Развод

                Развод.
 Коснулось эта «культ ура» и молодую семью Литвиновых.
Сашу всегда удивляла расторопность Иоськи, смешил его вид, но удивляло чрезмерное внимание жены к сек-ретарю парторганизации. Винить было некого, и он терпел, взяв на себя все заботы по дому и уход за дочерью. Дочка росла умной, сообразительной, с араповским характером. В пять лет она уже помогала отцу по дому и пробовала стирать свои платья. Ей исполнилось четыре года, когда  родился второй ребёнок в семье и его на-звали  Володей.  На правах старшей, Маша присматривала за братиком. Но жизнь семейная после рождения второго ребёнка мало чем изменилась. Желание пакостить у жены было так велико, что она этим занималась даже в собственном доме. То забудет погасить лампу или керогаз, не закроет входную дверь, и снегом засыпало коридор. При этом никогда не сознавалась в содеянном, а если отпираться было нельзя, оправдывалась:
- Ах, я забыла! Ой! Я нечаянно! 
При этом глазёнки шмыгали по лицу, как у блудливой кошки. Всё это делала тихо, скрытно, как бы в шутку.  Скандалы продолжались, и жена  всё чаще пропадала в клубе или у знакомых. Поняв, что перевоспитать жену  уже нельзя, Саша смирился со своей судьбой и всё свободное от работы время проводил с детьми.
- Пойду, прогуляюсь, - говорила она, направляясь к двери, бросив в доме грязную посуду и немытый пол.
-Иди, иди, обгуляйся - проговорил ей в след Саша и принимался за мытьё пола.
Услышав его слова, жена со злобой закрывала за собой дверь и вскоре на завалинке или за стеной от соседей слышался ей весёлый голос и поучения. Языком она владела лучше, чем руками, а потому вскоре на руднике её прозвали Шуркой помело. Ей нравилось устраивать  скандалы, после которых она бросала недоваренную еду, делала обиженный вид, уходила к соседям и разносила жалобы на злого мужа. После каждой ругани она не делала домашние дела. Лень делала её злой, и свою злобу она старалась выместить на муже или детях. Саша редко выходил из дома по вечерам, после того, как Иоська позволил себе шуточку в его адрес по поводу родства второго ребёнка. С этого времени  ему казалось, что все знакомые смеются над ним. Так уж заведено - жена ****ует, а муж виноват. Сашу эти разговоры мало беспокоили, но на душе было противно, как и от всякого об-мана. При этом надо было делать вид, что ты про это не догадываешься. Со временем Саша привык к положению рогоносца и мало обращал внимания на насмешки соседей. Одно он усвоил твёрдо: не открывать свою душу посторонним - слишком много найдётся желающих в неё плюнуть. Труднее было жене: – всё же законный муж, хоть и невенчанный; - отказать нельзя,  а давать - противно. Саша, как будто это у него совесть нечиста, не мог смотреть жене прямо в глаза, не улыбался при встрече, а чтобы меньше оставаться дома наедине, уходил гулять с дочерью в степь или уединялся в избе- читальне. Книги он любил и в тайне души хотел когда-нибудь написать свою книгу о жизни степных предков. Так и мучились, находясь в состоянии чемоданов без ручки: - нести тяжело, а выбросить нельзя.  Жене её измена мужу доставляла удовольствие, и она даже хвасталась подругам своими похождениями, не опасаясь, что муж может прибить после очередной её выходки. Наглость её переходило все границы. Пробовал Саша помириться с женой через ласку. Вечером, когда дети уснули, он подошёл к кровати жены, присел на край и погладил её плечо. Она вздрогнула от прикосновения, но продолжала лежать отвернувшись к стене. Саша осторожно нажал на плечо, пытаясь повернуть жену к себе лицом, и наклонился, чтобы поцеловать. В этот миг она быстро повернулась, вскочила на ноги и хриплым от сна и гнева голосом бросила ему в лицо:
-Не трогай меня! Я умерла для тебя,… доходяга!!
Слова были явно чужие, но ударили в сердце всей силой. Саша сидел некоторое время молча, осмысливая ус-лышанное. Потом встал и ответил тихо, чтобы не разбудить детей:
-Ну, что ж! Умерла, так умерла. С покойниками не живут, их хоронят – и вышел на крыльцо.
Сидел до утра, обдумывая как дальше жить. Так дальше не могло продолжаться. От одиночества и насмешек, он стал бояться самого себя, что в один момент не сдержится и ударит жену. У неё было много знакомых и уха-жёров  среди милиционеров и охранников рудника. Кроме того жена знала про участие отца в набеге на Орен-бург в 1918 году и могла написать донос. И посадить могли не только  по  статье « угнетение женщин Востока», но и по политическим мотивам. Приближалось время великих репрессий, и в нём мало кто искал справедливо-сти. Нужно было и Саше решаться на крайние меры.
И скоро это случилось.
Однажды, после очередного скандала, жена сварила суп -лапшу и, обиженная упрёками мужа, стала разливать еду.
-На! Жри! - со злобой проговорила она и швырнула на стол миску с лапшой.
Что-то обидное кольнуло Александра в сердце, словно его ударили нагайкой. В глазах потемнело, он вскочил на ноги и, не осознавая, что творит, надел чашку с горячей лапшой на голову жены. Та взвизгнула по- собачьи и с воплями кинулась из комнаты, стряхивая с головы длинные ломти лапши. Дочь, прижимая к себе младшего братишку, со страхом и слезами на глазах смотрела то на отца, то на  дверь. Ей было жаль обоих родителей. Отец подошёл к ней и положил руку на голову. Оба понимали, что случилось страшное. Мать и отец возненавидели друг друга. Жить в семье стало невыносимо.
На другой день  Александр уволился с работы, собрал свои вещи и уехал в Устино.