Мое пребывание в ГСВГ. Глава 18

О том, как нас с Вовкой Власовым перевели в ремроту

Пришла осень 1987 года. Мы во-вот должны были перейти на третий период и стать «стариками». Ждали Приказа.
В роте все было по-прежнему. Спирин продолжал нам препятствовать посещать репетиции, загружая нарядами. А замполит полка, ставший к тому времени подполковником, ждал от нас нового концерта. Ну мы ему и сказали, что нового концерта в ближайшее время не будет, так как мы почти не репетируем, ротный не пускает… И Скочев пообещал разрулить ситуацию.
Вскоре стало известно, что нас, с Вовкой Власовым, хотят куда-то перевести. Куда именно – мы пока не знали. Но слух о скором переводе разошелся быстро по роте.
Замполит роты, ставший уже старшим лейтенантом, Тихонов был расстроен. Он не хотел нас отпускать. Он начал нас убеждать остаться, а с репетициями обещал помочь. Обещал, что мы сможем и дальше заниматься в ансамбле. Я хорошо запомнил его фразу, которую он произнес тогда нам:
- Я никогда себе не прощу, если не удержу вас!
Но мы были непреклонными. Решение уйти из роты уже вызрело, так что оставаться мы больше не хотели.
И вот приходит как-то старшина в казарму и вызывает нас с Власовым в каптерку. Мы прибыли. Забрав все свои вещи, включая шинель и парадку, мы отправились вместе с Кравченко к противоположной казарме.
Поднялись на второй этаж. Здесь размещался танковый батальон и ремрота.
Кравченко подвел нас к новому старшине и передал нас, что называется, из рук в руки…
Началась наша новая армейская жизнь. Надо сказать, что хотя ремрота и пехота находились в одном гарнизоне, но обычаи в этих подразделениях существенно отличались. В пехоте были и землячество и дедовщина. А в ремроте землячества не было. Тут служили почти одни славяне. Были и нерусские, но не много. И они не бурели так, как их земляки в пехоте.
Также в ремроте существовало уважение к институту сержантской власти. Неважно было, на каком периоде командир отделения, из «стариков», или только из учебки прибыл. В ремроте сержант – это бог. А в пехоте сержанту еще надо было доказать, что он способен командовать людьми. Лычки, полученные в учебке, сами по себе еще ничего не значили. Только на моих глазах в пехоте разжаловали трех младших сержантов из учебок за то, что они так и не сумели завоевать авторитет в своих отделениях. Их просто посылали, а они не знали, как этому противостоять. И тогда на место их ставили выходцев из солдат, которые смогли приобрести хоть какой-то авторитет в роте.
Привыкшие к атмосфере в пехоте мы не сразу с Вовкой смогли воспринять новый микроклимат ремроты. Тут были свои обычаи. А мы пришли сюда из чужого монастыря, имея в уме свои уставы…
Был опубликован сентябрьский Приказ. Мы наконец стали «стариками».
«Ну все, теперь лафа!» - сам себе объявил я.
Я зашел в кубрик своего отделения и прямо в сапогах увалился на кровать. «Старый» решил отдохнуть. Не мешайте ему…
Смотрю, а на меня все смотрят офигевшими глазами. Судя по всему, я позволил себе что-то такое, что здесь «старикам» не позволялось.
Подходят ко мне сразу три сержанта. Причем, все были моего периода.
- Ты чего на кровать завалился? – строго спросил у меня один.
- «Старому» положено! – нагло объявил я.
- Слышь, «старый», это тебе не пехота! Ану быстро встал и поправил постель! – грозно скомандовала все тот же сержант.
А я никакой реакции не подаю. Я думал тогда, что они меня просто испытывают, хотят узнать, меня можно зачморить или нельзя. Значит я должен был показать всю свою борзость…
- Да пошел ты! – пренебрежительно ответил я и демонстративно закрыл глаза, типа лег спать.
Заснуть мне не дали. Все тот же сержант схватил меня за предплечье и силой сдёрнул с кровати.
- Руки убрал! – недовольно выкрикнул я. А сам смотрю, а на меня вся ремрота смотрит. Причем, явно неодобрительно.
«Блин, что-то я делаю не так!» - сам себе признал я.
- Запомни, - строго произнес мне сержант Валяев, - здесь ты не в пехоте! Здесь свои правила и обычаи! На кровати у нас ложатся только после отбоя. На первый раз прощаю. В следующий раз будешь наказан…
Леха Валяев был бугай здоровый. Кстати, тоже мордвин и дружок Сахарова. Это я уже потом узнал, что они земляки. На гражданке занимался тяжелой атлетикой и боксом. Он качался и в роте. Была здесь штанга и гири. А еще Леха был карьерист по службе. Он в буквальном смысле часто орал по ночам истерическим криком, призывая всех строиться. Рота смеялась над ним, но не в глаза. В глаза что-то высказать Валяеву рота боялась. И была у него розовая мечта – вернуться домой в звании старшины. Он буквально бредил ею. Часто даже мечтал вслух, как он вернется домой старшиной, как его деревня увидит, как любоваться будут…
У меня сразу с Валяевым не сложились отношения. Но вступать с ним в силовой контакт я также не решался. Уж больно здоровые кулаки были у него. Но и позволить ему доминировать над собой, я также не желал. После нескольких стычек с ним словесно, я все же смог найти и к нему подход, чтобы немного остепенить его рвение сделать из меня образцового солдата. Прекрасно понимая, что физически он меня сильнее, я однажды ему сказал:
- Леха, ты конечно бугай здоровый и физически сильнее меня. Но если я возьму эту табуретку и разломаю у тебя на голове, как думаешь, ты старшиной домой приедешь или в инвалидной коляске дурачком? Не, я понимаю, что меня посадят. И фиг с ним! Я отсижу в дисбате. А ты будешь всю жизнь улыбаться. Тебя такая перспектива устраивает? Если нет, то отвали от меня и не провоцируй меня больше разбить на твоей голове эту табуретку…
Наверно я произнес эту речь весьма решительно, почему она и была воспринята Валяевым убедительно. Леха немного поостыл. Я тоже решил более не нарываться на неприятности. Буреть против него я больше не решался. Друг друга недолюбливая мы так и прослужили рядом до самого дембеля. Хотя порой он подходил ко мне, прося, чтобы я показал ему аккорды той или иной песни. Иной раз даже разговаривали с ним по душам. Но чувствовалось, что есть между нами стена…