Ненависть-Любовь

Ночь была тиха и беззвездна.

Йорк и Жозефина сидели в круглосуточном кабаке, пили на брудершафт фирменную бурду по секретному рецепту кабачного повара Амина и на пару засыпали прямо над столом.

Им было все разрешено, они могли делать, что хотели, но только до восьми утра: в восемь начиналось время завтрака, кабак превращался в кафе «Ветер», и со всей округи сюда сползались офисные клопы. Хозяин не хотел терять клиентов так же, как не хотел в своем заведении столкновений частей общества с абсолютно расходящимися взглядами – к примеру, тех же клерков и городских «монстров» - поэтому разделил сутки надвое и на два фронта сгребал зелень. Исключительно умный человек, но сейчас не о нем.

Йорк и Жозефина были друг другу никем. Им просто нравилось вместе… Им просто нравилось вместе. Все, что угодно: дразнить собак, пить квас и настойки из кабака, участвовать в потасовках, читать стихи, готовить ужин, но только не быть друг для друга кем-то, больше знакомого, которому можно позвонить в час ночи и пожаловаться на то, что твоя жизнь – дерьмо.

Это было маленьким сумасшествием двух взрослых попробовавших жизнь людей. Зачем им любовь, если можно вместе прекрасно проводить время?

Жозефина сидела на раскачавшемся табурете, длинная и тонкая, как соломина, в движениях медленная, по-змеиному плавная и бесконечно изящная, женщина – фарфоровая статуэтка в черном кружевном платье. Она указательным пальцем гладила край блестящей рюмки – мягко кокетничала, изредка поглядывая на своего друга.

Йорк сидел напротив, прижавшись спиной к стене, неповоротливый, тяжелый в движениях, ленивый, словно кот, и, не отрываясь, смотрел на Жозефину своим единственным серым глазом (второй же был заменен протезом, не имеющим ни радужки, ни зрачка). Каштановые его волосы, сверху осветленные до лимонной желтизны, приятно блестели в приглушенном свете зажженных у барной стойки ламп.

— Странная ты сегодня,- сказал он, одним быстрым движением свернул свою стопку со стола и зажал ее в кулаке,- Не пьешь ничего, не ешь почти. Что случилось?

— Надоело мне все,- мурлыкнула Жозефина и, увидев, как Йорк изогнул одну бровь, рассыпчато засмеялась,- Шучу, несчастный. Просто ничего не хочется, разве не может такого быть?

Йорк внимательно оглядел ее сияющее лицо, фыркнул и вернул стопку на место.
 
— Может. Но ты все-таки съешь хоть что-нибудь, - он подтянул к себе меню, лежавшее на краю стола, и открыл его,- Утром меня не будет, и ты опять можешь забыть позавтракать. Чего ты хочешь?

Жозефина насторожилась и исподлобья посмотрела на Йорка. Как всегда, бледный, как всегда, с виду абсолютно равнодушный. То, что сейчас было произнесено, создало такую дисгармонию с устоявшимся в женской голове образом, что настойка в желудке Жози невольно попросилась обратно.

Нахмурившись, женщина склонила голову набок и потянула меню из рук Йорка.
 
— А почему тебя не будет?

Он глянул ей в глаза, ища подвох, и нашел.

— Не-ет, киска, ты не так поняла. Я имел в виду, что тебе нужно что-то делать со своим питанием: на тебя же больно смотреть бывает. А иной раз возьмешь за руку и страшно, что сломаться может. Согласись.

Жозефина скривилась и обиженно скрестила руки на груди.

— Ты просто идиот, Йорк.

— Ага,- уголки его губ приподнялись.

— Мерзкий бестактный козел.
 
— Не отрицаю.

— Просто кретин.

— Согла-асен.

— Невыносимый хам!

— В точку.

— Терпеть тебя не могу! – Жозефина ударила кулаком о стол и мотнула головой, отбрасывая с глаз непослушные волосы,- Скотина ты, бандитская морда, сидеть с тобой за одним столом противно.

— Ты перегибаешь,- Йорк перестал улыбаться, но с места не сдвинулся, предчувствуя надвигающуюся истерику.

— Да что я говорю? – вторая рука Жози с грохотом опустилась рядом с пепельницей, это могло бы выглядеть даже смешно, если б не было так серьезно,- Мне одним воздухом с тобой дышать не хочется, бесишь ты меня. Понял?

Она разогрелась так, что на ее щеках выступил румянец.
«Давно уже такого не было,- подумал Йорк,- Пора заканчивать».

— Придурок,- фыркая, выплюнула женщина, уже не находя слов,- Коллектор хренов.

— Все, хватит,- Йорк попытался взять ее за руку, но она вывернулась, в один момент утратив всю свою завораживающую грацию,- Ты создаешь ураган на пустом месте, киска. Это на тебя так настойка сегодня подействовала?

Жозефина пришла в бешенство, но слов для оскорблений больше не осталось(они все застряли в горле, где-то на уровне вырезанных миндалин), поэтому она поднялась с табурета и в пустом зале одним жестом смешала самооценку Йорка с грязью на набережной.

— Ну все,- пробормотал он,- Тебе капец.

Жозефина метнулась к выходу, какой-то частью разума понимая, как сейчас глупо и по-детски выглядит, но было уже слишком поздно. На каблуках, да и вообще, ей никогда не перегнать Йорка, ни-ког-да.

Он схватил Жози за запястья, сжал их так, что она вскрикнула, и утащил ее в туалет, оглушительно хлопнув дверью.
 
— Ты что творишь, истеричка? – зашипел он потом, прижимая ее к раковине,- Совсем скучно стало, да?

— Да! – с готовностью ответила Жозефина, она была в ужасе, но знала, что может выкрутиться даже здесь,- Да, скучно! А ты чем заняться предлагаешь? Небось планы уже на меня простроил, а? «Съешь что-нибудь, а то ты без меня даже позавтракать не можешь»!

Йорк снова сжал ее запястья, сдерживая себя невероятным усилием воли. Он привык бить, когда ему что-то не нравится, но Жозефину ударить он не мог, даже если бы она по-настоящему этого заслужила, как сейчас, например. На лбу у него выступил пот, дыхание сбилось, в горле запершило: он одновременно жутко ненавидел и жутко хотел эту женщину, которая каждым своим острым словом заставляет сжиматься от боли и негодования его сердце. Но он не мог ничего сделать, ни ударить ее, ни взять прямо здесь и сейчас: он боялся, что потеряет ее, в любом случае потеряет, и тогда… Что будет тогда?

— ..Заботливый нашелся, блин, - продолжала Жозефина, забито глядя на Йорка,- Да меня тошнит уже от тебя и от твоего  «киска». «Нет, киска, ты не так поняла», «ты перегибаешь, киска», «выпей еще, киска», я…

Она вдруг замолчала, чувствуя, что задыхается. Пальцы Йорка сомкнулись на ее хрупкой шее, он душил ее одной рукой, другой все еще держал чуть пониже кисти. Лицо Жозефины побелело, но губы растянулись в улыбку: это было то, чего она добивалась. Йорк проявил слабость. Он к ней почти никогда не прикасался, а ей так этого хотелось. Ощутить его силу на себе, а не быть сторонним наблюдателем, почувствовать его холодные руки у себя на коже, узнать, каков он там, по ту сторону выстроенного ими барьера близости.
 
— Больше ничего не можешь, да? – прохрипела Жози, все больше опираясь на раковину сзади. Ее разгоряченное тело теряло силу, перед глазами темнело,- Только тех, кто слабее… кх…

Йорк убрал руку и, сжав Жозефину за плечи, прижал ее к себе. Женщина закашлялась и опустила голову на его плечо, но вдруг снова оказалась прижатой к холодному керамограниту. Она испуганно вцепилась в рубашку Йорка, едва не потеряв равновесие: ноги успели онеметь за секунды, когда кислород не поступал в легкие, и почувствовала, как его влажные губы касаются уголка ее рта.

— Ты что… - просипела Жози, но вовремя поняла, что снова делает не то, замолчала, притянула Йорка к себе и впилась в его нижнюю губу так настойчиво и страстно, что он на мгновение отпрянул. Ее руки моментально оказались у него под рубашкой, пальцы заскользили по ребрам.

— Черт тебя… дери… - промычал Йорк, проходясь ладонями по спине и бедрам Жозефины,- Киска… Прости меня.

Жози чуть отодвинулась и ласково погладила его по щеке, по шраму на виске, по горбинке на носу.

— Дурак,- вздохнула она,- Невыноси-мый.

Йорк хмыкнул, снова прижал женщину к себе, приподнял ее и сосредоточенно поцеловал в ключицы. Жозефина взъерошила его цветные волосы и через рубашку мягко помассировала каменные мужские плечи, мысленно отмечая, как участилось после этого его дыхание.

— Дурак, мой хороший… мерзавец… Терпеть тебя не могу… ..зайчик.

— Вот за это я тебя и люблю,- усмехнулся Йорк, поставил женщину на ноги и ощутил, как ее быстрые пальцы расстегнули замочек на брюках.

— Так, все, дорогие,- послышалось сбоку,- Если я говорю, что вы можете делать здесь, что хотите, я имею в виду все, кроме этого. Я вас, конечно, обоих очень люблю, но сюда и другие люди ведь ходят.

Лицо Жозефины по цвету стало близко к помаде, размазанной теперь у нее и у Йорка на лицах.

Йорк нервно сглотнул. Хозяин всегда появляется так «кстати»…