Записки деревенского парня

           Я простой деревенский парень. Зовут меня Дизель. Мне  четыре года.
Родителей своих я не помню, но от них мне досталась шикарная шубка. Видно кто – то из них был породистым. В двухмесячном возрасте я оказался на обочине жизни. Меня выпустили погулять, а потом никто не позвал меня домой. Мне стало страшно. Я быстро забрался на дерево и там немного успокоился, но не надолго. Мне хотелось есть, и  я стал плакать. Никто на меня не обращал внимания. Я сидел на дереве день и ночь. Сколько так  прошло времени, я не помню. Но вот подошли двое взрослых людей  и маленькая девочка. Девочка попросила папу снять меня с дерева, так как ей было жалко меня.
           В теплых, ласковых руках девочки  я заснул. На машине меня привезли в деревню. Здесь меня накормили и показали место в коробочке.  Так я стал жить и знакомиться с обитателями двора.
          Двор, по моим масштабам, был очень большой. Я сразу все не запомнил, кто, где живет и чем занимается. Поначалу я подошел к маленьким пушистым  желтым комочкам. Они пищали. Я хотел с ними подружиться, но большая хохлатка ударила меня твердым предметом по голове. Я отошел в сторону. Меня неправильно поняли. Я никого не хотел обидеть. Мне было больно. Бабушка, увидев происшедшее, взяла меня на руки, погладила, сказала, что это маленькие цыплята и я успокоился.  Меня сразу потянуло в сон.
           Потом я прошел на другую сторону двора и увидел крякающих цыплят, но это оказались утята. Постепенно я привыкал ко всем жителям двора. Мне показали вольер, где были собаки и сказали, что их надо обходить стороной. Было жарко и собаки лениво махали хвостами. Но когда я проходил мимо собак, они рычали на меня. Я понял, что с ними лучше не связываться и наблюдать за ними надо издалека. За все время, что я живу в деревне, я никого из малышни не тронул и не обидел. Я всегда был сыт, но даже если бы я был голоден, то все равно никого не стал бы обижать, это не в моих правилах.
          В больших зарослях я встретился с зеленоглазкой. Она была юркой и пыталась убежать от меня. Я догнал её на лужайке и лапками стал с ней играться. Зеленоглазка решила меня поцеловать и открыла свой ротик. Тогда я приблизился к ней и в это время она почему -то меня сильно укусила за нос.  От боли я захныкал, но не отпустил её от себя.   Я не обратил внимания, что желтая хохлатка кругами ходит возле меня и делает вид, что клюет траву.  Потом она резко выхватила  у меня зеленоглазку и побежала по двору, а за ней, громко крича,  погнались остальные обитатели двора. Ну и пусть! Я остался лежать и думать,  чем заняться.
          Под деревом стоял железный домик. Там было прохладно и я решил обследовать этот домик. В нем жили такие же пушистики, как и я, но другого, дымчатого  цвета. Я пробрался к ним через прутья и стал знакомиться, но у них не было желания играться со мной. Они ели травку и сухое зерно. Я тоже стал есть. Зерно  было твердым, а трава не вкусной. Как могли они есть все это! Я хотел уйти назад, но ничего не получалось. Пришлось ждать, когда придет папа  и освободит меня из плена. Папа сказал, что это кролики и чтобы я больше туда не лазал.
          Папа научил меня заходить в дом в свое отсутствие. Возле форточки стоял табурет. Я запрыгивал на табурет, а потом на форточку и так я оказывался в доме.
Надо сказать, что я рос в любви и ласке. Взрослые часто брали меня на руки, тискали, гладили, игрались со мной. Когда меня гладили, я громко урчал и засыпал под свой храп. Видимо поэтому меня назвали Дизелем. Мне нравиться мое имя.
        Пришла зима.  Однажды выпрыгнув из окошка, я попал в мягкое и  белое покрывало. К тому же оно было холодным. И вся земля была белой и пушистой. Я стал визжать от новых ощущений. Папа сказал, что это зима. К зиме я подрос, шубка у меня стала очень пушистой, теплой, так что мне не была страшна зима.
         Постепенно стало теплеть, с крыш капали сосульки, через пруд, как зимой, нельзя было ходить, так как лед начал таять. С наступлением теплоты у меня появились проблемы. Моя шубка стала лохматой, в комьях. Некоторые комья вырезал папа. Но у него много дел и поэтому я сам стал заниматься собой. Я садился удобно и начинал делать депиляцию. Зубами я вырывал клочья шерсти. Иногда это получалось хорошо, а иногда было больно.  Я терпел эти неудобства. Зато к лету я стал стройным, с короткой шерстью. Неплохо так выглядел, особенно в области живота.  Да и летом  не так жарко.
         Освоившись в хозяйском дворе, стал расширять свой кругозор. Я уже уходил подальше от своего дома. Когда двое суток меня не было дома, папа пошел меня искать. Нашел. Я так обрадовался ему. Он взял меня на руки и понес домой, приговаривая : « ну зачем ты ушел так далеко и заблудился».
          Я нашел себе друзей. Иногда с такими же «ребятами», я дрался.
          В одной из драк я получил травму. Я думал, что все заживет, как и раньше. На лице в области челюсти появилась большая опухоль, и она ныла и болела. Я  не мог нормально есть. Это заметили папа и Майя. На семейном совете они решили отвезти меня в город, в больницу.
           В сумке-переноске они привезли меня к доктору. Здесь я увидел множество своих сородичей. Все терпеливо ждали приема доктора. Вот и моя очередь подошла. Я задрожал от неизвестности, когда меня посадили на стол, а доктор стал осматривать рану.
          – Надо оперировать, само не пройдет, – сказал доктор.   У меня выстригли шерсть на лапе, взяли кровь на анализ, а потом унесли в операционную.
            Проснулся я с повязкой на голове. Это было так неудобно, мне она мешала. Майя гладила меня и просила, чтобы я не трогал повязку, чтобы быстрей все зажило.
             Несколько дней меня возили на перевязки. Очень это неприятные процедуры: промывание раны и уколы, В последние дни я уже не мог их выносить и сопротивлялся, как мог.
           В городе я жил в квартире у Майи. Мне было очень тоскливо. Из окошка я наблюдал жизнь на улице, подходил к двери, просился, но меня не выпускали, говорили, что я заблужусь.
           Наконец-то я дождался, когда меня отвезли в деревню. О, как я обрадовался! Я стал обследовать свои укромные места, но Майя устроила мне еще реабилитационный период. Пришлось согласиться, я ведь был дома.
           Через два или три дня моя жизнь пошла своим чередом.
 
 Часть 2.   
           Прошел примерно один год.  Не знаю, что со мной случилось, но мне стало плохо.  Я сходил в гости к соседу Гавриловичу, его жена налила мне в миску молока, но никакого аппетита не было и я, не притронувшись, пошел дальше. Не помню, как и где я провел ночь,  наверное, в забытьи. Утром я приплелся домой, не зная, что со мной будет дальше. Мне было все безразлично. У меня было тяжелое дыхание, большая слабость, кашель, похожий на чиханье, переходящий в рвоту.
           А вот послышался звук машины. Это приехали Майя и папа. Бабушка, увидев меня, обрадовалась, но тут же расстроилась. Она поняла, что я серьезно заболел, попыталась дать таблетку, но я был категорически против и ничего не получилось. Я не хотел заходить в дом, там мне было душно, не хватало воздуха. Я ничего не ел и не пил, жевал какую-то травку, но она мне не помогала. От травки у меня начиналась рвота.
          Я даже не заметил, что папы не стало, а он потом приехал с сумкой - переноской. Папа и бабушка поместили меня в сумку – переноску и повезли в Виту, в больницу. Когда, мы вошли в помещение, и хотя у меня и был заложен нос, я почувствовал слабый запах лекарств, пота кошек и собак, но я на это никак не среагировал.
         Клиника работала допоздна. Была очередь. И вот меня занесли в отдельный кабинет, где осмотрели,  взяли кровь на анализ, поставили катетор и подключили капельницу.
         Краем уха, я слышал, что доктор говорил Майе, что «заболевание серьезное, сейчас не можем  поставить диагноз, до получения результатов анализа крови, скорее всего, вирусная инфекция, да и иммунитет слабый, поскольку он полукровка. Для человека это не заразно».
         В аптеке папа накупил лекарств, а медсестра заготовила шприцы с лекарством для последующих уколов. Когда делают уколы в холку, то это не больно. Там шкура толстая и поэтому не больно.
После лечения меня привезли в городскую квартиру, поставили миску с водой и едой, но ни к чему я не притронулся, заснул, проваливаясь во сне, в какую-то черную яму и вздрагивал.
         Вечером к Майе пришла соседка Валя, напевая с порога,
         – Вы слыхали, как поют дрозды?
         А Майя ей в ответ процитировала:
        – А вы слыхали, как чихают коты?
        – Что Дизель заболел? – поинтересовалась соседка.
        – Да, назначили лечение, теперь надо возить в клинику, но ничего, справимся, – пояснила она.
         Теперь каждое утро Майя возила меня на процедуры в Виту.
Ожидая приема, я познакомился с некоторыми котами.
Один парень, я его прозвал «Нельсон», шустрый такой, снискал мое уважение. У него был один глаз, а другой, как сказала его мама, потерял в бою,  Он не боялся никаких процедур, не хотел лежать на столе и вертелся по сторонам. Мама гладила его холке и успокаивала.
          Мельком я видел, как лежала на столе большая, белая московская сторожевая собака. Она была головой к стене и не видела других посетителей. Овчарок приводили много, они поскуливали при виде котов, я в ответ тоже начинал немного заводиться, но все проходило без эксцессов.
          На третий день на процедуры меня занесли в большой зал, где посредине стоял операционный стол для перевязок. И вот до сих пор с неприятностью вспоминаю серого-голубого кота, англичанина. Бр-бр ! Ужас какой-то!
          Капельница у меня закончилась, но работники стали возиться возле англичанина, которого положили на стол. У него была открытая рана, не заживала. Когда доктор стал обрабатывать рану этому коту, он завыл как потерпевший, аж, мне стало страшно. Я тоже стал выть. А так как меня держала Майя, то я от страха её укусил, у неё потекла кровь. Она бросила меня, и тогда ко мне подошел фельдшер и стал снимать капельницу. Если бы это сделали вовремя, то все было нормально, без эксцессов.
          Мне до сих пор неловко перед Майей, я просил у неё прощения, лизнув её за руку, Я знаю, что она не обиделась на меня. Она поняла, что меня спровоцировал серый котяра. Его втроем держали, а он орал благим матом, а все потому, что ему не сделали обезболивание. Пока бабушке обрабатывали рану, со мной был Михаил, который поставил мне очередную порцию уколов.
          Из-за этого серого кота на следующий день меня хотели поместить в смирительную красную рубашку, но я вел себя спокойно, и рубашку не стали одевать. День прошел нормально и все потому, что британца не было.
          Мы ожидали свою очередь, рядом с Майей сидела работник клиники, мастер чистоты.
          – Ранее я жила во Владивостоке, – начала говорить женщина, сделав перерыв в своей работе.
         – Муж у меня был моряк, и однажды привез обезьянку, и та стала жить у нас. Обезьянка очень любила мужа. Сядет ему на плечо и давай в голове волосы перебирать, так нежно и ласково гладит его по голове. Погладит, погладит, а затем заглядывает в лицо, хорошо ли ему?
          Как-то я читала в саду. Обезьянка села мне на плечо и со всей яростью стала дергать мои волосы в разные стороны, кулаками бить по голове. Потом она выхватила из рук книгу и быстро взобралась на макушку дерева. Оттуда она стала бросать вырванные из книги листы, вначале порвав их на мелкие кусочки.
Много было у неё проделок, всех и не вспомнишь, приходилось её привязывать. Как-то иду с работы, и вижу под окном гору моего белья, все выбросила через форточку окна. Люди проходят мимо, улыбаются.
          Я вынуждена была сказать мужу: «Или я или она. Пристрой её куда-нибудь. Невозможно так жить». Потом я уехала на свою малую Родину и вот уже двадцать лет здесь живу, – закончила свой рассказ женщина.
          С каждой капельницей я стал меньше чихать, стал появляться аппетит, начал пить воду. В очередной осмотр доктор назначала таблетки и сказала, что можно их принимать дома. Меня выписали на домашнее лечение. Пока я живу в городской квартире, но за деревней я уже соскучился. Там мне свобода!