Дальше

Стояла ночь, напустив свои тени на все спящее и мертвое в этом мире. Черный свет её мог изобразиться, как глубокая пропасть, которая царит после падения Солнца. Эта ночь не была темнее всех остальных, не была обделена количеством звезд - её цвет был таким же, как и вчера.
 Но над гладью океана Ночь имела иные размеры -  она становилась шире, беспощаднее и живее. Могильная прорва нависала над океаном, который будучи по своей сути зеркалом, отражал и удваивал этот мрак. Безжизненная картина царила на берегу. Волны бились о камни, разгоняясь для удара от берегов другой страны.
В черной воде лежала Шанталь. Окутавшись Океаном и снаружи и внутри, она плавно опускалась на дно, а течение, которое  ухватило её , лениво тянуло Шанталь в сторону берега. 

"Шанталь, дорогая Шанталь, Я не могу выразить, какую боль я терпел эти годы. Сказать, как именно я провел эти проклятые 17 лет, мне не хватит слов, мне не хватит духу. Знай, что я жив и жду тебя. Я нашел своё тихое место в Германии , адрес указан на конверте. Я молю тебя бросить всё и приехать ко мне. Надеюсь ты не похоронила меня. Всем сердцем жду тебя.  2 июня nnnn"
 
Вспомнив эти слова она открыла глаза и очнулась, от необычной дремоты. Она была полна воды, как мешок, но это не мешало Шанталь ни мыслить, ни жить. Она сбросилась в Океан для того, что бы лишить себя скандалов и лишних разговоров, что бы уйти быстро и безоговорочно, исчезнуть полностью и в один миг. Шанталь в один прыжок перечеркнула всё, что строила 17 лет. Как разящий небеса астероид, она разорвала в клочья жизнь музыканта.
 
   
"Шанталь, милая Шанталь, прошло несколько месяцев с тех пор как я отправил тебе весть о себе. Я жив, но мертв душою без тебя. Прочитав это, молю, бросай всё и лети ко мне, моя ласточка. Я не смогу вернуться за тобой. Дорога во Францию для меня закрыта. Что бы не произошло за эти годы, я знаю ты ждала меня. Не безумствуй упертостью, я жду тебя ... 5 сентября nnnn "

"Шанталь, любимая Шанатль... 21 января nnnm"

Из всех писем, пришедших за два года, своим именем автор подписал только одно. Но это не имело значения - Шанталь признала руку отца с первой строки. Да, и смогла бы дочь не узнать почерк родителя?
 Шанталь была без сомнений - Её отец жив! здоров, у него целы руки, у него целы глаза, у него цела память - война пощадила его. Все это, несомненно, радовало душу дочери. Но, безусловно, на всё есть свои исключения, ведь даже на морском дне можно найти сухой камень. С радостной вестью Шанталь получила жгучий удар между ребер. Её отцу должно было перевалить за 50, а вот ей - все еще 18.
Еще во время войны, когда бои разделили её с отцом, попав не в те руки, не в то время, она стала Бардом. И может, отец бы разумно отнесся к её выбору, а возможно и нашел бы упоение в её вечной молодости, если бы он не был лютым ненавистником бессмертия, если бы он не был одним из тех, кто и начал войну против Бардов.

Через несколько дней Шанталь покинула Францию. Возможностей сбежать незамеченной от ищущих тело следователей у неё было предостаточно, ведь согласно закону мироздания - первым от людей ускользает явное. Она села в первый поезд до Парижа. Разумеется, воспользовавшись самым "земным" и доступным средством передвижения, она удерживала себя в полной безопасности.
Пусть её личико и встречалось на афишах во всей Франции, художник, который создал этот плакат для печати, не имел ничего общего с портретистом и, откровенно говоря, изобразил всё на свой вкус, изрядно приврав. Признать Шанталь никто бы не смог.


По пути в Германию, о непризнании Шанталь могла призадуматься с особым ударением. Сможет ли признать Отец свою дочь, когда увидит её в том же спелом возрасте, что и 17 лет назад?
К Шлезвигу - месту, где осел Шарль - она приближалась не торопясь. Она была готова замедлить планету, что бы только отдалить мгновение встречи с любимым отцом. Шанталь, как жук, боялась, что скажет Отец - её кровь и плоть, когда узнает о предательстве. Как посмотрит на неё? Какими дикими словами ей придётся оправдаться? Но ответы на вопросы, что так крошили голову, находить не пришлось.
Когда Шанталь добралась, её отец был уже мертв.

Дом, в который вел обратный адрес на конвертах, отправленных Шарлем при жизни, оказался пристройкой около заброшенной фабрики. Внутри было больше пусто, чем просторно, и до безумия мог довести запах машинного масла, который сплошь смазал стены дома. Не спасли бы и открытые окна от того слабоумия, которое вызывал приторный аромат. Дом нельзя было назвать жилым. В нем Шанталь, конечно, встретила людей, но они находились в этом здании скорее как воры, чем жильцы.

- Шарль умер от оспы пару месяцев назад, - сказали жители дома. Они впустили Шанталь с первого стука и, милосердно выслушав её историю, завязали с ней долгий разговор, занявший, наверное, целый вечер.

Как и догадалась гостья, её отец был среди этих крысоподобных людей "ценной фигуркой", как в прочем был таковым и 17 горьких лет назад. Шарль был одним из тех, кто стоит у дверей революции, открывая их первым. Однако он никак не относился к тем, кто собственно строит эти двери, и потому-то был лишь фигуркой.

В этом доме Шарля знали достаточно, что бы судить о его целях, служить его идеалам, которым и Шанталь покладисто верила. Плечом к плечу собранные в этом доме люди возвращали к жизни старые планы, воскрешение которых зависело от Шарля. Однако недавно он заболел оспой, как и все подобные "ценные фигурки" заболевают ею точно в тот момент, когда планы власти меняются.

О том, что Шарль ждет дочь, тут знали почти все. Но вот, что за прелесть! Больше ничего о Шанталь её славный отец не говорил. Он утаил любые рассказы о ней, будто зная, что молчание однажды сыграет на руку им обоим. Так и случилось!
Шанталь не сказала сколько ей лет и кем она есть, пользуясь удачей, она солгала. Солгала обо всём на свете! Да бы только остаться в этом доме и продолжить дело дорогого Шарля.



- Шарль стремился к новой революции, - сказал Калистер - слесарь с глубоким голосом, похожим на шум со дна колодца, - Ты знала об этом?
- Да. - Шанталь, как никто иной уже много лет была знакома с мечтой половины Европы -  Liberte, Egalite, Fraternite, - мечтой положить конец Небесным Городам, спустить к земле бессмертных и похоронить их, избавив Небо от опьянелых дураков.

- Я верно служу революции, - выдавила из себя Шанталь, как умирающий пёс. Этими ядовитыми словами она хотела получить доверие от революционера, пусть они и обжигали ей горло. Когда-то она говорила эти слова, как солдат перед каждым вздохом даже во сне, но после того, как революция открыла Шанталь свой смысл, взорвавшись внутри её матери, она сотню раз подавилась проклятыми Liberte, Egalite, Fraternite.

- Ты хочешь остаться здесь? - Спросил Калистер, он был по натуре довольно не глуп и знал, что Шанталь по мере того, как привязана к отцу, останется служить его принципам в этом доме и скорее всего попросит поселить её в комнате Шарля.
 Так и случилось. Однако жить в кабинете Шарля ей никто не позволил, дали разрешение лишь раз, минуту войти и более не просить об этом.

Когда Шанталь вошла в кабинет отца, то не нашла ничего знакомого; постель, шкаф, стулья  были опустошены от всего, в плоть до мягкой обивки на стуле, которую выдрали до самого дерева. Все тряпки из комнаты давно были сожжены. Не тронутым был лишь рабочий стол и стена, на котором были изображены главные работы Шарля.
Шанталь не теряя времени стала пересматривать листы, но, к её сожалению, там были совсем  диковинные бумаги, документы и мусор. Ничего человеческого на столе не было.
 Перед тем, как уйти, Шанталь посмотрела на стену, обоженную грифелем отца. Она медленно прошлась глазами снизу вверх и замерла на имени, написанного трижды в разных углах стены.
 Она могла бы побояться произнести это имя вслух, но время избавило Шанталь от страхов прошлого.

-Герхард.

***

Белое чистилище.


Снег сваливался на землю, казалось, вместе с тучами, теряя в серых тушах свой белый цвет. Ледяные порывы были способны сбить с ног даже Господа, если бы тот осмелился ступить на их пути. Ровно стоять под арктическим ветром смогли бы только черные скалы - ни один человек не нашел бы сил устоять на ногах под стволом холодной заверти, которая неслась, казалось, из ядра космоса. Эммануил лежал на льду, вжимая ладони в живот. Он провёл в этом месте уже 8 дней, хотя счесть время по дням тут не смог бы никто. Одна ночь и один день на весь год.
Эмман лежал, как камень, вокруг которого стояла синяя стена из снега. Он не чувствовал своего тела и ни о чем ни думал, снова искусно обманывая себя в том, что мертв. Но, как бы он не старался, его мозг продолжал жить.
Во Франции Эммануил пробыл больше 3 месяцев в железной коробке карцера, в которой, казалось, о нем и забыли. Но когда он практически врос в пол своего каземата, его оторвали и посадили в самолёт. Ему вернули одежду, в которой он был на суде, даже покормили, а затем отправили в настоящую тюрьму для Бардов - Арктику.
Сюда его сбросили с самолета 18 сентября, у порога Полярной ночи, в самом холодном месте Арктики, где до наступления Полярного дня он должен был вымерзнуть в ничто.

Буря утихла и Эмман продолжил идти. Он еще хотел выжить и, пока ему позволяло тело, он рвался искать любое спасение. Скоро Пройс увидел три черных горы, которые чуть ближе обернулись высокими башнями, вокруг которых за 8 дней Эмман прошел уже трижды. Идея, что он ходит кругами, подсекала ему ноги, но он мог идти и на таких. Эммануил вжал локоть к карману и прощупал там коробок, который ему издевательски бросили еще в самолете. Спички лежали у него под грудью, как икона.

Башни, построенные тут и еще в четырех разных углах Тюрьмы, стояли как демоны, обманывая чужой рассудок. Дверей у этих черных столбов раньше не было, но теперь, как оказалось, в одной Башне была дыра.
Впереди Пройс увидел щель, внутри  которой могло быть теплее, чем в его карманах, но вместе с этим сзади он услышал шум у хруст, точно не от своих шагов.
 С другой стороны горизонта пронеслись две черные тени, в позе летящего архангела. Когда Эммануил обернулся, то увидел Черную тушу с дрожащей на ветру шерстью, глаза которой горели, как две полные луны. Зверь выдохнул пар и сорвался с места, сломав под лапами лёд. Он пролетел мимо Пройса и исчез в башне.
Эмман не замер от страха и, будто к себе домой, прошел к той самой дыре, где исчезло  Чудище. Он вошел, забыв о манерах, и обрушился на пол около стены.
 Внутри стонал сквозняк, перекрикивая все прочие звуки и мешая штатно зажечь спички. Эммануил вогнулся в себя и зажег огонь в ладонях. Как много смысла он вкладывал в это! Последний раз согревая руки, он хотел умереть от того, что разъяренное животное разорвёт или сломит его на две части, да, без разницы! только бы кончина напала на него по скорей!
Но Зверя в башне не было, был лишь человек. Эммануил сжал спичку в руке и рухнул с небес, в которые только что вознесся.
- Ты оборотень? - спросил Пройс чуть  громче, чем сквозняк.
- Нет. - ответил Герхард.
- Как долго ты тут?
- Достаточно.
Когда ветер стал тише, Эммануил услышал, как громко дышит Герхард, точно зверь, казалось, что в его груди застрял контафагот.
Эмман уснул, склонившись над коленями, незаметно сам для себя.