3. Дискуссия Знания и нравственность. Юрий Никоро

НА СНИМКЕ: В те годы студенты НГУ и закадычные друзья: Слева Юрий Никоро, справа Владимир Штерн.


Ещё в первые годы после смерти Сталина у многих комсомольцев проявлялась неудовлетворённость деятельностью комсомола. Будничная фальшивая жизнь тяготила. Хотелось чего-то нового, хотелось сделать что-то полезное. Это прорывалось на комсомольских собраниях, и вскоре стало повсеместным.

ЦК ВЛКСМ отреагировал на это недовольство организацией дискуссий. на различные темы.

Корреспонденты газеты «Комсомольская правда» такие дискуссии организовывала уже несколько лет.

Одно из таких заседаний – Заседание дискуссионного клуба «Я и время» газеты «Комсомольская Правда» на тему «Знания и нравственность» – состоялось 30 ноября 1962 года в конференц-зале Института геологии и геофизики. Комитет ВЛКСМ СОАН и газета, как оказалось, затронули весьма актуальную тему, потому что некоторые комсомольцы выступили по проблеме нравственности в науке.

Но оказалось также, что молодежь волнуют не только нравственность, но и другие проблемы, поэтому от вопросов нравственности очень быстро перешли к другим вопросам, которые оказались животрепещущими.

Всего выступило более 40 человек. Одни говорили о том, нужны ли гуманитарные науки и искусство, как сочетаются между собой «физика» и «лирика», очень популярные темы того времени.

Другие выступали покруче – давали негативную оценку общественным наукам и даже (какая крамола!) утверждали, что марксизм-ленинизм устарел.

Третьи затронули нашу историю, - совсем недавнее печальное прошлое сталинского времени, четвертые критиковали цели, поставленные в программе КПСС, наконец, пятые говорили довольно критически о внутренней и внешней политике Хрущева.

«Но «гвоздем» диспута стало выступление студента-химика IV курса НГУ Юрия Никоро. Это была самая политизированная речь, которая привлекла внимание всех присутствующих ещё и стилем, манерой выступления. В частности, он подверг критике новую программу КПСС, которая, как ему показалось, негативно относится к использованию математических методов в естественных науках. «Между тем, - говорил Никоро, - это направление научных исследований набирает силу в академических институтах СО АН СССР и его надо, наоборот, поддерживать» [1].

На этой дискуссии вместе с Юрой Никоро был и Володя Штерн, и я, прежде чем написать этот параграф, попросил его вспомнить об этой дискуссии и последующих событиях.

Надо сказать, прежде всего, что Никоро плохо прочитал программу КПСС. В ней было такое положение:

«Высокий уровень развития математики, физики, химии, биологии — необходимое условие подъёма и эффективности технических, медицинских, сельскохозяйственных и других наук».

И, конечно, не было никаких отрицательных оценок роли математических методов.

Свои положения, Юра высказал в полемическом задоре. Такое с ним случалось и раньше. Когда он начинал спорить, он готов был привести в качестве доводов любые сомнительные аргументы.

Но Никоро пошёл еще дальше. Он стал критиковать лично Хрущева, а именно его заявление о крупных успехах советских ученых в создании собственных гибридов кукурузы. О том, что в СССР выведены хорошие гибриды кукурузы, и что у нас даже существуют собственные селекционные линии для получения гибридов, Хрущев заявил еще в 1955 году, а Никоро узнал об этом, по его словам, когда Хрущев ездил в США в 1959 году.

В противовес этому, Никоро сообщил о статье Н.П. Дубинина и двух его коллег в «Ботаническом журнале», где знаменитый советский генетик, гонимый при Сталине и преследуемый и в настоящее время, сообщил, что самые лучшие советские гибриды — двойные межлинейные гибриды ВИР — были фактически плагиатом с американской разработки. Таким образом, Никоро критиковал Хрущева за искажение научной истины.

Я думаю, что, дома у Юры говорили об этом, ведь его мать Зоя Софроньевна была биологом-генетиком.

Вообще, в СССР было не принято критиковать вождей. Это всегда было чревато арестом. Если на этом диспуте были представители старшего поколения, представляю себе, каково им было это слушать. Наверное, не один из них поёживался.

Когда Никоро начинал говорить, его всегда было трудно остановить. А тут он решил высказать всё, что накипело. Дальше он выступил в защиту Бреусова, молодого сотрудника Института неорганической химии СО АН, имевшего репутацию чуть ли не противника существующих общественных устоев.

Никоро говорил, что Бреусова уволили из Института неорганической химии несправедливо, что он пострадал за свою научную принципиальность.

Юра заявил, что Бреусов не собирался ниспровергать существующие порядки, а всего лишь хотел, чтобы в химии не повторилась ситуация, как с разгромом генетики в сталинские времена, и было больше демократии в науке.

На самом деле, Бреусов критиковал Хрущева за срыв совещания в верхах, но Никоро пользовался слухами, которые обросли фантастическими подробностями, потому что об этом ничего не было написано в газетах. Т.е. и здесь Никоро с самого начала предложил неправильный постулат, а потом стал на этом основании критиковать власти за то, что уволили невинного.

Кстати, Бреусова не увольняли, формально он сам ушел, но, истины ради, я тоже думаю, что определенное давление на него было.

После выступления Никоро на него «спустили всех собак». Но не сразу - не на собрании, – здесь никто не выступал с критикой его выступления, а после.

Выступление обсуждалось на многих партийных и комсомольских собраниях и конференциях.

Далее я снова приведу цитату Борзенкова, на этот раз обширную:

«К сожалению, все эти органы и форумы (за исключением комсомольского собрания факультета, где учился Никоро) не имели точного текста его выступления и пользовались информацией из вторых и третьих рук. Это явилось одной из причин, почему они в своих постановлениях, а руководители партийных и комсомольских организаций – в своих выступлениях – дали негативную оценку критических утверждений студента-химика.

Так, например, совместное заседание расширенного партбюро НГУ и университетского комсомольского актива 12 декабря 1962 года пришло к выводу, что «на диспуте имело место клеветническое и вредное выступление» студента Никоро».

Партийные руководители особо отметили, что присутствовавшие в зале коммунисты не сумели ничего противопоставить выступлению Никоро и просто побоялись выступить:

«На диспуте было немало членов партии. Я поинтересовался у некоторых товарищей — почему они не выступили, — говорил на VI партийной конференции Советского района 25 декабря 1962 года первый секретарь Советского РК КПСС М.П. Чемоданов. – Мне сказали:

– Была такая обстановка, что если бы мы выступили, то нас бы освистали.

– Что же это за трусость? – продолжает Чемоданов, – В былое время большевиков камнями с трибуны гнали, но они отстаивали своё мировоззрение».

1. Примечание: Я процитировал выдержку из статьи А.Г. Борзенкова «Аналитическая и дискуссионная деятельность молодежи на востоке России: возможности и пределы студенческой самодеятельности (1961–1991 гг.) // Вестник НГУ. Серия: История, филология. Т. 1. Вып. 3: История / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2002. C. 71–79.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/02/10/687