Параллельные миры

6 января 2015 г


СПАСИБО!

Дорогие мои, любимые люди!

Все, с кем я провела эти без преувеличения самые лучшие в моей жизни новогодние каникулы. Все, с кем смогла увидеться раз или два, с кем проболтала целый день или всего пару часов, все, с кем вообще не успела пересечься, но кто тем не менее был рядом, потому что я о вас думала.

Я не знаю ничего лучше и важнее того, что вы есть на свете и что нас соединяют светящиеся нити дружбы и любви. Они без всяких усилий дотягиваются вслед за мной до Парижа, я ощущаю их почти физически, а порой представляю себе, как такая тёплая паутина охватывает всю планету, от человека и к человеку, и это единственный способ завоевания мира, который я  с радостью принимаю.

В разговорах с вами стирается грань между сказанным и подуманным («Не договаривая фразы…» – Иваси) и даже между бывшим и сущим. «Всё, что помнится, - было», – у Крапивина. Всё, что было, – есть. Продолжает существовать. Так и вы все – со мной.

Вас очень много, и каждый из вас мне дороже всех. Помню, как ещё в школе мечтала как-нибудь собрать вместе всех замечательных людей, которых мне довелось встретить. Потом я, конечно, выросла и поняла, что это невозможно, что многие люди несовместимы в силу характеров, некоторые – в силу возраста, а некоторые – потому что они вообще из разных временных отрезков моей жизни. Зато в этот мой приезд, когда каждый день я встречалась с кем-нибудь из вас, у меня создалось полное ощущение, что я попала в то самое недостижимое пространство, где вы все вместе, и я с вами.

Эти две недели я была счастливоЙ, как именинница. И по всему каждый день был как день рождения, и не только из-за атмосферы застолий, душевных посиделок и подарков. Ведь главное в дне рождения – понимание, скольким людям ты нужен просто так, просто потому что ты – есть. Даже если б ты вообще ничего в жизни не достиг, ничего не сделал, тебе бы всё равно были рады, всё равно бы поздравили. Каждый год это воспринимаешь как радостное открытие, как незаслуженное счастье. А тут – две недели таких дней! Да такого радостного заряда любому нормальному человеку на четырнадцать лет хватило б, не то что на мой жалкий оставшийся семестр длиной в полгода! Так что постараюсь я не страдать тут от тоски, а провести эти месяцы так, чтобы потом было что вам рассказать.
Спасибо вам.

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ

Как же важно человеку – во всяком случае, такому консерватору, как я, – возвращаться в обжитое место! Обжитое, исхоженное, натоптанное. Я вчера вошла в свою комнату в общежитии – и, как бы там ни было, мне было приятно оттого, что в ней всё по-прежнему, всё на своих местах, что в ней тепло и царит мой привычный запах. И это притом, что здесь за время моего отсутствия успел пожить программист Серёжа – друг моей одногруппницы, которая оставалась в Париже на каникулы и приглашала друзей в таком количестве, что её собственная общажная комната их уже не вмещала.

Радость узнавания началась даже раньше – ещё когда я ехала из аэропорта на электричке… то есть на метро… то есть на электричке, которая в границах Парижа функционирует как метро… в общем, на RER. Мне сразу как-то приласкали взгляд знакомые яркие обивки кресел в вагоне. Они были приятно привычны: именно на этом RER я чуть ли не каждый день добиралась до Сорбонны.

Мне хорошо оттого, что я уже знаю, как покороче перейти с RER на мою рыжую ветку метро. Оттого, что, не думая, сажусь в первый вагон, потому что оттуда выходить ближе. Оттого, что знаю, где что подешевле купить. И даже хорошо уже знакомое лицо моего научного руководителя на семинаре с утра в понедельник внушило мне, вопреки обыкновению, некоторое весьма позитивное чувство.

И вот эта привычность окружающего мира делает его в чём-то моим – и тем самым придаёт ему реальность в моих глазах. Что там сказал Лис у Сент-Экзюпери? «Узнать можно только те вещи, которые приручишь». Это точно, но я бы даже сильнее сказала: для нас реально существуют и что-то значат только те вещи, которые мы успели приручить. Об остальном мы никогда не думаем или думаем вскользь, и всё это остаётся для нас абстрактным, нереальным, без содержания – так, этикетка, слово, которое мы слышали сто раз, но ради которого ни разу не залезли даже в Википедию (не говоря уж о словарях и энциклопедиях), чтобы понять, что это такое.

Мой самый родной, самый реальный, самый «приручённый» мир – это, конечно, Москва. Люди, места, цвета, запахи… Но интересно, как всё это начинает ускользать, стоит только уехать надолго. Не совсем стирается из памяти, конечно! Если снова увидеть – тут же всё и всех узнаешь. Но вот лицо человека, который далеко, мне почти никогда не удаётся чётко себе представить. Разве что в общих чертах – или только по фотографиям. Вообще, всё, от чего далеко уезжаешь, кажется немного нереальным, так что порой нет-нет да промелькнёт сомнение, а не приснился ли тебе просто-напросто этот другой мир со всеми его людьми, местами, цветами и запахами. Ну, может, несколько раз подряд приснился, оттого и запомнился. В конце концов, бывают же незабываемые сны со множеством деталей и ощущением абсолютной реальности происходящего.

Когда я была в Москве, таким сном казалась мне моя французская жизнь. Мне даже странновато было всерьёз о ней говорить – будто любопытный сон пересказывать. А стоило сменить пару самолётов – и вот, пожалуйста, я в другом мире, почти ничего общего не имеющем с моей Москвой; а сама она теперь где-то в зоне едва реального, её еле различаешь за зимним парижским туманом. Есть она там? Или только мерещится? Начнёшь в этих парижских декорациях рассказывать французу о России – так какая-то зимняя сказка выходит, сам себе уже с трудом веришь. В этом мире такого не бывает. Не может быть. Но ведь всё это было! А было ли?..
Потом на мэйл приходит письмо от кого-нибудь из вас, и я понимаю, что всё хорошо, я ещё не схожу с ума, Москва действительно существует и стоит себе где стояла, со всеми её людьми, красками и так далее. И жизнь там продолжается, как и здесь.

Ясно, что вся эта история с параллельными мирами проживается и ощущается не так остро, иначе меня бы давно пора было лечить в специализированной клинике. Но зародыши этих ощущений – во мне, и никуда от них не деться, а значит – в какой-то мере это правда. И, ёлки ж палки! я не хочу, чтобы мой родной мир вот так ускользал от меня. Раз в нём надо жить, чтобы он был до конца реален, я буду жить именно в нём, как бы мне ни нахваливали мир европейский.

Rentr;e по-русски

Rentr;e (буквально «возвращение») – это у французов такое специальное слово, обозначающее возврат к какой-нибудь работе после каникул или отпуска. Работать тут, судя по всему, никто не любит, каникул много, поэтому rentr;es тоже много разных; к тому же бывают rentr;es школьные, университетские и ещё чёрт знает какие. Ну, а у меня сегодня состоялось собственное возвращение к занятиям, совершенно в моём стиле. И вполне в духе традиций российского студенчества, честь коего я тут вроде как самоотверженно защищаю…

Обычно по понедельникам с утра бывает самая нудятина – лекция моего здешнего научного руководителя и его же семинар. Я чётко помнила, что последняя лекция цикла была до каникул (я её как раз честно прогуляла), следовательно – остаётся только семинар. На котором даже скажут оценки за семестр и раздадут проверенные работы по «горячо любимому» Аполлинеру. Ну, на такое мероприятие нельзя опаздывать!

К счастью, семинар начинался в двенадцать, я могла выспаться после самолёта. Но всё равно долго не разлёживалась и, как приличная, встала сильно заранее. Пока с линзами договорюсь, пока одежду подберу, пока вспомню, что в сумке должно лежать, когда в университет еду… Правы французы, что придумали целое слово для обозначения возвращения в рабочий ритм. Это ж целый процесс, не хухры-мухры. Если такой переход резко совершать, какая нагрузка на нервы-то! Сразу количество суицидов подскочит. Особенно ранним утром первого рабочего понедельника.

Мне ещё и книги надо было продлить библиотечные, которые пришла пора возвращать, а я не хотела. Это делается здесь через интернет, на сайте сорбоннской библиотеки.

Сайт не грузился. Я даже не удивилась. Что, в библиотеке, не люди, что ли, работают? Тоже имеют право на своё неторопливое rentr;e. Кто ж начинает в первый понедельник работать с десяти утра, как по расписанию? Даже французский сайт не может проснуться в такую рань…

Но я-то была не француженка. Я с утра всё успела, даже больше, чем собиралась, время 10.50, вот осталось только кровать убрать – и я выеду в университет ровно за час до начала занятий, а значит – буду на месте аж минут за двадцать. Может, успею даже в библиотеку забежать, если они, сони несчастные, к тому времени откроются. Вот зачем вообще писали, что библиотека открывается 5 января? Написали бы, что завтра, 6-го, честнее было б.

5-е января… Что-то цепануло меня в этой дате. Я не веду ежедневника (вот стану учительницей – тогда, может быть…) Расписание и так умещается у меня в голове, а важные события я запоминаю, мысленно выделяя те даты, на которые у меня что-то запланировано. Что именно – я вспоминаю уже по контексту. И вот на цифре 5 что-то меня задержало. Причём что-то не самое приятное. Связанное с моим научником, кажется. Но лекции ведь точно нет… А на семинар я успеваю без проблем… Что ещё?.. Ах да, на сегодня же, кажется, дорогой мсье Александр (это его фамилия) перенёс семинар для своих дипломников, к коим я имею честь принадлежать…

А-а-а! Во сколько? Во сколько?! Бросаюсь искать соответствующую информацию, даже с первого раза угадываю, в какой тетрадке смотреть, – это после каникул-то и возвращения из другого мира! Нашла. Ну, отлично. Лучше некуда. В одиннадцать. Через десять минут. Последний в семестре семинар, который пропускать нельзя ещё и потому, что мсье Александр собирался меня спросить по диплому, ибо всё не успевал (или откладывал?) последние два занятия.

Со здешним научником у меня сложные отношения: мы с ним друг друга не понимаем. И дело не в языке. Ему с иностранцами, видимо, и вообще напряжно. А я не знаю, в какой момент он на мой вопрос ответит, а в какой – раскричится. Поэтому я задаю все вопросы не ему, а одногруппникам. А к встречам с ним готовлюсь «с особым чувством», прописывая до предложения всё, что мне надо будет ему сказать. Чтобы вопросов не было. И потому что при нём я от нервов забываю весь французский язык.

А тут я опаздываю к нему на семинар! На последний! И, видимо, совсем опаздываю, потому что до Сорбонны ещё ехать 35 минут, и ладно б я знала, в какую аудиторию идти. А то ж он сказал: собираемся на четвёртом этаже, там разберёмся, найдём какую-нибудь свободную аудиторию. И буду я заглядывать во все аудитории огромного здания… Притом – надо ли говорить, что я напрочь забыла на каникулах подготовить ответ и даже не знала точно, что с меня будут сегодня спрашивать: отчёт по прочитанной статье (было такое задание, меня тогда научник не успел вызвать) или уже в целом – что я сделала по диплому.

И не ехать нельзя: сразу после семинара для дипломников – семинар по Аполлинеру, на котором я лицом к лицу встречусь с мсье Александром, и он уже совершенно законно меня невзлюбит за прогул того часа в неделю, который он нам, дипломникам, выделяет, хотя и не обязан.

Как уже выяснилось по предыдущим историям, лучше всего – не терять надежды до последнего. Шанс выкрутиться есть всегда. И я бросилась собираться. Пока копалась, часы на церкви пробили одиннадцать. Я вылетела из дома. Единственный телефон, какой у меня был, - номер суперответственной арабской девочки Решам. «Решам, привет, я опаздываю на полчаса! В какой аудитории семинар?» - «Какой ещё семинар?..» Великолепно! Всё-таки мы с арабами – во многом родственные души. По пути я успеваю объяснить Решам про перенос семинара, и она тоже бросается бежать в сторону Сорбонны.

Я уже в холле четвёртого этажа. Понятно, что никого там нет. Хорошо, я давно не стесняюсь задавать вопросы (кроме вопросов моему научнику, разумеется). В приоткрытую дверь какого-то бюро вижу смутно знакомые лица – бросаюсь к ним. Милая девушка (о чудо!) знает, в какую аудиторию мсье Александр повёл своих студентов. Она даже провожает меня до двери и советует не снимать пуховик: в здании не работает отопление (у коммунальных служб, видимо, тоже непростое rentr;e выдалось…)

Я так рада, что успела на последние минуты занятия, что еле сдерживаюсь, чтобы не заржать от облегчения и осознания собственной бестолковости:

 – Здравствуйте! Извините, я опоздала… Извините…

Чуть не добавляю, что «это так тупо с моей стороны…» или «знаете, я напрочь забыла про Ваш семинар…» Мне и в голову не приходит придумать какое-нибудь разумное оправдание. Я вижу себя со стороны, и мне с себя смешно.

Мсье Александр картинно засучивает рукав и выразительно смотрит на часы. Я усаживаюсь. Рискуя навлечь на себя все громы мира, достаю телефон и под партой строчу Решам смс-ку с номером аудитории. Через пять минут она влетает вся взмыленная, и история повторяется: «Извините!» – пафосный взгляд научника на часы – громыхание стула – удовлетворение на лице студентки: «Успела!..»

А народ рассказывает о ходе работы над дипломом. Та-а-ак… Что же мне-то рассказать, если спросят? С учётом того, что на каникулах я вовсе ничего не делала… А может, не спросят? Ага, конечно…

Шарль, который был моим любимым научником в прошлом году, тоже раз в неделю устраивал нам опрос из серии «А что ТЫ сделал за эту неделю?» И говорил, что «если это не поможет вам продвинуться в написании диплома, так хоть красиво врать научит». Я врать не люблю, мне было неловко, поэтому занятия Шарля (факультативные в первом семестре) я часто прогуливала. А зря: умение сделать отчёт из ничего мне бы сейчас очень пригодилось…

Пока мсье Александр блистал эрудицией, распространяясь не столько по теме, сколько вокруг темы диплома отвечавшего парня, я судорожно вспоминала, что я успела до каникул. До каникул я целый месяц писала Аполлинера. А до Аполлинера?..

Когда от занятия осталось пять минут, мсье Александр таки посмотрел на нас с Решам и возвестил:
 – Ну, мадемуазели, а что нам расскажете вы? Только быстро – потому что вы немного опоздали, и времени почти не остаётся, – и на меня смотрит.

«Быстро» – это обычно не про меня. Но тут это стало спасением. Я ровно в пять минут уложила свой пересказ статьи, переделанный в примерный план своего диплома, и добавила, к тому же, что в конце января – начале февраля мне придут ответы лицеистов на мои анкеты (чистая правда!) «А сам диплом будет состоять из теоретической части, где я сделаю обзор публикаций по теме и обозначу основные проблемы, и практической части, где я постараюсь разрешить проблемы на конкретном материале». Больше сказать мне было нечего. Мсье Александр остался доволен. Я выдохнула.

Решам, как всегда, оказалась ответственнее меня. Теперь пришла её очередь отвечать; она достала заготовленный текст и начала, как полагается, со вступления. Когда добралась до плана своей речи («Сначала я скажу о том-то, потом перейду к тому-то и, наконец, …»), мсье Александр не вытерпел и сказал, что времени уже нет и чтобы она отдала ему свои бумажки, а он потом лично с ней встретится и поговорит. Я была рада, что не я оказалась на месте Решам…

В общем, всё, как всегда, кончилось хорошо. Даже ещё лучше, потому что по Аполлинеру мне, на удивление, поставили 16 из 20 (это хорошо: ведь 20 не ставят никому, 19 – почти никогда, и таким образом при высшей оценке в 18 баллов 16 – это между четвёркой и пятёркой, ближе к пятёрке). Я довольна. Это моя первая оценка в Сорбонне.
 
А следующая будет, если я смогу, в стиле российских студентов, за оставшуюся неделю написать семестровую работу для второго семинара – ту, которую я должна была писать весь семестр, которую планировала (ха-ха) сделать на каникулах и на которую (конечно же) не хватило времени. Теперь вот ныряю в неё.

Итак, rentr;e состоялось, господа! А через неделю, хотите – верьте, хотите – нет, опять каникулы…