Wasserreinigung -1946. Эшелон в Стерлитамаке

                Эшелон в Стерлитамаке


Продолжение. Начало:http://www.proza.ru/2013/11/28/397


      В начале сентября 1947года, после шести с половиной месяцев пути, наш эшелон медленно подъезжал к  пункту назначения - Стерлитамаку. Была ночь. Мелькали светлые точки – электрические фонари на новостройках и их посёлках. Справа темнели громады гор. Среди всего этого я совершенно потерял ориентацию и не заметил, как  транспорт проехал площадку содового завода, и когда я спросил на станции Стерлитамак:
     - Далеко до содового?
     - Да вы его проехали!

        На следующий день, ранним утром, транспорт подали на территорию завода. Прошедшая ночь прошла в нервном ожидании – почти не спал, встал рано. Едва состав остановился, открыл дверь. Перед  глазами предстало громадное поле, сплошь заваленное ящиками, трубами, царгами, электромоторами, шиберами,  колоннами. Хорошо знакомые детали знаменитого «Дойче Сольвэ Веркэ», прошедшие через мои руки в далёком Бернбурге, отгружались  сюда в  безупречном, тщательно упакованном виде. Отправлялось оборудование, а здесь я вижу ржавые, искалеченные машины, части аппаратов. Взяв   бинокль,    детально рассматривал всё, что попадало в окуляры. С дрожью в голосе у меня вырвалось:
     - Ведь это же кладбище техники! Кто хозяин всему этому? Почему до сих пор  никого не отдали под суд за всё это? Ведь здесь пропадают миллиарды!

      Вопросы эти заполонили  рассудок. Какое-то время я ничего не соображал, настолько сильным было  впечатление от увиденного.  Через несколько часов появился главный инженер Исаенко.  Его первыми словами после приветствия  были:
     - Привёз документацию?
     По интонации заданного  вопроса стало понятно, что привёз я спасательный круг не только для этого оборудования, но и для людей, работавших здесь.  Директор  строящегося завода Лундин был в Москве, и   Исаенко  дал указание  начальнику отдела оборудования Ребезову начать приёмку транспорта. Спустя некоторое время  Ребезов сообщил мне втихаря, что  имеется указание начальника Главсоды Матвеева о тщательной проверке и приёмке транспорта.

     Меня это не тревожило, так как  транспорт привёл   я в полном порядке и готов   сдавать его до последней трубы и болта! Не тревожило, но чувство обиды разъедало  душу, ведь   я титаническими  усилиями добился   распрессовки транспорта в Бресте и привёл его   в расположение строящегося  завода. В течение  шести с половиной месяцев  сохранял, как зеницу ока,  техническую документацию  Бернбургского содового завода (Германия), привёз для завода 18 пишущих машинок, семь счётных, писчую бумагу, канцелярские принадлежности!! И вдруг недоверие неизвестного происхождения. Впрочем, я догадывался, откуда смердит. Мои бурные разборки в Бресте с начальником базы МХИ Полежаем  с требованием срочной  распрессовки эшелона не прошли даром.  Накатал он на меня  пасквиль  в Главсоду.

      Считая себя до основания оскорблённым и обиженным, я сдавал груз своего транспорта представителям содового завода, которые усердно проверяли содержимое ящиков по  упаковочным листам.  С тщанием, заслуживающим лучшего применения, считали стеклянные палочки, пробирки, трубочки, не говоря уже о более солидных вещах. Проходили дни. За неимением квартиры, я по-прежнему находился в  штаб-вагоне на территории завода. Электрофицировал  вагон, наладил радиолу, склад дров был рядом. Вечерами  делал вылазки в посёлок  к единобратьям по Германии и Стерлитамаку.

    Первый визит нанёс   Петру Коповому. Познакомился с его женой, сыном, посмотрел обстановочку. Да! И это здесь жил инженер, начальник оборудования! Бедность поразительная, но чисто и мне показалось даже, до некоторой степени,  уютно.
     Интересно было знать, какие мысли и интересы у моих друзей вот сейчас, два года спустя после окончания института? Петр Михайлович больше говорил о картошке, дровах, резиновых сапогах, чем о строительстве крупнейшего в мире содового комбината Признаться, меня это до некоторой степени даже смутило.
     В последующие дни я посетил Бориса Михайловича и Даниила  Деомидовича. А Александр Васильевич, после столь оригинального бракосочетания перешёл жить к родителям жены, в Сайгановку, рассказы о которой приводят в ужас любого нормального человека.
     Итак, из того, что даёт человеку золотая студенческая пора, здесь не осталось и следа.  Друзья разбрелись по углам бараков, встречаются раз в неделю и то мимоходом на улице.  Замкнулись в скорлупу семейной жизни, и вечерами, вероятно, с вожделением пересчитывают тыквы, хранящиеся под кроватями. Более того, они  даже
завидуют друг другу. Воочию убедился, как быт портит людей.

     Наконец, после двухнедельной суеты приёмка транспорта, состоящего из 59 вагонов и платформ, была завершена. Оставалось  оформить акты приёмки. Неожиданно оказалось, что пересчитать содержимое эшелона для малограмотного персонала базы оборудования  было легче, чем  составить документы приёмки.  И  это  неудивительно, если в слове «цистерна» делать по три ошибки.

      Как бы то ни было, акты мне самому нужны позарез, и я терпеливо ожидал финала этой комедии.  Наконец,  акты приёмки подписаны и утверждены, а, главное, в них не зафиксировано ни одного несоответствия сопроводительной документации.
     Теперь,  следуя правилам «административного этикета», я должен был бы явиться на доклад к директору завода Лундину. Впрочем, «испорченный» немецким орднунгом, я наивно полагал, что меня вызовут, и даже спешно составил обширную пояснительную записку. Тем не менее, ничего подобного не происходило, а когда я обратился к  секретарю с просьбой  об аудиенции с директором, с изумлением услышал:
     - Сегодня не приёмный день, приходите послезавтра!
     - Позвольте,- попытался  объясниться,- я  же не  чуни выписывать, ни дрова…  По делу ведь…
     - А всё едино...
     Этот ответ поразил меня до глубины сознания. Теперь ясно, почему база оборудования превращается в базу вторчермета.  Мне было известно, что Лундин - практик с образованием техника по  укладке бетона и от химических технологий  также далёк, как и я от работ по укладке бетона. Поэтому его не интересует ни крупнейший  в мире  содовый комбинат в Бернбурге, ни эшелон с оборудованием и документацией, который с таким трудом был приведен в Стерлитамак.     А мы говорим о строительстве!

     Дождался приёмного дня.  В кабинете  за массивным, видавшим виды, столом восседал  сухой, небольшого роста человек  в зелёном кителе немецкого покроя.
      Вручил директору объяснительную записку  о выводе подвижного состава из Германии и перипетиях по  распрессовке.  Пролистав для вида, он пообещал ознакомиться с моим опусом поближе, «когда будет время».  Больше часа мы беседовали  о демонтаже оборудования в Германии, о предстоящем строительстве, о перспективах «большой соды», о том, что в 1950 году (т.е. через три года)  наш комбинат должен дать продукцию.  К слову сказать, я выразил некоторые сомнения, что такое крупное   предприятие возможно  поднять за 36 месяца, из которых десять – суровая башкирская зима, с морозами и невероятными заносами. Он возразил мне. А я разве против? Обеими руками «за»!  Оборудование миллиардной стоимости должно приносить пользу стране. А для этого необходимо строить сейчас же, немедленно, быстро и хорошо. Признаться, мне  понравились энтузиазм и уверенность директора. Значит, я немного ошибся в оценке этого человека. Ну что же,  время всё расставит по местам. Ожидать долго не придётся.

     После  беседы  с директором у меня  ожили мечты, во что бы то ни стало, участвовать в строительстве крупнейшего содового комбината  Европы. А трудности впереди колоссальные, на преодоление их придётся затратить немало сил и здоровья.

    Вышел  из кабинета.  Посмотрел в окно.  Глазам вдруг предстал «Сольвэ Верке», с прекрасными корпусами, многочисленными трубами котельных, паровозами, ж/д путями, подсобными помещениями, цехами, мастерскими – всем тем, что составляет единый организм сложного химического производства. Что это?  Мираж - Fata morgana, или же острое желание того, чтобы здесь, на этом  пустынном поле, в сердце Башкирии, был выстроен комбинат ещё  прекраснее, чем «Сольве Верке», наш, социалистический  содовый комбинат. Пожалуй, это было  желание!

    Теперь в Москву,  в Главсоду  отчитаться по загранкомандировке, и - домой, домой, в долгожданный отпуск в Шахты.