Вера Безнадёжная

                Мне день и ночь покоя не дает
                Мой черный человек. За мною всюду
                Как тень он гонится. Вот и теперь
                Мне кажется, он с нами сам-третей
                Сидит.

                (А.С. Пушкин. Моцарт и Сальери.)
               

Душным летним вечером в вагоне московского метро было всего два пассажира –  высокая стройная девушка чуть старше восемнадцати лет и черноокий жгучий брюнет среднего возраста, щёголь и явный оригинал, одетый, как и все утончённые натуры, очень просто, но изысканно - на нём был длинный плащ цвета маренго, распахнутый с продуманной небрежностью так, чтобы виднелась белая рубашка, ворот которой был охвачен в меру ярким галстуком, на ногах модника матово сияли новые туфли, гармонично сочетающиеся с идеально отглаженными брюками серого цвета. 
Юная горожанка была бледна и выглядела слегка уставшей. Глаза её были чуть приоткрыты и влажно блестели из-под длинных густых ресниц, пышные каштановые волосы полностью закрывали её расслабленные плечи своими блестящими кольцами, оживающими от малейшего её движения или дуновения ветерка. На её коленях, обрамлённых светлым шёлком праздничного платья, покоилась маленькая коричневая сумочка старинного образца, через мягкую кожу которой угадывались толстая книга и всякие мелочи, столь важные для всех особ её возраста. 
Мужчина сидел напротив своей спутницы, крутил головой и ловил глазами извивающиеся за стеклом тоннельные провода, всем своим видом старательно показывая, что наблюдает нечто важное. Девушка же, полностью погруженная в свои мысли, совершенно не замечала странного пассажира, который всем своим существом хотел привлечь к себе её внимание, занятое переживаниями сегодняшнего дня. Она вновь и вновь переживала события, принёсшие ей аплодисменты руководителя заводской театральной студии за роль жены казначея в знаменитом этюде великого русского режиссёра Станиславского «Сжигание денег».   

Сюжет этого этюда был очень сложен для исполнения на сцене. Актёрам предлагалось сыграть следующее: некий казначей, пока его жена купала грудного ребёнка, решил в пересчитать и проверить деньги, которые он не успел сдать в свою организацию. Разжёг камин в своём кабинете, разложил на столе пачки денег и начал их распечатывать и пересчитывать, а сорванные обёртки-бандероли бросал в огонь за ненадобностью таковых. 
За сим процессом внимательно следил брат жены, тихий и добрый горбун лет тринадцати от роду, с рождения не отличающийся умом от обезьяны. Он сидел на полу возле камина и с восхищением смотрел, как ярко вспыхивает каждая влетевшая в огонь бумажка. Казначей любил простодушного отрока и, чтобы чуточку повеселить его, наскоро делал из обёрток мотыльков, а уж только затем, скармливал их яркому огню.
Из другой комнаты раздался нежный голосок молодой жены казначея. Она звала мужа, чтобы вместе с ним полюбовался купанием младенца. Оставив в своём кабинете всё, как есть, заботливый отец и супруг отлучился, чтобы принять участие в сей милой семейной процедуре. 
Наивный дурачок, оставшийся без присмотра, начал брать денежные пачки со стола и бросать их в горящий камин. Возможно, он хотел помочь любимому родственнику, которого отвлекли от столь важных дел, а может, хотел продлить этот весёлый и завораживающий праздник огня и света...
Вернувшийся в кабинет казначей, увидев случившееся, поспешно оттолкнул бедолагу от камина, выхватил из огня последнюю пачку, повернулся и обнаружил, что несчастный юродивый, ударившийся виском о решётку камина, лежит бездыханным. Сердце отца семейства чуть не разорвалось от горя! Казначей возопил столь истошно, что его жена всё бросила и ринулась в кабинет мужа. Безуспешно пытаясь вернуть к жизни мёртвого отрока, они вдруг оба осознали, что оставленное в глубокой купели, беспомощное их дитя уже утонуло ... 
 
Все актёры сегодня были на высоте, но Лев Александрович аплодировал только ей! Да-да, тот самый, скупой на похвалу Лев Александрович, начальник её шестого цеха и по совместительству - режиссёр народного театра, организованного им самим на территории родного завода! 
О, да, она будет настоящей актрисой! Мир пуст, но она наполнит его смыслом, любовью, переживаниями и страстями! 
 
Вдруг, поезд, в котором ехали наши герои, резко затормозил, юная мечтательница очнулась от грёз, испуганно распахнула огромные карие глаза, отвлеклась от своих мыслей и случайно глянула на своего спутника.  «Ой, чёрный человек!», –  с некоторым удивлением подумала Вера, - так звали начинающую актрису. «Как же он похож на Родю – одно лицо! Можно сказать, что это его брат. Вот, есть же такие люди, которые похожи друг на друга, как собаки одной породы!» 
      
Вера демонстративно отвернулась. Воспоминания о некоем Роде были ей неприятны.
Но незнакомец так и притягивал её взгляды. Почувствовав, что за ним наблюдают, «чёрный человек» явно обрадовался, но от этого ещё больше занервничал и стал быстрее крутить глазами и головой.
 
«О-о-о, - испугалась девушка - так мы ещё и с «приветиком»! Скорее бы доехать!» 
И когда прозвучало: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Павелецкая!», маленькая актриса, до последнего момента делая вид, что она поедет дальше, ловко выскочила из уже захлопывающихся дверей вагона. Вздохнув с облегчением, беглянка гулко зацокала высоченными каблуками по каменному полу безлюдного перехода. Но поднимаясь по лестнице на Ждановско-Краснопресненскую линию, девушка внезапно почувствовала, что за её спиной кто-то есть. Она резко обернулась и чуть не сбила с ног своего недавнего визави, который, не только не уехал дальше по кольцу, а каким-то чудесным образом, оказался  рядом с нею, да настолько близко, что она чувствовала на себе его дыхание.  «Ну, начинается!» - пронеслось в её голове. Спутник ловко устоял на ногах и, отведя свои чёрные глаза куда-то в сторону, спросил:
- Хочешь, я подарю тебе тест, который изменит твою жизнь? - голос его был низким и проникновенным.
    
«Господи, пусть задаёт свои тесты, лишь бы не приставал!» - подумала Вера быстро продвигаясь вперёд к эскалатору, невольно увлекая за собой собеседника, и почти прокричала ему на ходу: 
- Давайте уже свой тест, пусть меняет мою разнесчастную жизнь! Только, быстрее, я не хочу опоздать на последний автобус! 

- На вопросы нужно отвечать сразу, не раздумывая, это не займёт много времени, не бойся, – начал её спутник, когда, наконец, их бег остановился. 
 
Они уже никуда не торопились, а стояли на абсолютно пустой платформе станции «Таганская» и разговаривали. Вопросы чёрный человек задавал быстро и грамотно, рисуя словами очень красочные картины, в которые тут же помещал Верину душу. Каждый вопрос теста был похож на крошечный роман, там было всё – и сюжет, и герои, и описание природы, и чувства. Но оконцовка этого романа зависела только от ответа Веры, который как только рождался, тут же и столь же красочно расшифровывался странным спутником. Это было похоже на путешествие в параллельный мир. Мимо с воем проносились электрички, обдувая собеседников тёплым воздухом, раздувающим их одежды, но картины, нарисованные воображением собеседников, от этого не таяли, а приобретали всё большую реальность. 
   
Тест закончился. У Веры было ощущение, что она прожила лучшие годы какой-то другой своей долгой жизни, и что перед нею стоит её самый лучший друг. «Ну, куда он сейчас пойдёт? Уже поздно, может, пригласить его к себе?» - подумала девушка, но тут же откинула эту мысль – «Нет-нет-нет! Такие люди очень умны и очень опасны! Тем более, что он за весь наш разговор ни разу не глянул мне в глаза!»   

Подошла электричка, и Вера, не обращая внимания ни на грустные взгляды, брошенные куда-то мимо её глаз, ни на умоляющую позу своего собеседника, села в вагон и уехала одна, спешно «вспомнив», что её «ждут родители». Он не поверил, но тут же простил ей этот маленький обман, и не махал ей во след, а просто стоял и тоскливо смотрел в чёрную бездну тоннеля. А она догадывалась, что он прощается с нею навсегда и очень переживает за неё.
   
«Да, теперь я знаю жизнь!» - думала глупышка. 
Что думал в этот момент чёрный незнакомец, не узнает никто и никогда. 
   
 Чуть не застряв длинным тонким каблуком в сливной решётке метрополитена, девушка выскочила из качающихся дверей станции «Текстильщики» в синеву позднего вечера и увидела огоньки отъезжающего последнего автобуса с номером «21». Судя по всему, тест начал менять её жизнь в худшую сторону - она опоздала. Внезапная обида моментально вымела из души Веры всю умильность и романтику последнего часа, -  она никогда не попадала в такую ситуацию, всегда успевала на последний автобус и тот, кланяясь каждому столбу и рыская по Люблино кругами, медленно, но верно довозил её до дома.   
 
«Да ещё этот …, даже не спросила, как его зовут! Это он задержал меня своим тестом! Тест! Будь ты проклят, тест! Что я буду делать здесь посреди ночи, почти без денег?»   

Вера нерешительно потопталась на месте, нервно похлопала себя сумочкой по коленям и, не дожидаясь, пока к ней подойдут «частники», подъезжающие на своих машинах к закрытию метро, - «Дэушка, куда ехат?» - пошла пешком. Идти надо было дворами, куда-то наискосок. Новые туфли на высоком каблуке, почти тут же превратились в древнее орудие пытки, так называемые «испанские сапоги». 
   
Через полчаса пути, ближе к полуночи, каждый шаг на стёртых в кровь ногах доставлял столько же боли, сколько испытывала влюблённая русалочка из сказки Андерсена, ходившая на разрезанном хвостике. От боли, ни о чём не хотелось думать, Вера просто шла и считала шаги. Правда, во время кротких передышек в голову лез тот самый проклятущий тест, но вскоре, от передышек пришлось отказаться, – после непродолжительного сидения на бордюре или топтания на асфальте босиком, ноги ещё больше опухали, кровоточили, и очень сложно было засунуть их обратно в туфли и сделать первый шаг. Хотелось просто лечь где-нибудь под кустом и уснуть. Наступила глубокая ночь, а Вера всё ещё плутала по чужим дворам в примерном направлении.   

Когда до цели оставалось метров двести, осталось только свернуть направо, пройти три дома и перейти улицу, рядом с Верой резко тормознул свежий «Жигулёнок» редкого, серебристого цвета, водитель потянулся через сиденье, открыл дверцу и предложил подвезти. Вера вежливо отказалась и сказала, что ей уже близко, но водитель не уезжал, подгазовывал, стараясь ехать рядом с нею, интересовался её именем, спрашивал, откуда она идёт, постоянно предлагал свою помощь и не закрывал пассажирскую дверь, демонстрируя мягкое, уютное пассажирское сиденье. Всё это очень отвлекало от рассматривания трещин в асфальте, в которые никак нельзя было попадать каблуками.
Но подвернув ногу, чуть не упав и повиснув на вовремя подъехавшей дверце «Жигулёнка», Вера решилась сесть в машину, которая, как только это произошло, резко газанула и рванула вперёд! 
Водитель даже не спросил, куда ей надо ехать! Девушка нелепо замычала и замахала рукой, показывая нужный поворот, но внезапно всё поняла и лихорадочно стала искать в темноте ручку, попутно думая о возможных травмах, которые она сейчас получит, вылетев на полном ходу на асфальт. Но ручки на месте не оказалось. Вот, сволочь, он её снял, когда участливо помогал захлопнуть дверку, сетуя на то, что машина старая и для того, чтобы её закрыть, нужно приложить усилия. 
Заметив Верины старания, водитель высокомерно-презрительно усмехнулся и увеличил скорость. Проскочив «пятачок» перед магазином «Краснодар», на котором стояли известного сорта девушки и тёмные личности, машина резко вильнула влево и заехала во внутренний дворик. Водитель остановил машину, вальяжно по-барски развалился на сиденье, поманил рукой куда-то вниз и твёрдо сказал:   
- Работай!
 
Вера поняла, что этот не пожалеет и не отпустит. Мало того, после использования, тут же продаст какому-нибудь знакомому сутенёру. Или он сам сутенёр? Скорее всего, это было именно так! Мысли пленницы запрыгали, как капли начинающегося проливного дождя – «Может, всё сделать, а потом, бежать в милицию?... А если в милиции будет сидеть такая же сволочь, как тогда, на Бабушкинской?... Закричать? … Двинуть сумкой? … Вцепиться в лицо? … Убьёт! … Защиты нет! … Никого нет рядом со мной, никого! … Был бы хоть Родя, … чёртов Родя! …» 
 
- Работай! - повторил бомбила уже с явной угрозой в голосе, расстегнул ремень на своих брюках и ударил пленницу кулаком в лицо! Удар произвёл эффект, совершенно противоположный тому, которого ожидал насильник – Вера, неожиданно для самой себя, сделала резкое движение обеими ногами и упёрлась каблуками в лобовое стекло. Такой прыти от бедной овечки, которая только что неумело царапала асфальт туфлями, сутенёр не ожидал! Но отказываться от задуманного не хотел, - вытащил из кармана нож «бабочку» и угрожающе прорычал:
- Я тебя сейчас зарежу, тварь, работай, я сказал, карамба! 
 
И произошло странное – Вера внезапно успокоилась и тихим голосом, с интонациями, приобретёнными в общении с Родей и его дружками, произнесла следующее:
- Слышь, это … я сейчас ногами давану, лобовуха твоя вылетит, и ты доедешь только до первого гаишника, которому будешь долго объяснять, где ты её потерял. Заплатишь за новое стекло двести рублей, аккуратно вставишь его, хорошо вымоешь эту «лайбу» и подаришь её мне, понял? И только после этого, дырявь свою ложку и иди отвечать перед моим «Иваном» за этот беспредел, который ты сейчас задумал над его марухой! 
    
Краем глаза наблюдая за ножом, которым слегка оторопевший бандит стал поигрывать как-то неуверенно, девушка добавила:
- Ты не знаешь, кто я такая! И лучше бы тебе этого не знать, но если ты меня сейчас тронешь, в Люблино есть люди, которые с удовольствием тебе всё объяснят и заодно поинтересуются, кто ты по жизни и чем ты живёшь!
 
Последнее обстоятельство убедило бомбилу сильнее всего, он подумал всего секунд пять, затем, убрал нож, достал из кармана ручку от дверки, сказал почти спокойным тоном: 
- Опусти ноги, я открою. Да опусти, не трону! 
 
Очень трудно верить человеку после таких выкрутасов. Такого человека нужно только чувствовать, как одно животное чувствует другое. Вера поняла, что насильника «отпустило», но убрала только одну ногу, показывая, что готова к любому развитию событий. Водила целомудренно перевесился через свою пленницу, вставил ручку на место и открыл дверку:
- Вали! 

Вера с напускным достоинством вышла из машины, неторопливо одёрнула платье, взяла свою сумочку и двинулась в сторону дома нарочито уверенной походкой, совершенно не чувствуя боли в одеревеневших ногах. 
В отупевшей голове почему-то вертелось: «Карамба, карамба, карамба … по-моему, это какое-то пиратское ругательство».
К огромному её удивлению, сутенёр не отстал. Он опять ехал рядом с нею, как воплощённое дежавю, и уверял, что на сей раз точно подвезёт  до дома, просил прощения за грубость, по-отечески интересовался, не сбила ли она ноги на таких больших каблуках, и вёл себя, как обычный добропорядочный гражданин. 
Ну, нет уж! Знаем мы теперь таких «добропорядочных»! Он просто-напросто хочет узнать адрес! Вера резко свернула в чужой двор и замерла в ближайших кустах сирени, прислушиваясь к ночным звукам. «Жигулёнок» немного постоял на месте, яростно рыкнул и понёсся по Новороссийской, скульнул тормозами где-то на повороте, промчался по Совхозной и вскоре затих вдалеке. 
Бедняжка вылезла из своего укрытия и ринулась домой, заскочила в подъезд, винтом, как белка по дереву, влетела на второй этаж, сунула ключ в замок, замерла на секунду, прислушалась, затем, быстро открыла дверь в квартиру, шмыгнула вовнутрь и захлопнулась. И только потом, выдохнула. 
Квартира была чиста, но неуютна и выглядела нежилой, но до чего же было приятно вернуться в неё именно сегодня! Живой и почти невредимой.
 
Первое, что нужно сделать – это отмыться от всей этой гадости. Еле освободив ноги от сросшихся с ними туфель, Вера срочно приняла душ, обильно поливаясь холодной водой и шампунем, яростно смывая с себя терпкий запах липкого страха, мокрая выскочила из ванной комнаты, завернулась в простыню и упала на кровать. И только тогда затряслись колени, которые она начала растирать руками, чтобы они не тряслись, растирала, растирала, а они всё тряслись и тряслись...   

Слёз не было. Со слезами у Веры вообще было плохо. Когда-то давно, после очередной зуботычины, полученной от судьбы, девушка присела на уличную скамью и через некоторое время, заметила, что она слишком часто сплёвывает какую-то странную слюну – очень жидкую и солёную. Это были её слёзы, навсегда ушедшие из глаз и превратившиеся в плевки. Сидя на скамейке и отплёвываясь, чтобы не захлебнуться, Вера твёрдо решила изменить столь горькую судьбу собственными руками - разрезать чёрные и белые полосы своей жизни на квадраты, сделать из них шахматную доску и стать Королевой своего шахматного мира. Но одного белого квадратика тогда не хватило. Ох, уж этот белый квадратик, как же он был нужен тогда для первого хода! Но его не было. А пока суть, да дело, вся её доска заполнилась не очень отёсанными Ферзями, Королями, Слонами, Ладьями, Конями и Пешками, которые сделали недостающий квадратик из неё самой и начали свою игру.
   
От воспоминаний о несправедливости передёрнуло. Ноющие и разбитые в кровь ноги оставили на простыне разводы и пятна. Вера вскочила с кровати, сдёрнула с себя простынку, бросила её в ведро, сыпанула туда же стирального порошка и поставила всё это на газовую плиту, чтобы по-старинке прокипятить. Раны на ногах пришлось обработать перекисью.   

Остаток ночи прошёл в мучительных думах. Хорошо ещё, что не было Роди, - не пришёл садист, запил где-нибудь с дружками и остался на ночь. Поэтому, можно было спокойно посидеть и обдумать происшедшее. Вера налила себе холодной воды из-под крана, взяла одну конфетку, сделала на кровати домик из одеяла, спряталась в него и начала рассуждать.
 
Казалось бы, избежала беды – радуйся, что легко отделалась и живи спокойно, - всё нормально. Но это не так. Это Люблино. Первое, что бросилось Вере в глаза, когда она приехала сюда в первый раз, чтобы посмотреть свою будущую квартиру, так это то, что на улицах было полно народа, как на праздник, как будто, здесь никто не работал, хотя был обычный будний день. Да, это тебе не центр Москвы, где возле подъезда сидят только мамочки с колясками и бабули с дедулями, это заводской район, живущий в одном ритме с заводом, - здесь трёхсменка,  здесь всё на виду круглосуточно, все друг друга знают и найти любого человека – проще пареной репы. И есть такие люди, которые никого не прощают, чтобы не потерять некий местный «авторитет».
 
К примеру, тот же Родя, который живёт со своей женой и сыном двумя этажами выше Веры. Ну, как «живёт», скорее, забегает иногда к себе в квартиру. А живёт он по всему Люблино! Почти в каждом доме у него есть «хата», в которую он входит, как к себе домой, и начинает пьяный «праздник». А попробуй, откажи, - у тебя будет сломана дверь и нос!  Или рука. У Роди всегда всё «схвачено». На него не действуют ни заявления в милицию, ни осуждение соседей, ни слёзы жены, ни крики родной матери, частенько приезжающей к нему с воспитательными акциями из Марьино. Родя - это человек, прожигающий свою жизнь, «поджигая» других. Он тот, кого изгнали из ада за то, что он по-пьяни, пустил всех чертей на шашлык и сожрал это блюдо в компании с остальными грешниками, под застольные песни праведников, сбитых им с пути истинного. 

А ведь, насильник повторил попытку посадить Веру в свою машину, он местный, это совершенно точно. А если он не оставил мысль «поучаствовать» в её жизни и будет её искать? Вера попыталась вспомнить его лицо, но перед глазами стоял какой-то набор из перетекающих и расплывающихся черт и точек с порхающим ножом «бабочкой», да в голове, как эхо, звучало «Карамба!» Ну, как, как можно было так глупо проболтать время на всякие тесты, опоздать на последний автобус, убить ноги и попасть в такую страшную историю, да ещё и ничего не запомнить, - ни номера машины, ни внешности насильника?  Девушка, конечно, никогда не была особенно везучей, но чтобы так, - в один день и всё сразу … 
 
Невезение Веры началось с самого её рождения, можно даже сказать, что оно родилось вместе с нею, как сестра-близняшка. Девочка появилась на свет не вперёд  головой, как обычные дети, а совсем наоборот. Внешностью своей, она  была очень далека от пухлых ангелочков и скорее, напоминала голого, бледного слизняка, которого бросили корчиться на снег. К тому же, была очень болезненна и молчалива. Её родственники, у которых она не вызывала ничего, кроме брезгливости, не скрывали своих чувств и открыто готовились к похоронам, но, однако, богобоязненно твердили, что нужно верить в чудо. 
«Нужно верить, нужно верить!» - ежедневно слышала её мать и повторяла, как эхо – « ...верить, ... верить»  Имени у девочки не было, никто себя не озадачивал этой лишней проблемой, и все называли её «эта». Говорили: «А где эта-то? А эта сегодня ела?» - заботились. 
Но однажды, бабушка «этой» сказала своей дочери, что на могилке всё-равно нужно будет что-то написать. На ум молодой мамочке пришло только одно - Вера. Вот, и готово имя. А от родного отца в наследство досталась фамилия Безнадёжная. Вера Безнадёжная! Как вам такое?   
Говорить она начала рано, - месяцев в восемь, когда в палату вошла медсестра со шприцем в руке и громко сказала: «Мамочка, Безнадёжную готовим!» малютка отчётливо прошептала: 
- Больно. 
 
Русаковская, уколы, врачи, Морозовская, опять уколы, капельницы, новые врачи, Филатовская. 
После года мучений, Вера совершенно неожиданно для всех, пошла на поправку! И к двум годам стала немножко походить на обычного ребёнка – появились какие-то кудряшки и ямочки на ручках и ножках. Но было уже поздно, – что-то сломалось в душе её матери, которая стала относиться к своей дочери, как к могилке, - поставила оградку от мира живых, в свободные от житейских забот минуты, «пропалывала» девочку от налетевших сорняков и разговаривала со своей дочкой, так, как будто сидела на кладбищенской скамеечке  – сама спрашивала, сама же отвечала. И вся ушла в работу. Работала, работала, работала... 
 
Впрочем, в этой семье все работали, а «недетсадовскую» оставляли до вечера дома одну, строго-настрого запрещая баловаться спичками. И девочка привыкла молчать и часами стоять на коленях на подоконнике, высунув кудрявую голову в форточку, ожидая чуть пораньше увидеть того, кто первым откроет входную дверь и выпустит малышку в песочный мир Безбожного переулка. Туда, где ходит трамвай, который умеет плющить гвозди и монетки, превращая их в крошечные мечи и щиты. Туда, где на заборе висит шкура убитого соседом медведя,  туда, где маленький палисадник, в котором можно долго сидеть в одиночестве, любуясь огромными цветами, похожими на золотые шары, и ждать жёлтую собаку Белку, которая приходит порычать на медвежью шкуру и угоститься мясной котлеткой из сковородки, стоящей при входе, между двух дверей; туда, где возле нового дома не засыпается песок в сандалии потому, что в его дворе положили асфальт, как на дороге для автобусов.

Шли годы, из маленькой болезненной девочки, Вера превратилась в эффектную девушку с большими карими глазами, густыми каштановыми волосами, и низким бархатным голосом. Но было в этой девушке нечто странное. Наверное, ангел, отвечающий за внешность бедняжки, был двоечником или шутником, раз к детскому её личику вздумал прилепить такую эффектную фигуру, запоминающуюся и вычурную, как гротеск ...   

Рассуждения на философские темы и печальные воспоминания совершенно незаметно перешли в сон, который был очень похож на обморок. Последняя мысль, которая посетила несчастную девушку, прозвучала, как приговор: «Я обычная дура, я совсем не знаю жизни!»   

Утро началось с резкого запаха гари. Ещё не проснувшись толком, Вера поняла, что именно горит – забытая на плите простыня! Вся квартира была наполнена сизым дымом. Девушка вскочила с кровати и залетела на кухню, выключила газ, распахнула окно, намочила полотенце и махала им до тех пор, пока не выветрилась вся вонючая дымка. 
 
Какой ужас! Вчерашние события тут же всплыли из памяти. После чёрного-чёрного теста, подаренного чёрным-чёрным человеком, на чёрной-чёрной кухне, в чёрном-чёрном ведре лежала чёрная-чёрная, абсолютно сгоревшая простыня. Вера потыкала её вилочкой, простыня хрустнула и разлетелась на мелкие горелые клочки. Детская страшилка какая-то, а не жизнь. 
Вера хлопнулась на кухонный подоконник, уставилась перед собой и начала себя жалеть. Но это продлилось недолго, -  её внимание привлёк к себе прохожий, который остановился под окнами и долго смотрел на свои часы. Вера ещё подумала, что они у него сломались. Но прохожий мотнул головой, как бы очнувшись, перевернул руку пульсом вверх, удовлетворительно кивнул, похмельно передёрнулся и неуверенными шагами двинулся дальше. Веру разобрал смех. Вот чудак, не понял, что часы переползли, и разглядывал застёжку! Она сидела на подоконнике и смеялась легко и непринуждённо, живо представляя себе, как этот пьяница ищет на застёжке вторую стрелку, принимая за первую, металлический язычок крепления. Но вдруг, заметила, что под окнами стоит второй прохожий. Молодой человек стоял с разинутым ртом и широко распахнутыми глазами рассматривал девушку. И тут она поняла, что сидит на подоконнике своей кухни, при раскрытых настеж окнах, в чём мать родила, то есть, в том, в чём вскочила с кровати! Вера ойкнула, соскочила с подоконника, присела под окно и сползла от смеха на пол и смеялась, смеялась, как будто у неё не было никаких проблем, и всё случившееся накануне происходило с кем-то другим ... 
   
Насмеявшись так, что заболела челюсть, девушка решила заняться серьёзными делами, - позавтракать и начать отмывать закопчённую кухню. «Хорошо, что сегодня суббота – думала она, натягивая на себя домашнее платье, – Родя уже точно не появится, и можно будет спокойно заняться собой».
 
И вот тут раздался звонок в дверь. Страх, который слегка задремал от усталости, тут же проснулся и вцепился острыми иголками в душу. Вера зажмурилась, как от зубной боли, сильно погладила себя по голове ладонью, сделала угрюмое лицо и открыла дверь, думая, что сейчас увидит пьяного Родю с дружками. 
Но перед ней стоял тот самый молодой человек, который разглядывал её с улицы. Он был слегка смущён и даже напуган, но пересиливая себя, произносил какие-то приветственные слова. Вблизи он выглядел ещё симпатичнее, чем с высоты второго этажа. Милый мямль оказался Андрюшей из соседнего дома. Высокий, русый, с голубыми, как весеннее небо глазами, Андрюша запинаясь и переминаясь с ноги на ногу, почти не сводя с неё восхищённых глаз, пригласил в кино и, пробормотав, что будет ждать её во дворе, быстро сбежал по лестнице вниз, прыгая через две ступеньки, как мальчишка.
 
И началось незабываемое лето. Андрюша был долгожданным принцем из волшебной сказки, – они ходили в рестораны, в кино, в парки, ели мороженое, танцевали, плавали в бассейне «Москва». И разговаривали на одном языке – языке литературном, без мата и слов-паразитов. Андрюша оказался очень начитанным малым, поглощающим даже женские романы, которые, по его мнению, очень расширяют мужской кругозор.
 
Родя? Родя появлялся, а как же ему не появляться? Заваливался по ночам с дружками, будил, устраивал скандалы и разборки, а если избивал Веру, то после этого пропадал надолго. Но с Андрюшей он никогда не пересекался, что казалось просто каким-то чудом! Правда, Андрюша никогда и не заходил в квартиру, всегда говорил, что будет её ждать на улице и тут же убегал вниз по лестнице, как в тот, первый день. 
 
Вера расцвела, как экзотический цветок, распахнула крылья, о существовании которых раньше и не подозревала, и летала. Андрюша был очень хорош как собеседник, но робок как мужчина. Ни одного неосторожного жеста, ни долгого пожимания ладошки, с поглаживанием пальчиков, ни напрашивания на "чай-кофе-потанцуем", - вообще ничего. Каждый вечер – обсуждение новой книги, поход в театр или в кино, спокойная беседа, милый подарочек в виде цветов или безделушки и ласковый взгляд на прощание. Всё было гладко, сладко, масляно и тепло, как в тарелке с манной кашкой.
 
А некоторое время спустя, Андрюша познакомил Веру со своей мамой, – мама занималась тем, что делала искусственные цветы, так похожие на настоящие, что Вера их даже понюхала. Пили чай с тортом, мило беседовали, девушка рассказала кое-что о себе и о своих родителях. Вечер прошёл отлично, но больше в гости к его маме почему-то не хотелось. 

«Я знаю жизнь, она хороша!» - пело Верино сердце. 
 
Но невезение не дремало. Однажды вечером, Андрюша зашёл за Верой, но не убежал как всегда во двор, а деловито прошёл прямо в квартиру. Он был очень взволнован, но быстро справился с собою, достал из кармана тонюсенькое обручальное колечко и сделал Вере предложение выйти за него замуж.
Вот это да! Так быстро? И медовый месяц, и наряды, но ...   
 
Девушка усадила своего жениха за стол и молча прошла на кухню, чтобы приготовить чай. На самом деле, ей было нужно взять паузу и всё продумать. Она бы с радостью ответила, что хоть сейчас готова принять его предложение! Но мысль о том, что придётся знакомить Андрюшу и его маму со своими родителями, отшибала всякую возможность на хорошие отношения между всеми участниками будущего торжества. Это и пришлось рассказать Андрюше прямо за чаем, под конфеты. Вера поставила условие – её родители ничего не будут знать о свадьбе. Почему? Да потому, что так уже было. Прошлый Верин избранник, низкий поклон его терпению, перед тем, как уйти навсегда, целых два года слушал от своей тёщи, на какой твари он случайно женился. Нет-нет, конечно же мать всегда хочет для своей дочери только добра. Но разве хорошо для мёртвых вставать из своей могилы для того, чтобы жить? 
   
За столом повисло неловкое молчание. И Вера, и Андрюша, делали вид, что не ничего не говорят только потому, что их рты заняты жеванием конфет. 
Молчание затягивалось. 
Нужно было срочно предложить тему  для разговора, чтобы это не превратилось во что-то ужасное. И тут Вера вспомнила тест своего «чёрного человека» и начала разговор так же, как её ночной незнакомец, с места в карьер:
- Хочешь, я подарю тебе тест, который изменит твою жизнь?   
 
- Какой-такой ещё тест? – внезапно нахмурился Андрюша, в его голосе послышались незнакомые, резкие нотки. 

«Расстроился, что тёщу не увидит!» – глупо хихикнула про себя девушка и спокойным голосом сказала:
- На вопросы нужно отвечать сразу и быстро, это не займёт много времени! 
 
Тщательно копируя интонации и картинки теста, она и сама не заметила, как стала немного похожа на того, кто её этому научил и преподнёс ей этот тест, как подарок. Андрюша внезапно поддался на магию, отвечал быстро, правдиво и свободно, но вскоре очень устал и как-то даже «поплыл» что-ли, как будто выпил лишнее вино. Остался всего один вопрос. Последний. Вера не ожидала, что дарить этот тест так трудно! Сделав глоток уже остывшего чая, она продолжила:
- Представь себе, что у тебя есть друг. Очень хороший друг, тот, который заболел, а ты к нему шёл ночью через тёмный лес и встретил медведя, помнишь? Благодаря тебе, друг твой выздоровел и пригласил тебя к себе на дачу. Ты долго стоишь в очереди в кассу за билетами, долго едешь на электричке, рассматривая пролетающие мимо окон поля, дома, станции. Вот, наконец, ты подъезжаешь к нужному месту. Тебя встречает твой друг, вы обнимаетесь, идёте по знакомой тебе лесной тропинке, строя планы на выходные, проходите мимо лужайки, где пасётся лошадь, та, которую ты описал, помнишь? Белый пони без уздечки! Вы заходите в калитку, проходите по тропинке к крылечку, он распахивает перед тобой дверь. Опиши же мне, что ты видишь на первом этаже этого дома.
 
-  Да ясно что, – на первом этаже - гараж, новая чёрная «Волжанка» там стоит - неожиданно плотоядно и завистливо произнёс Андрюша.
 
Затем, растянул внезапно разбрякшие губы в подобии улыбки и, облизнувшись, мечтательно продолжил:
- А в гараже стоит «бикса» друга и натирает капот до блеска!
 
Вере стало не по себе. Что это с ним? Какая-такая «Волжанка»? Что это ещё за «бикса»?! 
 
Андрюшу понесло по бездорожью. Он начал рассказывать, что «бикса» друга должна быть обязательно в старом, застиранном, вытянутом  купальнике, чтобы были видны все синяки и ссадины на её теле, и новые, и старые. 
 
«Господи! Что это с ним?!» – думала Вера, слушая Андрюшины "изыски" с округлившимися от ужаса глазами. 
Стало невыносимо противно, ужасно захотелось прекратить этот поток извращений и помоев. Вера пошла на кухню, налила холодной воды в ладошку, подошла к развалившемуся на стуле жениху и умыла его, как маленького ребёнка. Тот замолк на полуслове, захлопал глазами, как-то отчаянно и внезапно покраснел, закашлялся и выбежал в коридор. Хлопнула входная дверь...
 
Потом, была его мама, что-то долго говорила про то, что всё у них будет хорошо, что Андрюша её любит, просто неважно себя почувствовал. Вера молчала, как мёртвая. Не найдя понимания, несостоявшаяся свекровушка ушла, не забыв забрать обручальное колечко с нетронутой бирочкой и, пробурчав что-то вроде «потратился», прихватила в коридоре подаренный её сыном кошелёк с последними Вериными деньгами. Андрюша больше не появился. И не позвонил. Потом, Вера долго чего-то ждала, висела на локтях на всех подоконниках подряд, разглядывала прохожих, проклинала чёрного человека с его тестом, корила себя за то, что вообще открыла рот, вспоминала их встречи, романтические вечера, ласковые взгляды.   

«Я не знаю жизни, я полная кретинка!» - думала Вера, тоскливо глядя в окно. 
 
Прибегала Галька, щупала лоб, совала градусник, вызывала врача, делала чай, приносила конфеты и салат, что-то говорила. Но Вера её не слышала, всего один раз, она подняла глаза на подругу и сказала:
- Я не королева, я клетка.
 
- Что? – не поняла Галька. 

- Клетка. На шахматной доске которая, Е4. Когда начинается игра, то в большинстве случаев, на неё первую наступают ногами. 

- Выпей валерьянки и не морочь мне голову! 
 
Галька  капала валерьянку и опять убегала. 

Минуло шесть лет. Много воды утекло с того времени. Веру крутило в разнообразных событиях, как оторванную ветку крутит в водовороте, то поглощая в бездну, то выталкивая на поверхность. Театральная студия разорилась, завод, на котором работала Вера, закрыли и полностью сдали в аренду. Создавалось впечатление, что вся страна прошла этот самый чёрный тест. Всё разваливалось, прямо на глазах, и надо было учиться выживать. 

Личная жизнь устроилась как-то сама. Веру спас от очередных побоев Роди Владимир, один знакомый, да так и остался с нею. Через некоторое время, молодые приютили у себя Гальку и её мужа, тоже Владимира. Чтобы не путаться, называли их по фамилиям. Вместе жить было спокойнее и дешевле.
 
Однажды, тёплым, солнечным весенним утром, Вера, набрав на Люблинском рынке две сумки картошки на всю свою большую семью, потихоньку продвигалась к дому, как вдруг, что-то едва уловимое, до боли в сердце знакомое и родное, остановило её возле торговых палаток. Важный мужчина, явно хозяин, грубо отдавал приказы крупной молодухе, а та руководила рабочими, прикручивающими к палаткам решётки. 
 
- Лидуська! – обрадовалась Вера и бросила сумки с картошкой, надеясь «на поболтать», - Ты как тут? 

Молодая женщина повернулась к Вере, как-то криво улыбнулась, быстро что-то написала на клочке бумаги, сунула записку Вере и отвернулась к рабочим, не произнеся при этом ни слова, - на её лице, под глазом, проглядывал плохо замазанный фингал. Вера растерянно сунула бумажку к себе в карман, потянулась было за своими сумками, но внезапно в хозяине палаток узнала Андрюшу! Так вот, что её остановило! Они встретились глазами. Давно забытое, мгновенно вспыхнуло в душе, но не тем огнём, каким горела она тогда, жарким и большим, а огнём радости, - уютным и тёплым.  Девушка обрадовалась, что он жив, что у него всё хорошо, и можно с ним поговорить, как тогда, - про романы и повести, про актёров, может, даже встретиться всем вместе ...
Но Андрюша смотрел на Веру, как на пустое место.
   
- Андрюша, ты меня помнишь? – неуверенно спросила Вера.
 
- Конечно, помню! Как не помнить такую шикарную задницу с двухкомнатной квартирой? – деловито сказал Андрюша, и отвернувшись от Веры, заорал на Лидуську:
 – Идиотка! Их же ещё сегодня красить будут! Где шмары, которые обещали всё вымыть? Ты им звонила? Нет?! Сама будешь мыть, тварь! Работай, я тебе сказал, карамба! 
 
"Работай ... карамба"  Карамба?! Память тут же услужливо вернула Веру в ту ночь, когда она сидела в машине бандита, на заднем дворике магазина «Краснодар», который ныне был уже «Белградом», но хищную сущность свою не поменял.
Бомбила, сутенёр, а ныне бизнесмен Андрюша, продолжал по-хозяйски орать, Лидуська что-то жалобно отвечала ему, но Верочка уже ничего не слышала. Она шла домой, несла свои сумки, улыбалась и думала: «Спасибо тебе, мой чёрный человек, я всё поняла! Да я просто везунчик! Мне жутко повезло, что я приняла от тебя в подарок твой чёрный тест, а потом, пошла ночью, пешком, на каблуках! И пусть я стёрла ноги в кровь, но зато я не попала в аварию, которая произошла с этим самым, последним автобусом. Говорили даже, что там все пассажиры сгорели! А я жива, жива! Благодаря твоему тесту, я не стала женой втёршегося ко мне в доверие насильника и садиста, - это же вообще просто счастье какое-то!А главное, - теперь-то я хорошо разбираюсь в людях! И больше, меня никто-никто и никогда не обманет!Я знаю жизнь!»

Начиналось пыльное и душное Московское лето 1990 года. 
 
Кстати, Родю в эти же дни, наконец-то, простили и приняли обратно в ад, думается, что уже навсегда.