Глава 54. Обреченная

 Быть с Белль те­перь, ког­да пос­ледние барь­еры меж­ду ним и Кру­эл­лой па­ли и бо­роть­ся с чувс­твом к бе­зум­ной жен­щи­не нет сил, хоть и есть смысл, - это пыт­ка.

       Каж­дый раз смот­реть на нее, но не ви­деть, а, зак­ры­вая гла­за, ви­деть Де Виль и бо­ять­ся наз­вать од­нажды Белль ее име­нем – это пыт­ка.
       Си­деть на об­щей кух­не, где еще не­дав­но вмес­те пи­ли чай и го­вори­ли о бу­дущем, ко­торое ка­залось та­ким счас­тли­вым – это пыт­ка.
       От­сутс­твие Кру­эл­лы в его жиз­ни, ря­дом с ним – пыт­ка.
       Все, что свя­зано с Кру­эл­лой – пыт­ка.
       Его жизнь от­ны­не – страш­ные му­ки, на ко­торые он сам се­бя об­рек, под­давшись пос­ледней вспыш­ке ухо­дящей неж­ности пе­ред ли­цом не­мину­емой, как ка­залось, смер­ти. Он был на­казан за свою оп­ро­мет­чи­вость. Са­мое страш­ное на­каза­ние во всех ми­рах и Все­лен­ных – то, ко­торое ты наз­на­чил для се­бя сам.

       Рум­пель вхо­дит в дом, пос­та­вив про­мок­шие от дож­дя са­поги в ко­ридо­ре су­шить­ся, сни­ма­ет паль­то и пид­жак. На­вер­ное, на­до бы уз­нать, где Белль, пос­ледние дни она не­важ­но се­бя чувс­тву­ет, но у не­го нет сил. Ес­ли он сей­час уви­дит ее, она за­метит зат­равлен­ное вы­раже­ние в его гла­зах и ни­кому из них не ста­нет лег­че. Впро­чем, не­зачем се­бя об­ма­нывать: лег­че уже не ста­нет ни­ког­да.

       Он сни­ма­ет нос­ки, то­же мок­рые, и ны­ря­ет но­гами в до­маш­ние та­поч­ки. За­бав­ные, с мор­дой кро­коди­ла. Белль по­дари­ла два го­да на­зад, на Рож­дес­тво, и они дол­го сме­ялись над этой ми­лой шут­кой. Ку­да все это ис­чезло? Он не хо­чет ду­мать об этом.

       Он вклю­ча­ет чай­ник, что­бы за­варить се­бе ко­фе, же­латель­но мак­си­маль­но креп­кий, хо­тя ни­какой ко­фе, увы, не спа­сет от оди­ночес­тва, а горь­кий оса­док на до­ныш­ке чаш­ки все сла­ще, чем его пус­тая, од­но­об­разная жизнь.

       Под­пе­рев под­бо­родок ла­донью, он дол­го смот­рит на со­лян­ку ря­дом с со­бой, буд­то ви­дит ее впер­вые, или на­де­ет­ся за­метить что-то но­вое в ней. Как же все дос­та­ло! Не­имо­вер­но, ужас­но, бе­зум­но дос­та­ло! Ес­ли бы у не­го бы­ла хоть ма­лей­шая воз­можность уб­рать­ся не толь­ко из это­го го­рода, но и из этой пла­неты, он бы точ­но ею вос­поль­зо­вал­ся.

       По­тянув­шись паль­ца­ми в кар­ман пид­жа­ка, на­ходит там обер­тку от кон­фе­ты, что выз­ва­ла горь­кую улыб­ку: кон­фе­ты с ли­кером. Лю­бимые Кру­эл­лой. Еще не­дав­но, с жад­ностью на­бивая ими рот, сов­сем не так, как сто­ило бы ле­ди, она пря­тала обер­тки в его кар­ма­нах, осо­бен­но дос­та­валось ру­баш­кам. Вос­по­мина­ния, ко­торые ни­ког­да боль­ше не ста­нут прав­дой. Мо­мент, что те­перь ни­ког­да не пов­то­рит­ся.

       Ка­кое страш­ное сло­во – ни­ког­да. Впер­вые он ощу­тил его го­речь в ту ми­нуту, ког­да умер Бей и ему, нес­час­тно­му от­цу, приш­лось зак­рыть его гла­за сво­ей ру­кой. Бит­ву за сы­на, ко­торая дли­лась так мно­го лет, он про­иг­рал.

       Те­перь это прок­ля­тое сло­во на­вали­лось на не­го с но­вой си­лой, из­де­ва­ясь над ним – он боль­ше не сме­ет да­же приб­ли­зит­ся к Кру­эл­ле, по­тому что очень пе­ред нею ви­новат. Один по­рыв неж­ности к не­ког­да лю­бимой же­не, сто­ил ему жен­щи­ны всей его жиз­ни. Бит­ву за Кру­эл­лу, ко­торую он столь­ко лет от­ри­цал нап­расно, он то­же про­иг­рал.

       Он про­иг­рал по всем фрон­там, ни­чего не сбе­рег – раз­ве что ма­гию, за ко­торой гнал­ся всег­да, как одер­жи­мый. У не­го те­перь есть аб­со­лют­ная ма­гия, сплош­ная Ть­ма, а он – ко­роль Ть­мы, но все ос­таль­ное выс­коль­зну­ло из его рук, как ль­ет­ся сквозь паль­цы во­да. Он по­терял все.
       И да­же свою ду­шу.

       Рум­пель ус­та­ло трет гла­за. Хо­чет­ся лечь и ус­нуть, но он ли­шен та­кой рос­ко­ши. Раз­ве что мо­жет бес­ко­неч­но смот­реть в по­толок, раз­мышляя над сво­ей пус­той жизнью.

       От мыс­ли, что толь­ко что взбре­ла в го­лову, ста­ло страш­но, но и ее он при­нял с по­кор­ным сми­рени­ем, а, осоз­нав, горь­ко улыб­нулся – у не­го бу­дет ре­бенок, он так меч­тал об этом всю жизнь, но ре­бенок от Белль ему не ну­жен. Страш­ная мысль, вдвой­не ужас­ная для от­ца, ко­торый од­нажды уже по­терял сы­на. Но это бы­ло прав­дой и Рум­пель ни­чего не мог с со­бой по­делать. Он ни­чего не ис­пы­тывал, ожи­дая это ди­тя, ни­чего боль­ше не чувс­тво­вал к его ма­тери, и, на­вер­ное, прос­то сго­рел, ког­да Бей уми­рал на его ру­ках. И поп­росту не мог пред­ста­вить, что это­му ре­бен­ку, ко­торо­го но­сит сей­час его же­на, суж­де­но ро­дить­ся, быть ря­дом, вы­рас­ти, сде­лать его ужас­ную жизнь хоть кап­лю счас­тли­вее. Он не ве­рил. Не­верие – его пос­то­ян­ный спут­ник те­перь.

       Ко­фе, сде­лан­ный нес­коль­ко ми­нут на­зад, уже на­чал ос­ты­вать и Рум­пель с не­охо­той сде­лал па­ру глот­ков, но не по­чувс­тво­вал вку­са.

       Ког­да в кух­ню вош­ла Белль, он от­ста­вил чаш­ку, но не под­нял глаз на нее.

       - Где ты был? – очень ти­хо шеп­чет она, и паль­цы, ле­жащие на уже до­воль­но за­мет­ном жи­воте, нер­вно сту­чат по не­му. Она то­же не смот­рит на не­го, упор­но изу­чая пол.
       - У Бея – приз­на­ет­ся он, по­тому что это прав­да. Пос­ледний при­ют сы­на стал для не­го единс­твен­ной на­деж­дой не сой­ти с ума, ког­да осо­бен­но тя­жело. – Я на­вещал сво­его маль­чи­ка, Белль.

       Она ки­ва­ет. Ка­жет­ся, по­вери­ла, хо­тя, впро­чем, ка­кая раз­ни­ца? Да­же ког­да Белль са­дит­ся ря­дом, он не спе­шит ре­аги­ровать. Прид­ви­нув ко­фе, уже сов­сем поч­ти хо­лод­ный, де­ла­ет еще нес­коль­ко глот­ков и вни­матель­но смот­рит на свои ру­ки. На­до бы с ней объ­яс­нить­ся, най­ти сло­ва, на­до по­пытать­ся по­вер­нуть все вспять, ведь ско­ро они ста­нут ро­дите­лями. Эти сло­ва, как ман­тру, он ежед­невно пов­то­ря­ет се­бе, но они боль­ше не дей­ству­ют. По­тому, Голд прос­то мол­чит, а она, ка­жет­ся, то­же ни­чего не ска­жет. Впро­чем, ее дей­ствия ра­нят его силь­нее лю­бых слов.

       Встав, рез­ко, буд­то спох­ва­тив­шись, что за­была что-то, Белль под­хо­дит к пли­те и, по­ложив доб­рую по­лови­ну ку­рицы на та­рел­ку, ста­вит пе­ред ним. За­тем дос­та­ет са­лат, так же от­прав­ляя в та­рел­ку с ку­рицей и, по­резав хлеб, мол­ча про­тяги­ва­ет ему.

       - Я не го­лоден, Белль, спа­сибо.
       - Ешь, - ка­ча­ет го­ловой она, - ты се­год­ня не зав­тра­кал, я знаю.

       Уп­ря­мая ма­лень­кая Белль, ну по­чему ты так прек­расна, так за­бот­ли­ва?

       Рум­пель, на­конец, от­ва­жил­ся на нее пос­мотреть, и в гла­зах ее – без­донная боль. Ви­дя это, ему хо­чет­ся прыг­нуть со ска­лы с раз­бе­гу, уто­пить­ся в мо­ре, раз­ре­зать се­бя на час­ти, прот­кнуть кин­жа­лом – все, что угод­но, лишь бы ис­чезнуть. Этот мо­мент, ког­да он чувс­тву­ет се­бя чу­дови­щем – один из са­мых мер­зких в его жиз­ни.

       Он пы­та­ет­ся вы­пол­нить ее прось­бу, да­же ко­выря­ет вил­кой в та­рел­ке и, ка­жет­ся, что-то кла­дет в рот, сно­ва не ощу­щая ни вку­са, ни за­паха. Он дей­стви­тель­но пы­та­ет­ся сгла­дить ос­трые уг­лы, ко­торых так мно­го, что бь­ешь­ся о них в кровь на каж­дом ша­гу. Но, ви­димо, есть то, что вы­ше вся­ких сил ве­лико­го Тем­но­го ма­га. Это – вы­ше.

       Он от­став­ля­ет та­рел­ку, про­тянув ей ру­ку. Белль нап­ряглась, ее паль­цы в его ла­дони без­жизнен­ны и без­воль­ны. По­думать толь­ко, а ведь еще сов­сем не­дав­но она сжи­мала их с та­кой ра­достью, лас­ка­ла с та­кой лю­бовью, буд­то они бы­ли смыс­лом ее су­щес­тво­вания!

       Она лишь на мгно­вение под­ни­ма­ет на не­го взгляд, в ко­тором он ни­чего не мо­жет уви­деть, кро­ме бо­ли, и зас­тывше­го, ка­жет­ся, на­веч­но воп­ро­са: за что? Но бе­да в том, что он и сам не мо­жет от­ве­тить на не­го.

       Что ей ска­зать? Прав­ду. Как на­чать? С че­го? Как объ­яс­нить ей, что сей­час, на­вер­ное, он бу­дет ре­зать ее без но­жа? Он не зна­ет. Он не при­вык бро­сать жен­щин, ко­торых лю­бил, ско­рее, они са­ми бро­сали его. Но, ви­димо, еще не поз­дно поз­нать и эту горь­кую на­уку.

       - Белль, - он шеп­чет ее имя, но оно боль­ше не зву­чит му­зыкой для его ушей, а на язы­ке зас­ты­ва­ет пус­то­та, - по­ез­жай к от­цу. Ес­ли хо­чешь – за­бери здесь все, все, что счи­та­ешь нуж­ным, что мо­жет те­бе по­надо­бит­ся.
       - Ты не по­едешь со мной, Рум­пель? – от­зы­ва­ет­ся она, прек­расно зная от­вет

       - Нет, Белль. Это ко­нец. Нам нель­зя боль­ше му­чить друг дру­га. Да­вай не бу­дем, про­шу. По­ез­жай к от­цу. Я по­дам на раз­вод и ос­во­божу те­бя. Ты и наш ре­бенок бу­дете обес­пе­чены, я сде­лаю все для вас дво­их. Но мы боль­ше не мо­жем жить вмес­те под од­ной кры­шей, ми­лая. Ты – ум­ная, слав­ная, мо­лодая де­вуш­ка, ко­торая ве­рит в доб­ро и лю­бовь. Ты по­каза­ла мне, что ме­ня то­же мож­но лю­бить, но я ка­лечу те­бя этой лю­бовью и губ­лю се­бя. Ез­жай к от­цу, Белль, ты сво­бод­на от ме­ня и на­шего бра­ка. И од­нажды, я ве­рю, ты смо­жешь уви­деть мир, мо­жет быть – с на­шим ма­лышом.
       - Ты уй­дешь к ней? – все еще не смот­ря ему в гла­за, за­да­ет но­вый воп­рос она. Ее ру­ка все так же по­ко­ит­ся в его ла­дони, и все так же хо­лод­на и вя­ла.
       - Нет, - он мед­ленно по­качи­ва­ет го­ловой из сто­роны в сто­рону, осоз­на­вая толь­ко сей­час по-нас­то­яще­му, что это – прав­да, - Кру­эл­ла не прос­тит мне и не при­мет ме­ня сно­ва, Белль. Не у всех та­кое боль­шое и свет­лое сер­дце, как у те­бя. Я ос­та­нусь один.
       - Ты не смо­жешь быть один, Рум­пель. Ни­ког­да не мог.
       - Но я всег­да был оди­нок, Белль.
       - Ты про­падешь.

       Ма­лень­кая, уп­ря­мая де­воч­ка. Она все еще цеп­ля­ет­ся за их не­дав­нюю лю­бовь, как за со­ломин­ку, хва­та­ет­ся за то, че­го боль­ше нет.

       - Я справ­люсь. У ме­ня бу­дет ре­бенок, и я не мо­гу ос­та­вить вас, Белль. Но жить с то­бой я боль­ше не мо­гу. Ты же ви­дишь, это об­ре­мени­тель­но для нас обо­их

       - Ма­ма всег­да го­вори­ла, что да­же в неп­рогляд­ной ть­ме мож­но раз­гля­деть свет, Рум­пель, - на­конец, она роб­ко под­ни­ма­ет гла­за, слег­ка хму­рясь, ви­димо, от тол­чка ре­бен­ка в жи­воте, - на­ша лю­бовь ис­тинна, и она дол­жна по­бедить Ть­му. Как по­беж­да­ла всег­да. Вспом­ни, наш по­целуй раз­ру­шил дол­гое прок­лятье. Ку­да же все это де­лось?

       Она храб­рится, за­киды­вая го­лову на­зад, что­бы удер­жать сле­зы на рес­ни­цах, не дать им выр­вать­ся на­ружу. Силь­ная, прек­расная Белль.

       Рум­пель зак­ры­ва­ет гла­за, тя­жело вздох­нув. Ну что же, по­ра пе­рес­тать от­ри­цать это, по­тому что это бы­ла прав­да и все эти го­ды он знал ее.

       - Бо­юсь, Белль, я сде­лаю те­бе сей­час очень боль­но, прос­ти. Но на­ша лю­бовь ни­ког­да не бы­ла ис­тинной.

       Она за­мира­ет. Не ды­шит. Не мор­гая, нес­коль­ко се­кунд смот­рит на не­го, по­вер­женная ус­лы­шан­ным. Рум­пель сно­ва ощу­тил же­лание ис­чезнуть из ис­то­рии Все­лен­ной, быть унич­то­жен­ным – толь­ко бы не ви­деть ее та­кой.

       - Рум­пель, что… что ты та­кое го­воришь?

       Он зап­ро­киды­ва­ет го­лову на­зад, в тя­желом вздо­хе вы­пус­кая весь воз­дух из лег­ких и, ку­сая гу­бы до кро­ви, ти­хо, но от­четли­во, шеп­чет:

       - Белль, я не знаю, по­чему по­целуй сра­ботал. Он не дол­жен был сра­ботать, прос­ти ме­ня, по­жалуй­ста. Но он не мог сра­ботать тог­да. Я убе­дил се­бя, что это воз­можно, все это вре­мя убеж­дал се­бя, но.. нет, он не дол­жен был сра­ботать, прав­да.
       - Но по­чему? – поч­ти кри­чит Белль, и в этом воп­ро­се-кри­ке столь­ко от­ча­яния и бо­ли, что у Рум­пе­ля поч­ти ос­та­нови­лось сер­дце в гру­ди. О, как же это ад­ски тя­жело – из­де­вать­ся над ней, ми­лой, лю­бящей де­вуш­кой, что столь­ко лет скра­шива­ла его оди­ночес­тво, бы­ла единс­твен­ным дру­гом, да­рила столь­ко теп­ла.

       На се­кун­ду го­лова Рум­пе­ля, как не­валяш­ка, па­да­ет к ней на ко­лени и, еще нем­но­го, он бу­дет бить­ся об них, бить ку­лака­ми в сте­ны. Нуж­но прек­ра­тить эти пыт­ки.

       - По­тому что, це­луя те­бя тог­да, я не был с то­бой, Белль. Я пред­став­лял Кру­эл­лу Де Виль.

       Все. Он соз­нался, но не толь­ко ей – се­бе. Впер­вые ска­зал то, от че­го так дол­го от­кре­щивал­ся.
       Не на­рушая ле­деня­щую ду­шу ти­шину, Рум­пель под­ни­ма­ет на нее взгляд. Он от­вер­гнут ее ру­кой, она тол­ка­ет его, как злей­ше­го вра­га, буд­то на нее на­пали с но­жом, и вска­кива­ет на но­ги, от­кры­вая рот, как ры­ба, вы­тащен­ная на по­вер­хность.

       - Что? Что ты ска­зал?
       - Белль, прос­ти ме­ня, я, - он под­сту­па­ет к ней, то­же вско­чив, ста­ра­ясь ус­по­ко­ить, уго­монить, смяг­чить удар, хоть это и не­воз­можно, раз­ры­ва­ясь на час­ти от бо­ли и же­лания орать, - прос­ти….
       - О Бо­же. Бо­же – пов­то­ря­ет она, от­сту­пая и впер­вые за весь этот бе­зум­ный раз­го­вор, он ви­дит на ее ще­ках сле­зы, - Бо­же.
       - Белль! – про­из­но­сит он ее имя, зная, что оно уй­дет в пус­то­ту – вряд ли она мо­жет сей­час что-ли­бо ус­лы­шать.

       Но вдруг сле­зы на ее прек­расном ли­це за­мира­ют, и она са­ма прев­ра­ща­ет­ся в зас­тывшую ста­тую. Рум­пель то­же зас­ты­ва­ет, не зная, что по­делать, что пред­при­нять. Прос­то сто­ит и смот­рит на нее.

       Белль спо­кой­но раз­во­рачи­ва­ет­ся и вы­ходит с кух­ни. Сни­ма­ет с ве­шал­ки паль­то, об­мо­тав шарф вок­руг шеи, бе­рет в ру­ки шап­ку, на­тяги­ва­ет пер­чатки. Вто­ропях хва­та­ет пер­вую по­пав­шу­юся су­моч­ку.

       - Белль, уже ве­чер, толь­ко что про­шел дождь. Не хо­ди ни­куда, про­шу.
       - Мне нуж­но вый­ти. По­гулять. По­думать.
       - Ес­ли хо­чешь, ес­ли те­бе бу­дет лег­че, я уй­ду.
       - Нет, мне нуж­но вый­ти – нас­та­ива­ет она, пы­та­ясь юр­кнуть к две­ри.
       - По­думай о на­шем ре­бен­ке, Белль, - про­сит он, - уже тем­не­ет, по­года не луч­шая. Не хо­ди ни­куда, по­жалуй­ста. А я уй­ду.
       Она под­ни­ма­ет на не­го гла­за, в ко­торых не чи­та­ет­ся ни­чего, кро­ме зве­риной ре­шимос­ти, и стре­митель­но бро­са­ет­ся к две­ри, от­кры­вая ее:
       - Я ду­маю о ре­бен­ке, имен­но по­тому мне нуж­но вый­ти! – кри­чит она уже в ве­чер­ней се­рос­ти.
       - Будь ос­то­рож­на, про­шу, и, по­жалуй­ста, не за­дер­жи­вай­ся на­дол­го! – то­же кри­чит он, не рас­счи­тывая быть ус­лы­шан­ным, и дол­го-дол­го смот­рит ей вслед.
       О, Белль. Что же он на­делал?!



       Мост Трол­лей. Белль всег­да лю­била это мес­то, ро­ман­тичной меч­та­тель­ни­це оно ка­залось сказ­кой, при­ветом из сред­не­веко­вых ле­генд.
       Она сто­ит на мос­ту и смот­рит вниз, за­воро­жен­ная глу­бокой си­невой ре­ки. Прек­расная кар­ти­на, дос­той­ная кис­ти ге­ни­аль­ных ху­дож­ни­ков.
       Хо­лод­ный ве­тер ду­ет в ли­цо, за­пах све­жес­ти бь­ет в ноз­дри. Белль зак­ры­ва­ет гла­за, слу­шая ти­шину ве­чера, пог­ру­жа­ясь в нее, слов­но в лю­бимую кни­гу. Ре­бенок тол­кнул­ся и она гла­дит жи­вот под одеж­дой, с улыб­кой шеп­ча:
       - Ну, ну, ми­лый мой, все хо­рошо. Уже идем до­мой.
       Ед­ва обер­нувшись, ви­дит сто­яще­го ря­дом, поч­ти в нес­коль­ких ша­гах, че­лове­ка и вздра­гива­ет, не сра­зу по­няв, кто это, в ве­чер­ней мгле. Но по­том ус­по­ка­ива­ет­ся:
       - А, это вы!
       - Что же та­кая ле­ди де­ла­ет в столь поз­дний час здесь? – раз­да­ет­ся от­ветный воп­рос, и Белль улы­ба­ет­ся.
       - Ну, я прос­то гу­ляла. Но уже воз­вра­ща­юсь до­мой. Про­веде­те?