Мое пребывание в ГСВГ. Глава 15

О том, как некоторые делали карьеру в армии, переступая через все…

Я никак не могу вспомнить Сахарова в карантине. Он был какой-то серой мышью, ничем не выделялся. Но в роту мы попали одну, как и в первый взвод тоже.
Родом он был из Мордовии. Ко мне с самого начала был настроен внешне вроде как дружелюбно. Мы спали рядом, потому могли по вечерам перед сном немного пообщаться. И все же каким-то интуитивным чувством я не доверял ему. Я не мог сам себе тогда того еще объяснить, что именно меня в нем смущало и настораживало. Но уже очень скоро жизненные обстоятельства стали подтверждать мою интуицию.
Помню, нас отправили чистить снег на закрепленной за ротой территорией. Естественно, чистить снег отправили всех молодых. Причем, на нашем участке тогда собрались одни славяне. «Чурок» послали чистить в другом месте. Казалось бы, не атмосфера, а блаженство! Мы не косили, а исправно выполняли свою работу. Все трудились на равных. Когда видим, идет проверять нашу работу взводный, лейтенант Авдеев.
Едва взводный подошел на близкое расстояние, чтобы мог услышать, послышался громкий командный голос Сахарова:
- «Слоняры», быстрее работаем! Не сачкуем!
Мы, будто по команде, одновременно оторвались от чистки снега и посмотрели сперва на внезапно «постаревшего» мордвина, а потом друг на друга. Изумлению не было предела.
Как только подошел взводный, Сахаров и тут не растерялся:
- Взвод, смирно!
Нам ничего не оставалось, как стать смирно. Потому что этого требовал Устав. Но как же хитро воспользовался этой буквой закона наш мордвин…
Вскоре взводный ушел, а мы продолжили чистить снег. Как только лейтенант скрылся в казарме, мы все подошли к Сахарову.
- Сафар, че за фигня? – спросил кто-то. Я даже не могу вспомнить, кто именно это был, - Решил прогнуться?
- Да вы че, мужики, вам показалось! – сменив интонацию, заблеял Сахаров.
С того времени подобного рода поведение за нашим мордвином стало наблюдаться чуть ли не регулярно. Он всячески пытался проявить себя в роте как авторитетное лицо, которое уважают солдаты. Но на самом деле среди его периода службы друзей у Сахарова не было. Доверия он, как оказалось, не вызывал ни у кого из нас.
Как-то мы лежали в кровати перед сном и Сахаров, вкрадчивой дружелюбной интонацией, начал мне рассказывать про свою маму, какая она хорошая, как он ее любит… Вот только болеет она… А завтра у нее день рождения…
- Санек, - чуть не плача, тихо произнес он, - займи мне 20 марок!
- Я не понял, а где твои 25 марок? Мы же только сегодня получили деньги? И зачем тебе 20 марок?
- Да свои я все Желтухину отдал. Он же землячок мой. Ему надо помочь на дембель… Кстати, а ты кому помогаешь? Слышал, Сократову?
- Нет, Сократову я не помогаю. Он хотел, чтобы я ему помогал, но я не стал. На фиг мне надо «чуркам» помогать?
- Ну тогда помогай другим! К примеру, Желтухину! Он классный, будет тебя «крышевать»…
- Если бы в роте был какой мой земляк, то я бы конечно не отказал ему в помощи на дембель. А чужим помогать я не буду… Так зачем тебе 20 марок?
Сахаров был очень артистичный клоун. Он тут же выдавил на лице глубокое страдание и трепетным голосом пропел:
- У мамы завтра день рождение… Я хотел бы отметить это день в солдатском чапке… А денег больше не осталось… все Желтухину отдал… Так займешь мне 20 марок?
Я не знал, как послать Сахарова повежливее. Я чувствовал, что он врет. Но и просто отказать на такую «святую» просьбу о маме, тоже как-то было бы не правильно…
- У меня осталось всего 10 марок, - Соврал я. - А надо еще подшиву купить…
- А куда же ты девал свои марки? – с недоумением воскликнул Сахаров, - Ты же никому не помогаешь!
- Кто тебе сказал, что я никому не помогаю? Это в роте нашей я никому не помогаю. А так у меня есть зема из комендантского взвода. Вот ему я и помогаю!
Я умышленно запустил эту «утку». Я знал, что Сахаров в тесном контакте с Желтухиным и порой присутствует при общении  «стариков» в сушилке, где они и выпивали даже иногда. Не сомневался и в том, что наверняка «старики» говорили обо мне, желая узнать, кому я помогаю деньгами. И вот Сахаров именно для Желтухина сейчас пытался разузнать все обо мне. А в комендантском взводе действительно был один старший сержант, которому я один раз «помог». И он сам меня назвал тогда «земой», хотя земляком моим не был. Он вообще был родом где-то из России. Это случилось еще в карантине. У меня были наручные часы, которые я взял из дому. Механические, неплохие. Уже с первого моего дня в армии многие «деды» зарились на эти часы, все пытаясь у меня их выманить, обещая за них «вечную дружбу и заботу». Но я не верил тем проходимцам. И в поезде, когда мы ехали из Киева в Днепропетровск, один такой вояка все убалтывал меня отдать ему часы. И в Новомосковске несколько «стариков» крутились возле меня. И в госпитале в Ваймаре, когда я слег с бронхитом, был один, выполняющий обязанности «старшины» по терапевтическому отделению, все приставал ко мне с часами. А когда я попал в карантин, то ночью несколько раз «чурки» пытались снять с моей руки те часы ночью, когда я спал. Я просыпался в тот момент, когда они пытались их аккуратно тихо отстегнуть А когда я хватал их ха руку, они начинали доказывать, что просто хотели пошутить… И вот пришли мы как-то в столовую. А там был помощником дежурного по столовой прапорщика этот старший сержант. И увидел он эти часы на моей руки. Пристал, как банный лист, чтобы я их ему сперва подарил.
- Зема, а я за тебя глотку любому в полку перегрызу!
Я ни в какую. Не хотелось мне терять те часы.
Тогда он решил подступить иначе:
- Ладно, зема, тогда продай их мне! Хочешь, даю за них тебе 50 марок! Ну, давай, решайся! У тебя же их все равно либо украдут, либо деды отнимут. А так хоть при бабках будешь! В чапок сможешь несколько раз сходить…
И тут я поддался на эти уговоры. Действительно, я не был уверен, что у меня те часы не украдут. Да и отнять могли «деды», как я слышал уже много раз от других.
- Ладно, давай 50 марок!
- Так у меня сейчас нет! Я занесу тебе завтра, честное слово! Как мужик тебе обещаю! Ну, зема, давай!
Выслушав такие клятвы, я, по наивности своей, и в самом деле поверил слову того «земы». И согласился. Там же в столовой я сам снял свои часы и протянул ему. Он, счастливый, тут же надел их себе на руку, и еще раз заверил:
- Зема, не переживая, бабки будут!
Угу… Кинул он меня, как лоха…
И вот теперь я решил воспользоваться услугами этого «земы». Даже если захотят наши «старики» перепроверить информацию, спросить у того старшего сержанта из комендантского взвода, помогаю ли я ему, то я всегда смогу ему в глаза сказать при них: «А что, зема, разве я тебе не помогаю? Часы как, идут хорошо, зема?»
Эта идея мне понравилась. Теперь я решил использовать этого лживого «зему» в своих целях. Дескать, киданул меня, значит пусть теперь побудет моей «крышей», хотя бы на словах…
Сахаров поверил мне. Ну, или сделал вид, что поверил. Трудно сказать, что было у него на уме. Но отступать не собирался:
- Ну займи мне тогда хотя бы 5 марок! У мамы же день рождения завтра… Или давай завтра вместе сходим в чапок?
Я и сам собирался завтра сходить в старый солдатский чапок. Новый торговый центр тогда еще только строился. Ведь было это все еще в декабре 1986 года.
- Ладно, - тяжело вздохнув, согласился я, - завтра сходим в чапок вместе… раз у твоей мамы день рождение…
На следующий день, после обеда, выпало у нас немного свободного времени. И отправились мы с Сахаровым в солдатский чапок. Я угостил его и купил что-то себе. Одним словом, 10 марок прогуляли. Помню, продавалось у нас тогда немецкое печенье, на вкус вкусное, но сплошная химия. Его подпаливали и оно горело…
- Саня, я верну тебе 5 марок, честное слово! – клялся он.
Но я не верил ему. Я знал, что не вернет. И не вернул.
В марте, вернувшись с госпиталя из Ваймара, я обнаружил перемены в роте. И самой первую новостью, которую я не только услышал, но и увидел, была смена каптерщика. Мою шинель принимал в каптерке уже не Желтухин, а Сахаров. Как я узнал потом, в мое отсутствие произошла очередная драка в роте. Желтухин сильно избил одного «старика», наводчика оператора БМП, да так, что того отправили также в госпиталь. Что там у них произошло - я не знаю. И как замяли дело, чтобы Желтухина не посадили - тоже не слышал. Но Желтухина из каптерщиков сняли, а на его место поставили его земляка…
Теперь Сахаров стал особо близок к офицерскому составу роты. И он этим продолжал умело пользоваться. Он умел польстить там, где это требовалось. Уже через пару месяцев, как он стал каптерщиком, он поехал в отпуск. А с Германии солдаты срочной службы в отпуск ездят крайне редко и не все. Он же сумел съездить домой за два года два раза. А это – единичные случаи на все ГСВГ. Большинство же и разу не ездило домой…
Во взаимоотношениях со своими сослуживцами Сахаров начинал все сильнее и сильнее буреть. Он был всего лишь на втором периоде службы. По всем канонам солдатских неписанных правил он считался еще салагой. Но убирать сам в каптерке он уже не хотел. Весной к нам пришел молодняк. Их он сразу начал привлекать к уборке каптерки. Но и этого ему показалось мало. Он захотел подмять под себя и свой период службы…
Когда я узнал, что Сахаров ночью поднимает с кровати некоторых моих ровесников по службе, я возмутился крайне. Я подошел к ним и сам спросил, правда ли это. Я все еще надеялся, что это пустой слух. Оказалось, что правда… Меня переполняло негодование.
- Мужики, да вы че? – сказал я тогда двоим из своего взвода, - Он же ваш период! Где ваше достоинство?
Они замялись, испытывая чувство неловкости.
- А что мы можем сделать? Сахаров же там не один. С ним «старики»… - оправдались те.
И действительно, хитрый Сахаров сумел найти подход к влиянию и на многих «стариков». Ведь он был каптерщик. А эта должность весьма уважаемая в подразделении.
Мы несколько раз пересекались с Сахаровым один на один. И я как-то не удержался и прямо сказал ему в глаза:
- Сафар, ты буреешь! Какого ты своих сверстников пацанов пытаешься «опускать»?
- Тебя забыл спросить, как мне поступать! – самоуверенно ответил мне он.
Вскоре после этого разговора из каптерки исчезла моя новая парадка и моя новая шинель. Сахаров «включил дурку» и заявил, что это я сам где-то посеял свои вещи…
Я ничего не мог доказать. Пришлось принять из рук самодовольного каптерщика старую выгоревшую шинель и чью-то поношенную парадку, совсем не моего размера… Перешил погоны и петлицы на шинель. А на парадку не стал ничего перешивать. Я в ней выглядел как подстреленный. Штаны короткие… рукава тоже… Потом, правда, старшина принес мне мой размер, но тоже не нового пошива… На дембель потом я себе достану все новое… у каптерщика… но не своей роты. Подружился с одним каптерщиком уже будучи «дедом». Он мне и помог приодеться на дембель…
Как-то я отбился спать. Когда слышу, кто-то меня толкает.
Открываю глаза. Передо мной стоит Сахаров.
- Вставай! Пошли, дело есть!
Я соскочил с кровати и обулся в казарменные тапочки.
- Иди сюда! – командным голосом произнес Сахаров. Он явно был пьяный. От него несло, как из помойного ведра.
Я прошел между кроватями нашего кубрика. На полу была какая-то лужа. Но не из воды. Точно! Это кто-то нарыгал.
Сахаров посмотрел на меня туманным взглядом и произнес:
- Надо убрать!
- Сафар, ты че, страх совсем потерял? Ты это кому говоришь? Мне, своему одногодке по службе?
- Ты че, не понял? – угрожающе рявкнул Сахаров и приблизился ко мне вплотную, - Это твой земляк, Дротенко, не смог до параши добежать. Так убери теперь за зему!
- Да пошел ты! – глядя ему в глаза ответил я.
Сахаров фамильярно ударил меня по щеке пальчиками ладони. Это была какая-то мания у них в армии – фамильярно бить ладонью по щеке.
Зря он это сделал. Я же не бил в грудь в таких случаях, я бил сразу в челюсть…
Сахаров отлетел в сторону от удара и опешил.
В этот момент от шума в кубрике проснулись несколько бойцов.
- Да задолбали вы! – спросонья произнес один узбек, - Дайте поспать!
Сахаров окинул кубрик взглядом. Его только что «опустили» на глазах у многих. А он ведь так упорно шел к приобретению своего «авторитета»…
Я читал в его глазах растерянность. Меня это радовало.
- Ну че, успокоился? – спросил я, продолжая держать руки в стойке.
- Идем, выйдем! – сказал он и первым пошел к выходу из кубрика.
- Ну, пойдем…
Мы зашли в умывальную комнату. Здесь еще продолжал заканчивать уборку наряд.
Сахаров снова начал пытаться говорить на повышенных тонах со мной. Но близко подходить не решался. Я понимал, что таким образом он просто пытается «сохранить лицо» перед другими. Именно для этого он и вызвал меня уйти из кубрика, где было много глаз, сюда, где был только один дневальный. Здесь его позор был уже не так очевиден для роты… Немного поработав языком, к каким-то активным действиям Сахаров так и не решился перейти. А мне нападать первым не было резона. По морде я ему разок уже дал. Синяка вроде не было. Ну и хватит с него. А мне он так ничего и не смог сделать. В итоге я еще раз послал его и первым пошел спать…
После этого случая Сахаров избегал встречи со мной. Да и я особой радости от единения с ним не испытывал. Мы полностью разорвали какие-либо отношения друг с другом. Хотя от других пацанов я потом не раз слышал, что Сахаров настраивал против меня не только «стариков», но и офицеров со старшиной…
Вскоре Сахаров стал младшим сержантом… А на дембель он уехал старшиной…