Глава 57. Последнее прости

 Фи­оле­товая дым­ка пе­рено­сит его до­мой. Голд сни­ма­ет паль­то, ра­зува­ет­ся и ти­хо, поч­ти на цы­поч­ках, про­ходит в дом. Сна­чала – на кух­ню, где ста­вит чай­ник. Ког­да го­рячий ко­фе при­готов­лен и ждет на сто­ле, он от­кры­ва­ет конь­як и ка­па­ет в чаш­ку нес­коль­ко ка­пель. Пить ко­фе не хо­чет­ся, по­тому Голд си­дит и прос­то смот­рит на нее, заг­ля­дыва­ет вов­нутрь, буд­то га­да­ет на ко­фей­ной гу­ще. За­тем, дож­давшись, ког­да ко­фе ос­тыл, вы­лива­ет его в ра­кови­ну, и от­хле­быва­ет нес­коль­ко круп­ных глот­ков конь­яка пря­мо с гор­ла, зал­пом. Кое-как зак­рыв бу­тыл­ку, ста­вит ее на стол, на са­мый край, по­жалуй, рис­куя раз­бить, зат­ро­нув, вста­ет и ухо­дит.

       Се­год­ня он чувс­тву­ет се­бя как ни­ког­да оди­ноким. Се­год­ня он жа­ле­ет о том, что в его до­ме нет ни­какой жив­ности, да­же ры­бок в их ду­рац­ком ак­ва­ри­уме. Все, что по­пада­ет в сте­ны его до­ма, мер­тво. Все, кто при­ходят в его жизнь и ста­новят­ся ему до­роги, уми­ра­ют.

       Голд хо­чет прой­ти в зал, но мнет­ся у две­ри, под­пи­рая ее спи­ной. Зак­ры­ва­ет гла­за в глу­пой, про­валь­ной по­пыт­ке са­мо­об­ма­на. Он зна­ет – ког­да он от­кро­ет их, страш­ная кар­ти­на, что ви­дит пе­ред со­бой, ни­куда не ис­чезнет.

       Пе­ред ним все так же бу­дет сто­ять гроб, а в гро­бу ле­жать ми­лая, чу­дес­ная, доб­рая Белль. Мер­твая. Без ужас­ных ран и шра­мов, по­тому что эти увечья ему уда­лось за­мас­ки­ровать плать­ем, что она не­дав­но ку­пила, но мер­твая.
       Мер­твая.
       Страш­ное сло­во, ре­аль­ность и си­лу ко­торо­го он поз­нал дваж­ды – ког­да не ста­ло Бея и сей­час.

       По­раз­мыслив нем­но­го, он все же ос­то­рож­но сту­па­ет по ков­ру, все бли­же приб­ли­жа­ясь к гро­бу. Там Белль. Ему не прис­ни­лось, хоть так хо­чет­ся, что­бы это был лишь ужас­ный сон. В пер­вые ми­нуты, ког­да он заб­рал ее до­мой, как толь­ко по­лучил раз­ре­шение на по­хоро­ны, де­лал все, что­бы прос­нуть­ся – щи­пал се­бя, умы­вал­ся, под­став­ляя ли­цо под струи во­ды, ши­роко от­кры­вал гла­за, убеж­дая се­бя, что это – чер­то­ва ил­лю­зия. Те­перь уже сми­рил­ся.

       Они ис­ка­ли ее всем го­родом, но не­дол­го. По­няв, что Белль не вер­нется, Рум­пель хо­тел ехать на по­ис­ки сам, но ма­шина по­лома­лась, не за­води­лась. Приш­лось бе­жать к Прек­расным пос­ре­ди но­чи. Он хо­тел толь­ко одол­жить ав­то, но они оба выз­ва­лись по­мочь. Че­рез час весь го­род и да­же Ред­жи­на, сто­яли на ушах. Белль наш­ли на мос­ту Трол­лей – на мес­те, ко­торое она ужас­но не лю­била и всег­да ста­ралась обой­ти сто­роной. По этой при­чине по­ис­ки за­тяну­лись, Голд был уве­рен, что она ни­ког­да бы не пош­ла ту­да, да еще и од­на поз­дним ве­чером, и ста­рал­ся убе­дить в этом дру­гих.

       Но она бы­ла там. Ле­жала на мос­ту мер­твая с тре­мя ко­лоты­ми ра­нами в те­ле и сле­дами рас­терза­ния со­бак. Они не тро­нули, по­жалуй, толь­ко ли­цо, все те­ло бы­ло рас­терза­но, в кро­вавых по­теках, на пра­вой ру­ке не бы­ло двух паль­цев, на ле­вой от од­но­го ос­тался толь­ко об­ру­бок.

       Голд был зве­рем, жес­то­ким Тем­ным, ма­нипу­лято­ром, зло­де­ем и дрянью. Но до та­кой зве­риной жес­то­кос­ти не до­шел бы ни­ког­да. Он был не спо­собен на это. Он не пом­нит то­го мо­мен­та, не пом­нит сво­их эмо­ций, ког­да об­на­ружи­ли труп. Оч­нувшись, вый­дя из сту­пора, об­на­ружил се­бя ле­жащим на ди­ване в их с Белль до­ме, а мисс Свон по­дава­ла чай. Ка­жет­ся, ря­дом кру­тились еще и Прек­расные, но он не был уве­рен.

       Осоз­на­ния то­го, что его Белль мер­тва до сих пор не слу­чилось. Этот го­род по­лон Ть­мы и ужа­сов, он знал об этом, по­нимал это всег­да. По­тому что и сам был Ть­мой и ужа­сом для го­рода. И не то, что­бы он всег­да счи­тал, что Белль в бе­зопас­ности, нет. В этом го­роде ник­то не мог чувс­тво­вать се­бя аб­со­лют­но уве­рен­ным. Прос­то он всег­да ду­мал, что, да­же из мес­ти ему, ник­то не тро­нет Белль, ведь она та­кой ми­лый и слав­ный че­ловек с та­ким ог­ромным сер­дцем, что вся­кий про­ник­ся бы. В кон­це кон­цов, эта чу­дес­ная жен­щи­на смог­ла прос­тить и зас­та­вить се­бя ува­жать да­же Крю­ка, ко­торый од­нажды ее чуть не уг­ро­бил. Доб­рое сер­дце нас­то­яще­го ге­роя, че­лове­колю­бивый ха­рак­тер и мяг­кость, ко­торы­ми в пол­ной ме­ре вла­дела Белль, Рум­пель всег­да счи­тал га­ран­ти­ей ее пол­ной неп­ри­кос­но­вен­ности здесь. Он оши­бал­ся. Он, мо­жет быть, знал толк в ма­гии, но ни чер­та не по­нимал в жиз­ни. Глу­пец.

       И вот ее не ста­ло. Ес­ли бы они прос­то ра­зош­лись, раз­ве­лись, от­да­лились – он бы пе­режил это. Его чувс­тва к Белль дав­но ос­ты­ли, по­гас­ли, они не мог­ли дер­жать его ря­дом. Он не мог ее му­чать сво­им рав­но­души­ем. Он те­перь лю­бил ее как дру­га, вос­хи­щал­ся ею, как че­лове­ком, ви­дел кра­сивую де­вуш­ку, ко­торая зас­лу­жива­ет боль­ше­го, чем име­ет. По­тому раз­лу­ку с нею вза­мен на уве­рен­ность, что она есть, су­щес­тву­ет, жи­вет, вос­пи­тывая их ре­бен­ка, он смог бы пе­режить. Но Белль мер­тва и вмес­те с нею умер­ло все, что так дол­го свя­зыва­ло их – кни­ги, что он ей по­казы­вал, ком­на­ты, в ко­торых еще ви­тал ее за­пах, буд­то бы она жи­ва и ре­гуляр­но ду­шит­ся сво­им пар­фю­мом по ут­рам, сад, за ко­торым она всег­да уха­жива­ла и где цве­ли ее лю­бимые ро­зы. Все по­гас­ло. Все по­мер­кло, пог­ру­зилось во Ть­му. И в его ду­ше, и без то­го чер­ной и страш­ной, обор­ва­лось пос­леднее, что еще де­лало его че­лове­ком – на­деж­да. У не­го боль­ше не бы­ло Белль, ее унич­то­жили, убив их не рож­дённо­го ре­бен­ка, а вмес­те с тем – пос­ледний лу­чик на­деж­ды и све­та, что еще теп­лился в его ду­ше. Ни­чего не ос­та­лось. Пусть гас­нет свет.

       Рум­пель бе­рет ее за ру­ку – за то по­добие, что ос­та­лось от ру­ки, спря­тан­ное в пер­чатки, что­бы спря­тать увечья, - и под­но­сит ру­ку к гу­бам, це­луя. От­ки­дыва­ет со ще­ки каш­та­новые ло­коны, но тут же спе­шит зак­рыть зи­яющую ды­ру на ее ще­ке. Ос­то­рож­но гла­дит паль­ца­ми шею – и от­ша­тыва­ет­ся, сно­ва и сно­ва ви­дя кро­вавый си­няк, нав­сегда зас­тывший на ко­же, и скры­тый во­ротом платья. Ему го­вори­ли, он кри­чал, уви­дев ее те­ло. Го­вори­ли, что бе­гал, ме­тал­ся, кри­ча о воз­мездии. Го­вори­ли, что бил ку­лака­ми об сте­ну, ша­тал под­мос­тки мос­та, бе­зус­пешно пы­та­ясь его унич­то­жить. Он не мо­жет ни­чего ска­зать на этот счет. Он это­го не пом­нит. Нес­коль­ко ча­сов, что они ис­ка­ли ее и двое су­ток, ког­да про­води­ли об­сле­дова­ние те­ла, прос­то вы­пали из жиз­ни, из па­мяти, стер­ты из вос­по­мина­ний.

       Сей­час в его ду­ше уже ни­чего не ос­та­лось, да­же бо­ли. Толь­ко ужас­ная, зи­яющая, как ды­ра, от­вра­титель­ная пус­то­та. Он не пы­та­ет­ся ни бе­жать от это­го чувс­тва, ни скрыть­ся от не­го, по­тому что зна­ет, что это не­воз­можно. Он прос­то его при­нима­ет. Как дан­ность. Как зас­лу­жен­ное воз­мездие. Как ре­аль­ность.

       Мо, при­ехав­ший тут же, как толь­ко из­вестие о смер­ти Белль, бы­ло по­луче­но, об­ви­нил его. Ска­зал, что он ис­портил Белль жизнь, по­кале­чил ее, сде­лал нес­час­тной. Что эта смерть, это ужас­ное убий­ство те­перь нав­сегда на его со­вес­ти.
       Рум­пель не спо­рил. Он при­нимал это. Мо был прав.

       Он ожи­дал че­го угод­но – что вра­ги, ко­торых у не­го так мно­го, ста­нут глу­мить­ся над ним, по­чувс­тво­вав свой три­умф. Что каж­дый соч­тет сво­им дол­гом неп­ре­мен­но об­ви­нить его в ги­бели, каж­дый при­дет выс­ка­зать это. Он ждал тан­цев на сво­их кос­тях, а по­лучил мол­ча­ливое со­чувс­твие и под­дер­жку. Ве­ликий Тем­ный, ко­торо­го так не­нави­дел весь го­род, по­лучил под­дер­жку. По­тому что это бы­ло слиш­ком да­же для не­го. По­тому что это не­воз­можно бы­ло вы­дер­жать ни­кому жи­вому.
       Да­же Ред­жи­на за­мер­ла, как за­мер он в сво­ем го­ре. Да­же пи­рат не про­ронил ни од­но­го из­де­ватель­ско­го сло­ва. Все зас­ты­ли в скор­бном мол­ча­нии. По­тому что это был ко­нец.

       Рум­пель смот­рит на Белль, сжи­мая гу­бы. Смот­рит дол­го, не ми­гая, не от­ры­ва­ясь, изу­ча­ет ее ли­цо, ка­са­ет­ся во­лос, уди­витель­но мяг­ких и пу­шис­тых. Ока­зыва­ет­ся, в ок­на уже сту­чит­ся ут­ро, но ему все рав­но. У не­го есть еще нем­но­го вре­мени, что­бы по­быть с ней. Еще нем­но­го, сов­сем чуть-чуть ос­та­лось. Белль. Де­вуш­ка с та­ким ог­ромным сер­дцем и та­кими чис­ты­ми меч­та­ми. Она хо­тела уви­деть мир и стать ма­терью. Она же­лала быть счас­тли­вой и в каж­дом че­лове­ке ви­дела луч­шее, да­же ес­ли он сам это­го в се­бе не за­мечал. Он нес­ла это­му ми­ру свет и кра­соту. Она за­по­ями чи­тала кни­ги и столь­ко все­го зна­ла. Она бы­ла са­мым нас­то­ящим дру­гом и са­мым ум­ным со­бесед­ни­ком из всех, ко­го ему до­води­лось встре­чать. Она смот­ре­ла на мир, ко­торый убил ее, чис­ты­ми, на­ив­ны­ми гла­зами, каж­дый день да­ря ему свою чу­дес­ную улыб­ку.

       Белль. Де­вуш­ка, что зас­лу­жива­ла го­раз­до боль­ше­го, чем име­ла. Чем он смог ей дать.

       Стук в дверь от­вле­ка­ет Рум­пель­штиль­цхе­на от горь­ких раз­ду­мий.

       - От­кры­то! – зо­вет он не вста­вая, бес­прес­танно смот­ря на нее, не от­ры­вая взгля­да.
       - Все го­тово для по­хорон. Нуж­но на­чинать – слы­шит го­лос Ме­ри-Мар­га­рет за спи­ной.

       И преж­де чем встать, скло­ня­ет­ся над гро­бом и дол­го це­лу­ет Белль в гу­бы, шеп­ча ей пос­леднее «прос­ти».