Тревожный рассвет

                Подарок для моей возлюбленной Asphyxia Noir
     Пребывая в легком раздражении от своих милых соотечественников, херачащих день за днем в информационном пространстве по клавишам и кнопкам, заполняя мир некачественным продуктом, употребление коего грозило, как минимум, изжогой, либо, вообще, токсикхолокостным отравлением, если к рунету присовокупить российское тиви, и не нуждаясь в читателях, поклонниках, фанатах, всей этой хренотени, отчего - то пресмыкающихся перед такими же двуногими, вполне может быть : хуже их, тупее, подлее и говеннее, я решил подгонять сказочки и недостоверные истории немногим оставшимся в живых и вот тут - то впал в небольшой ахуй. Как им понять прочитанное, если, конечно, они удосужатся прочесть ? Это ж хрен переведешь. Тысячи аллюзий и ассоциаций, десятки тысяч книг и фильмов, саундтреков и просто случаев, происходивших в совершенно другом мире, мире совдепов, России провинциальной, наркоманско - бандитской, намеки и смутные пророчества о происходящем прямо сейчас и здесь, скоморошество Тарковского, чья фамилия известна чуть более, чем имя, юродство православных святых, схизматиков и выродков, скакавших по зачумленным площадям Москвы под копытами коня могучехерого Гришки Орлова, мужика в ботфортах и парике, полного дум о дорогом сердцу всякого русского обете : выпить рюмку водки, дать кому - нибудь по роже и залезть на сдобного бабца, потом влететь с размаху на чужую войну и доблестью заслужить пару тысчонок рабов, что будут чесать тебе пятки гусиными перышками, а ты будешь пердеть и орать, громко, как начальник, матом. Хотя, если мне плевать на потенциальных читателей, то какая разница ? Помнится, я психовал, узрев среди фанатов Собчак и Бабченко, чуть с ума не спрыгнул, ибо прочувствовал себя погруженным в кучу говна. Но поразмыслив слегонца, отринул и забил. Х...й на них, главное : я их не читаю. Море не испоганится, если из него пес лакал. Это поговорка, казацкая, антисемитская, казаки же были антисемитами, как и я, грешный. Тут тайное. Море - это аллегория, бля. Не водоем, как может подумать гугл - переводчик, отнюдь.
     - Суббота - хороший день для антисемитизма, - пробормотал я себе под нос, укладываясь перед ноутом на пузо, - а число одиннадцать - угодно Богу.
     Думаю, что число десять или двенадцать так же угодно ему, ему все угодно, никто ж не знает, чё там и как, какой волосатик хрюкнет - и веруй, сука. Пиз...ц, какой - то, если честно. Мудила с волосней гонит шнягу или лысый, или делегат, или еще кто, не суть, а остальные бараны развешивают уши и с важностью качают пустыми бошками : да, именно так мы и подозревали с восьми до одиннадцати. Потом, правда, отвлеклись на ложкомойство, но подумали к вечеру почти так же, только наоборот. Закричали отчаянно и нервно : " Пидарас ! Врет гнида и не краснеет ". Легли спать, а проснувшись поняли, что все не так просто. Поэтому выпили вина, откушали буженины и решили сойти с ума. Но ум, вот хоть вые...сь, не находился. Сходить было не с чего. Помолились святому Опоньке и написали диссертацию. Историцкую, на х...й.
     Политрук Гугнадзе, предательский выкормыш, провокационным путем сменивший прирожденную фамилию Шмуль на грузинское наименование, актуальное в условиях наступления на Львов, вышел в расположение ночью. Он наткнулся на часового, сумрачной глыбой стоявшего на берегу Амура в непричесанном полушубке и валенках, укрывающих кирзовые полусапожки с щегольской опушкой из натуральных кошек.
     - Браток, - захрипел пересохшим горлом политрук, проскитавшийся в пустыне и от того хрипевший, - Львов тут ?
     Часовой поправил штык и ничего не ответил, соблюдая Устав. Политрук впал в бешенство.
     - Сука ! - Завыл он, разрывая гимнастерку по диагонали. - Мы кровь проливали, ночей не спали, ползали по шахтам и забоям, всходили на эшафоты, а ты.
     - Табачок есть ? - Тихо поинтересовался часовой, переступая валенками.
     - Ах ты милый мой, - засуетился политрук, доставая из - за голенища плотно свернутый пакет, - вот, тут и табачок, и селедка, и даже портянки. Наградные, - возгордился было Гугнадзе, но вспомнив цель своего присутствия на суровом берегу, отбросил гордыню и вновь принялся потчевать оттаявшего часового. - Держи, браток, вот тельняшка, вот волосы.
     Он вынул из пакета пук седых волос и не удержался от хвастовства :
     - Трофейные.
     Часовой приладил волосы к шапке, свернул самокрутку из листьев папоротника и только тогда сказал :
     - Пост у меня ответственный, товарищ.
     Политрук осклабился, предчувствуя скорое предательство, засуетился еще больше, обхаживая часового, он совал в его озябшие под ветрами с Кунашира руки какие - то шарики из овечьего навоза, рассказывая о кознях, показывал запретные фотокарточки с голыми женщинами, покрытыми волосами от впалых посиневших пупков и до острых коленок, соблазнял рассказами о царской каторге, где все, поголовно, в серых штанах и изучают айкидо, принося копеечку будущих мудакам, назвавшим себя писателями и национал - большевиками, даже вставал на голову, демонстрируя великолепный вестибулярный аппарат и координацию движения подтянутого и тренированного в долгих боях тела, наконец, решив, что достаточно, присел на корточки и выкрикнул :
     - Где он ?
     Часовой вздрогнул. Он понял, что отступать некуда. Позади был пиз...ц, а переда не было, по бокам же творилась полная хрень, поэтому часовой приступил к предательству, конечно.
    - Там, - ткнув штыком в сумерки, показал часовой.
    Политрук вскочил и уже не скрываясь пошел в указанном направлении. Через три года он вышел в расположение. На поляне, желтой от палых листьев, на пеньке сидел козел. Гугнадзе всхрапнул.
    - Тимур ! - выкрикнул он священное имя. - Ты ли это ?
    - Мы, - подтвердил козел простуженным голосом. - Ты зачем ?
    - Сволочь ! - Закричал политрук, размахивая руками. - Мы кровь проливаем и эшелоны, а ты в лесу прячешься, книжки пишешь о царской каторге. Подонок. Как мог ты бросить шахтеров ?
    Козел откинул левое ухо и почесал поросшее жесткой шерстью брюхо, увешанное медалями и грамотами. Подумал и побледнел. Закачался, упал и въехал лбом в дерево, растущее из земли возле пенька.
    - Не надоело ?
    Пестрый дятел свесил клювастую голову с ветки, посмотрел одним презрительно прищуренным глазом на странную парочку и вновь сказал возмущенным голосом :
    - Не надоело ? Ведь одно и то же, сплошное дежа вю и цикличность.
    Дятел закурил и нервничая забегал по ветке.
    - Я понимаю, что это параллель с российской дичью и шестнадцатилетним абцугом, но ведь, товарищи, надо же указать и выход из сложившийся ситуации, а не долдонить одно и то же.
    Политрук затрясся от ярости.
   - Выход ? Выход тебе, сука ? Пойдем.
    Он схватил дятла за руку и поволок на берег океана. Подошел к полосе прибоя и указал на темнеющую вдали впадину в воде.
   - Вон он, выход, - устало произнес политрук. - Для всех.
   - Что это ? - Прошептал дятел, падая на колени перед грандиозностью.
   - Марианская впадина, - прошептал политрук, дрожа как в ознобе.
   - Стал быть, там Флорида ?! - Закричал дятел, вставая с колен. Он взмахнул крыльями, взлетая в небо, насрал на голову Гугнадзе и помахал прощально крыльями, разворачиваясь и беря курс на Землю Обетованную Сергеем Брином и самим Богом по обету перед Билли Гейтсом.
   До восхода солнца оставалось несколько часов.