Отбор

                «Отбор   обусловлен  целью…»
               
                В. Конецкий
                               
                О  Т  Б  О  Р
                (  р а с с к а з )               




   Как только я вышел  из каюты  , разувесистый мат вырвался почти сразу же, предательски рано и слишком громко, чтобы не могла не слышать она, эта изуверка. Сначала она забыла печать, потом нужно было бегать приносить ей недостающие санитарные книжки, пассажиров, всего то двух и я , уверенный, что печати поставлены, понёс эти пресловутые листы, - судовые роли, с фамилиями всех уходящих, с данными и номерами, но вот снова вернулся, через минуты и предстал перед ней как над плахой. В тесной каюте , кроме троих , прибавился ещё и я, пока что не хозяин, но скоро, скоро должен был стать здесь полновластным, а  они все тут мельтешат, мешаются. Да , если бы не та реплика, кинутая моей «обидчицей» и не сообщённая потом алкашкой, может и не было бы того , моего , эмоционального «взрыва», матюжно-издевательского. Принадлежность одной из троих к славной когорте стойко употребляющих я вычислил сразу , по наитию, нюхом. Как только сообщил , что у меня день увольнения и поступления одновременно, так та, «опознанная», сразу  просияла и тут же, чуть лишь представился момент, как только двое  ненадолго исчезли , мы  « отметили» событие – чернильно-одуревающим, останавливающим дыхание, ромом. Бутылка  стояла на столе, придвинутая к стенке, с этикеткой безобидного пива и вот надо же, там оказался такой крепкий, бьющий в голову напиток. Здесь же стояла тарелка с колбасой, с нарезанным красным перцем, явно затевалось пиршество, но вот отодвинулось, отложилось, не состоялось. Я уже по-хозяйски, закрыл закуску салфеткой; отодвинул подальше, за книжную стопку , бутылку, что её  совсем не стало заметно; убрал кусочки хлеба, разложенные горкой   А время подходило  к восемнадцати. Я только  и успел, что расправиться со всеми делами бурно прошедшего дня и теперь оценивал обстановку здесь, - в каюте и на судне, где теперь предстояло жить , работать, плыть по северным морям, пристраиваться в новом для себя,  незнакомом почти что, месте .                Дело в том, что  здесь , на торговых судах, я уже один раз побывал, в быстротечных и непростых трёх годах, не очень опытным и малознающим судовым врачом. Теперь то я прошёл атомный  ледокольный, мощнейший, моднейший флот, с экипажами за сотню людей, в совершенной изоляции от морских магистралей, в экстриме  арктического  холода, черноте полярных ночей… Уходившие вернулись – женщина-врач, годов на пять помоложе меня и даже, кажется, незамужняя и  вполне, симпатичная, но всё же возрастная, не подходящая мне. Самому то полтинник с хвостиком…  И вот другая. Строгое высокомерное лицо, следы увядшей молодости, потому , наверное, и сердитое. И печать на лице, - официальности, будто штамп её непогрешимости. Врач санитарно-карантинного отдела. Внешность не даёт повода для плохого отношения. Даже к неприбранности собутыльницы я поначалу претензий не имел. А может,  человек то она неплохой? И теперь я наверняка так думал, потому что имел информацию , от неё, - мнение обо мне санитарного  врача. И это «заводило», соответственно, и внутренние пузырьки недовольства стали подпрыгивать вверх, как в перекипевшем прозрачном чайнике… Но всё таки пошло от Галины. Да, от Корнеевой, от неё. Образец, экспонат непредсказуемости. Днём раньше она вежливая, и улыбается ,и спросит что-нибудь ненужное служебное, например , - про недавнюю мою жену. А я возьми , да и брякни  «развёлся» и добавляю , на её «ахи» и сожаления, - « Вы мне симпатичны, Галина Вадимовна». И даже не  хочется видеть её набрякших покрасневших ушей – они у ней вспыхивают помидорами. Я удаляюсь. Я в отпуске и потому так поступаю, -ошарашиваю, одновременно удивляя. Наверняка ведь знает про развод, не ей впервой говорю. Постепенно так , медленно информирую, всё равно ведь теперь. Или это было уже из подспудного желания уйти из  организации? Из этого сомнища , где все хорошие, а вот мне почему то плохо?.. Да ведь, когда ещё искал себе «вторую», примеривался ведь к Галочке  ,сознайся. Но и быстро, тут же , отмётывал. Стара, - не по годам , а видом, морщинами, они и выдают…  А вообще всё другое при ней – стройненькая, хозяйственная , умная, даже с лишком. Весь аптечный склад в её руках и чего  там только нет. И когда то был сам ей симпатичен. В первый год работы,  мне очень нужно было ,она вытащила откуда то столь необходимый  штамп, для санитарной книжки, - «Отрицательный Вассерман»,-  важный и актуальный в нынешние времена, и проставила мне. Выручила. Всё таки она держала многое, в своей деловитой хватке. Но до времени. Когда заработала новая начальница, грубым произволом всех прижала и даже осмеливалась ругать всесильную «Вадимовну», та  и тогда не сдалась. Хоть и выскакивало у неё женское, плакалась  мне, хоть и бесслёзно. Однако это её только заводило, - она становилась собраннее, чёткой , исполнительной и через год или чуть более  уже подчинила себе строгую ,глуповатую в своих амбициях, начальницу. Той самой трудно было справиться без всезнающей, всё умеющей главной медсестры. Ко мне она относилась неровно. Иногда у Корнеевой прорывалось расположение, нотки сочувствия к моей нескладной бессемейной жизни. Потом , снова ,начиналось отчуждение ,особенно когда я повёргся в очередное супружество, - ненавязчиво, медленно, но верно ,определённо. Нет, мы всегда  были взаимно вежливы , приятны в беседах друг с другом, но холодок сожаления , о чём-то безвозвратном, между нами оставался. Но когда снова забрезжила возможность , чисто по обстоятельствам , пообщаться длительное время с ней, - у меня разлад со второй женой, у неё освобождение от забот  за долго болевшей матерью, - отношения наши снова менялись. Я  даже обронил в разговоре, ещё раньше , что «неплохо бы походить вместе». Но у ней появлялись другие причины, после кончины матери  забрюхатила дочка, надо было  той выходить замуж… Мир стал беден на хороших начальников. Бывший в нашей конторе, обслуживающей атомщиков на судах, самодур и разгильдяй, поддерживал всё же медиков, прислушивался к их мнениям, боролся за льготы. Ну а методами правления и даже внешностью, - походил на Ельцина,  всё, однако скатилось, у него, в конце концов, - в бесхозяйственность,  анархию. Его убрали, а присланная « сверху», из головной поликлиники, точнее из медсанчасти, - всё же «экстремалы» ,  должно быть по-военному, - навела порядок и законность. Поначалу  это импонировало, но потом вылилось в буквоедство, крючкотворство, манипулирование статьями кодексов, издевательством моральным, а потом и материальным.  Новая начальница сняла все льготы, как оказалось , выбитыми незаконно, лавированиями на «грани», подтасовками. После  стала подбираться уже к распоряжениям Совнаркома аж от 28 года, на одиннадцатый год после прошловековой  революции, об отпусках при арктическом плавании. Нам мол, судовым медикам Атомфлота, они не положены…
   Теперь я, второй раз  споткнувшись и чуть не опрокинувшись в яму,  шёл к начальнице с чувством полной обречённости. Время уже  пошло за третий чаc, а сегодня   ещё нужно было , -кровь из носу,- написать расчётчице в новой организации, заявление на перевод валюты, и сдать документы  на оформление пенсии, - коей добивался почти два года… И это только самые важные ,необходимые дела. Та моя , льготная , досрочная «добавка» , возможность её  иметь и получать , встрепенула меня нежданно, негаданно, у исхода пятидесятилетия, что я  чуть не тронулся. Ведь ещё молод по виду и сил достаточно ,чтобы «молотить», десяток лет, а вот надо же, такая халява! И не знал бы и не ведал , но милейшая Ольга Васильевна, кадровичка, красивая и добрая, отзывчивая женщина, выносит вдруг мою фамилию против даты рождения на доску, на обозрение и слова –«оформление пенсии». Вот те на! А я и не знал! Дарма, что Ольга Васильевна работала при «Ельцине», так раскопала же мои  сведения. Вечная ей благодарность. Она перешла тогда же, в другую контору, но в одном здании работать оставалась и мы иногда виделись. Я прямо подлетал к ней и, если никого рядом, целовал в щёчку. Эх, жалко , что она замужем… В кабинете начальницы гнетущая мертвящая тишина. За «предбанником» - властительница наших дум, вырисовывается в невыгодном для себя свете –с копной полуседых уже волос и печатью страдания на лице. Её мучает очередной приступ радикулита.  Она меня «зарубит», стопроцентно, и мне  сегодня в море не уйти. Придётся долго объясняться ,может , что-то придумывать, на новом месте, потом оформиться ,на другое судно. Вспомнил , как преодолевал препятствия, когда впервые «уходил», в моря. Всё преодолел , всё сумел сделать, ан последний барьер передо мной, - неприступный, несговорчивый карантинный врач. И я сумел пробраться в буфет, ресторана  вокзала, и взять с переплатой заветную бутылку, чтоб задобрить проверяющего. Тогда ещё не утих страшнейший дефицит на спиртное, отголоски « перестройки»… Здесь же, сейчас ,конечно, такое не пройдет. И  время другое, и обстановка не та. Да и денег моих не хватит, всё растратил, и вещи на корабле. Такой переплёт. Сожжённый мост при отступлении. Но  делать нечего, надо объяснять. Расклад : важные для учёта ампулы отмечены в документах, их по записям – 16, а в фактическом наличии – 12. Четырёх не хватает, но имеются сходные, как раз четыре, только вот они из другого ряда, не того наименования. Начальница уткнулась в бумаги. Корнеева ,пришедшая со мной, молчит. Я – тоже. Нет, не выползти мне, не  спастись, часы  поджимают… Было время , восседающая за столом мне импонировала. В самом начале даже ошарашила, сменила раньше срока, продержав в рейсе всего три недели, чего  прежде не бывало никогда. Потом , правда, уже  перед моим отпуском , она даже повинилась, объясняя неопытность, даже ссылалась на кого –то,  из высших сфер, кто-то её, мол , подставил. Тогда пилюля подсластилась дополнительной немалой суммой, когда то задержанными моими командировочными , ещё при «Ельцине».  Приятно удивляла она и в дальнейшем. Для учебы на сертификат, в Москву, я , не привыкший надеяться на «дядю», собирал для себя средства сам, «левыми» способами.  А она меня вызвала, вытащила из дома, заставила писать заявление на содержание в столице и при этом ещё грозила  пальчиком – « попробуйте только уволиться!, -ведь деньги на вас потрачены!..» Но это было в  первый год «правления». Дальше - дров побольше.   Могла накричать , если опаздывал на работу ,или наоборот, - пораньше уходил. Переносила практику береговых, остальных учреждений на судовой круглосуточный режим. И переубедить никак нельзя. Возражения не принимала. Власть , однако, ей  давалась не легко. Бог её  иногда наказывал – увозили с работы на носилках, с грыжечным радикулитом…  Мысли  путаются – всё таки должна, должна отпустить, ну какой бред –держать столько раз опороченного и осмеянного работника…Хотя бы тот идиотский случай на замене. Сидела вот так же , задержала кассира, до половины  шестого вечера, а я лихорадочно заканчивал, чтобы сдать ей сегодня же , - отчёт. Ещё четверг , завтра бы ещё успел, пусть и в первый мой отпускной день,  всё равно приезжать, вытаскивать сумки. Потом кинула, всё таки, похвальное : «ведь смог же!», когда я , весь взмыленный, прискакал со стоящего  рядом судна,  прислонённого вторым корпусом.  На первом резали металл, осыпали стружкой и пылью, слепили вспышками контактов…
       Выход нашёлся! он есть! В тех случайно взятых ампулах. Оказывается, их можно присовокупить, номера и серии имеются, но вот срок годности неизвестен. И вопрос ещё – где ж они числятся , по бумагам? Я отвечаю ,что не знаю, а упаковку  мне вручила сменная докторша и просила  ту коробку уничтожить, а я вот , сохранил. Для чего сохранил , ведь подставил коллегу. Ах, всё равно , - кто-то должен страдать. Не один же я! И почему мне всё время не везёт? Начальница довольна собственной находчивостью. Корнеева молчит, поддакивает, но видно, что обескуражена. Акт приёмо – передаточный , последний в моей жизни здесь , - подписывается… Теперь скорее в бухгалтерию, за расчётом. Ещё что-то и начислили , нашли, это хорошо. Хоть на пару посиделок в кафе. Слава богу, что не остался должен. Боже мой , руки дрожат, когда выводят «цифры прописью» - кассирша отсчитывает купюры, сыплет на ладонь мелочь. Наконец, - последняя инстанция , - « кадры». Крошечный кабинет , но именно он наиболее приятен. Ирочка , пришедшая после незабвенной Ольги Васильевны, возраста неопределённого, -ей можно дать и тридцать, меньше  нельзя , и опыт  есть , и замужняя, супруг где –то в  морях , по рыбному промыслу, но вот , когда болеет, может вытянуть и за сорок : личико бледное, морщинки прорезаются чётче, яснее, почти ровесница. Нередко так она посматривала на меня , не начну ли флиртовать, допускать фривольность в разговоре, лёгкости в беседах. Но нет , ничего себе такого не позволял,  разве  что мимоходом, по инерции, поднапускал кое-то , - розовый туманчик… А так , конечно , конечно, она смотрится. Кругленькая попка, большие глазки, правильный носик и вся такая пышечка, хочется надкусить. Но нельзя мне мучного и сладкого… И вот, свободный, « наконец -то, свободный» , стою в растерянности посреди самой этой поликлиники медсанчасти, где пролетели мои пять лет. Будто бы их и не было. Мимолётный порыв пойти к начальнице подавляю. Сколько  же можно было терпеть  унижений, да ещё идти на поклон? Но ведь просто, по-человечески, можно попрощаться? Но, подумал, - как это в песне одной? Кинешь монетку – не вернёшься, а  не станешь говорить «прощай»  – вернёшься. Но , ладно , Иришку  поцеловал, а далее – не тянет. Отстоял ещё секунд двадцать, в размышлении, как в  «минуте молчания», - хватит. Надо слушаться собственного внутри голоса. И последнее досадное , от мыслей о начальнице- почему я не имею права делать анализ лечебной работы на судах Атомфлота? Почему именно это её привилегия, не отработавшей в море ни дня и в клиническом мышлении ноль?  Рассказывал про неё, один работавший с нею врач, из головной медсанчасти. Смотрела желудки, фиброскопом, проучившись на курсах, и каждому второму ставила « рак ». Как минимум , обеспечивала « больным» депрессию и все оттуда исходящие болезни – инфаркты, гипертонию. Нет , не стронусь с места, если не ближе к выходу, а там – покой и воля, от смердящей, следящий атмосферы. Без четверти три. Надо искать машину, служебный автобус только что ушёл, я всё таки опоздал , в этих метаниях. Сажусь в какую то рабочую маршрутку, там скалятся , требуют денег и добродушно так , беззлобно, смеются и сидят  ещё достаточно долго, - кого-то дожидаются, остальных. Я выскакиваю, заметив легковушку , к которой подходят двое. Боже мой! Это же мои давние и добрые знакомые, главный механик с  женой. Конечно, они довезут и даже до центра, но только заскочат к себе, по пути , домой, сгрузят вещи. Это удача. По дороге признаюсь в переменах в своей жизни, механик жалеет, он ещё надеялся сыграть со мной в шахматы. Мы «рубились» с ним , в течении тех быстротечных двух недель, когда  попали  в один рейс, но я его уже заканчивал. Всего –то полтора десятка дней  вместе, а какая тяга друг к другу! Приехали ,  прощаемся , выхожу. В кадрах уже другой , новой для себя конторы, пишу заявление на перечисление, самое важное, и потом уже бегу в больницу , которая рядом . Там моя близкая подруга, Лата,- она сегодня  на смене. В коридоре к ней много больных, ей некогда , она занята. Да, ей  поручить невозможно , надо  долго, толком  разъяснять, да и неудобно нагружать… Решаю ,что должен успеть сам. Выбегаю из больницы и на перекрёстке  неподалёку вылавливаю такси. Мужик попадается нормальный , понимающий, и мы летим ,мчимся в пригород. Там мой учёт по пенсии, наконец-то выбитой, добытой ,с трудом , нервами, скандалами, еле-еле. Водителю , как в поезде попутчику, выкладываю всю свою историю сегодняшнего увольнения, а он, оказывается , знает «Ельцина». Тот пробивался в депутаты,  и таксист носил его подписные листы. А я и не ведал, что бывший мой начальник метил в народные избранники. Слишком уж зарвался , тот несостоявшийся депутат. Сочинил наивную сказочку, что нужно доработать до стажа для пенсии судовым , мол ,  восемь месяцев всего, а потом –вернётся. Но вот уже три года –  «возвращение Одиссея»… Сначала – Питер, потом здесь , - частный кабинет, мужские игры в  заднем месте и , кажется , теперь пробивается туда , куда определился и я. Видел  его , днями назад, он говорил… Мысль цепенеет опять ,на мгновенья, успею ли, и тут же душа распускается, благостно  успокаивается, - должен, должен обернуться, с запасом даже на остановки, непредвиденные задержки… Снова возвращаюсь мыслями к «сказочнику». Как раз три года назад , когда он работал  на ледоколе, я тоже был близок к увольнению , но  мнимому, дутому. «Ельцин» сорвался на меня, наговорил , накричал, что думает про меня и   кинул , забывшись , что  «всё, к чёртовой матери - уволю!..» И тут же  осёкся , запнулся и наступила мертвая тишина, как всегда после сильных тирад , и больше  ничего. Он уже ведь был больше не  начальник. А просто вышло , что я  его уличил, настроенный  уже на соблюдение формальной дисциплины, что пришёл тот не вовремя на работу, а опоздав , на два с половиной часа, к обеду… Ещё бы час с половиной и можно бы было ставить прогул. Я договаривался с ним на девять, а он  заявился в полдвенадцатого и я сбрякнул об этом дневальной, у которой и проторчал всё ожидаемое время, скоротал у телевизора, а она  швабрила пока, на палубах, под ногами, меня и «выдала», не задумываясь об этом, что, мол, «дожидаются , ругаются». Пришедший и взъелся. И пока я расписывался в журналах, из за чего, собственно ,и появился, будучи последним на  том корабле перед ним и в запарке не успевший того сделать, он, мой бывший начальник, стал вспоминать ,что принял меня когда то, по милости, и безо всякой с моей стороны благодарности и постепенно заведясь, дошёл до крика, до   абсурда…      Поехали нижней дорогой, вдоль залива, и попались, на переезде , на целых драгоценных десять минут. А в самом пригороде ,городке районного значения, с улочками и тупиками, два  раза  заезжали не туда ,под «кирпичи». Выруливали  обратно, крутились , пока, наконец-то, не подъехали к знакомому подъезду, столь памятному и столько мне принесшему огорчений, разочарований , бед и зубовного скрежета, почти всякий раз, как я тут появлялся. Началось это всё почти два года назад, с сентября позапрошлого. Я, уверенный в своей правоте, подбодрённый Ольгой Васильевной, шёл сюда, полный надежд, за скромным вознаграждением своей прошедшей врачебной жизни. Сельская больничка, хирургическая практика, местность за районным городком и там – бдения на « скорой». Всё учитывалось в льготный, больше, чем год за каждые отработанные двенадцать месяцев, - стаж…
  Всё перевернул, везде обшарил, в каждую папку заглянул, все журналы проверил, - нужного документа, самого важного на настоящий момент ,- не было . Старпом был непреклонен, ему нужен этот самый, предыдущий , передаточный акт. Я , естественно ,понимал , что, заглянув туда, можно было  всего перечня лекарств, подлежащих передаче, и не проверять, расписаться так. А теперь меня старпом мог вполне послать к чёрту. Я полностью зависел от него, был в безраздельной его власти. Он мог заставить отыскать тот злосчастный акт, переделать его, или  придумать новый и подписать  бумаги в следующее утро. Я же рассчитывал , намеревался, волею  судьбы , покинуть этот ледокол  сегодня; и сегодня же уйти в другой рейс… А вот теперь маячит перспектива оставаться здесь  еще бог знает на сколько. И так вчера с трудом договорился с этим строптивым старшим помощником о сдаче  полномочий и то, только после обеда. Но этот высокомерный, безапелляционный, хамски нагловатый тип, с мощными накачанными бицепсами, слащавой фигурой римского бога, тем не менее был мне близок, симпатичен , приятен. С ним связаны воспоминания трёхлетней давности, когда я впервые появился на его ледоколе, а он только принял настоящую должность. Тогда я, после недавнего развода, в упадке духа и тела страстно увлёкся одной  буфетчицей. Яркая, приветливая, улыбчивая, видом напоминающая принца из фильма «Звёздный мальчик», с короткой стрижкой светло-рыжих, непокорных волос, - лёгкая, стремительная, отзывчивая,- она привлекла меня сразу, заставила волноваться и уже больше ни о чем другом не думать. Но мы перебрасывались лишь незначащими фразами, но виделись, однако , каждый день. Она , кроме основной работы подавальщицы и мойщицы, ещё убирала в моём медблоке, появляясь  ежедневно около четырнадцати часов. Я ждал этого срока с замиранием, с прорывающимся в груди, сладостным томлением мысли, что буду видеть , говорить с ней. И всё дело в том ,что она являлась женой старпома, хотя и бывшей. Она так объясняла –их брак распадался , но встречаться они продолжали , что естественно, в условиях  дефицита вечных отношений в море. Но часто  бывшие супруги ссорились , это было видно по воспаленным от бессонных слезных ночей глазам , потухшему иногда взгляду…А загорались у неё веселые огоньки под ресницами только после наших каждодневных  «приёмов». Она убиралась, грациозно изгибаясь, летала , будто по льду с «фигурами», я пытался  что-то рассказывать ,или шутить. И уже начиналось что-то между нами проскакивать, - искры , разряды,- притягивающие, неодолимые. Она уже изнемогала  под моими надолго останавливающими взорами, и я , не  в состоянии терпеть сам , выкладывал ей тайные мысли о возможных  свиданиях. Она упорно отказывала, но с каждым разом все менее и менее решительно. Но всё разрешилось скоро и неожиданно, в один миг, в этом неумолимом , казалось, нагнетании событий . Её  всё таки , как  она сама неоднократно предрекала , - списали. Пришла однажды заплаканная, с красными  глазами , я  думал из-за очередное разбирательство со старпомом, а она – «забрать книжку» и «через час пересаживают…» И в следующие пять минут , вырванных из этого убывающего срока, мы не смогли устоять ,совладать с враз нахлынувшей на нас бедой, с обуревающими чувствами и бросились , без слов, в объятия и она разрыдалась у меня на плече, зашлась в неудержимом, надрывном плаче, а я ничего не видел и не слышал ,  не чувствовал ,кроме  её лица, подрагивающих скользких губ, тонкой  и хрупкой спины, напряженных, натянутых ягодиц и жарких, будто пылающих, хрящиков  её ушей…Мы расстались, ничего не объяснив друг другу и не пообещав. Так бывает у моряков… Интересно, женат ли он сейчас? И всё таки  - знает ли, знал ли, - о моём чувстве к её бывшей? Впрочем , никаких вопросов  сейчас не нужно, он  подписывает, но пришлось , никуда не деться,  все лекарства , обозначенные в списке , перелопатить. Их по названиям больше двадцати, а ещё количество,  -таблеток по сотне  штук…Теперь заветная бумажка от старпома у меня в руках. Самое непредвиденное препятствие там, где не ожидаешь,- подпись в обходном   у капитана. Он задерживает , улыбается своей вечной, идиотской улыбкой Иванушки- дурачка. Вытаскивает свои реестры, заказы медтехники на год, и тычет меня туда. Вру ему напропалую, что приходит вместо меня грамотная фельдшер, называю даже фамилию, талдычу , что она всё и организует , сделает, закажет, - правильно , квалифицированно. Самое опасное -капитан может немедленно, сейчас же ,снять трубку, позвонить  моей начальнице и тогда я пропал, потому что никого  в ближайшее время  даже не планируют на этот ледокол ; ему ещё стоять месяца с два, а потом лишь, на такое же время , выходить в море, выжигать оставшееся топливо…И вот уже что-то медлит ,этот « иванушка» и я холодею от мысли, что догадка моя свершится…Но , как всегда, капитана отвлекают  постоянные неотложные дела . Ему звонят самому и,  действительно, ему ничего другого не остаётся делать, как меня отпустить, он подмахивает обходной. В общем -то капитан неплохой, я знаю его милую жену, мою коллегу. Правда , та ходит в море только за ним , за мужем, и выглядит моложаво, хотя сама уже на пенсии , - может, получила так же, как стараюсь и я – по выслуге лет…
Два пролёта лестницы, поворот направо и знакомая ,до рвоты , дверь. Она напоминает о былом, но сейчас главное ,что около неё никого нет. Хотя это  лишь значит ,что закончились приёмные часы, а внутри инспекторы работают, трудятся. «Моя» - статная высокая молодая женщина, стройная , элегантная и даже чем то мне симпатичная. Может и поэтому, я  не бываю так безутешно разочарован из-за её очередных отказов. Она всегда бывает корректна и оставляет  пусть маленький, едва видимый, призрачный , но шанс. Отправляла за очередной справкой, или ксерокопией, или ещё за чем то. Иди, - разбирайся! Да, работа её не сахар, каждому немолодому посетителю растолкуй, разжуй. И не всякий здесь проситель выдерживает, бывали и крики , истерики, сбегались, приходилось даже вмешиваться, успокаивать своими , наработанными методами, устоявшимися словами. Может, потому и меня не так терроризировали, мягко, но настойчиво отправляли, не солоно хлебавшим…Светло-рыжий цвет волос инспекторши естественный, натуральный, -об этом можно догадаться по конопатинкам на лице, малочисленным , но заметным. Кому то нравится подобный имидж, я бы тоже предложил ей, истязательнице, ужин в кафе, но кольцо её , на правой руке, - останавливает… Итак , последняя наша встреча, перед оформлением. Теперь ждать , - вроде сокрушается она, я в ответ , мол – в рейсе,  недолго будет , до скорого. Мне кажется , она всё таки жалеет, что документы все оказались в порядке. Доводы отказов её закончились, она чуть раздраженно просит меня расписаться, за трудовую книжку…
     Ещё одна подпись в «бегунке» – этапная, решающая, роковая , - в бюро пропусков. Это действительно конец моему атомфлотовскому сроку. Пять лет ,двадцать один день. Я об этом вспомнил когда уже подъезжал к другой проходной будочке. Знал главное , что имею ещё сорок минут, и об этом мне  напомнил проверяющий, -« Вам осталось меньше часа» - « Да, да », - киваю , отзываюсь эхом я, а сам понимаю , что вру. Там , на судне  заготовлена моя судовая роль, меня включили в список и я уже полноправный член экипажа, «ставки сделаны!» И как это я  сумел вчера очутиться  здесь ? Но впереди ещё унизительная утомительная санитарная проверка. Мысли перемешиваются, это от важности момента – что –то не упустить , проверить… Да , я оказался  тут потому, что привёз вещи, оставил в каюте доктора. Рисковал? Рисковал. Но по- другому было бы очень сложно , может , невозможно даже. Моя квартира в пригороде, тащиться туда, в сегодняшний день , просто нереально. И ещё , да! Я искал место для последней встречи с Латой. У неё нет условий , приехала сестра, у меня ремонт, да и далековато. И вот начались, ею придуманные и ободренные мною, -  вчерашние поиски. Но отель Морского вокзала  оказался дорогущим, больше ,чем в центре и я отказался  снять номер там. Пришлось все таки ехать ко мне…Я понял, что Лата,  -   мой ангел, моя  судьба, моё спасение.  В решениях  собственного , личного счастья я стал терять ориентиры. Несколько лет холостяцкого безвременья, в тисках недобора ласк, в сомнениях выбора, я каждый раз думал, что эта ,встреченная мною, и есть та самая, «последняя», по Тютчеву. Но проходило время, замки раскрывались, что-то начинало не устраивать и снова этот жёсткий отбор, отброс, - за ненужностью , с разочарованием…Со старпомовой бывшей женой встречались, даже попали  в рейс с нею. Но общались по- дружески, только « гостевали» где –то, участвовали в общих праздниках, сидели рядом за столом. Было ощущение тонкой ниточки, связывающей меня с ней, но только как членов общей , атомфлотовской семьи…А  Лата, - она… Впрочем, ничего уже не хочется ,никто мне не нужен , кроме неё. Лата - сокращенное от Ласточки, «с» и пресловутое «чк» со временем отпали.
Всё таки надо же было суметь  проскочить такой ряд , частокол заграждений. Старпом – капитан – Корнеева – начальница – Ирина – инспектор – контролёр КПП – санврач. Над всем этим , с крыльями, хранитель мой , властитель – бог. Непосредственный  руководитель. Но именно он и заварил эту кашу, срочно приказал  оформляться , переводиться. Только у него не появился я сегодня, но  тот  уже сориентировался , прислал необходимые документы, через агента. Он действительно мне бог, сделал чудо. Когда я был у него около трёх недель назад , он сказал ,чтоб зашёл через «две». А я  опоздал , заявился только через две с половиной, накануне выхода на свою прежнюю работу. Но и был «схвачен» , задействован, сам того не ожидая , не предполагая. А меня за расторопность он уже  называл « бойцом».  В самом деле – на передней линии огня. Передо мной – Европа, Африка и весь мир. Можно ли проспать такое? А?
За час до отхода я  успел сбегать за КПП, - там дежурили другие , проверяли по «роли», - купить целую кипу газет , под сотню рублей , с голыми девицами « Декамерона», и взять ещё несколько бутылок местного пива, в темно-зеленых прохладных бутылках, - «Вкус  Севера».



     Август  2004  г.    Белое море, т\ х  «Капитан Данилкин»