Пушкин и ощущение времени

Когда вы читаете о конногвардейце Нарумове,
у которого однажды играли в карты
и о Поле Томском - и тут же:
минус шестьдесят лет - шестьдесят лет назад (1770)  -
во времена бабушки Павла Томскаго,
La Venus  moscovite, Людовика Пятнадцатого
и Сен-Жермена, париков и психологии
тех времён,
вы чувствуете,
что они -
Томский, Нарумов и другие -
ультрасовременные люди (1832),
хотя вас отделяет от них
период более нежели в сто пятьдесят лет.

Из-за смещений: 1832 -
                1770 - и обратно - в 1832 год
вы чувствуете гениальность Пушкина в такой игре времён.
Даже карточная игра фараон* времён бабушки становится
штоссом времён Пушкина и Лермонтова
(хотя это, кажется, одна и та же игра...) -
и это также работает почему-то
на ощущение волшебства
сдвигов времени туда и сюда.
Так что 1832 год оказывается новеньким как монетка,
новенькая и блестящая,
которую - новенькую -  могли выдать
в качестве сдачи в каком-нибудь
галантерейном магазине тех времён...

========

*Вспоминаешь создателя египетскаго масонства Калиостро,
а "штосс" звучит кратко, отрывисто,
будто век галантности сменился приземлённым
девятнадцатым веком,
хотя и его мечта о романтизме
выльется в стихах Саути и музыке Шопена...