост обвис. Он уже не напоминал того дикаря-красавца, который бесшумно скользил вечерами по полю. Это был затравленный зверь. Я и отец встали в растерянности. Мы этого не ожидали. Первым делом мелькнула мысль, что лучше отпустить его подобру-поздорову, пока всех не перекусал. Но потом решили, что отпустить его всегда успеем, а пока пусть посидит в сарае. Так и решили.
Дядя Коля (его почему-то пес признавал), взялся за цепь и оттащил упирающуюся собаку к нам в сарай. Поставили ей воду и ушли, чтобы она пришла в себя. Мы ушли куда-то, о чем вскоре крепко пожалели, так как приходить в себя пришлось не собаке, а нам. Картина, которая предстала по возвращению, была впечатляюще-разрушительной. Край двери в сарае был разодран начисто, крупные щепки лежали вокруг. Борьба с дверью была явно нешуточной, но победила собака. Она прогрызла внушительную дыру, выбралась наружу и теперь лежала к сараю передом, к нам задом. Морда у нее была в крови, глаза мутные, шерсть взьерошенная. Мы растерялись, не зная, что делать. Решили оставить ее в покое, только налили воды. К позднему вечеру собака развернулась и лежала, положив скорбную морду на лапы.
Матушка отметила наши действия крепкими замечаниями. Оказалось, что мы, увлекшись приручением строптивого, не учли установившийся годами быт нашего птичьего хозяйства. Собака металась так, что цыпочки в панике забоялись идти домой нестись и облегчились яицами у соседей. С такими потерями в яйценосности кур мама смириться не могла и потребовала навести порядок в нашей псарне. Легко сказать: навести порядок. Пес к себе упорно никого не подпускал. К счастью, дядя Коля был на трудовой вахте и пересадил пса в пустующую клетку, освободив вход для наших драгоценных цыпочек. Мать стояла поодаль и молчаливо наблюдала за нашими собачьими манипуляциями и задумчиво покачивала головой.
Прошло несколько дней, собака начала оставлять миску пустой, но ела, когда нас не было. Пес стал спокойнее, не рвался на цепи, но с появлением людей уходил в клетку и глухо рычал. Наш энтузиазм по приручению пса падал, и возникала крамольная мысль отпустить его. Это был явно дикий пес, молодой, но успевший вырасти на воле и избегающий людей. Какая-то бродячая сука ощенилась в лесных посадках, далеко от поселков и щенки выросли, не зная людей.
Но все образовалось само собой. Придя на поселок и подходя к нашей загородке, я услышал разговор. Подошел и обмер. Мама сидела на лавочке, перед ней сидел наш нелюдимый пес, положив ей голову на колени. Матущка гладила его, он настороженно прядал ушами, но от ласки не отказывался. Ясно, что в детстве ему за ушками никто не чесал.
- Ну все, Дружок, хватит, некогда мне с тобой сидеть - сказала мать, вставая. Пес задумчиво - удивленно поднял на нее морду. - Все, все, Дружок, сиди- сказала мать и повернулась к сараю, чтобы зайти туда. Я прижмурился, думая, что сейчас как цапнет! Как же! Пес потряс головой и направился за ней следом, явно решив посетить сарай. Но цепь его не пустила. Я стоял в полном недоумении. Как же так? Пес, которого мы боялись, так очаровался нашей мамой.
Наша мама была уникальной женщиной. Она могла и коня на скаку остановить и в горящую избу войти, но чтобы вот так с псом… - Мам, почему Дружок?- Только и нашелся я, что спросить. - Да так, вырвалось-ответила из курятника мать. Я, конечно, не рассчитывал давать псу такое прозаическое имя, тем более, что Дружки у нас были и оставили в дамкином потомстве неизгладимый след. Их экстерьер явно не обогащал породу дворовых псов поселка, и мне не хотелось, чтобы наше приобретение было похоже на них даже кличкой. Я вынашивал имена Мухтара, Джульбарса, Абрека, то есть, что- то громкое, весомое. Даже записал на бумажке, чтобы не забыть: «Долбек». Так звали одного охотничьего пса из книги «Алтайская повесть». А тут «Дружок!». - Что не нравится? - Это появилась из сарая мама с ведром в руках. Новоявленный Дружок, не обращавший на меня никакого внимания тут же потянулся к матери и ткнулся ей в ладонь мордой. - Дружок, Дружок, хороший…- проговорила мать, гладя псину. - Да иди, не бойся -это уже в мой адрес. Собака мужественно вытерпела мое присутствие, но я явно чувствовал, что терпит она меня через силу. Я на нее не обижался: псы вообще, если не выращены тобой со щенячьего возраста, довольно нетерпимы к мальчишкам. Дружковая лояльность также была продемонстрирована и пришедшему отцу. Дружок принял нас в свой круг, причем принял снисходительно - терпеливо, без панибратства. Но и так было сделано много.
Да, загадка. Два крупных специалиста (это, несомненно, отец мой да я), в тесном сотрудничестве с признанными кинологами своего времени ( одним из ярчайших представителей столь славной профессии являлся Вася Турилов), не могли подобрать ключик к сердцу дикого пса. Как не вспомнить слова профессора Преображенского, ответившего на вопрос доктора Борменталя о приручении дворового пса Шарика: «Лаской, дорогой доктор, лаской». Мама не задумывалась приручать этого бездомного бедолагу, ей было слишком некогда заниматься этим пустопорожним временем. Не скажешь, чтобы она слишком любила животных. Мать с ними не сюсюкала, как некоторые тетки, не брала их на руки и, тем более, не целовала в морду. Они были вокруг нее, жили своей жизнью. Контуры ее жизни пересекались с их контурами и в этих сегментах они отлично ладили.
Я занимался голубями, но на плечи они садились только к матери, хотя она и пород не знала, и близко к ним не подходила, разве что налить воды, если поилки были пустыми. Комплиментами в адрес нашего голубиного поголовья были разве, что: «дармоеды, тунеядцы». Но птицы слов не разумеют, и обижаться на столь нелестные отзывы в свой адрес, они не могли. Дичок Аркашка, чтобы не тратить времени даром, даже не взлетал, а, семеня своими непомерно огромными красными лапами, просто бежал навстречу своему божеству, выходящему из подьезда дома с ведром для корма. Он обожал, эту женщину в сером ватнике.
Этот безымянный барбос потянулся к ней всем своим собачьим сердцем, чтобы почувствовать теплоту. А если женская рука погладит его забубенную головушку, то для собаки жизнь состоялась. Вот и Дружок признал в матери своего друга, а через нее и нас.
Далее пошли события, которые сбили с толку нас, доморощенных специалистов. Да что нас! Собачники и охотники, как у знаменитых классиков, чесали в затылках, скребли бороды и говорили: - М-да!. Дело в том, что с нашим новоявленным сторожем стали происходить непонятные для нас изменения. До приручения, при виде подходящего к забору человека, у него поднималась верхняя губа, обнажая великолепные клыки, раздавалось глухое рычание. Сейчас же морда Дружка при встрече с любым человеком расплывалась в улыбке.
Да, он искренне радовался любому, подходящему к палисаднику, человеку. Он вставал на задние лапы и дружески протягивал прохожему передние. От избытка чувств он молотил хвостом воздух. Если и раньше, до приручения, он не баловал нас лаем, то сейчас и рычать прекратил. Его янтарно-желтые глаза просто лучились любовью к ближнему. Мы были потрясены таким исходом нашего приручения и бились над разгадкой. Разгадал поведение Дружка старый охотник-собачник, дядя Коля Волков. У него были две красавицы русские гончие. Дядя Коля долго стоял, облокотившись на доски полисадника, и смолил «козью ножку». Дружок изнывал от любви к нему, и, наверное, облизал бы от пяток до макушки, если бы не цепь. Мужики, сидящие на лавочки терпеливо ждали заключения признанного собачьего авторитета, куря вонючую «Астру».
- Спускай ты его с цепи, Иваныч, дела не будет - изрек дядя Коля и затушил окурок о каблук.
- Что так? - встрепенулся отец, который сидел тут же, на лавочке.
- Бесполезное дело, его перемкнуло - сказал охотник отходя от палисадника. - Бросовый пес - добавил он, садясь на лавочку.
-Да обьясни ты толком, Николай - встревожился отец. - Что же мы зря с ним неделю провозились?
-Зря»- спокойно сказал дядя Коля. - Не будет толка, он не охранник.
Тут и мужики заинтересовались неожиданным заключением местного авторитета. Дядя Коля был человеком немногословным, хоть и охотник. Он помолчал, словно собирался с мыслями и стал рассуждать:
- Смотрите сами, мужики. Помните, как он (кивнул в сторону безмятежного Дружка) никого не подпускал. Дело простое, родился в лесу, людей он не знал. Подчеркиваю: - Не знал», а не боялся. Это две разные вещи «бояться и не знать» . Дядя Коля замолчал, полез в карман, вытащил жестяную коробочку из-под леденцов, раскрыл ее. В ней хранились махорка и газетные кусочки.
- Да не тяни ты, Николай, на закури - раздалось от наиболее нетерпеливых.
- Не спеши как голый в баню - спокойно изрек дядя Коля, мастерски сворачивая «козью ножку». Затем он поджег ее и затянулся. Не спеша, выпустил облако дыма, которое заволокло сидящих.
- Ну всех потравил, хоть противогаз надевай - пробурчал кто-то из мужиков. Дядя Коля оставил без внимания инсинуацию и неожиданно продолжил.
- Так вот я и говорю, что пес этот людей не знал, поэтому, когда вы его поймали, он был просто в шоке от поимки, но не от людей. Соображаете?
Не соображал никто, все притихли, превратясь в слух. Дядя Коля, прищурясь от дыма собственной самокрутки, пытливо-иронично посмотрел на сидящих. Затем, пожалев «темень кромешную», продолжил:
- Собака, чувствуя, что вы не делаете ей ничего плохого, просто поняла, что людей ей не нужно бояться. А людей она не делит. Это не щенок, которого вы воспитываете, с момента как он прозрел и он знает только вас. Так что, Иваныч, (обратился он к отцу) все люди для твоего охранника стали братья Мой тебе совет: отвязывай его и пусть гуляет на свободе. Никуда он теперь не убежит.
-Так чего его зря кормить - растерянно произнес отец: -Пес немаленький».
- Вот я и говорю - ответил дядя Коля. - Спускай с цепи и пусть болтается, чего на него зря хлеб переводить. Охотник был человек практичный, у него собаки были для дела, для охоты.
- Да и чего сейчас охранять - добавил он, затягиваясь, - Поросенка уже, вижу, не держишь.
- А куры, голуби опять же. Вон прошлой осенью все голубятню разворотили - не сдавался отец.
- Сейчас не будут - как-то буднично сказал дядя Коля, словно он был «Вором в законе» и участвовал в воровской сходке по выработке правил.
- Чего голубей воровать, базара нет, голубей никто не продает, не покупает. Чего их воровать - добавил он.
Здесь дядя Коля был прав. Голубиная охота, как исстари называли голубеводство, приходила в упадок. Не так часто поднимались в воздух на крыло голубиные стаи, были они уже не многочисленны. Покупали и продавали голубей в основном, мы, пацаны. Взрослых голубятников становилось все меньше и меньше. Образ жизни текстильщиков менялся. На наших поселках в сараях уже почти не хрюкало, не блеяло. Разве что курицы представляли некогда разнообразную флору поселков. Мужики посидели, помолчали, не найдя, что ответить.
- Хочешь иметь хорошего сторожа, мой тебе совет, возьми породистого щенка и воспитывай - сказал дядя Коля, поднимаясь с лавки.
-Будьте здоровы - попрощался он с сидящими на лавочке, и пошел к своему дому. Разошлись и мужики. Отец и я остались на скамейке и печально смотрели на наше приобретение, которым мы так недавно гордились. «Приобретение» сидело и смотрело на нас преданным взором, излучая любовь и ласку.
- Чего будем делать, пап?- Спросил я задумавшегося отца.
- Спускай, может, убежит, пес вольный - отрешенно ответил отец. Я не стал тянуть, зашел в полисадник и отстегнул карабин от ошейника. Дружок постоял, словно не верил своему счастью. Потом отряхнулся, выбежал из-за забора и стал выписывать круги по двору дома. Чего он только не вытворял! Он катался по песку, отряхивался, прыгал, подскакивал ко мне или к отцу, пытался лизнуть, чем выше, тем лучше. Наконец успокоился и улегся у ног отца, высунув язык. Его желтые глаза лучились. Казалось, он кричал: - Люди я вас люблю!
- Что спустили? - Раздался сверху мамин голос. Мы от неожиданности вздрогнули. Мы даже не увидели, увлеченные монологом охотника дяди Коли, как мать прошла мимо.
- Спустили - ответил я.
- Николай, что ли посоветовал? - Спросила мать.
-Он - коротко добавил отец.
- Правильно посоветовал - лаконично ответила мама и скрылась из окна.
Мама вышла из подьезда и села с нами. Дружок радостно бросился обнимать ее.
- Давай-ка ты беги отсюда, Дружок - сказала мать, трепля его за холку. Весь вид Дружка отвечал: -Счас, как же, разбежался!
-Пошли огород польем, собаководы - сказала мать и поднялась со скамейки. Мы молча последовали ее примеру. Дружок, закинув на спину свой роскошный хвост бубликом, весело затрусил впереди нас.
Кошачья любовь
В кошачьей жизни наступает момент, когда приходит время любить. Оно приходит незаметно, но оно приходит. Кошачья любовь… Можно даже не пытаться оригинальничать написать что-то такое или этакое. Кошачьи концерты воспеты всюду и во все времена. Любому ансамблю можно стреляться, если зрители сравнивали их творчество с вышеназванными солистами.
Мне на память приходит далекое детство, когда мы жили в деревянном двухэтажном доме без какого либо намека на удобства. Их сейчас называют бараки, для нас же это было самое дорогое жилье. Да сравнивать было не с чем. В таком доме был чердак, через который проходили печные трубы. На чердаке было тепло. Потолки для сохранения тепла засыпались шлаком и посему все его обитатели (а это, конечно же, были местные кошки) становились серыми. Чердаки были меккой для кошек. Там они жили в холодное время года, там собирались в стаи и там же проходили кошачьи свадьбы. Пропускаю истории их взаимоотношений, но сопровождающий их ор забыть нельзя. Ор был слышен везде, в первую очередь в квартирах.
Ором кошки выражали свою страсть. Это было самоутверждение котов. Сразу же представляю пару матерых великолепных самцов, демонстрирующих свою мощь перед какой-нибудь пыльной похихешницей, которая сидит в стороне и делает вид, что ее все это не касается. Она даже пытается съимитировать умывание, но через поднятую лапку успевает стрельнуть глазами какая там ситуация. А коты, встав друг против друга, почти касаясь носами, начинают издалека. Действительно, не начинать же сразу банальный мордобой. Нет. Здесь преувалирует психологическая атака. Бойцы опытные. За каждым не один поединок, о чем свидетельствуют боевые шрамы на мордах и порванные уши. Начинается легкая перебранка из тихого, идущего изнутри шипения, переходящего в клокотание. Его меняет визг. В начале на низких нотах, но потом достигающий таких высот, что опасаешься за легкие бойцов. И одновременное яростное хлестание себя по бокам хвостами и хищное прижимание ушей. Истеризм чужд в таких компаниях. Если у кого-то сдадут нервы, то он пригнется и, шипя, будет отползать назад. Этого достаточно. Противник сразу понимает свое преимущество и, издав пронзительный вопль, перед которым индейские боевые кличи так, детский вскрик, будет удовлетворен. Драка не состоялась к великому разочарованию многочисленных зрителей. А предмет их обожания отвернет свою мордочку, показывая всем своим видом, что ну и дураки же вы. А дураки, еще угрожающе ворча, разойдутся по углам.
Но если нет. Нервы у обоих как канаты. У каждого за плечами не один бой. Коты оба прижались к земле и напрягают спины. Выдержали первый этап борьбы. Они достойные противники. Мышцы бойцов сведены до боли. Мгновение, и ножные пружины толкнут противников навстречу. Это произойдет одновременно и, обхватив друг друга лапами, терзая бока когтями, а животы- мощными задними ногами, противники летят в чердачный шлак. Там в золе, непрерывно визжа и задыхаясь от пыли, они продолжают выяснять отношения. Бой краткотечен. Противники неожиданно отпускают друг друга, и один из них отпрыгивает в сторону. Это поражение. Но они бойцы и победитель не будет добивать побежденного. Он получил фавор на вечер. Но это еще ничего не значит. Завтра может быть снова бой, и фортуна может быть не так благосклонна. Посему нужно торопиться и не упустить свой шанс. Тем более предмет воздыхания сидит рядом с приоткрытым ртом. Это совсем еще молодая кошечка, впервые вышедшая в свет. Бои идут за нее. Ее тут же начинают ангажировать старые проходимцы. И она, впечатленная таким сюжетом, покорно следует за победителем. Ну что же, достойный приз.
Приют для животных (Хаски)
Машина неспешно двигалась по приморскому автобану. Мимо проносились калейдоскопическая чехарда: яркие апельсиновые рощи, желтеющие хлебные поля и белые кипрские постройки. Неожиданно они закончились, и мы увидели большой холмистый участок. На нем паслись ослики и лошади. Супруга, безучастно наблюдавшая за оконную панораму, очнулась и воскликнула:
-Ослики! Хочу! Поворот был рядом.
Вскоре мы шли в сторону несмолкающего лая. Вдруг в воздухе лопнул огромный пузырь. Затем вспыхнул рев, страшный своей безысходностью. Кто-то яростно втягивал в себя воздух, но не мог надышаться. Состояние знакомое каждому аквалангисту. Когда легкие требуют воздуха, рвутся от недостатка кислорода, а баллоны бессильны.
Я повернул голову в поисках источника вопля. Он был рядом. Это кричал осел, вернее осленок. Он не думал задыхаться. Осленок вообще себя прекрасно чувствовал. Стоял на каменистом холмике, расставив толстые узловатые ножки, и кричал. Что творилось в его ослиной голове неизвестно. Он самозабвенно вопил, вытянув короткую шею. Ему было одиноко в приюте, хотя рядом бродили такие же особи. Но они не обращали на его крики внимания. Скорее ему не хватало ослихи- мамы. Он хотел ткнуться лбом в ее теплый мягкий живот, получить легкий тычок, дескать, ты уже большой. Прижаться к маминому шерстяному, такому родному боку, и затрусить рядом, чувствуя себя самым счастливым осликом в мире.
Мы подошли к вольере, где размещалась беспризорные собаки. Их было много. Здесь уживались псы от карликового терьера до дога. Увидев нас, свора с лаем, воем, визгом бросилась к решетке вольеры. Они словно дети рвались к нам. В глазах было одно:
-Возьмите меня-молили глаза небольшого спаниэля.
-Возьмите меня, я хороший -кричал глазами изящный песик.
-Меня! Меня! Меня!- Стоял лай в воздухе. В глазах рябило от этого калейдоскопа.
Внезапно я почувствовал напряжение в виске. Так бывает, когда на тебя кто-то пристально смотрит. Я скосил глаза. На меня смотрела хаски. Кто не знает, это порода северных сибирских лаек с прозрачными, голубыми, вернее, цвета льда, глазами. Удивительные собаки, но совершенно не приспособленные для жития в южных странах. Это был большой зрелый кобель. Он не прыгал и не скакал возле решетки вольеры. Он сидел, обняв ноги пушистым хвостом, и смотрел. Смотрел пристально, без всякой надежды на понимание. Он не ждал, что его заберут из этого питомника. Он не верил, что придет хозяин, встанет перед ним на колени, обнимет за шею и скажет: -Я так долго тебя искал-. Хозяин, скорее всего, оставил его на Кипре, поручив кому-то за ним ухаживать. Потом, как это водится, забыл перечислить деньги за передержку, и…породистый сильный пес оказался в разношерстной толпе соплеменников в приюте для бездомных животных. На Кипре нет бездомных собак. Их отлавливают и размещают в приютах. Что я ему мог сказать?
За нашим молчаливым диалогом наблюдал старый золотистый рейтривер. Он был стар и мудр и давно не ждал от жизни радостей. Он не верил никому и ничему. Вот и сейчас он посмотрел на меня янтарными глазами, вздохнул, и прикрыл веки.
Остальная свора рвалась и прыгала у решетки. Кто-то ждал угощения, кто-то показывал товар лицом. На удивление было много охотничьих собак, этих хантеров или хунтеров, как зовут их на Кипре. Киприоты обожают охотиться, вернее, палить в белый свет. Собаки: пойнтеры, легавые- непременные спутники их походов. Почему собак этих пород так много в приюте для меня осталось загадкой.
Долго я стоял возле вольеры и смотрел на эту беснующуюся свору. Хотелось подойти к хаски, положить руку на спину и сказать:
-Пошли, друг -Я представляю, как бы напряглась его спина. Он, еще не веря, скосил бы глаза и посмотрел на меня:
-Шутишь?- В ответ бы раздалось:
-Пошли, домой- И он бы поверил. Пес распрямился бы в свой роскошный рост, вытянул бы передние лапы, потянулся, с шумом зевая. Напряг бы задние лапы, шаркнул ими по земле, разбрасывая сухие комья земли. Отряхнул бы свою роскошную шубу, закинул пушистый хвост на спину и посмотрел на тебя прозрачными льдинками:
-Я готов- помолчал бы и произнес забытое слово:- хозяин. Все это пронеслось в моей голове. Но только пронеслось. Я не окликнул его, не позвал. Что это было? Предательство? Но я ему ничего не обещал. Мы только посмотрели друг другу в глаза. И ничего больше. Но это у людей ничего, а у животных- все. Гордый пес просил, молил:
-Забери меня отсюда! А ты, поеживаясь, бубнил в свое оправдание, что нет у тебя условий (врешь, есть). В мыслях считал деньги, которые придется выложить за освобождение пса из приюта. А это двести евро…и так далее, так далее. Ты прав, приятель, человек существо сложное. Нам хочется выглядеть великодушными, добрыми, а на деле…
Я повернулся и пошел, стараясь не оглядываться. У выхода меня толкнул в локоть ослик. Он закончил свои музыкальные занятия и пошел ближе к выходу, в надежде перекусить Я почесал ему лоб, он понюхал руки и, убедившись, что там ничего нет, вздохнул и отошел. Дверь за нами защелкнулась.
Люди, не заходите в приют для животных без надобности.
Рембо и Пипица
Если кто-то ждет в этой истории волнующих рассказов о влюбленной паре или других направлений романтизма, то сразу же скажу: -Не читайте, - ибо ничего похожегов ней не будет. Хотя Кипр- остров романтизма и мечтательности, что может располагать к инаконаписанию. Но только не сейчас и не в этом рассказе.
Речь пойдет о двух кипрских барбосах, которые жили на усадьбе фермера Кирьякоса. Звали их соответственно: Рембо и Пипица.
Рембо. Это старый, ему около десяти лет, огромный беспородный пес. Не исключено, что когда-то в далеком щенячьем детстве за висячие уши он был отмечен как охотничья собака, но на этом охотничий экстерьер закончился, и Рембо была отведена роль сторожевого пса. Поместье у Кирьякоса было достаточное для несения караульной службы и если Рембо до сих пор состоит при этой должности, то можно было сделать вывод, что справлялся он со своей работой неплохо.
Нужно отметить, что, несмотря на внушительную внешность и громкую кличку, нрава он был весьма миролюбивого и вел себя очень доброжелательно. К счастью для Рембо Кипр лишен уголовщины, и случаев краж мы не слыхали. Так что имущество Кирьякоса не страдало, а курам и уткам насильственная смена жительства не грозила. Но иногда мы слышали низкий лай Рембо, сопровождаемый утробным рычанием. Значит, на ферме случилось что-то из ряда вон выходящее. При проверке выяснялось, что на территорию, которую охранял Рембо, проник чужой пес, что само по себе нестандартно. На Кипре очень жесткие законы на счет зверья и собак. Они, независимо от пород и несущей нагрузки, обязаны держаться на привязи или в вольерах. Скорее всего, это был заблудший, отбившийся от хозяина пес. Или, что еще хуже, изнеженный вариант, прибывший с хозяевами отдыхать. Здесь Рэмбо проявлял себя. А так, на кого лаять? Кошки, скажете? Да, их на острове огромное количество, это проблема Кипра. Но Рэмбо при его серьезной должности не мог себе позволить быть пустолайкой. Гонять усатых полосатых по зарослям кактусов себе дороже. Так что образ жизни и его должность сторожевого пса давно стали неразрывны. Рембо просто лежал посередине дороги, ведущей на подворье, и тем самым демонстрировал незыблемость уклада фермы.
Закон о собаках Кирьякос начисто игнорировал, да Рембо и так никуда не уходил. Может быть, во времена буйной молодости, когда кровь кипела в жилах, Рэмбо время от времени вспоминал, что живет на острове любви. Он уходил из дома обаивать местных красавиц. Не знаю, не берусь судить нравственный облик нашего ушастого соседа. Думаю, что он был неоднократно женат, и у него были дети, но время, время…
Груз лет неумолимо сказывался на его образе жизни, который становился все малоподвижнее. И здесь проблемы возникали не только из-за снижения активной общественной жизни Рэмбо.
Стремительно менялся облик предместья Пафоса. Когда мы там оказались впервые, то наш нехитрый дом окружали фермерские угодья. В центр города добирались через колосящиеся пшеницей поля. По улице гуляли куры со своим красавцем петухом. Он нас поднимал утром, без будильника. Наши полисадники посещали кролики Кирькоса, начисто выедая любовно высаженные цветы. В этих просторах жизнь Рэмбо была сказкой, да и наша тоже. Но цивилизация есть цивилизация. Ничего не стоит на месте. На месте полей появились жилые комплексы, носящие красивые названия: Регина, Королевские сады. Были разбиты дорожки, цветники, построены бассейны. Одним словом, Рэмбо со своей внешностью провинциала как-то не вписывался в респектабельность района.
Все чаще к соседу Кирьякосу приходили цивильные дамочки, напоминая ему о правилах содержания собак в городе. Выяснялось, что на цветник, разбитый под окнами мезонета, Рэмбо просто напросто написал, тем самым оскорбил общественную нравственность. Мало этого. В этих, с точки зрения Рембо, золоченых клетках, жили рафинированные изнеженные создания, отдаленно напоминавшие собак. Как прикажете поступать дворовому псу, который шествует по только ему известным тропам по делам, не терпящим отлагательства, а тебя из-за резного заборчика облаивает какая-то пародия на собаку. Рембо прост, но справедлив. Перемахнуть через заборчик для такого гиганта пустяк. И вот уже истошный визг сначала собаки, а потом владелицы, возвещают окрестностям, что возмездие наступило.
Потом Рэмбо будет виновато смотреть в глаза Кирьякосу и колотить бока хвостом, доказывая, что он только слегка проучил этих деградатов, которые и за себя-то постоять не могут, не то, что хозяев защищать. Что же касается пожухлых цветов на клумбе, то Рэмбо просто не понимал обвинений: на клумбе стоит камень, давно стоит. Его Рэмбо еще щенком в поле нашел и сделал своим пограничным столбом. Ну что бы все знали, что это местность принадлежит, ему, Рэмбо, и если не хочешь неприятностей, то будь добр, засвидетельствовать свое почтение хозяину территории. А знаки должны освежаться, причем регулярно. Чтобы знали кто в доме хозяин. И не его, Рэмбо, проблема, что газончик попал в сферу его влияния, а камень оказался посередине клумбы.
Кирьякос и сам без особой радости смотрел на возникшие сложности и условности. Так ему пришлось отправить в длительную командировку в деревню красавца-петуха, который, видите ли, мешает отдыхать приезжим снобам. Он, как и Рэмбо, не понимает предназначения этих уродцев в попонках, которые таскают за поводок своих хозяев. В сущности, он поддерживает Рэмбо, что тот взгрел этого пижона пойнтера, который начисто забыл, что он- хунтер и его дело гонять куропаток в горах, а не жрать кексончики и пирожные. Но делать нечего, закон есть закон, и входить в противоречие с ним, в планы Кирьякоса не входило. Он делал последние предупреждения Рембо, извинялся перед хозяевами пострадавшего пойнтера, и… все повторялось через какое-то время.
Иногда Рэмбо было одиноко. Тогда он лаял на луну. Он вообще не понимал это ночное светило. Светит, а не греет, к тому же очень выть хочется. То ли дело солнце. Пройдется своими лучами по подставленному пузу или боку, и чувствуешь, как тепло пошло гулять по всему телу. Уютно становится, дремлется опять же. Проснешься только от тычка в бок. Оказывается, хозяин проехать на машине во двор не может, а Рэмбо не слышит. Спит как пожарная лошадь. Не скажешь же, что от солнца разомлел. А какой прок от луны? Только душу тревожит. Забудешься и завоешь. Утром снова претензии. Ну что тут скажешь: собачья жизнь. Так думал Рэмбо лежа на боку в спасительной тени от хозяйского джипа. Вдруг кто-то потянул его за хвост: -Спишь, старый. Рэмбо лениво открыл верхний глаз и посмотрел на нарушителя его нирваны. - Это ты, Пипица-вяло махнул он хвостом, едва не сбив собеседницу с ног.
Пипица появилась несколько лет назад. Ее принесла дочь хозяина крохотным пушистым комочком. Конечно, Рэмбо ничего не смыслил в собачьих породах, но слышал, что это несчастье называлось болонкой. Да это ему было без надобности. Только хлопот прибавилось. По двору не пройти. Только и слышишь: - Рэмбо, смотри под ноги! Рэмбо не задави! Ну что же он совсем без глаз! К тому же Пипица жила в комнатах, а Рэмбо путь туда был заказан. Он, кстати, и не роптал. Его дело охрана двора.
Шло время. Пипица росла. Но росла она как-то странно: в длину. Ее лапки становились отчаянно короткими. Да тут еще этот хвост. Длинный, в половину туловища. Не хвост, а помело. Вообще, если что и осталось от болонки в Пипице, так это заросшая шерстью морда. И смотрели через эти волосья умные крупные глаза Пипицы. Цвета меда с желтым ободком и золотистыми искорками смеха. Удивительные глаза, совершено не собачьи. Когда Пипица смотрела на Рэмбо, то, казалось, что она видит его насквозь. Мало этого, чувствует, что он думает. Во всяком случае Рэмбо под пристальным взглядом Пипицы подтягивался и смотрел не расстегнута ли у него ширинка. Ох уж эти искорки, пляшущие как бесенята! Казалось, что эта невзрачная собачеха смеются над всеми. Но глаза Пипицу не спасли. Как не помогла ее необыкновенная приспосабливаемость к нехитрым правилам фермерского двора, Пипицу признали беспородной и выдворили из комнат во двор. Причем без определения места жительства. Рэмбо этот день хорошо помнит. Он лежал в своей конуре, положив голову на передние лапы, и через дрему обозревал двор. Ситуация была штатной: курицы во главе с петухом забились в тень от кактусов и принимали пыльные ванны, кролики сидели в клетках, утки - в грязи по уши. Вдруг раздался слабый визг Пипицы и окрик хозяйки: - Натоптала тут! Хлопнула дверь. Рэмбо и ухом не повел. Жизнь научила его не вмешиваться в дела людей. У них свои проблемы, человеческие. Можешь быстро попасть под горячую руку. Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд. Пронзительный, но не агрессивный. Рэмбо приподнял отяжелевшие от сна веки и увидел Пипицу. Она лежала, как и Рэмбо, в той же позе, положив морду на передние лапы, и усиленно мела хвостом. И глаза! Эти необыкновенные глаза. Они согревали Рэмбо, и ему очень захотелось писать.
- Ты чего, Пипица? -Спросил Рэмбо. Спросил так, для поддержки разговора.
- Да хозяйка не в духе, кричит, что я на полу наследила - ответила Пипица.
- Вообще-то ты грязновата -заметил Рэмбо. Пипица, действительно, была странного зеленоватого цвета.
- Это я с хозяином в парнике работала -отмахнулась подруга.
Пока они беседовали, Пипица, незаметно перебирая лапами, подползла вплотную к носу Рэмбо. Увидев перед собой морду Пипицы с искрящимися глазами, Рэмбо застеснялся и вполз глубже в конуру. Пипица передвинулась на освободившееся место.
Нужно ли говорить, что Пипица прописалась в конуре Рэмбо и прижилась там. Так они и спали, огромный беспородный пес Рэмбо и неудавшаяся болонка, карлица Пипица. Мало того, что Пипица посягнула на священную корову для любого пса - конуру, так она еще стала заглядывать в его миску, которая, кстати говоря, заполнялась совсем не регулярно. Кирьякос, человек старой закалки не баловал пса разносолами. Да какое там разносолами! Остатки обеда частенько были такими скудными, что стройности Рэмбо могла позавидовать любая манекенщица. Очень скоро Пипица сбросила комнатный жирок и по выступающим ребрам могла соперничать с Рэмбо.
Если Рэмбо выдерживал полуголодное состояние как норму, то Пипица не могла мириться с низкокалорийной житухой, и стала думать. Решение пришло быстро. Как я уже говорил, вокруг кирьякосовского подворья разрослись жилые комплексы в виде мезонетов, таунхаусов, а то и вилл. Пипица не претендовала на исключительное право территории, но аккуратно их исследовала. Своим обезьяньим умом она поняла, что нужно попадать «во-время и к месту», то есть к моменту, когда народ завтракает или ужинает. Согласитесь, кто откажет в куриной косточке умильной собачьей морде, метущей пыль хвостом. Ну а если и шугнут, что делать, мы не гордые, можем и уйти.
Пипица взяла за норму делать обход утром и вечером, подгадывая к завтраку и к ужину. Цветущий вид подруги заинтересовал старика Рэмбо, и он как-то увязался за профурсеткой на утренний променанд. Ситуация была комичней не придумать: впереди семенила коротконогая Пипица, а сзади, припадая на задние ноги, опустив старую брыластую морду, брел Рэмбо. Ему эта затея не нравилась: шутка ли дойти до попрошайничания. Мало этого. Он оставил свой пост и мог вообще лишиться и этого скудного кошта. Пара балконов оказалась негостеприимной. Да оно и понятно: одно дело угостить забавную собачонку, величиной с кошку и другое - великана пса.
В одном мезонете им неплохо обломилась гора куриных косточек. Но бедняга Рэмбо сплоховал: он заторопился, поглощая угощение, и закашлялся, поперхнувшись косточкой. Пипица, сгорая от стыда, отошла в сторону и, умильно помахивая хвостом, извиняющее поглядывала на хозяев, дескать, простите старика. Те не выражали радости, глядя на кашляющего пса. Это еще полбеды. Рэмбо по своей солдатской прямолинейности воспринял питание как норму. Он решил застолбить гостеприимную территорию и, задрав ногу, тут же напрудил на резную калитку. Пипица была готова провалиться сквозь землю. Своим изщеренным умом она поняла, что лучшее сейчас -это корректно уйти. Она стала покусывать старика за задние лапы, всем своим видом показывая, что пора и честь знать. Но до Рэмбо такие намеки не дошли. Он не только не заторопился убираться восвояси. Больше того: развалился возле калитки и решил вздремнуть. Тут случилось невероятное: Пипица схватила его за хвост и стала отчаянно тянуть. Больше она Рэмбо с собой не брала. Но пес она была благородный, дружбу помнила, и, верите или нет, дело ваше, но она приносила Рэмбо косточки. Собака была уникально хитра. Часть харча прятала на черный день, а часть, если подношения были обильными, относила другану Рэмбо, который старел, и передвигался, как положено старому подагрику, больше по двору,
Так и шли по жизни два неприхотливых барбоса, Рэмбо и Пипица, по возможности помогая друг другу. Один, несмотря на старость, защищал подругу, а та, по мере сил и возможностей, подкармливала ветерана. К ночи они забирались в общую конуру и мирно спали, уверенные, что завтрашний день будет лучше прошедшего.
Перепел
Освободившись от пут опостылевшей работы и получивший карт-бланш в форме пенсии, я решил впасть в детство. Для начала завести голубей. Хорошая мысль, скажет любой. Чем плохо ухаживать за пернатыми любимцами и наблюдать их игру в полете. Так - то оно так, но…Голубь, птица свободная, и в клетке ей жить противопоказано. Голуби не канарейки, им свобода полета нужна. Вот здесь и началось. Оказывается, голубятня на участке, даже если он собственный, дело проблематичное. Соседи могут быть против, так как голубю без разницы на какую крышу садиться и оставлять продукты своей жизнедеятельности. На Кипре дома покрашены белой краской и покрыты красной черепицей. Фона для этих самых продуктов жизнедеятельности лучше не найти. У соседей также есть бассейны…Можно даже не продолжать. Вообщем, меня отговорили от идей заняться голубеводством. Киприоты даже недоумевали: держи птиц в клетке, слова никто не скажет, а потом, как откормищь, пустишь на еду. Да, вот такие они голубятники.
Канарейки, конечно, дело забавное, но все же не та она птица, канарейка. При инициативе внуков у нас их оказалось аж три птицы. Но все не то, не то…Однажды у нас появился… Нет, не так. Лучше начнем по другому
Это был петух. И он вел он себя соответственно, по петушиному. Петух гордо держал голову, тянул шею, старался смотреть на всех сверху вниз. Изредка издавал ликующий, полный жизнеутверждающей силы, крик. Так он стоял некоторое время, наслаждаясь своим величием. Затем, очень неожиданно оседлал беспечно млеющую рядом цыпочку. От столь бесцеремонного обращения, цыпочка подскочила и сбросила нахала. Прямо как необьезженная кобылица. Но эти все происки были не для нашего героя. Он на лету ухватил ее клювом за затылок, оттянул голову как взнудывают непокорную лошадь, снова вскочил на ее спину, балансируя. Опустим между строк таинства птичьих особей. По окончанию таинства, петух тут же потерял, кстати, ставшей очень покорной цыпочке, всяческий интерес. Особь, правда, и не нуждалась во внимании. Она подошла к поилке, испила водички и разлеглась на солнечном пятнышке, расправив крылья. Вскоре она спала. Петух вспомнил, что он петух и вновь принял монументальную позу. Он явно работал на публику, но публика, состоящая из аналога спавшей цыпочки, не обращала на позера ни малейшего внимания. Это надоело красавцу. Он решил перекусить и, не разбирая дороги, буквально по головам и крыльям безмятежных обитателей, пошел к кормушке. Там он нагло прогнал пару особей и стал насыщаться.
- Птичий двор описываешь - скажет прозорливый читатель.
-Нет, - отвечу я. Все нестандартней. И петух, это не обычный петух. Вернее, он петух и ведет себя соответственно. Он же не знает, что он перепелиный петух. И ростом петух с перепелку и боевого веса в нем максимум грамм сто пятьдесят. Но он же этого не знает. Он же петух. Ситуация вроде как у пони. Лошадка пони тоже не знает, что она маленькая и ведет себя как настоящая лошадь. И если хотите доканать пони, то пуститесь на ней за настоящей лошадью. Дело закончится печально, она себя загонит.
Нечто подобное было и с нашим красавцем петухом. Он вел себя как красавец бройлер, сидящий в соседней клетке. Так что ситуация происходила в птичьем магазине, который изобиловал различной пернатой публикой. Но после того, как я увидел, как очередная перепелиная пассия легко снесла яичко и, не обращая на него внимания пошла дальше, не исходя жутким ором, как бы сделала обычная курица, я решил себя попробовать на перепелином поприще. В глазах встала картина, как я кормлю домашних, подавая на завтрак сырые перепелиные яица, о которых ходят легенды о их питательности.
Поделившись своей идеей с соседом Хараламбусом, я неожиданно получил полное одобрение. Больше того, он взялся сделать мне клетку и, нужно сказать, в один прекрасный день привез целый дворец, который с трудом занес на пару с сыном. И в качестве подарка он выпустил в новую клетку пару перепелок. Голуб…тьфу ты, перепелятник был обжит. К нашему удовольствию петух освоился, ангажировал партнершу и к вечеру мы были поощерены яицом. Перепелятня начала жить. Нужно ли говорить, что вскоре я и дочь, будучи в городе, не прошли мимо зоомагазина и вышли из него с шестью потрепанными от тесноты особями. Клетка, после магазинной тесноты, показалась им раем и результаты не замедлили сказаться. На радость внукам бабушка пожарила яичницу из «маленьких яичек», как сказал наш младший внук. Яша, так зовут этого обаятельного парня, пяти лет от роду стал главным контролером по производству яиц. Проснувшись после обеденного сна, он мчался к клетке и аккуратно, лопаточкой, вытаскивал яички и торжественно нес их бабушке.
Перепелятня стала жить своей жизнью. Оказалось, что в магазине нас слегка обманули и вручили петуха, который нам был не нужен ибо мы имели одного красавца, подаренного Хараламбусом. Я понял, что нужно набираться ума и стараться не попадаться на хитрости ушлых продавцов. А в клетке развернулась нешуточная бойня: петухи дрались, но недолго, хотя до крови. Магазинный субьект позорно бежал в дальний угол, где н замер, напоминая комок перьев, а подарочный экземпляр гордо встал посреди клетки и проорал древнюю песнь своих предков, когда перепелки были вольными птицами и населяли степи всего земного шара, соперничая в куропатками.
Куропатки. Вспоминается рассказ Сетона Томпсона «Красношейка», в котором он в своей увлекательной манере описывает жизнь степной куропатки. Но великий натуралист не был в России, чтобы понять прелесть перепелиной охоты. Не той, охоты, когда охотники со стаями натасканных легавых добывают перепелок на мясо. Нет, перепелиная охота в России девятнадцатого века, это совсем другая забава: перепелов ( только самцов, петухов, так сказать,) отлавливая весной сетями и размещали по одиночке в клетках. И те начинали петь. Да, перепела начинали петь, вызывая восхищение ценителей перепелиного пения. Не верите? Зря. Почитайте книгу «Братья Феврали» русского писателя Николая Минха и получите максимум удовольствия. Я, честно говоря, ждал от своих питомцев нечто подобного, но, увы. Вероятно, содержание в неволе вывело целую популяцию клеточных перепелок у которых сохранилась лишь одна функция: нести яица. В остальном они беспомощны, а петухи издают изредка победные вопли, как правило, после общения с очередной цыпочкой. Но пения от них я так и не дождался.
У нас появился новый жилец. Голубишка, как сказал внук, так как он был птенец. Он только что оперился. Есть- пить он еще не умел, а о полете говорить не приходилось. Подарил его нам сосед. Улица, вероятно, знала нашу странность таскать домой всякую живность. Вот он и расстарался. Учитывая языковые проблемы, мы не смогли добиться от него, где он нашел птенца. Наш сосед, охотник, скорее всего, подобрал птенца в траве или нашел в гнезде, не знаю. Но птенец прописался у нас.
Нужно уточнить, что голубишка был не голубем. Он просто относился к семейству голубиных. Это бы птенец горлицы. Их много живет на острове, особенно в деревнях. Живут они на высоких деревьях, с которых далеко разносится их угуканье. Мне нравились эти красивые птицы. Я часто следил за ними, любовался как они красиво парили в воздухе. Но горлицы были очень осторожны и не приближались близко к домам. Есть поверье, что если пара горлиц поселится в вашем саду, то жизнь в дому будет счастливой.
С птенцами всегда много проблем, в первую очередь, кормежка. Самостоятельно клевать и пить птенец не умеет, а еды ему для роста нужно много. Без воды он может погибнуть через несколько часов. Вообщем, хлопот с таким приобретением много. Я много занимался в детстве с такими выпавшими из гнезда птенцами. Неважно кто они были: грачонок, вороненок или галчонок. Все одно: выходить их трудно. Поэтому, если была возможность, я сажал на высокое место или на дерево неудачного летуна и отходил. Как правило, родители быстро находят утерянного птенца и начинают его кормить. Это самое главное. Можно быть уверенным, что птенец вырастет и станет летать. Но здесь был случай особенный: девать птенца некуда и нужно заменить ему родителей. Что мы и сделали. За неимением свободной клетки птенца посадили в корзину, где он забился в угол и замер.
Мы, тем временем, разглядывали наше нечаянное приобретение. Красавцем его назвать было нельзя. Как мы не пытались найти что-то привлекательное в его внешнем виде, нам это не удавалось. Оперение, обещало быть сизым, но сейчас в окрасе преобладала серая муть, из которой, как солома, торчали желтые соломины еще не вылинявшего пуха. Голова была маленькая для туловища, к ней приделан огромный несуразный клюв. Поскольку птенец еще только вышел из младенческого возраста, то клюв не ороговел и был мягким. Лишь на самом кончике темнел жесткий кусочек, показывающий, что птенец начинает взрослеть. Смотрины смотринами, но кормить его нужно. Я вспомнил, что когда-то, в далеком детстве, выкармливал птенцов, оставшихся без родителей. Они были гораздо меньше нашего голубишки. Дело это, вообщем-то, нехитрое. Я взял птенца, для удобства посадил его на колени. Он был еще мал, да и ослабел от голода, поэтому не сопротивлялся. Сделал хлебные шарики, смочил их в молоке, раздвинул клюв и втолкнул катыш ему в горло и закрыл клюв. Птенец сделал глотательное движение и проглотил хлеб. Когда я снова открыл ему клюв, то мне показалось, что он особенно не возражал. Дело пошло. Напоить его пришлось из пипетки. Вскоре зоб у голубишки стал округлым и он, явно довольный жизнью, забился в угол корзины и закрыл глаза. Угроза голодной смерти миновала и я облегченно вздохнул. Но это был птенец, и кормить его нужно через два часа, это я знал из практики голубятника. Пришлось вставать пораньше, а ложиться позже. Ел голубишка жадно и много. Ясно, что он рос. И рос, как говорят, на дрожжах. В ход пошла каша, вареное яйцо, хлеб с молоком.
То, что это птенец дикой птицы, ничего не напоминало. Голубишка усаживался удобнее на колени. Мало того, что сам открывал клюв, он тыкался им в ладошку и требовал добавки. Когда я прекращал подачу питания в его клюв, он недоуменно смотрел на меня и легонько клевал пустую ладонь: дескать, как, все? Затем разочарованно пискнув, шел, переваливаясь как утенок, к своему гнезду. Вообщем, был ручной птенец. Я решил, что он останется у нас и стал делать клетку. Клетка ему пришлась по душе. Голубенок тут же разлегся на солнце и вытянул отростки крыльев. Он с удовольствием задремал. Но как только я подходил к клетке, он подскакивал и, еще несуразно, на огромных, не по размеру ногах, спешил к месту питания.
Все было забавно, но я задумывался: а что с ним делать дальше? Он растет, не приспособленный ни к чему, но это же дикая птица. Не в моих планах держать вольную птицу в клетке. Противоестественно это. Мне всегда было жалко птиц в клетках, которые стоят возле кипрских таверен и многочисленных кофений для развлечения публики. Там томятся горлицы, дрозды и даже перелетные птицы, которых поймали во время их краткой остановки на острове. Киприоты в этом случае странный народ: они держат диких птиц, но домашних голубей выращивают для мяса. Ладно бы, если были мясные породы, так нет, обычные летуны. Поэтому, когда я говорил хозяевам, что лучше поставить голубятню и держать красивых декоративных голубей, то они меня не понимали. Хотя, справедливости ради, замечу, что держат много канареек. Хозяин таверны, вероятно, зная ненормальных русских, подарил нам пару канареек, и слышать не хотел о деньгах. Киприоты вообще любят делать приятное.
Вон они, канарейки, сидят рядом в клетке и жизни радуются. Им, что, они родились в клетке. Перевожу взгляд на горлицу. Она подросла, уже сидит на жердочке и смотри через решетку на мир. А он прекрасен, этот кипрский мир. Стремительно чиркают безоблачное лазурное небо ласточки. Суетятся вездесущие воробьи, подбирая у клетки с перепелками остатки корма. А вот и знакомое «Угу-Угу», это пролетели две горлицы. Они сели на высоком кипарисе, растущем рядом с садом. Горлица , услышав звуки, беспокойно задергала головой. Ей нужно было летать. Летать в этом огромном необьятном небе. Парить в теплых воздушных потоках. Затем спрятаться в тенистых кипарисах и отдыхать в своей стае.
Одно дело, если бы горлица была калекой и не могла летать, тогда, да, бери ее на пансион. - А тут растущий голубеныш,- думал я, глядя на волнующуюся птицу, и с чего ее держать в неволе.
Время шло, и голубенок незаметно сформировался в маленькую изящную птицу. Исчез противный желтый пух. Тело не казалось большим и неуклюжим. Оно постройнело, и в контуре проступала статная красивая птица. Голова приняла правильные, присущие породе, формы. Голубеныш превращался в молодую птицу. Есть он начал сам. Просто взял и склюнул какую-то точку на полу клетки. Ему повезло: это оказалась зернышко из зерносмеси. Клюнул, проглотил, подумал, клюнул еще и все, научился. Так же произошло и с водой. Долго ходил вокруг поилку, потом сунул в нее свой длинный нос, подержал его и, вероятно, проглотил водички. Хорошо. Приобрел настроение духа и напился. Все, все проблемы решены. Природу не обманешь. Только всему свое время. Учителей у него не было. Но рефлексы довели дело до конца. К этому времени я сделал ему жердочку. По - началу голубенок ее не замечал. Действительно, зачем? И по полу нормально ходится. Но, неожиданно, наверное, решил потянуться, махнул крыльями и взлетел. Взлетел на жердочку, помахал крыльями для балансира и уселся надежнее. Так и остался сидеть.
С этого момента произошли изменения в поведении. Он перестал меня признавать. Да, начисто. Когда я подходил к клетке, еще терпимо, но когда лез рукой взять кормушки или поилку, то птица угрожающе поднимала крыло. Все, зэкс, это самозащита. Для меня была полная неожиданность смены поведения. Я привык к спешащему к тебе птенцу со стучащими по полу лапами и подумывал о том, что приобрести голубку - птенца одинакового возраста для компании. Затем открыть клетку, сделать лоток и пусть живут. Но не успел. Голубенок вылетел из клетки. Как-то, по крысиному, нырнул под локоть и выскочил из клетки, но не рассчитал с крыльями и упал в клумбу с цветами. В них и запутался. Тут я его и поймал. Он отчаянно пищал, бил крыльями и всячески противился возврату в клетку. Все, решил я, нужно отпускать. Ручным не будет. Подержу недельку-другую и выпущу, решил я.
Отношений наши охладились. Горлица, а она превратилась в молодого красивого голубя, перестала на меня реагировать, дичилась. Сидела на жердочке и печально смотрела на открывающийся из клетки вид. На зеленые в весенних росах, поля. Шумящие в вышине кипарисы, колышащиеся своими кронами оливы. Это была ее среда, родная среда обитания. В добавок ко всему, в соседний сад повадились летать горлицы. Они сидели на проводах и ухаживали друг за другом. Далеко разлеталось их глуховатое: «Угу-Угу». Горлица тянула шею, беспокойно летела головой, расправляла крылья. Она готовилась улетать. Но как? Сетка, вот граница. Но она нашла лазейку. Когда я приоткрыл клетку, чтобы насыпать корма, горлица неожиданно села мне на голову, затем взлетела. Набрала высоту, но еще слабые крылья подвели ее. Горлица по наклонной пошла вниз и приземлилась на густое каратовое дерево, метрах в двадцати. Если бы она, набрав высоту, улетела, я был бы спокоен. Но горлица сидела, нахохлившись, не собираясь взлетать. Я наблюдал весь день за одиноко сидевшей птицей. Близился вечер. Горлица не улетала. Она станет легкой добычей кошки. Их болтается великое множество и все хотят есть, и кормить свое потомство. Нужно ее спасать.
Когда наступила темнота, я и жена прихватив лестницу, фонарь и сачок двинулись отлавливать птицу. Что вы думаете? Поймали. Хотя в кромешной тьме, пусть и с фонари ком, искать птицу в кроне дерева, занятие не из легких. Все же нашел. Поймать сачком ее было делом техники. Повезло в том, что высота ветки, на которой находилась горлица, была не выше лестницы плюс длина сачка и моя рука. С задачей мы справились, но как-то без настроения. Было решено отпустить птицу, но через пару - тройку дней в спокойной обстановке. Посадили ее в клетку. Горлица забилась в забытый угол, весь ее вид выражал отчаяние. Темная кипрская ночь заботливо укрыла пленницу.
Нас разбудил шум крыльев, это билась в решетку горлица. Удивительное дело, словно не было времени, проведенного в клетки, заботливого кормильца в моем лице. Это билась, стремясь на волю, дикая птица. При моем появлении горлица забилась в угол. Пришлось перекрыть ей видовой ряд: закрыть фанерой фасад клетки. Горлица стихла, вжав голову в плечи. Днем пошел дождь, и горлица, нахохлившись, просидела на жердочке безучастная ко всему. Наступил вечер, пришла ночь, а горлица сидела безразличная к жизни. Я заволновался, так как по голубям знал, что если голубь не проявляет интереса к окружающей жизни, то он заболел. А там и до гибели недалеко.
Утром я стал менять намокшую подстилку. В который раз горлица показала характер. Она проскочила в узкую щель открытой клетки. Словно камень из пращи, она рванулась на свободу. Но вылетела совсем по- другому. Она не ошалело полетела, куда глаза глядят, нет. Полет был осмысленный. Горлица взвилась над домом, и полетела в сторону деревьев, стоявших не по- далеку. Я, как ни напрягал зрение, увидеть ее не мог. Ну что же, улетела и улетела. Я хотел выпустить ее в спокойной обстановке, но внутри себя понимал, что это птице без радости. Взлетит, улетит, и не вернется. Мне хотелось думать, что она останется в саду. Но птица своей свободой распорядилась по - своему. В третий раз она проявила характер и победила.
Неожиданно меня позвала супруга. Она молча показала ни линию электропередач, проходящую рядом с домом. На проводе сидела наша бывшая пленница. Как она была хороша в этот момент. Это был взрослый, вполне сформировавшийся голубь, только силуэт выдавал юность. Он сидел, гордо подняв голову, сильный и уверенный в себе. Как здесь не вспомнить великого датского сказочника Ханса Кристиана Андерсена и его сказку о гадком утенке.
- Лети, наслаждайся свободой - сказал я и хотел уходить, как мое внимание привлекла горлица. Взрослая заматеревшая особь. Судя по плотному сложению, это был голубь. Он сел на соседний провод, и некоторое время рассматривал соседку. Вдруг произошло невероятное: он перелетел на провод, где сидел наш питомец, прошелся взад-вперед, вызывая внимание соседа, или как сейчас хотелось верить, соседки. Когда наша горлица заинтересованно повернула к нему голову, он сделал учтивый поклон и заворковал. Я не отрывал глаз от этой картины. Собственно, это были обычные голубиные приемы по ухаживанию за дамой. Значит, наша питомица была барышней и вся учтивость полагалась ей. Мне, казалось, что я слышал, как стучит голубиное сердечко.
Ради этого момента стоило жить в клетке, чтобы выжить, несколько раз улетать, быть возвращенной обратно и…она свободна, а рядом песню любви ей воркует красавец- голубь. Затем голубь сделал боковое движение головой, словно говоря: - Полетели! И они взлетели. Робко, неуверенно летела горлица вслед за голубем. Голубь, словно чувствуя неуверенность молодой партнерши, замедлил полет и полетел рядом. Они летели, крыло к крылу. Это стоило посмотреть. Картина была мне наградой за то, что выкормил этого несчастного найденыша, которого принес нам охотник. Летели две прекрасные птицы. Они летели туда, где росла роща диких кипарисов, откуда доносилось призывное: - «Угу-угу».
Я вздохнул и пошел заниматься своими делами.
Его звали Бьернум. (Сказка о белом медвежонке)
Эта история произошла далеко-далеко на Севере, за Полярным кругом. Там раскинулась огромная ледяная страна под названием Свальдбард. Это несколько островов покрытых вечными льдами, над которыми царствует Пьехла. Так называют местные жители царицу полярной ночи. Эта старуха с крючковатым носом и всколоченными черными волосами, развевающимися по ветру, носится над горной тундрой и собирает своих верных слуг: бурю, метель, морозы. Мороз сковывает скалы, тундру жестким панцирем. Буря засыпает камни, чахлую растительность снегом, прибивает его поверхность и делает плотный наст. Полярная ночь накидывает свое плотное одеяло на притихшую землю, Все живое затихает вокруг.
Жить в этой стране очень тяжело. Лишь на пять месяцев оттаивают берега, обнажая каменистый черный неприглядный грунт, на котором торопится зацвести нехитрая полярная растительность. Морские птицы тоже спешат: за это время им нужно высидеть птенцов. И лишь одни белые медведи чувствуют себя уютно в этой холодной, угрюмой стране. Природа их обеспечила теплой шкурой. Медведям нестрашны самые лютые морозы, достигающие 50 градусов. У них нет врагов, это очень сильные животные. И пищи у них достаточно: в холодных морях водится много тюленей.
В этом краю в теплой уютной берлоге, выкопанной мамой-медведицей под ледяным застругом (Заструги- это льдины, громоздящиеся друг на друга), родился медвежонок. Мама назвала Бьернум, что означает Мишенька. Это был очень маленький беззащитный детеныш. Белые медведи хоть и крупные и сильные животные, но детишки у них рождаются маленькими и слабыми. И только через год они вырастают величиной с небольшую собаку, но питаются только молоком мамы и очень боятся выходить из берлоги. Не удивительно, что такого малыша каждый может обидеть. Но наступала весна и мама медведица уходила охотиться к морю. Бьернум с опаской высовывал свой черный нос и следил, как мама спускается к морю. По рассказам мамы Бьернум знал кто такие моржи и тюлени. Но они его пока не интересовали, так как охотиться он начнет только через год.
Мама медведица вернулась очень довольная: охота сложилась удачно, она уютно устроилась в берлоге и сытно накормила Бьернума. Пока он ел, она рассказывала ему о стране Свальбард, в которой они живут. Оказывается, что помимо его собратьев белых медведей, на островах живут странные существа, которые называют себя: «Люди». От них ничего хорошего ждать не приходится. У них есть палки, которые громко шумят, и от которых очень больно. У них есть железные птицы, которые громко тарахтят и очень быстро летают. У таких птиц есть маленькие солнца и когда они начинают светиться, то становится светло, как днем, и хочется зарыться в снег от страха. У них есть нарты, которые бегают гораздо быстрее собак и легко догоняют самого сильного медведя. Люди живут в одном месте на острове и туда лучше не заходить. Медвежонок слушал маму и счастливо засыпал у нее под боком. Ему нечего было бояться, ведь у него была такая сильная добрая мама.
Шло время. Ушли теплые дни и наступили холода. Их берлогу снова замело снегом. Вокруг стояла тишина, такая, что чужак был слышен издалека. Мама медведица всегда следила, чтобы встретить пришельца своевременно. Им везло, за все это время, пока они жили в берлоге, они ни разу не увидели людей. Но мама боялась еще одного: это огромных медведей-самцов, которые зимой бродили злые и голодные. Ведь белые медведи не засыпают на ночь. А зимой замерзает залив, и охотиться становится тяжело. Медведи часто остаются голодные, и встреча с ними не сулит ничего хорошего. И однажды, когда погода расшумелась не на шутку, мама медведица услышала, как кто-то бродит возле берлоги и даже царапает слежавшийся снег. Медведица поняла, что им грозит опасность и выскочила наружу, где нос в нос столкнулась с белым огромным самцом. Бьернуму стало страшно, и он выскочил из берлоги. Снежная метель сразу же засыпала его снегом, а свирепый ветер отшвырнул в сторону от дома. Он напугался жуткого рева медведя и побежал. Очнулся когда остался один в тундре и не понимал где он. К этому времени метель стихла, очистилось небо и на него смотрели равнодушные звезды. Особенно ярко светила большая звезда. Бьернум не знал, что эта звезда называется Вега и ее свальдбарцы называют солнцем Свальбарда, так она ярко светит. Но она не греет и ничем помочь медвежонку не могла. А вокруг простирался только снег. Медвежонок не знал, что он убежал далеко от моря. Бьернум шел вдоль высоких гор и плакал. Он звал маму, но никто не откликался. Измученный, он забился под горный козырек и, свернувшись калачиком, заснул. Проснулся он от голода. Ветер сменился и принес какие-то вкусные запахи. Это не был запах рыбы или тюленя. Но они были вкусные и раздражали нос Бьерну. Голод не давал спать, и медвежонок решил идти на запах. Вскоре он вышел на странный предмет. Он был больше его, но был деревянный и пах различными запахами. Бьернум никогда не видел жилища людей и не понял, что вышел на охотничью избушку. Их много на Свальбарде. Охотники живут там по нескольку дней и уходят. Уходя, они оставляют немного еды. Это закон севера: на случай того, что зайдут люди, у которых закончилась пища. Изба пахла так соблазнительно, что медвежонок оторвал доски у двери и пробрался внутрь. Там он нашел банки тушенки, шоколада и какие-то консервы. Он разорвал упаковку, так он был голоден и все сьел. Потом полазал по избушке, нашел еще что-то и тоже слопал. Его живот стал как барабан. Он привалился к стенке и уснул. Спал он долго, но когда проснулся то к своему огорчению не нашел больше еды. Он понял, что где стоит человеческое жилище там есть еда.
Так прошло несколько недель. Медвежонок находил избушки, взламывал их и воровал еду. Сам того не зная, он подходил к городу и как-то утром вышел на окраину. Было еще рано, к тому же полярная ночь накрыла город Лонгбийер и медвежонка люди не увидели. Белые медведи вообще любознательные животные, а медвежата любят совать свой нос всюду. Так и наш Бьернум захотел пройтись по городу и посмотреть, нет ли где вкусненького. Он нашел несколько мусорных баков, но они были плотно закрыты. Голод напоминал о себе и медвежонок, забыв о осторожности, припустился по городу и вышел к школе. Возле нее бегали маленькие люди. У них на спинах были горбики и от них вкусно пахло. Медвежонок смотрел на детей как на свою добычу: они же были маленькие, и он мог поиграть с ними, а мог легко схватить любого и сьесть, как тюлененка. Тем более что его возбуждали запахи из горбиков. Но из школы раздался звонок и дети быстро убежали. Бьернум остался один. Позабыв о осторожности, он вышел из тени на ярко освещенную улицу и услышал крик : - Медведь! Бьерн!- Его увидели люди.
Нужно сказать, на Свальбарде очень много медведей и они часто заходят в город. Поэтому люди знают как вести себя в таких случаях. Многие носят огнестрельное оружие. Поэтому, услышав крики, мужчины стали выбегать из домов с винтовками. Бьерн понял, что ему грозит опасность. Он был хоть и маленький медвежонок, но зверь. Бьернум закрутил головой и увидел залив. Медвежонок припустился к нему. В это время он услышал странный звук. Повернувшись, Бьернум увидел те странные нарты, о которых ему говорили мама. Это были снегоходы. Они быстро ехали в его сторону. Бьернум изо всех сил бросился бежать. Залив был совсем недалеко. Медвежонок понял, что он спасен, как его слух уловил странное стрекотание, которое быстро усиливалось. Повернув голову, Бьерн оцепенел от ужаса: в воздухе, прямо на него неслась железная птица. И, о ужас, вспыхнуло солнце, такое яркое, что медвежонку ослепило глаза. Затем над головой медвежонка что-то противно свистнуло. Он не знал, что люди стали стрелять и это свистели пули. Но люди стреляли вверх. На Свальбарде медведей берегут и стреляют в крайних случаях. Люди видели, что убегает медвежонок, и не старались его убить. Бьернум собрал оставшиеся силы и бросился к спасительному морю. Железная птица еще немного пострекотала и улетела. Исчезли и железные нарты с людьми. Медвежонок спустился к морю, нашел в берегу впадину, свернулся калачиком. Он устал, был голоден и очень хотел к маме. Бьернум был еще маленьким медвежонком. Он даже поплакал маленько, и уснул. Пока он спал, начавшийся ветер пригнал льдины во фьорд, и медвежонок, проснувшись, смело пошел по льдинам на выход из фьорда к морю. Чем дальше он уходил от такого негостеприимного берега, тем легче ему становилось. Появились морские птицы, а рядом в полынье появилась голова моржа. Моржи, это огромные сильные животные. Они не боятся белых медведей, и смело вступают с ними в поединок. Этот морж был старый и сильный. Бьернум напугался, увидев огромную клыкастую морду, и с визгом побежал, скользя на слежавшемся снеге. Но напросто. Старый морж понял, что это еще дитеныш, бьернум, что он потерялся и ищет мать. Он посмотрел ему вслед и нырнул в воду.
Затем появились между льдинами разводы, в которых плавали тюлени. Медвежонок знал, что если есть тюлени, то рядом находятся белые медведи, Они охотятся на этих животных. Но он был пуганый и следил, чтобы рядом не оказалось страшилище в виде медведя-самца. Ему повезло. Он увидел медведицу и узнал в ней свою маму. Кубарем и с радостным визгом помчался он к маме. Она обняла его лапами, и они потерлись носами.
-Как же я тебя долго искала, мой Бьернум -сказала мама, облизывая ему мордочку.
-Куда ты пропал?- Добавила она, ласково обнимая медвежонка огромной мохнатой лапой.
-Я так напугался, мама. Медведь был такой большой и страшный - пролепетал Бьернум.
-Ничего, малыш. Ты вырастешь и будешь большим и сильным. Никого не будешь бояться- сказала мама.
-Где же ты был так долго? – Спросила мама у медвежонка.
-Я заблудился, мама, и пришел в город. Увидел людей, но они недобрые и очень гремят - сказал Бьернум и рассказал о своих скитаниях в тундре. Мама – медведица очень разволновалась, слушая сына. И немудрено. У малышей всегда в тундре подстерегает много опасностей. Но в тоже время она гордилась своим Бьернумом, что он выжил, несмотря на опасности. Особенно она переживала, когда слушала его похождения в городе.
-Люди боятся нас, а мы боимся их – сказала медведица.- Лучше с ними не встречаться. Сама же подумала о том, что Бьернум разворовал избушки охотников и те рассердились на белых медведей. Нужно на время исчезнуть из этих мест. И она решила уйти в море. Там сейчас пригнало много льда, появились тюлени. А где тюлени там можно жить белым медведям. Бьернум был счастлив, что нашел свою маму, и ему все равно было куда идти, лишь бы она была рядом. Поэтому он бодро пошел с мамой, преодолевая торосы. Медвежонок шел, прижимаясь к боку такой большой и надежной мамы, и больше никого не боялся. Бьернум был счастлив, что нашел свою маму и решил с ней не расставаться никогда.
Собачьи упряжки
Девять часов утра. Мы садимся в мощный тяжелый джип и выезжаем за пределы города. Как только миновали последний фонарь уличного освещения авто охватила темнота. Маслянистые мерцающие огни города остались позади, а фары выхватывали только блестящую от льда дорогу. Притормозили возле уникального знака: синий треугольник с контуром белого медведя, обрамленный красной полосой. Надпись гласит, чтобы остерегались белых медведей, которые могут зайти в город. Редко, но могут. Мы уважительно скосили глаза на винтовку барышни-инструктора.
Наш путь лежал на собачью ферму, где проживают около восьмидесяти гренландских лаек. Эти псы обучены бегать в собачьих упряжках, и составляют одну из экзотических программ Свальбарда. Мы едем по насыпной дороге, отделяющей фьорд от тундры, которая постепенно повышается, формируя горный массив. Горы теснят ровную поверхность и, кажется, что эти великаны упрямо движутся к фьорду. Внезапно дорога поворачивается, и джип мчится в глубину острова. Горы неохотно раздвигаются, словно рассеченные ножом света фар. Останавливаемся возле нескольких избушек. Бросается в глаза большая тренога из бревен с подвешенными замерзшими тюленьими тушками. Это корм для медведей. Легче подкормить косолапых, чем приехать утром и застать развороченные жилища и перепуганных собак.
Рядом площадка, обнесенная сеткой рабица. В несколько рядов стоят собачьи будки. Когда мы выходим из машины, то тонем в собачьем гомоне. Собаки рвутся на привязи и заходятся в лае. Но у них нет намерения разорвать нас на части. Просто они рады видеть людей. Жизнь у них собачья, в основном, на привязи и в безлюдье. И для них нет большей радости пробежаться в упряжке. Они очень социальны, эти гренладские лайки. Нам не советуют в нашей одежде сразу идти к собакам. Собаки очень дружелюбны и непременно проявит свою любовь к человеку: замусоленность и слюни вам гарантированы. После небольшого инструктажа мы переодеваемся в теплые арктические комбинезоны, удобные сапоги и рукавицы. После чего идем на псарню. Собаки заходятся о т радости. Они встают на задние лапы и с радостью нас обнимают. Собаки довольно крупные, посему прячем лица, чтобы не быть расцелованными псами.
Инструктор на примере показывает, как запрячь сани. Я умышленно не называю их нартами, так как они действительно сани: железные, глубокие, предназначенные на двоих человек или поклажу и человека на запятках. Первым делом привязывается вожак. Он не обязательно должен быть сильным и агрессивным. Он должен быть умным, а агрессивность исключается в щенячьем возрасте. Его прикрепляют к месту специальным якорем, чтобы он не прыгал и не мешал формировать упряжку. Затем крепится следующая пара и так далее. Главное, правильно надеть шлейку, чтобы собаке было удобно. Запрягаем долго, но делаем все правильно. Инструктор внимательно следит за нашими действиями и сразу же исправляет неточность. В итоге сани запряжены. Можно трогаться в путь.
Словно камни из пращи вылетели псы в кромешную темень и мы, в миг, обожжены ветром. Благодарим всевышнего, что сегодня плюс два градуса. Понятно, что с низкой температурой нас бы не выпустили. Но воображением играет. Мы ныряем в фиолетовую глубину полярной ночи. Остаются сзади огни собачьего приюта. Все, попрощались со светом, даже полудня ждать нечего. Не надейтесь. Солнце? Да какое там солнце! Лучи не появятся раньше весны. С небосвода, удивительно чистого сегодня, равнодушно смотрит на нас Вега, поляроне солнце, одна из почитаемых звезд Арктики. Ковш Большой Медведицы завис над головой. Полярная звезда как всегда на своем месте и тихо мерцает, словно фитилек для путника: - Я здесь, я здесь. Но сейчас для нас путеводной звездой служит фонарь на шапке инструктора и светящаяся полоса погонщика саней, едущих впереди.
Собаки бежали с такой радостью, что словно не было на санях почти ста килограммов веса, то бишь меня. Инструкторы-каюры, не зря говорили, что собаки испытывают потребность в беге, их жалеть не нужно. На ходу овладеваем искусством управления. Упряжка дружно несет нас в кромешной мгле по тундре. Скалы, словно тролли, смотрят на нас угрюмо и недоброжелательно, словно спрашивая: - Кто ты, человек! Кто ты такой, чтобы нарушать безмолвие нашего царства. Ты дерзок, человек! Ты поплатишься за это!
Нас бог миловал, но нередки обвалы породы. Горы только с виду прочные. На самом деле они сформированы из сланца. А это очень неустойчивый материал. Да и уголь Свальбарда не находится на глубине. Подчас он лежит, вернее, лежал на поверхности. Поэтому ветру ничего не стоит сдвинуть подмытый пласт сланца, а там смотри и бойся, лавина вам гарантирована.
Сейчас главная задача не завалить сани набок. Вроде как управляешь упряжкой, но собаки делают свое дело: тащат сани как им удобнее. Так передние сани, управляемые парнем из Австралии почему-то бежали не так резво, и мне приходилось тормозить, чтобы осаживать собак. Уже вожак не раз поворачивал голову и с укоризной смотрел на меня: - Дескать, ты чего это вредительствуешь? Инструктор быстро поменяла неинициативного вожака на пса из своей упряжки, после чего упряжка помчалась удивительно быстро. Австралиец тоже погнал свою упряжку. Мы, уже на полной скорости, - за ними.
Начинается подьем, собаки сбавляют ход, и ты вынужден бежать, подталкивая сани. Сразу вспоминаются слова старого чукчи из рассказа Юрия Рытхэу, который журит молодого внука, приехавшего на стойбище на каникулы: - «Какой же ты чукча, если не можешь день бежать рядом с собачьей упряжкой». Старый чукча был прав. Дело собак тащить сани с поклажей. А ты, человек, будь добр беги, держась за дугу саней сзади, что я и делаю. Собаки почувствовали легкость в поклаже и прибавили хода. Вожак даже глаза скосил, посмотреть действительно ли я бегу. Я бежал, держась за дугу саней и не чувствовал усталости, так как ноги в теплых легких сапогах не проваливались в снег, а бежали по твердому насту. Было ощущение, что бежишь по беговой дорожке в тренажерном зале.
Собаки уверенно бежали по твердому насту. Мои отчаянные попытки управлять санями, их нисколько не касались. Да и зачем управлять, псы и так знали, что от них требуются. Это был прогулочный полигон, но и его для впечатлений хватало. Ветер то и дело срывал со склонов гор пласты снега, подбрасывал их вверх и разметывал в снежную пыль. Чем не царство снежной королевы. Как нигде, чувствуешь себя беспомощным. Вон тот огромный валун, притаившийся у склона, вполне может сойти за белого медведя. Хотя нам и говорили, что слухи о белых медведях только и ждущих момента, чтобы закусить зазевавшимся туристом, явно преувеличены, но все одно, настороженность присутствует. Представьте себе шар, весом килограмм этак под восемьсот летит со склона со скоростью семьдесят километров в час. Это же поезд! Прижмурился и помотал головой. А ну их эти видения.
Кто я в этой ледяной пустыне? Ничтожество, раздавленное окружающим величием. Люди несут с собой зло или радость, но с ними можно договориться. Природа в переговоры не вступает и признает только насилие над собой или безоговорочную капитуляцию противника. Таков Свальбард, и с его идеологией необходимо считаться.
«Дайте мне зиму и собачью упряжку, а остальное возьмите себе!». Сказавший эти слова знаменитый путешественник Кнуд Расмуссен осуществил самое грандиозное в истории человечества путешествие на собаках. Восемнадцать тысяч километров прошел датский этнограф со своими спутниками от Гудзонова залива до Чукотского полуострова. Вспоминая «Великий санный путь», он впоследствии писал: «Меня охватывает горячее чувство благодарности к нашим терпеливым, неприхотливым собакам. Мы трудились, выбивались из сил, заодно с ними, работали дружно - как только могут работать живые существа, помогая друг другу...».
Собаки! Что мы, городские люди, знаем о них? Сюсюкаем разных мосек, расчесываем лохматых модниц для удовлетворения амбиций на выставках. Кто - то тешит себя самолюбием, что у него единственный в городе бордосский дог. В наше время разве что охотники еще понимают собачью сущность, ее необходимость быть рядом. Для севера собака все: охранник, средство передвижения, друг. Русские старожилы на крайнем севере переняли у коренных народностей технику езды, подготовку собак и управление ими. Роальд Амундсен, побывав в 1920 году у русских старожилов Колымы, писал: «...в езде на собаках эти русские и чукчи стоят выше всех, кого мне приходилось видеть». Но сибирские чукотские лайки более жесткие, агрессивные. Там не оставишь две упряжки рядом: свалка будет неимоверная. Да и за упряжкой нужен глаз да глаз: псы могут устроить грызню без всякой видимой на то причины.
Нам повезло: мы работали с гренландскими лайками. Это очень дружелюбные собаки и привязаны к человеку. Взаимоотношения между собаками одной упряжки очень сложные - это стая, которой хозяин управляет через вожака. Иногда упряжка имеет двух вожаков, и у каждого свои функции. Один умеет наилучшим образом выбрать дорогу, провести упряжку по тонкому льду, правильно сориентироваться среди торосов или в пургу. Другой вожак организует работу всех собак упряжки, бдительно следит, чтобы они работали в полную силу и подчинялись хозяину. Вожака обучают до двух лет, он - особая ценность для хозяина, посредник между ним и остальными собаками упряжки. Чтобы все собаки работали слаженно, как единое целое, четко выполняли все команды, подаваемые голосом, нужен опытный каюр. На подготовку каюра требуются многие месяцы, а то и годы.
Инструктор так увлеченно рассказывала нам про особенности собачьих бегов и самих собаках, что мы осторожно поинтересовались откуда она. Она приехала из Хельсинки! Я уже приготовился слышать историю о рождении на берегу фьорда в трапперском зимовье о поезде на собаках в школу…а тут на тебе. Из Хельсинки. Барышня - финка великолепно справлялась со своими питомцами. Возня с ними ей была в радость , и она уверенно вела нас дальше вглубь распадка между надвигающимися на нас горами. Было тихо. Но мы не зря прожили большую часть жизни на Севере и в отличие от наших восторженных спутников из Австралии понимали всю обманчивость такой тишины. Еще мгновение и на тихой безмятежной тундре могут появиться мелкие завихрения, затем небольшие заструги, а там…а там разворачивайтесь и ускоряйте ход и не останавливайтесь до ближайшего убежища.
Я помню, как нечто подобное застало меня в Мурманске на марафонской трассе вдали от города. Все было безобидно: полярная ночь ластилась у ног, словно кошка, где-то там, на востоке, лучи солнца слизывали снег с вершин сопок, пушистый иней уютно разлегся на ветвях берез. Те боялись качнуться, чтобы не потревожить эту красоту. Впереди синела лыжня. Все изменилось за считанные минуты. Ночь, если так можно сказать, нахмурилась, потемнела. Настроение у заполярной старухи явно испортилось. Она отчаянно засвистела, и невесть откуда взявшийся ветер сорвал с ветвей берез иней и бросил его в лицо. Это был уже не елочный конфетти, а злой колючий снег. По лыжне помчались змейки снега. Ветер, распоясался и принялся куролесить. Он пригибал сосны. Березы в страхе прижимались к сугробам и старались закопаться в них. Поземка била по ногам, завивалась спиралью. На глазах четкая лыжня превратилась в контурную линию, затем исчезла и она. Выход был один: бежать и бежать быстрее. Я подхватился и побежал. Именно не шел, а бежал, пригнув голову, чтобы спрятать лицо от впивающихся ледяных гвоздей.
В воздух, шипя и разрываясь на мелкие искры, взвилась ракета, потом другая. Это на спортивном комплексе спохватились, что прозевали штормовое предупреждение и подняли тревогу. Глядя на взлетающие ракеты, я остановился изумленный: в поземке я успел развернуться и ушел в противоположную сторону. Когда только успел сделать круг! До сих пор ответа не нахожу. Но шел я не в сторону города, а в тундру. И это нормально для тундры. Солнца нет, сопки со всех сторон одинаковые. Не зря опытные лыжники советовали брать с собой компас. - Не утянет, но может пригодиться - говорили они. Как бы он мне пригодился! На спорткомплексе дежурили люди бывалые и понимали, что в такой ситуации не я один. Ракеты взлетали вверх методично и часто. Я бежал, только ориентируясь на сияние этих хлопушек. Местность в миг стала угрюмой и незнакомой, видимости почти никакой. Я даже не увидел, как впереди показался снегоход. Только фары привели меня в чувство. Убедившись, что я на правильном пути, и в помощи не нуждаюсь, парни помчались собирать сбившихся с лыжни. Это север и еще раз север. Он никогда не будет тебе другом. Он сможет тебя только терпеть, если сможешь доказать ему, что в данной ситуации ты сильнее. Но если ситуация изменится, тогда берегись.
Все это у меня крутилось в голове, пока мы мчались по тихой пустынной тундре. Затем собаки, не слушая моих отчаянных понуканий, стали поворачивать. Они знали дорогу, что впереди будет поворот. Там, впереди, заканчивалась долина, дальше начинался ледник. В это время туда хода нет. Сверкающая полоска на куртке инструктора повернулась, и ее заменил светящийся фонарик. Фонарик мчался на нас. Мы остановили свои упряжки и, к великой радости собак, но с сожалением повернули в обратную сторону. Собаки сами ускорили бег. Я запрыгнул на запятки, но псы в предвкушении отдыха и завтрака самоотверженно выдержали неожиданную тяжесть. Вскоре показались огоньки собачьего приюта. Наши действия начинались с точности наоборот: первым делом зацепили якорь, фиксирующий вожака. Поставили тормоз у саней. Все, можно отвязывать собак и разводить их по конурам. Инструктор только успевала показывать нам кого куда вести. Как она всех помнила!
Но все позади. Собаки привязаны, сани убраны. Мы отдышались и пошли на площадку молодняка. В вольере было несколько щенков. Эти плюшевые комочки привели в восторженное состояние наших дам, да и мы тоже не удержались, чтобы не потискать этих медвежат. Мои рукавицы мигом были изжеваны. Гренладские лайки удивительно социальные собаки. Они не дерутся между собой, ласковы к человеку. Они не охотники и не помогут тебе в случае опасности. Они просто убегут. Их так воспитывают. Лайки, которые осаживают медведя, это другая порода. Это охотничьи собаки, которых натаскивают на добычу. Я видел как сибирских и карельских лаек травили на бурого медведя на полигоне. Жестокая, не для слабонервных, забава. Но выхода нет: охотнику нужно готовить собак. Тогда будьте уверены, собака скорее сдохнет, чем даст медведю напасть на вас. Здесь были гренландские лайки, их задача возить человека и со своей службой они справляются безотказно.
Наше время вышло. Мы постояли в избушке трапперов, которые придут сюда позже. Вспомнился Оливер Кервуд со своими «Бродягами Севера», затем сели в машину и со вздохом поехали обратно. Я искренне завидовал инструктору-финке, которая приехала сюда, на Свальбард, из Хельсинки и осталась здесь жить. Уже три года она занимается собаками и ни разу не выезжала на материк!
Пока мы едем обратно, она развлекает нас байками о подлинном хозяине и короле Свальбарда. О белом медведе на Свальбарде, похоже, начинаются и заканчиваются все разговоры. Белый медведь есть коренное население архипелага. Это символ Свальбарда. Это царское животное весом до 800 килограммов не знает себе равных. Его прыжок достигает двенадцати метров. Одним ударом могучей лапы он может снять с человека скальп. Этот опасный, смышленый и необычайно подвижный зверь. Он редко заходит в поселки, но иногда его привлекают мусорные ящики или кладовые с припасами. Но печальные исходы были и их помнят в Лонгйире. Еще десять-пятнадцать лет назад, медведи заходили в черту Лонгйира, чему свидетельство – памятник девушке, погибшей от лап зверя, когда они с подругой в марте 1995 года пошли навестить друзей в другой части города. Молодой медвежонок весом «всего» 85 кг. Догнал и убил одну из них. Другой трагический случай: Медведь разорвал и сожрал одного из участников группы, остановившейся на отдых на фьорде. Все это произошло мгновенно на глазах группы. После этого правительство не только разрешило ношение оружия, но и вменило в обязанность всем, находящимся за пределами безопасных зон, иметь при себе нарезное оружие подходящего калибра (7 мм и более).
Ни один человек не покидает территорию поселков без крупнокалиберной винтовки и сигнального пистолета. Белый медведь атакует быстро, без предупреждения. Но запрет на охоту белого медведя на Свальбарде полный. И правила самообороны жесткие. Убивать его разрешено только при самозащите. Даже в этом случае не избежать серьезного разбирательства. На имя губернатора подается специальный рапорт, к делу подключается полиция. Если не удастся доказать обоснованность применения оружия, убийце медведя грозят крупный штраф и пара лет тюрьмы. Те, кто живет на Свальбарде много лет, знают не наказуемые способы избавления от надоедливых медведей. Местные дачники, которые строят себе домики посреди заснеженной пустыни, часто страдают от нашествия медведей, которые таскают продукты, ломают изгороди. В этом случае медведя загоняют скутером ближе к воде и подальше от жилища. Животное боится рева машины. Затем стреляют ему в живот. Медведь бросается в ледяную воду, чтобы облегчить боль, пытается плыть, но постепенно слабеет и тонет. Вот и все, концы в воду. По официальной статистике, в целях самозащиты в год убивают не более двух-трех медведей. Народная статистика доводит счет жертв до 30 - 40.
Впереди замаячили проблесковые, от туманной изморози, огни города. Мы подьезжаем к окраине. Еще раз останавливаемся перед знаком «Осторожно медведи». Пусть мы не увидели их, но уважение и осторожность к этому хозяину Свальбарда, появилось. Вскоре мы выгружались у дверей отеля. Поблагодарили финку и пошли собирать вещи. Сегодня мы улетаем.
Существует бацилла Севера, это не проходящий вирус для тех, кто хоть один раз побывал в Арктике. Будьте уверены, вам не нужны будут юга и прочие «теплые» прелести. Я усмехнулся, так как у нас в бумажнике лежали обратные билеты на Кипр. Но частичку Арктики мы забираем с собой.
Хлопнула дверь, в отель зашел водитель такси. Мы вздохнули и потащили багаж к автобусу. Консьержка и инструктор вышли нас проводить. Мы тепло попрощались. Прощались так, словно не уезжаем навсегда, а обязательно вернемся. Прощ…нет, все-таки до свидания, Арктика. Мы обязательно к тебе вернемся.
Пеструшка (Леминги)
Лемминги - это полярные полевки с коротким
хвостиком, а по характеру, «гораздо злее всех
других полевок». А.Э. Брэм («Жизнь
животных»),
С этими забавными зверьками я столкнулся на Кольском полуострове. Заполярье, это уникальный край. В нем или приживаешься и становишься его неотьемлимой частичкой, или покидаешь его без всяких сожалений. Я влюбился в эту суровую, подчас негостеприимную землю, и прожил там большую часть своей жизни.
Меня интересовало все: полярный день, не сменяющийся ночью. Полярное солнце не покидающее небосклон в течение летних суток. Низкое небо с клочковатыми облаками, плывущими так низко, что, кажется, бросишь камень и попадешь в него. Суровый Кольский залив, сжатый скалистыми берегами. Корабли у пирсов, словно огромные морские птицы, сбившиеся в стаи.
Однажды я увязался за завзятыми грибниками в сопки. Так называют в заполярье покатые горы. Они словно стиральная доска протянулись на десятки километров к северо-западу, чтобы перерасти в скалистые горы и рухнуть в неприветливое Баренцево море.
Грибов было много, пакет вскоре наполнился и я бродил по окрестностям, дожидаясь, когда другие наберут свои необьемные корзины.
Передо мной раскинулась тундра в осеннем уборе. Было тихо, только свист ветра нарушал мое одиночество. Но я был не один в этом бескрайнем пространстве. Нужно только уметь видеть и слушать. Этому мастерству я научусь, когда буду ходить на охоту со старыми бывалыми охотниками и местными оленеводами-саами.
Приглядевшись к кочкам, я заметил запутанные тропинки, протоптанные в земле маленькими лапками.
–Мыши-полевки - подумал я. Этих мелких грызунов, родственниц домашних мышей, я видел в лесах средней полосы России.
Под одной кочкой я заметил отверстие, словно ткнули палкой. Пригнувшись, увидел, что во мхе среди переплетений корней карликовых берез тянутся неглубокие норки. Они меня не заинтересовали, и я хотел идти дальше. Как вдруг, неожиданно, из норки выскочил …хомяк. Так мне показалось. Он выскочил словно из-под земли. Взъерошенный хомяк не напугался незваного гостя, а наоборот. Он старался напугать меня. Хомяк прыгал по кочкам, пищал, тявкал. Он вставал на задние лапки и, запрокинув на спину голову, глядел так свирепо, что у меня пропало желание взять в руки. Очень уж мне хотелось разглядеть его поближе. Я протянул ему палку и, что вы думаете! Он схватил ее зубами, и повис так, что не отцепить. Я приподнял палку и рассмотрел его.
–Точно хомяк - решил я.- Наверное, кто – то из горожан выпустил на волю хомячков и они расплодились. Но вскоре понял, что это не хомяк, а неизвестный мне вид грызуна. Он только похож на хомячка. Мех у него совсем другой расцветки, не похожей, какая есть у домашних питомцев. Он густой, желтовато-бурый, а по спине разбросаны темные большие пятна.
Зверьку надоело висеть на палке, и он, недовольно пискнув, разжал зубы и свалился в мох. Там «хомяк» быстро нырнул в норку и был таков.
Когда я пришел к месту сбора, то рассказал о своей встрече. Мое сравнение зверька с хомячком, вызвало дружный смех. Так я познакомился с заполярной пеструшкой, или леммингом, если по - научному. Их очень много в заполярье. Разные виды живут в северных странах Европы, Азии и Америки.
Летело время. Багряные пастельные краски заполярной осени сменились хмурыми черно – белыми тонами. Бесшабашное летнее солнце прекратило свои полнодневные блуждания и стало не часто выглядывать из-за сопок. Его яркий лик сменился бледной желтушечной физиономией. Поздняя осень пришла в тундру, снег запорошил луговины, кочки, камыш на озерах. Даже говорливые ручьи и те притихли в ожидании мороза. Все живое спряталось, чувствуя, что скоро старуха -метель, промчится на своей тройке и заметет все, что встретится ей на пути. Но не тут-то было. На снегу, по кочкам, по тронутому льдом озеру, тянулись бесконечные цепочки крошечных следов. Наша собака Дуська с ног сбилась, бегая по бесчисленным тропкам, проложенными неведомыми жителями тундры
–Кто это может быть? – Произнес я себе под нос в раздумье. Мой спутник услышал фразу: – Да лемминги разбегались. – сказал он. Их тут полно. Подожди, мы их еще увидим.
Я был удивлен, что пеструшки не засыпают, а бодрствуют всю долгую полярную зиму. Жизнь зимой у них трудная. На леммингов охотятся все: хищные птицы, хорьки, куницы. Лисы и те не прочь полакомиться лохматыми зверьками.
Несмотря на забавный внешний вид, зверьки очень агрессивны. Они не любят, когда кто-то вторгается в их владения. Не делают исключения и своим сородичам, когда те приближаются к чужим владениям. Лемминги очень неуживчивы, часто дерутся, и слабые гибнут в потасовках.
Долго длится заполярная зима, но и ей приходит конец. Пусть в мае, но наступает весна, и пеструшки плодятся во множестве. Старожилы утверждают, что были времена, когда ступить нельзя и шагу, чтобы не попалась на глаза пеструшка. Тогда приходит беда в тундру. Лемминги сьедают траву в тундре, изгрызут даже олений мох. И вот уже призрак голода реет над оленьими стадами и самими леммингами.
Но мать-природа делает свое дело. Строго следит она за аномалиями. Не щадит природа и полосатых зверьков. В тундру слетается масса птиц, и не только сухопутных. Даже поморники и чайки и те прилетают с моря полакомиться леммингами. Олени, измученные зимним голоданием, при случае не гнушаются ударом копыта зашибить нерасторопного зверька и сьесть его.
В благоприятные годы самки леммингов начинают плодиться с удвоенной силой. Вместо двух раз они родят детенышей трижды и, говорят, даже четырежды в год. И в каждом помете уже не пять, а восемь и десять крошечных сосунков.
Тогда молодые лемминги, которые не находят больше на родине ни мест, годных для поселения, ни пищи для поддержания жизни, начинают свои знаменитые переселения. Они уходят все дальше и дальше от знакомых мест.
Уходят в одиночку: у каждого зверька своя тропа. Постепенно пути их сходятся — так ручейки сливаются в низинах в потоки. Уже тысячи пеструшек бредут одной дорогой (хотя держат между собой дистанцию в несколько метров, свистом предупреждая соседей, чтоб ближе не подходили). Куда они бредут? Ведет ли их инстинкт к определенной цели, или они идут куда глаза глядят — этого вам никто не скажет.
Сначала они идут в одиночку на некотором расстоянии друг от друга, а затем, дойдя до какого-либо препятствия (реки, озера, обрыва), образуют скопления. Возникшая лавина живых тел продолжает двигаться в том же направлении, преодолевая на пути все преграды: зверьки перебираются через населенные пункты, ручьи и реки, скалистые выступы. Добравшись до берега моря, лемминги бросаются в воду и плывут до тех пор, пока не утонут вдали от суши. Трупы погибших в воде грызунов поедают чайки, хищные рыбы. На суше за движущимися леммингами охотятся песцы, лисицы, совы, канюки. Не брезгуют ими и ездовые собаки. В результате численность зверьков сильно снижается, и на следующий год они становятся редкими. В дальнейшем количество леммингов достигает обычного уровня, который затем сохраняется вплоть до новой вспышки массового размножения.
Воришка
Эту историю мне рассказали геологи. Была ли это правда или поднаврали бородачи, кто его знает. С них станется, дай только подшутить над оседлым цивильным народом. Я на них не в обиде. От кого бы я набрался информации о нашем, Печенгском районе, что разместился на крайнем северо-западе Кольского Заполярья. Они, зная мою страстишку все взять на карандаш, словно специально готовили одну историю за другой. Одна неправдоподней другой. Ты же, увлеченный ухватить все, что неторопливо вещают невозмутимые парни в некогда зеленых, а теперь в выгоревших до белизны штормовках, не сразу понимаешь скрытую в рассказе иронию. Когда до тебя дойдет нелепица рассказанного, уже поздно: над костром стоит дружный хохот.
Но обижаться на геологов себе дороже. Да и не в моих это правилах обижаться на рассказчика, если он и «загибает». Практика на Волге среди сплавщиков плотов, бакенщиков, служба на флоте – в таких коллективах нет места обидам. Зато сколько было услышано такого, о чем мог бы пожалеть Пришвин, Паустовский. Жаль не сразу стал записывать.
Так и сегодня. Бродя в окрестностях поселка Никель, который спрятался в сопках на берегу озера Сальмиярви, я наткнулся на группу геологов, которые делали теодолитную сьемку только им известного места. Сьемка подходила к концу, а дело к обеду. Парни они были ушлые: пока двое работали с инструментами, другие успели бросить сетку в один из ручьев, впадающих в озеро и вытащить несколько упитанных гольцов. Уха была обеспечена.
Стояла ранняя заполярная осень. Небо еще не потеряло своей привлекательной голубизны, но со стороны Баренцева моря наползали густые облака, пока еще белого цвета. Но очень скоро они станут сиреневыми, а потом превратятся в свинцовые. Тогда жди первого снежного заряда. Это будет не безобидный снежок, которым балует осень жителей средней полосы России. Нет, это будет именно снежный заряд. Крупа, как дробь, будет лететь из подбрюшья туч и хлестать, словно плетьми, все, что попадет ей на пути. Тихо станет в тундре. Затаятся полярные куропатки, собьются в кучу олени. Все будут пережидать разыгравшуюся стихию в укромных местах. Но сейчас мы радовались последним, если не теплым, то пригожим дням.
Согласно северному гостеприимству я был приглашен разделить обед. Отказываться в таких случаях не принято, да и зачем, когда от котелка тянуло густым ароматом. Мы в вольных позах разлеглись на брезентовках и неторопливо разговаривали, дожидаясь ухи. Все располагало к спокойствию и созерцанию водной глади озера. Вдруг один из геологов ойкнул и приподнялся со словами: -мужики, чего-то шевелится. Народ оживился и стал всматриваться в складки куртки, одновременно комментируя реакцию геолога.
- Да говорю вам, кто-то шевелится…- бормотал смущенный геолог. –Ну вот же, смотрите! Все явно увидели как шевельнулся рукав куртки.
-Что я вам говорил!- Закричал воодушевленный коллега и завернул край рукава куртки. В рукаве явно кто-то находился. Напуганное тем, что путь к свободе отрезан «оно» стало биться.
-Наверное, мышь – подумал я. В это время напуганный геолог всунул рукав куртки в стеклянную банку и вытряхнул в нее…лемминга. Да, эту заполярную пеструшку, которую я когда-то принял за выпущенного хомячка. Забегая вперед скажу, что эту историю я расскажу геологам и получу в награду одобрительный смех и, конечно, очередную байку.
А пока мы рассматривали перепуганного зверька, который бился в банке и отчаянно пищал.
-Мужики, вы что, леммингов не видели – прокричал от костра пожилой геолог, - уха готова. Каждый получил по емкой алюминиевой миске, явно заимствованной у военных, и приступил к еде. Наступило молчание, прерываемое возгласами восхищения и благодарностями повару. Тот искрился в лучах славы. Я мелком разглядывал леминга. Он успокоился и присел, сьежившись. Ну, точь в точь хомяк, которых у дочери перебывало множество.
-Что интересно?- Поинтересовался бородач, первый закончивший с обедом.
-Да все хочу попробовать поймать и приручить –обьяснил я свое любопытство.
-О! Оставь затею, дело бездарное. Злые, неуживчивые. – Отмахнулся геолог – Да и заразу они разносят –добавил.
- Слушай. Сергей, а помнишь прошлым летом лемминги москвичей ограбили –раздался голос.
-Да помню –отмахнулся тот –столько продуктов попортили.
-Что за история? –Поинтересовался я.
- Да в прошлый сезон у нас в экспедиции московские геологи работали.- неторопливо начал свой рассказ бородач.- Мы их на дальнем разрезе в балке поселили. Люди они городские, беспечные. Все поразбросали по полу и ушли. День полярный длинный, геологи в поле весь день. Вот и повадились лемминги в гости на легкую добычу. Все лучше, чем добывать себе пропитание в тундре. Сколько нужно зернышек собрать. А это тундра, урожайность не высокая. А в балке рюкзаки в ряд стоят. Ешь- не хочу. Нужно сказать, что геологи по началу не хватились ущерба. Люди приходили поздно, что-то ели и спать. За день упахивались крепко, не до посиделок. Да и лемминги были хитрые: уходили до прихода геологов. Но одного все-таки погубила жадность. То ли он чего-то доедал, то ли другая была причина, но не успел уйти один из грабителей: в балке появились люди. Лемминг был совсем молоденький и не сообразил, что проще всего прошмыгнуть мимо ног и- в тундру. Лемминг заметался по балку и в страхе залез в упавший набок кирзовый сапог.
Народ стал сдержанно пересмеиваться. Было ясно, что конец им известен и он нестандартен.
-Да чего рассказывать, вы все знаете – махнул рукой Сергей.
-Сережа, я не знаю - взмолился я – продолжай. –Давай, Серега, дорасскажи, забавная история. -Раздались голоса.
-Ладно, слушайте – и довольный вниманием бородач продолжил. Ну все как всегда: нужно переодеться в сухое, обувь сменить. Москвич, переобувавшийся в сухую обувь, намотал портянку и сунул ступню в поднятый сапог. В балке раздался оглушительный вопль. Московский геолог сидел на лавке, задрав ногу, а на портянке висел…ну да, …именно он, спрятавшийся лемминг. Московские геологи оцепенели, а их заполярные коллеги весело смеялись. Зверек, сердито вращая глазами, верещал сквозь стиснутые зубы. И снова зверюшка не догадалась, что нужно было разжать зубы, отпустить портянку, упасть на пол и убежать. Это его снова погубило. Пока он верещал в унисон вопящему геологу, его заполярный коллега стряхнул виновника переполоха в ведро. Слава богу, палец он геологу не прокусил и тот успокоился, хотя эмоционально переживал случившееся. Остальные с интересом рассматривали грызуна.
Я, слушая рассказчика, вспоминал, как я тоже с интересом разглядывал невиданную доселе зверушку. Леминг в страхе съежился и закрыл глаза. Он наверняка подумал, что его сейчас съедят. Действительно. Сверху на него смотрели огромные глаза и сверкали большие зубы.
- Ну, если бы геологи были местные – задумчиво проговорил рассказчик, -то, конечно, вытряхнули бы непрошенного гостя в тундру и дело с концом. Но это были москвичи, вроде…рассказчик скосил на меня глаза, хотел что-то сказать, но передумал и продолжил. –Вообшем, воришку решили оставить и пересадили в трехлитровую банку, нарвав ему травы для удобства. Так лемминг поселился у москвичей в балке.
Сергей замолчал, глотнул из кружки чая, предложенную любезным поваром. – Дальше и говорить нечего. Взрослые дядьки словно с ума посходили. Простили хулигану разбой в рюкзаках и щедро кормили его. Нужно сказать, что лемминг освоился и с удовольствием ел предложенное, но ручным он не становился. Только зубы клацали, если кто-то из нетерпеливых натуралистов совал в банку руку. Что делать? Дальше кормить? Накладное дело, зверек прожорливый. Да и толку мало, все одно не приручается. Лемминга решили выпустить. Пересадили из банки в железный ящик, сделали несколько фотоснимков и, открыв дверь, выпустили в траву. Лемминг на минуту сьежился, посидел, но поняв, что ему ничто не угрожает, быстро исчез в тундре.
-Вот такая история по приручению этого грызуна – закончил Сергей. – Так что брось ты эту затею по приручению –хлопнул меня по плечу геолог. Мы посмотрели в банку. Лемминг сидел сжавших и явно был готов ко всему. - Да вы его перепугали до смерти - раздался чей-то голос. –Давайте отпустим. Что мы и сделали. Зверек быстро юркнул в ягель и пропал.
Мы посмеялись, собрали свои вещи и я, поблагодарив гостеприимных хозяев, пошел в сторону поселка.
Случай на фронте (Леминги)
Как-то раз мы сидели на берегу озера Сальмиярви. Рыбалка была удачная и вскоре в котелке аппетитно булькала уха из гольцов. Наш Дерсу Узала, старый охотник Семеныч, колдовал над ухой, бросая в нее разные травы, корешки. Я прилег у костра и лениво следил за пробегающими облаками. Из состояния спокойствия меня вывел громкий писк, перешедший в визг. Я быстро привстал и стал оглядываться, ища источник шума.
-Да это лемминги, лежи – окликнул меня Семеныч – рыбные потроха не поделили. – Смотри – показал он ложкой в сторону. Там действительно копошилась коричневато-желтая кучка. Пеструшки отчаянно ссорились, и растаскивали рыбьи отходы. Люди их нисколько не пугали.
-Смотрю я на них - заговорил Семеныч – мышь мышью, а порой словно сходит с ума и движется. Куда? – Он помолчал. – Лопари со стойбиш снимались и уходили, когда лавина пеструшек шла в их направлении. Наша команда привстала, чтобы послушать Семеныча. Всю жизнь проживший в Заполярье, охотник и рыболов, он был неиссякаемый источники баек. Вот и сейчас мы приготовилась услышать интересное. И не ошиблись.
-Боюсь напутать- начал Семеныч, неторопливо помешивая варево в котелке – осенью то ли 1942 года, то ли 1943. Память дырявая стала.- Мы стояли на обороне Мурманска. Окопались, вгрызлись в берега реки Западная Лица и остановили немца. Те тоже встали, закопались в окопы. Сидим, друг на друга смотрим. Даже не стреляем, чего патроны тратить. А осень! Давно такой не было. Грибов, ягод, видимо-невидимо.
-Время идет – продолжал Семеныч, - погода портиться начала. Мелкий дождик сечет. Вдруг мы шевеление на немецкой позиции заметили. Ну, как положено, тревогу обьявили. Народ был тертый, два раза повторять не нужно. Изготовились. Но что- то у немцев на позициях неладное происходит: крики какие-то невнятные, головы без касок над брустверами замелькали.
Вдруг немцы из окопов выскочили. Мы думали они в атаку пойдут. Но как-то странно они выскочили. Без оружия, руками машут, ноги высоко задирают. Цирк да и только. Смотрим и не знаем, что делать, то ли стрелять, да как-то людей безоружных убивать не хочется. Немцы тем временем, в сторону побежали. Словно с ума посходили. Прыгают, бегут…и пропали.
Командир наш позвонил куда нужно, оттуда команда пришла усилить наблюдение. Выставили дополнительные дозоры, бойцы уползли, затихли. Время пошло, все тихо. Немцы больше не шумят, мы тихо сидим. Вдруг крики раздались. На этот раз на русском языке. Смотрим, наши дозорные вылезают из пунктов наблюдения и бегом к нам. Хорошо, хоть винтовки не бросили. А за ним какая-то бурая лавина идет. Что за чудеса!
Тем временем бойцы прибежали, свалились в окопы, только и сказали: - Мыши! Тучи мышей, в окопы падают, им конца края не видно.
Семеныч замолчал, снова помешал ложкой уху. Мы знали характер старого товарища и ему не мешали, соберется с мыслями и продолжит. Действительно, Семеныч посмотрел по сторонам и продолжил рассказ.
-Ну, пока суд да дело, кто-то глянул в сторону немецких позиций, а там…мама дорогая… вал валит, коричневый. Вроде мыши, вроде нет. Мы же люди были не северные, призывались из средней полосы. А они бегут быстро, пищат, грызутся между собой. Страх да и только. Грызуны тем временем к нам приблизились и потекли рекой в наши окопы. Ничего не видят, падают нам на ноги, кусаются. Пришел наш черед из окопов выпрыгивать. А окопы, словно живые, шевелятся. По ходам растекаются, в блиндажи заползают.
-А немцы, Семеныч? Не стреляли – спросил кто-то из любопытных.
-Да какая там стрельба! – Отмахнулся Семеныч. - Не до того было. Окопы тем временем заполнились и «мыши» поползли дальше. А там река, Западная Лица.
-И что вы думаете? - остановил свой рассказ Семеныч.- Не остановились! Как шли валом, так с берега - и в реку. Кто плывет, кто тонет! Птиц налетело! Тучи! Даже чайки с моря прилетели. Как они узнали о таком нашествии. Прямо с поверхности воды хватают. А кто из мышей до берега добрался, так их уже поджидают. Никогда столько зверья не видели. И хорьки, и куницы. А лис! Всех пловцов подобрали. Семеныч снова умолк. Что же, нужно подождать. Собравшись с мыслями, он заговорил.
-Пока мы там вдоль окопов прыгали, со штаба армии фургон пригнали. Специалисты приехали. На предмет эпидемии решили анализы взять. Думали, что немцы применили запрещенное оружие. Они нас все химией пугали.
-Бактериологическим оружием вас пугали - неосторожно высказался кто-то из умных и тут же был уничтожен испепеляющим взором Семеныча.
-А я что говорю! Химическим оружием! Будешь ты мне подсказывать!. Слушатели шумнули на грамотея и тот пристыжено замолчал.
-Вот я и говорю – продолжил Семеныч, покосившись на «умника» -отловили специалисты несколько штук, отнесли в фургон. Там у них эта располагалась… - Семеныч наморщил лоб -…- вот ведь забыл…Присутствующие, помятуя непростой нрав рассказчика, опасливо помалкивали, пока один из отважных не решился. – Полевая лаборатория.
-Во-во! Она самая! Вот ведь, помнил же…- Семеныч оживился. – Ну, стало быть, проверили этих зверьков и никакой заразы не нашли.
Пока суть да дело - продолжил Семеныч.- Неожиданно заговорил водитель фургона. Пока все паниковали, он помалкивал, сидя на ступеньке кабины машины. Оказалось, что он лопарь из Ловозерского района и знает, что такие нашествия бывают в тундре. Пеструшки, а правильно, лемминги, словно с ума сходят.
«Дьявол тундры» в них вселяется - неторопливо заговорил лопарь. - Саами со стойбищ снимались и уходили, если шаманы предвещали этот ужас. Не уйдешь, беда будет. Всю упряжь нартовую сгрызут, нарты изгрызут. Все изгрызут, что оленем пахнет. Олени с ума сходили, чувствуя приход этих дьяволов тундры. Бороться с ними бесполезно, нужно просто уйти с их дороги. – продолжал лопарь. – Они идут к морю, в котором утонут.
-Сам не видел,- говорил лопарь, но старые люди рассказывали, что лемминги окружают лодки рыбаков в море или в реке и наполняют их до того, что те тонут. После этого несколько лет их будет мало в тундре. А потом снова размножаются, все повторяется - добавил невозмутимый житель тундры. Бойцы, пораженные таким рассказом, молчали.
-А нам-то чего делать? – воскликнул командир взвода. – Скажи, если ты такой умный.
-Ничего не надо делать, товарищ командир - помолчав, ответил лопарь. – В окопы идите, - за вас бог тундры все сделал. Ушли пеструшки.
- Ну, раз бог тундры вмешался, то нам, действительно, делать нечего. Тем более, что зверьки чистые, на эпидемию это не похоже. – сказал начальник лаборатории. - Поехали, товарищи – это он - к своим сотрудникам – а то немцы опомнятся и стрельбу откроют.
- Вовремя сказал, - заметил Семеныч. - Немцы, видать, тоже отошли от потрясения и тихо-тихо, перебежками, стали занимать свои окопы. Что скажешь, война.
-Вот такая история приключилась с этими пеструшками. – оборонил Семеныч в заключении. - Хорошо все так закончилось, а могли бы люди погибнуть. – С тех пор я их на дух не переношу –подытожил рассказ старый тундровый охотник.
Мамай
Это был месячный щенок кавказской овчарки, приобретенный моим знакомым Николаем для охранных целей у элитных заводчиков. Предыстория покупки проста.
Николай купил на севере Новгородской области заброшенную свиноферму и решил заняться выращиванием свиней. Сказано-сделано. Отремонтировал здание, завез корма, купил молодняк и встал перед задачей: все это нужно было охранять. Удивительно, но охотников сторожить имущество новоявленного фермера среди местных жителей не нашлось. Мало того, что не нашлось. Тароватые мужички сами были не прочь запустить руку в карман собственника. Свинарник, построенный еще в советские времена, стоял на отшибе деревни и представлял легкую добычу для любителей чужого.
Первое время Николай сторожил сам, но быстро понял неэффективность этого дела. Если с двуногими охотниками за чужой собственностью он справлялся, то с четвероногими- возникла большая проблема. Волки. Их развелось в округе великое множество. Охотников нет, места глухие. Оставшиеся в памяти жители говорили Николаю, что зимой они одолеют.
-Нужны собаки - понял Николай. Собак он не держал, но консультации с друзьями и профессиональными охотниками подсказали ему: нужны волкодавы. Только они смогут обуздать серых агрессоров. Легко сказать, а где их взять, волкодавов. Да, была в России уникальная порода русских волкодавов. На весь мир гремела. Да мало ли чего было на матушке Руси.
-Ты бы еще меделянов вспомнил - горестно посетовал специалист-кинолог.
-Ничего нет, весь породистый генофонд пропили за время перестройки. А что не пропили, так за границу увезли.
Николай призадумался. Вроде бы простое дело: выбрать сторожевых собак, а, поди ж ты. Советников в этом деле всегда много. Кого только не предлагали сотоварищи: немецких овчарок, среднеазиатских алабаев. Дошли до экзотики: мастифы, бордоские доги. Мой знакомый уже понаторел в этом деле и понял, что нужно что-то мощное, морозоустойчивое и неприхотливое.
Случай помог, гуляя по областному центру, он увидел обьявление: продаются щенки кавказской овчарки. Дальше шла краткая характеристика и реквизиты. Николай заинтересовался и поехал. Дело было зимой. Морозы стояли нешуточные. То, что он увидел, его поразило. В углу вольеры, стоявшей на улице, он увидел уникальную картину: сука-мама спокойно лежала на снегу и кормила щенят - сосунков. В соседней вольере лежал кобель, красавец пес. Когда пес, увидев незнакомца, встал, внимательно изучая незваного гостя, то Николая поразил его рост и стать. Он был выше и мощнее волка. Голова была с котел, круглая, что придавало сходство с медведем. Позже до моего знакомого дошло, что уши были обрезаны. Купированы, если правильно.
Заводчики оказались людьми приветливыми, завели гостя в дом, напоили чаем, все рассказали и показали. Николай решил довериться людям и в свою очередь поведал о своих проблемах. Нужно ли говорить, что он прикипел к этой породе и уезжал с твердой уверенностью приобрести щенят.
Приехал к назначенному сроку и купил. Вроде бы все: счастливый конец рассказа. Но то-то и оно, что все только начинается. Он приобрел двух элитных щенков, а третьего ему подарили.
-Как это подарили - воскликнет читатель, да еще знакомый с ценами.
-Да вы знаете, сколько щенок элитной породы стоит! Николай знал, так как выложил круглую сумму. Но дело было в том, что он купил щенят одного выводка. А он был маленький, так как мама- сука была еще молодая и не разродилась большим потомством. И у одного щенка обнаружился изьян: рахит задних конечностей. Проще говоря, рахит задних ног. Внешне он заметен не был, но щенок часто приседал, а то и западал на бок. Отчего и выглядел хилее и несчастнее. Что делать? Заводчики люди серьезные, ведут нещадную выбраковку, и щенка ждало усыпление. А тут хороший человек, серьезный. Живет в деревне. Посмотрели они на Николая, который уже сроднился покупкой, да и решили ущербного щенка ему предложить. Николай не понял, что они предлагают и развел руками, посетовав, что нет денег на третьего. И долго не понимал, что хозяева просто дарят заморыша. Человек он сельский, ему с ним на выставки не ходить, а бог даст, выправится щенок на деревенских харчах. Николай онемел от такого подарка, а заводчики рады разрешению проблемы: платить за усыпление не нужно и божью тварь пристроили. Как водится в России, обмыли покупку и расстались друзьями.
Щенка звали Мамай. Почему Мамай? Да потому, что этот выводок у заводчиков регистрировался на букву «М». Другие собратья были Мамлюк и Мухтар. А этот - Мамай.
К тому времени семья Николая переехала в деревню и главу семейства ждали в тепло натопленной избе. Когда хозяин вывалил из коробки три мохнатых круглых шара, то восторгу домашних не было предела. Это были настоящие плюшевые медвежата. Не верилось, что через год это будут великолепные псы, способные противостоять волку. А пока они смешно бродили по половику, тыкались головами в ножки стульев и попискивали. Дочка Николая была больше всех рада. Шутка ли три живых игрушки. Щенков оставили ночевать в сенях: холодоустойчивость породы формируют с детства.
Мамай вскоре стал любимцем семьи. То ли физическая ущербность сделала его изощреннее в выживании, то ли от природы сообразительностью выделялся. Только он был умнее и хитрее остальных. Он безошибочно шел на кухню, находил хозяйку дома и старательно вылизывал ей ступни. Если она сидела, то смешно подтягивался, стараясь забраться на колени. Ну а что они выделывали с дочкой хозяина, то без смеха смотреть было нельзя.
Тем временем потеплело, и щенят выпроводили на двор. Загородку, куда их определили, назвали «Площадкой молодняка». В эту кучу- малу выпустили несколько поросят, чтобы щенки понимали, что это не добыча. Затем добавились подросшие котята, которых мама-кошка предусмотрительно выращивала в сарае и вывела на люди только когда те встали на ноги.
Одно только омрачало безоблачное детство Мамая. Это соседский пинчер. Противнейшая, вечно дрожащая, собачонка. Она изводила Мамая, пребольно кусая его за ноги. Другие щенки были больше и агрессивнее и быстро поставили нахала на место, а Мамай пасовал перед обидчиком. А тот и рад нападать на слабого. Гоняли нахала, гоняли, но он находил лазейку и не упускал случая поизмываться над малышом.
Что удивительно: то ли деревенское питание, то ли тщательный уход, но Мамай на радость всем стал все меньше припадать на ноги, а заваливаться на бок и вовсе перестал. Потом мать призналась Николаю, что в тихаря давала приглянувшемуся щенку сырое яичко и поила молоком с растолченной скорлупой. В обшем, наш пострел везде поспел. Итогом всеобщей любви и заботы было то, что Мамай догнал в росте своих братьев и в резвости ничем не отличался. Щенки подросли и были готовы к началу несения караульной службы.
Их перевели на свинарник и посадили на цепь с трех сторон. Естественно, щенки скулили и не хотели сидеть на привязи. Снова наш фермер засел за книжки и стал изучать особенности этой породы. Нашел! Кавказцы, псы охраняющие отару, и сидеть на привязи они не могут. Было над чем задуматься. Это кавказцам хорошо: они - в горах, где людей нет. А здесь проселочная дорога проходит. У собак свой глазомер на этот счет имеется. Им лучше знать, на сколько метров можно подходить к охраняемому обьекту. Пока Николай думал, собаки сбили местного мотоциклиста, который слишком близко подьехал к ферме. С трудом уладил дело. Слава богу, парня не покусали. Но когда две мощные торпеды сбивают тебя с мотоцикла, то удовольствия мало.
Нашел выход: сделал двойную ограду из сетки рабица с лазами. Лазы решил открывать зимой для борьбы с волками. Вроде дело пошло: собаки бегали вокруг фермы и опасности для окружающих не представляли.
Мамай, как я уже говорил, догнал в росте своих сверстников и ничем от них не отличался. Но почему-то был более мягким, если так можно сказать о собаке. Чаще других ластился к хозяину, подставляя огромную голову, чтобы почесали.
По Мамаю скучала дочка Николая. Она неоднократно просила папу привести собаку домой. Пришлось уступить. Как-то взяв собаку в короткий повод, Николай повел огромного пса в гости. Радости старых друзей не было предела. Мамай забыл, что он весит больше шестидесяти килограммов и резвился как щенок. Наконец, устав играть, оба уселись в тени куста передохнуть. Вдруг раздался визгливый лай соседского пинчера, старого недруга Мамая. Николай насторожился.
-Но его, кажется, хозяева увезли в город - подумал он. Визг повторился. Сомнений не было: Николай узнал противный лай нахального соседа. Неожиданно Мамай поднял голову, прислушался. Затем издал низкое утробное рычание и, не успел Николай сообразить, как огромная собака без труда перемахнула через калитку и исчезла. Все оцепенели от неожиданности. На соседней усадьбе раздался рык, верещание собачонки и испуганные крики людей. Затем все стихло. Снова появился Мамай. Словно ничего не произошло, он улегся у ног Николая. Скоро раздался стук в калитку. Это пришли разгневанные соседи. Выяснилось, что Мамай ворвался к ним во двор и загрыз пинчера. Затем быстро исчез.
-Отомстил- только и подумал Николай. Он посмотрел на собаку. Мамай лучился от удовольствия, жмурил глаза, а пасть расплывалась в широкой улыбке.
Соседи ушли неудовлетворенные пояснением Николая и извинений не приняли. Не взяли и деньги за ущерб. Вскоре появился участковый и стал составлять протокол. Когда Николай обьяснил в чем дело, тот по началу не поверил. Как-то не по- собачьи получалось. Месть, что ли. Но это же собака! Составление протокола затянулось.
Чем закончилось, спрашиваете? Да вообщем-то ничем особенным: распили бутылку водки под картошечку и малосольные огурчики, и участковый ушел с твердым желанием завести кавказскую овчарку.
А Мамай занял свое рабочее место на свиноферме и в деревню больше не ходил.
Животные в моем дневнике
© Copyright: Виктор Гришин 4, 2017
Свидетельство о публикации №217020902101
Свидетельство о публикации №217020902101
Рецензии