Обыватель и берёзовый веник

      Обыватель и берёзовый веник.

  Берёз в России много, на них веток, а на ветках листьев, значит веник связать можно и не надо ехать в Европу,  не действуют ни какие санкции на веники – вот она берёза, а на ней ветки – всё, режь, вяжи, пользуйся. Это не сыр, или там мясо, помидоры – это понятно каждому обывателю – если сыр нельзя, значит нельзя, начальству виднее!
  Наше правительство распорядилось, и теперь сыр голландский или немецкий  нельзя и всё, какие вопросы? А может правительство и не при чём, может всё дело в нефти?  Нефть подешевела, та, что мы Европе продаём и на деньги сыр закупаем, денег-то меньше, да и доллар, и евро изменились вдвое не в лучшую для России сторону, может всё в этом дело? Поди  купи сыр, коль он стал  дороже. Нет, не там, там у них в Европе сыр как стоил, так и стоит, но вот здесь у нас мне за наши деньги пришлось бы платить дороже ровно в двое. 
  Правительство наше тут как тут - мол не надо беспокоиться, того сыра не будет, а будет теперь  местного производства и не хуже и не дороже, хотя получилось и хуже и дороже, но это уже издержки временные, скоро всё наладится, наверное.
  С продуктами из Европы понятно – непонятно с вениками.
  А с вениками что?
  Мы, если Европа захочет, можем её всю вениками завалить.
 Но вот веник в деревни среди леса, берёз и веток стал дороже в четверо.   Наверное, для Европы это слишком дорого, не захотят. А нам ничего, покупаем, пользуемся. А куда деваться без веника?  Это без сыра и помидоров ещё как-то можно, а без веника в России беда.

   Многие, кто живёт давно, помнят, что двадцать лет назад, может тридцать, скорее, а что бы не спорить – двадцать пять, так вот тогда в ларьке при каждой бане веник был. Не очень хороший, но был всегда по цене двадцать копеек.
  Сколько это? Как понять?  Лучше всего сравнить со стоимостью энергоносителей (сложное слово, по радио слышал) – а это бензин, газ, электричество.  Сравнить с ними и с основными продуктами – мясом, хлебом, яйцами, сахаром. Так вот тогда литр бензина стоил два веника из ларька у бани, теперь за один веник купить можно пять литров бензина.  Ещё совсем недавно – только один литр.  Случилось это сразу, как наши нам запретили ихний сыр покупать.
  Да ладно с сыром, веник при чём?
  Веники из ларька мне не нравились, однако можно  купить было рядом с баней у частника гораздо лучше, хотя в два раза дороже – за сорок копеек, особо жадные продавали по пятьдесят,  у них ни кто не брал и вечером они же продавали по тридцать – закон рынка, в который часто вмешивалась тогдашняя милиция, гоняя скупердяев,  честных не трогала из личной заинтересованности.
  За килограмм мяса тогда надо было отдать десять веников, теперь два, за сахар – пять, теперь за один веник можно купить пять килограмм. Чудеса! Недавно  один, то есть веник был по цене сахара до наших санкций.  Какая связь? Не пойму!
 
  Хотя некоторое объяснение напрашивается и дело не в санкциях, ну не напрямую, дело в том, что буквально недавно в деревне веники вязали все,  можно было в любом доме разжиться парой десятков хороших, свежих, правильно высушенных веников, теперь только на заказ у Фёдорыча. Раньше и Мишка Марсан вязал, да и забор поправить был готов, или какую доску приколотить, но вот позапрошлой зимой кирпич у него в печной трубе упал внутрь куда-то и что-то там перекрыл, а Марсан как раз партию веников продал, заслуженно отдыхал,  значит спал крепко. Печка топилась,  дым не выходил наружу, оставался в доме. Теперь веники вяжет только Фёдорыч. Был ещё друг Марсана – Сашка, так тот в колодец упал, тоже, наверное после продажи веников, поскользнулся на радостях от удачной сделки, теперь  один вязальщик на всю деревню. Когда-то их было много, почти все умели, но время идёт, и остались лишь те, кто в компьютерах разбирается,  веник связать, или печь поправить не умеют.
 
   В силу такой дороговизны решил я сам связать – «эка наука, не боги горшки обжигают» - думал я, нарезая ветки и оказался не прав – первый мой веник  не был веником, это была метла, но и тут не беда, беда, что в бане эта метла не работала – намокала и хлестала больно совершенно не прогревая. Второй и третий были не лучше, я решил, что их предварительно надо просушить, но и тут промашка вышла – листья с веников осыпались в бане при первом же ударе о тело, хотя пожалуй раньше, ещё в тазу, где отмокали. Больше попыток  я не предпринял,  пошёл к Фёдорычу.
  Так, как смеялся Фёдорыч, я не видел никогда, по мере того, как я рассказывал свои злоключения, он сначала слегка хихикал, за тем стал немного трястись, и уже в середине рассказа у него от хохота  по морщинистым щекам потекли слёзы, вытереть которые уже не было возможности, а сам приговаривал: « Значит наука, говоришь, не боги говоришь..».  Долго не мог успокоиться и спросил:
 
   - От меня чего надо? Веники пришёл купить? Так нет пока. Вот соберусь когда, скажу, но у меня очередь, ты пятым будешь.
   - Нет, я сам хочу научиться. Ты расскажи и я уйду.
   - Да, кабы так просто, у тебя уже опыт есть, понять должен, а ты «расскажи».  Здесь по-настоящему учиться надо.
   -  Ты бы школу открыл – сострил я.
   - Не, ни кто, кроме тебя в эту школу не пойдёт, - не поняв юмора, продолжил он, -  в простую-то не ходят. Был у меня ученик, решил, что  деньги лёгкие, хотел заработать. Комары  покусали, мозоли натёр и сбежал на третий день, но парень не промах, за мной неделю  ходил денег просил за те два веника, что связал тогда, а что эти его веники и сейчас в лесу валяются, как мусор, так и не поверил,  такие ученики у нас в деревне, а может и во всей России, не знаю.
  - Меня научишь? – более серьёзно, спросил я.
  - Можно. Но учти – не даром, и терпения наберись,  не всё так просто, как кажется.   Завтра пойду  заказ выполнять – пятьдесят штук заказали, иди со мной, будешь смотреть и спрашивать, что непонятно. Согласен?
  - Конечно! А деньги? Наука денег стоит.
  - Научишься когда, сам решишь, мне только веселее вдвоём, да и нести ветки поможешь - всё польза.
 
   Так и  решили.
  А я пока отправился домой, у меня закваска для сыра поспевала.
 Вечером дома  сыр делал из местного молока. Сыр  научился делать хороший, вкусный, качественный, благо в интернете про сыр всё написано, даже кино есть. Помидоры давно свои,  теперь сыр, вот мяса ем мало, бычков разводить не буду, а куры и яйца есть, к натуральному хозяйству, в виду санкций, перейти готов, осталось веники вязать научиться, а тут без Фёдорыча ни как потому, что про веники в интернете не прочитаешь – видеть надо  не в кино - на природе учиться.

   - В лесу берёз много, но не каждая наша, - начал Фёдорыч, - есть берёзы на болоте, есть на пригорке,  ошибиться нельзя – весь труд пропадёт. Нужна берёза не мокрая болотная, стоящая в тени остальных, на ней хотя веток много и  все красивые, но они перенасыщены влагой, лист ярко-зелёный, бесполезный, в  нём силы нет, он как младенец-переросток, с виду крепкий, но  мышц нет. Ветки у этих берёз толстые,  вялые, покрыты легко снимающейся корой тёмно-серого цвета. Нам такие  не нужны.
 «Прямо философ», - подумал я, и сказал: «Такие  и рвал».

   -  Первая  ошибка,  до всех доберёмся.
 Пройдя хлипкое место, вышли на залитый солнцем мелкий березняк.
 
   - Здесь есть нужный лист, - растирая сорванную ветку, как бы самому себе сказал мой учитель, - вот смотри, - оборотился ко мне, - ветка тонкая, шершавая, кору не сдерёшь – крепкая, лист сидит плотно, лист сухой, мелкий, их много и оканчивается каждая ветка не одним листиком, как там на болоте, а в виде ладошки со множеством мелких,  кора коричневая, не серая. Улавливаешь?
 
   До этого момента для меня все берёзы были одинаковые и вдруг разделились.
 На память пришёл случай из службы в армии, когда я впервые встретил братьев-близнецов. Два месяца путал кого как звать, прошло ещё два и с одним из них сдружился, путать  перестал, прошло ещё два и я не понимал, как  можно перепутать, на столько они были разные. Теперь это происходило и с берёзами, они становились разными, но ещё не на столько, как для Фёдорыча.
 
   Он начал энергично срезать ветки, я последовал его примеру, подмечая какие ветки выбирает, и старался находить похожие.
  Образовалась небольшая кучка и он, оглядев придирчиво свой труд, сказал:
 
   - Так, на пару веников хватит, будем собирать.
  Сел рядом с ветками  на землю и пошёл процесс настоящего колдовства.
 Вот в правой руке  первая ветка,  оглядел её со всех сторон, очистил основание от листьев на длину ладони и переложил в левую. С десяток веток последовали за ней, но каждая, прежде чем занять своё место, придирчиво оглядывалась со всех сторон. Я заметил, что изгибом ветки прикладываются внутрь так, что когда они вместе, ни одна  не отходит в сторону,  все стройные в пучке, как солдаты в строю.
 
  - Ага, первый этап. Хорошо, - шепчет он сам себе, держа заготовку  крепко, как клещами так, что ни одна ветка не в силах поменять своё положение, - основа есть! Гляди, -обращается ко мне, - Они все одинаковой длины от бедра до колена – это закон, запоминай, - и заметив, что я сижу наблюдая, возмутился, - Чего зеваешь, так ничему не научишься лишь наблюдая, давай сам свои ветки складывай, как я. И тут же про меня  забыл, выбирая новые для работы.
 
  Пока я делал то, что увидел, у него уже веник. С необычной любовью, как с чем-то чрезвычайно дорогим  общается с ним, разглаживая листья  приговаривая:
   - Красавец, красавец, молодец, хорош, ты самый лучший!
  Бережно, не отрывая взора, кладёт  справа и тут же начинает собирать новый.
 А веник действительно прекрасен.
   
   Красивым и уродливым может быть всё что угодно – это зависит от того, сколько любви в нём. В этом венике много любви, как и во всех, собранных Фёдорычем, это я начал понимать и проникать в суть его искусства.
 
   Держу ветки крепко, жду момента, который упустил, гляжу заворожено на своего учителя, настоящего учителя потому, что учить и научить может только тот, кто влюблён в своё дело.
 
   Вот у него снова такой же пучок,  теперь он выбирает ветки чуть короче, у меня таких нет, и я свои надламываю, он же аккуратно, так же изгибом внутрь, низом листа наружу, обкладывает основу вокруг, на это уходит пятнадцать- двадцать веток, за тем ещё более мелкими делает такой же круг, на который надо ещё больше, но уже и ветки поменьше. Я за ним не успеваю и в какой-то момент просто наблюдаю -  что дальше. Вся конструкция в крепких руках, ни одна веточка не шелохнётся, каждая там, куда определена.
 
   - Вот гляди, слабый или женщина, хороший веник не соберёт – сила в руках нужна , надо чтобы ветки лежали смирно, теперь перевяжем, - жгут наготове, им он два раза перехватывает основу веника у крепко сжатого кулака, выпрямляет левую руку, а правой с усилием натягивает жгут, и уже предельно натянутым, обматывает рукоятку, и делает узел.
 
   - Всё? –  облегчённо выдыхаю, как будто не он, а я с таким напряжением это сделал.
   - Нет, теперь штырь, иначе насмарку.
  И пока он собирается сделать ещё что-то, я попытаюсь догадаться, что именно, но фантазии не хватает. А он поискал вокруг и поднял маленькую палочку толщиной и длиной с палец, ножом заточил один конец и забил её в основание рукоятки нового веника.
  - Зачем?
  - Собери свой, но не делай этого, возьми в руки и поймёшь, - и ухмыльнулся.

   Теперь на траве лежали два его чуда, как братья, оба пышные, круглые, сплошь листья,  веток не видать, листик к листику,  рукоятка точеная, ровная, ни сучка, ни выступа лишнего – картинка.
  Оглядел свой  и понял,  мне с Фёдорычем всё лето ходить  веники собирать, а может и не один год, но это уже не тревожило,  вдруг понял,  что  веники  не так нужны, как общение с этим человеком. ЧЕЛОВЕКОМ! А я, ведь признаться, и не знал его толком.  Уважал? Да, но не так. Какие чудеса сокрыты в простых, незаметных людях.
 
  Жаль Серёга – печник умер, надо было бы и с ним пообщаться,  какую печь он  в бане сложил – два полена и парься хоть сутки. Чудо!  Красавица! Иной раз  войдёшь, глядишь на неё  и радуешься, и вспоминаешь Серёгу.
 Хорошо хоть веники успею научиться вязать, да сыр делать, тоже не плохо.
 
   - Фёдорович, - спрашиваю, - что про санкции и сыр думаешь?
   - Ничего.
   - Как ничего? Сыр-то подорожал и невкусный.
   -Никогда не ел и не собираюсь.
   - Сыр не ел? – удивляюсь ответу, - А что ел?
   - Слушай, - говорит Фёдорович, - молоко ел, простоквашу ел, творог тоже бывает ем. Сыр зачем?
   - Вкусно.
   - Не факт. Простокваша, творог – вкусно, а сыр, он, когда молоко девать не куда, для сохранности, что ли.
   - Не понял…
   - Сам подумай, сыр, как консервы, не тот продукт, молоко пропадает, жалко, вот  сыр и возник. Сыр для тех, у кого молока нет рядом, и для тех, кто не хочет его выбрасывать. Самый лучший продукт – парное молоко, за тем простокваша, потом творог, а сыр уже на последнем месте. Зачем он мне, вред один, хочу жить долго.
   - Вкусно же!
   - Не всё вкусное полезно, да и не вкусно вовсе. Творог настоящий – вот вкусно, а парное молоко вкуснее всего на свете, ещё и полезнее. Ну хватит, всё, не люблю спорить, хочешь сыр – ешь, дело твоё. А санкции они всегда на пользу, ведь не каждому дано понять, что польза не от того, что съел, а от того, что не съел.
  - Это как?
  - А так. Ты голода видать не знаешь. Нагуляешь аппетит и к столу,  это не то. Что бы поесть, проголодаться надо, тогда на сыр, или там на какой деликатес и не взглянешь и санкции забудешь, простой хлеб с луком вкуснее омаров будет. Теперь каждый норовит аппетит нагулять.  Проголодаться надо – в этом всё дело.  Проголодаешься как следует, тогда вкус и значение продукта понимать начинаешь по настоящему, как и всё, как и качество веника, тогда и денег не жалко даже за веник, или молоко. Что сейчас молоко – ни что, а сыр всем подавай. Поймёшь молоко – о сыре забудешь. То молоко, что ты пьёшь – не молоко – суррогат. Молоко от одной коровы – молоко, смешай с  другим и всё, не молоко это – ерунда сплошная, так раньше было, так и быть должно. А ты вяжи веник, смотри вокруг, учись, наблюдай, может и поймёшь.

   И я вязал, и я понял, и теперь у меня два улья потому, что такого мёда, как в моих ульях нет ни где, хотя я знаю «почему», могу всем об этом сказать, но, думаю  это знают и без меня. Таких яиц, как от моих птичек нет ни где, такая картошка, свёкла, и всё остальное, как у меня в огороде, мне не купить ни за какие деньги и санкции тут не работают тоже. А что же тут работает? А работает любовь, которую вкладывает Фёдорович в каждый веник, а я теперь в каждую пчелу, картофелину, ну и в веник тоже и дешевле, чем он, я свои веники не продам тоже потому, что каждый из них, как частичка меня. А как иначе жить? А жить иначе просто глупо и неинтересно. Ценить надо и себя, и свой, и чужой труд, и талант, и любовь, вложенную во всё, даже в обычный веник.  Понял я ещё и то, что я самый обычный обыватель, которому дорого то, что вокруг, то, что рядом, то, что на моём поле, в моём огороде, в моём улье, в моём дворе, в моей душе, а не в другой стране, на другой планете, в другом огороде, единственное, чего я, как обыватель, понять не могу – хорошо ли это. Хотя иногда у меня закрадывается ответ «хорошо» потому, что если так будет во всех огородах, то и везде,  всем и во всём мире будет хорошо. Вот и веники у меня теперь очень хорошие, всех могу научить вязать такие же, сыр больше не делаю – времени жалко.