След на земле Курской...

СЛЕД НА ЗЕМЛЕ КУРСКОЙ
Данная книга посвящена жизни и деятельности Александра Яковлевича Башкатова, «Заслуженного работника сельского хозяйства Российской Федерации», который посвятил ее сельскому хозяйству, крестьянству, Земле Российской.
В книге собраны воспоминания о тех людях, с какими Александр Яковлевич прошел по жизни и кто надолго остался в его памяти.

                ПРЕДИСЛОВИЕ

Жизнь каждого человека интересна и многообразна, и судьбы не похожи одна на другу.
Мы помним имена многих великих людей страны и общества: ученых, философов, партийных и хозяйственных деятелей, артистов и музыкантов. И каждый из них оставил след на земле русской.  Многие покинули уже этот мир, и остались от них лишь имена и фамилии, реже – открытия, изобретения, их труд. Они творили историю и заслуживают человеческой памяти.
Вот и я, простой гражданин России, потомок русских крестьян, отдав 45 лет трудовой деятельности своей стране, решил написать книгу о себе для того, чтобы мои дети, внуки, потомки и просто знакомые люди могли знать, что делали их родители, деды, прадеды в разные эпохи становления сельского хозяйства в нашей Курской области. Я хочу увековечить имена тех, с кем пришлось встречаться в жизни, с кем работал на разных предприятиях, на селе и кто оставил след в моей памяти. Но главное мне хочется рассказать о том, что мы строили, творили и во что верили.
В книге изложена моя точка зрения на события минувших лет: детство, юность (комсомол), моя работа на разных сельхозпредприятиях, в Россельхознадзоре. И если потомки тех, о ком написано в этой книге, вспомнят о своих матерях и отцах, бабушках и дедушках, вспомнят ту эпоху, о которой написано, я буду считать свою миссию выполненной.
Как же в целом можно оценить мою жизнь? Когда я заканчивал техникум, мне предложили работу в райкоме комсомола, и мой классный руководитель Барбашов Михаил Павлович сказал: «Иди в производство, только там ты найдешь себя, только там ты будешь удовлетворен работой». Так оно и вышло.
Были моменты в жизни, когда мне предлагали  учебу в МГИМО, работу в КГБ, милиции, военную специальность, научную деятельность, но я все это отвергал со словами: «Отец мой был природный пахарь, и я всегда шагал за ним».
Мы старались служить истине и разумом, и силой, чтобы приблизить твой, Россия, звездный миг. А истина одна: не будет Русь счастливой без счастья наших сел, полей и деревень.
                ОБ АВТОРЕ

Башкатов Александр Яковлевич родился в 1950 году во Льговском районе.
Родители были крестьянами: отец – механизатор в колхозе, мать – свекловичница. Окончил начальную, а затем восьмилетнюю Цуканово-Бобрикскую школу.
В 1970 году окончил с отличием Калиновский сельскохозяйственный техникум. Служил в рядах Советской Армии, был командирован на один год в Посольство СССР в Китае.
Работал в райкоме комсомола Хомутовского района, был секретарем парткома колхоза «Правда» и 11 лет возглавлял колхоз им. Советской Армии Хомутовского района.
В 1977 г. переехал в Железногорск, работал на Михайловском ГОКе на руководящей работе в подсобном сельхозподразделении, возглавлял АПК совхоза «Горняк», затем Агрофирмы «Горняк».
Работал директором совхоза Студенок (птицефабрика), начальником Управления сельского хозяйства Железногорского района – первым заместителем главы района.
После переезда в Курск работал в Агролизинге, Агрохимснабе, Курсксемнауке, в Управлении по ветеринарному и фитосанитарному надзору (Россельхознадзор) по Орловской и Курской областям в должности заместителя руководителя (2007-2011). Возглавлял Курский филиал Орловского референтного центра Россельхознадзора г. Курска.
В 1996 г. присвоено звание «Заслуженный работник сельского хозяйства Российской Федерации» , ветеран труда.
Награжден медалью Территориального управления Россельхознадзора «За вклад в становление и развитие Россельхознадзора в Курской области». Имеет золотую медаль выставки ВДНХ, в честь 60-летия награжден Губернатором Курской области почетным знаком Курской области «За труды и Отечество».
Женат, имеет двух взрослых дочерей, двух внуков и двух внучек.


Мемуары о простом и главном

Книга Александра Башкатова «След на земле Курской...» от-
носится к мемуарному жанру. Это своего рода документально-
художественное свидетельство о времени, о себе, об окружающих
людях. Александр Башкатов прожил честную жизнь, богатую со-
бытиями. И пусть на страницах его книги читатель не встретит
много имён выдающихся, всемирно известных деятелей куль-
туры, спорта, политики и прочих сфер, с которыми Александру
Яковлевичу по специфике его деятельности не довелось встре-
титься, зато здесь немало реальных тружеников села, специали-
стов сельского хозяйства, руководителей районного и городско-
го масштаба – а их судьбы не прилизанные, не замусоленные по
страницам гламурных изданий и глянцевых журналов. «След на
земле Курской...» – это не просто название ради названия. В книге
именно о земле идёт речь, то есть о той, которая пашется, в какую
бросают зерно, чтобы взрастить урожай. И нет благороднее дела,
чем быть хлебопашцем, кормильцем нации. Александр Башкатов
родился среди хлеборобов, воспитывался ими в труде и в любви
к малой родине – деревеньке на Курской земле и остался навек
благодарен тем, кто его растил. А это не только родители, но и
учителя, и ветераны войны, и комсомольские вожаки в районе,
и преподаватели Калиновского сельхозтехникума, и команди-
ры в армии – все, кто встретились на жизненном пути, чему-то
научили, чем-то помогли. Автор искренне благодарен им. Однако
Мемуары о простом и главном
6 не забывает и о тех, кто юлил, обманывал людей ради личной вы-
годы. От А.Я. Башкатова особенно достаётся тем, кто в трудный
исторический момент для Родины предал свои идеи и верования,
стал обвинять во всём кумиров, которым ещё вчера поклонялся.
Честность, порядочность Александра Башкатова, иногда излиш-
няя прямолинейность в суждениях говорят о его патриотизме, не-
равнодушии к судьбе Родины. А о том, что автор книги «След на
земле Курской...» любит матушку-Россию по-настоящему, говорят
его тёплые воспоминания о детстве, о родной природе и деревен-
ских людях, написанные ярко, сочно, художественно.
Уверен, что книга найдёт своего заинтересованного читателя,
который где-то с тихой радостью, а где-то с грустью вспомнит о
былом и задумается о будущем.

Геннадий Александров,
член Союза писателей РФ.


ДЕТСТВО. РОДИТЕЛИ. ШКОЛА.

Есть в Курской области во Льговском районе интересное поселение, - это Цуканово-Бобрикский сельсовет (бывший), который объединял три главный поселения -  Стремоухово-Бобрик (с. Дуровка), Цуканово-Бобрик (с. Цуканы) и Букреево-Бобрик (с. Букреевка). И так интересно было найти значение слова, стоящего через черточку.
Существует несколько объяснений происхождения  названий этих мест. Исток реки и её русло, которое разделяет селение на два, если так можно сказать, берега – правый и левый. Река берет начало в дуровских лесах  по двум районам, Льговскому и Курчатовскому, на протяжении 30 километров. Когда-то в этой речушке проживали в своих водяных хатках бобры. Видимо, отсюда и пошло главное название Бобрик. Рядом с главными селами имелись маленькие хутора вдоль правого берега реки, да и не только по берегам, порой отходили на значительное расстояние от русла – поэтому эти хутора также называли Бобрики. А затем стали добавлять фамилию или прозвище хозяина, который первый поселился на этом хуторе или первый построил свой дом. Это такие хутора или деревни, как Фроловка (Фрол), Александровка (Александр), Букреевка (Букреев), Волженка (Волженский), Милютино (Милютин), Никитовка (Никитин), а крупные села, где была церковь, стали называть Стремоухов Бобрик, Цуканов Бобрик, Букреев Бобрик.  Еще одна версия, что Бобриков – это фамилия барина, помещика, владеющего селами. Цуканами раньше называли первопоселенцев. Цуканы – это этнотерриториальная группа населения в составе южного русского поселения. В 19- нач.20 вв. цуканы относились к разрядам помещичьих и монастырских крестьян. Вторую версию находим в словаре В.И. Даля: «Цуканы – цокольщики или цокольчики». В книге «Труды Курского губернского статического комитета» 1863 года в разделе Распределение помещичьих имений по волостям читаем: «В Бобрикской волости в селе Стремоухов Бобрик помещиком является Николай Кириевский, за ним числится 533 крестьян – мужчин и женщин. В селе Цуканово Бобрик помещиками были Козьма Богданов и Ульяна Садовская. Крестьян у Богданова было 244 души, а у Садовской – 23, хутор Бобрик также принадлежал Садовской с 16 крестьянами». В Бобриках помещиков Цукановых, Стремоуховых, Дуровых не было. Значит, названия «деревень» действительно произошло от фамилии первых поселенцев. Думаю, интересно будет знать моим читателям, кем был Богданов Козьма. Богданов Козьма Семенович – генерал-майор, помещик Льговского уезда Курской губернии – начал свою службу рядовым солдатом в Астраханском гренадерском  полку в 1806 году. Участвовал в походах в Молдавию, Румынию. В 1808 году участвовал в штурме крепости Костенджи и лругих крепостей. За эти походы был награжден знаком отличия военного ордена Георгиевского креста. До 1812 года принимал участие в военных действиях, особенно отличился в битве с Наполеоном Бонапартом на реке Березине, в составе того же Астраханского гренадерского  полка дошел до Парижа. В 1814 году произведен в полковые адъютанты, в 1831 году подавлял польский мятеж. В 1852 году «много и честно послуживши Государю и Родине» уходит в отставку и уезжает на родину. Имя Богданова высечено на мраморной доске в храме Христа Спасителя в Москве,  с именами героев Астраханского гренадерского  полка. Интересного  рассуждения заслуживает название села Дуровка.
Многие ссылаются на такую версию: мол, при помещике Николае Кириевском в этом селе использовался труд крепостных крестьян на строительстве огромного пруда, большого барского сада (где и сейчас сохранились сорта Курской антоновки той эпохи), каменной церкви. И, видимо, крестьяне, работавшие не расторопно, часто слышали от барина и приказчика слово «дурень, дурак, дуралей».  Но это всего лишь гипотеза. Несмотря на неприглядное название, селу есть чем гордиться. Не в каждом селе есть Герои Советского Союза. В Дуровке есть, это Гурьев Григорий Иванович, родился 3 января 1921 года в с. Дурово-Бобрик Льговского района. В сентябре 1943 года батальон капитана Гурьева захватил и удерживал плацдарм на правом берегу Припяти. Семь дней батальон отбивал атаки немцев, способствуя переправе советских солдат. Звание Героя Советского Союза присвоено Гурьеву Григорию Ивановичу 16 октября 1943 года за мужество и отвагу при форсировании Днепра и Припяти. Погиб в бою 15 ноября 1943 года. Похоронен в с. Морозовка Коростышевского района Житомирской области Украины. Там же ему установлен бюст.
Это село знаменито еще и своим чемпионом по греко-римской борьбе Николаем Перепелкиным, чемпионом Курка по боксу в тяжелом весе Валерий Дружининым. Есть и другие известные имена, чьей родиной является Цуканово-Бобрикский сельсовет.
Нельзя не рассказать о названии нашей деревни Милютино Цуканово-Бобрикского сельского совета. Раньше она называлась  Александрово. В 1884 г. здесь в семье сельской учительницы родился Милютин Владимир Павлович. Повзрослев, отправился учиться в Курское реальное училище, а затем в Санкт-Петербург. В 1903 г стал участником политического революционного кружка меньшевиков, в 1910 г. перешел к большевикам и стал членом РСДРП. Из Петербургского университета его исключили за революционную деятельность. Он перебрался в Саратов, в 1917 г. был участником Октябрьского революции, выдвинут во власть петроградскими большевиками. В 1917 г. Владимир Павлович стал наркомом земледелия в первом Советском Правительстве, потом занимал разные должности  в партийной и хозяйственной  деятельности: был управляющим Центрального статистического Управления СССР, заместителем председателя Госплана, членом ЦК РСДРП (б) , членом Центрального контрольного комитета  ВКП (б) (1925-1934 гг.) Последняя его должность -  председатель комитета по заведованию учеными и учебными учреждениями. За революционную работу был арестован 8 раз, провел в тюрьме пять лет – два года в одиночке, два раза его ссылали. В июле 1937 года был арестован и в октябре расстрелян «за принадлежность к контрреволюционной организации «Правых». Реабилитирован в 1956 г. Им написано много трудов по экономике, в том числе «Аграрная политика СССР» (1926 г.). Являлся представителем Коминтерна в Австрии и на Балканах. В 1931 г. его именем назван сад в Москве, где любили отдыхать москвичи, а жители деревни Александрово вышли с ходатайством перед областными службами о переименовании своей деревни в Милютино, где Владимир Павлович построил каменную начальную школу в 1925 году.
Моя деревня Фроловка  - красивое село, которым заканчивается Цуканово-Бобрикский сельсовет и начинается другой колхоз. В молодости, бывало, идешь со станции Деревеньки, куда приходил поезд из Дмитриева и Льгова, пройдешь пешком километров шесть  по наторенной дорожке, травянистой бровке возле дороги, которую трактористы никогда не запахивали, дойдешь до пригорка, откуда открывается вид на все наши села, присядешь на бруствер местного кладбища и думаешь: «Как хороша Россия! Как прекрасны наши села!». Видишь вдалеке село Дуровка, потом - Волженка, Цуканы, Поповка, Никитовка, Букреевка и наша Фроловка. Весной все они утопали в яблоневом  и вишневом цвету. Осенью все желто-красные от садов и лесных полос. Правда, не все видны пруды на нашей речушке Бобрик. Но Цукановский, Букреевский и Бобрикский пруды как на ладони. С появлением в наших местах этих прудов появились и рыбаки с удочками из ближайших городов и поселков.
А как богаты разнотравьем луга! В копанях из-под торфа водилась рыба, попавшая  туда при весеннем половодье. Иные жители поселков в этот период пересаживались на лодки, чтобы попасть в магазин за продуктами. Вспоминаю, как пятиклассником с ребятами из класса старшей сестры обсаживали погост деревьями. А когда-то здесь стоял «ветряк», где работал отец на своем тракторе. Отдохнешь на пригорке, пофантазируешь, пофилософствуешь и спешишь через луг домой к родителям, которых иногда не видел больше месяца. А сколько было соловьев, иволг, синичек, жаворонков и других птиц в зарослях наших лугов и садов.
Проходишь мимо выгона – так называли горку на окраине села, куда сходилась вся молодежь из близлежащих сел играть, идешь по лугу низом, ниже огородов, и вспоминаешь, у кого какие в саду яблоки и груши. А сады были почти в каждом дворе. Дойдешь до своего колодезя, а на нем ворот с ведром. Достанешь студеной водицы, попьешь, умоешься, и на душе становится легко.
Напротив нашей усадьбы был длинный лог, в народе его называли Козюльками, а рядом знаменитый  курган «Лепешка», с которого зимой мы катались на лыжах, санках, кубышках (небольшие корытца из коровьего навоза), отлично скользивших по снегу и льду. Летом на Лепешке  ребятня играла и собирала душистый чабрец.  И опять волна воспоминаний: как разливалась река, как плавали на льдинах, как гатили запруду на реке, как ловили рыбу и делали шалаши.
От воспоминаний  отрывает прикосновение маминой руки. Мама пришла с ведрами и коромыслом за водой. Обнимешь ее, поцелуешь, ведра заберешь и по стежке на огороде через сад спешишь домой. Поставишь ведра в сенях на лавку, попьешь прямо из ведра студеной воды и идешь осматривать двор, а мама уже накрывает стол, чтобы перекусить до ужина, когда домой вернется отец.
Родился я 23 ноября 1950 года, ранним утром,  в земской больнице. Была такая знатная, с хорошими врачами и медсестрами, в колхозе «Труженик», другого сельсовета, от нашего дома в 2 км, стационарная больница. С окрестностей сёл сюда стекались больные, хворые, роженицы. Не надо было никуда  ехать, роды принимали акушеры с опытом, были  и три палаты для стационарных больных.
Я был восьмым ребенком в семье, всего было 5 девочек, а отцу хотелось парня. И вот шестым родился мальчик, но прожил всего полгода и умер, седьмой опять родилась девочка, и, наконец, восьмым оказался я. Родители к тому времени были уже не молоды (38 лет), но не испугались этого.
До семи лет я рос крепким, здоровым кривоногим мальчишкой. В восемь лет после купания в местной речушке я застудил уши, и у меня появились проблемы со слухом. Вот тут и пришлось моей маме повозить меня по докторам:  и в свою сельскую, и во Льговскую, и в Курскую больницы. Лечение одно – прогревание. К школе я вылечился, но к 35-37 годам эта проблема опять дала о себе знать.
Окрестили меня в Дуровской церкви, которая и сейчас функционирует. В семь лет мать впервые привела меня в храм, учила, как надо молиться, ведь для меня все было в диковинку –  рассматривал росписи, фрески, иконы и всю церковную утварь, и мне все это очень понравилось. И в своей жизни, где есть возможность, я обязательно зайду в храм, собор, поклонюсь святым угодникам, поставлю свечки родителям, друзьям, знакомым и святым. Иногда побуду на службе, послушаю хор певчих, службу высоких церковных отцов. К одному из храмов г. Курска я еще вернусь в конце своего повествования, потому что там есть не понятные мной вопросы.
Родители мои родились в далеком 1912 году. 0ни из крестьянских семей.  Мой дед, когда отцу было всего 8 лет, погиб на Гражданской войне, и мальчика воспитывала тетушка-бабушка Марфа. Она тогда жила с мужем на Букреевке. С ними проживала и мать отца Агафья (мы звали  ее бабушка Гашка). Отца звали Яковом Сергеевичем. Мама, Елизавета Григорьевна,  жила у своих родителей в д. Фроловка, рядом с Букреевкой. Отец мамы, дедушка Григорий, был сапожником, шил хромовые сапоги, тапки, туфли, скорняжил упряжь для лошадей, поэтому жили они в достатке, мама никогда не ходила в лаптях. Поженились родители в 19 лет и перешли жить к родственникам – деду  Феде  и бабушке Алене на Фроловку. В 1932 году, а затем в 1936 году родились мои старшие сестры - Надежда и Мария. В 1948 году родилась Валя. Остальные дети быстро умирали, и я не знаю даже, как их звали. Вот такая  была большая семья – дед Федя, две бабушки, мать, отец и нас четверо.
Отец окончил всего 4 класса и в дальнейшем его послали учиться в училище на тракториста во Льгов.  Отучился полгода и пришел в свой колхоз, вернее, на станции Деревеньки   организовалась уже  государственная машинно-тракторная станция – МТС. В ней и начал свою трудовую деятельность мой отец – трактористом на иностранных машинах: Фордзон, Натик, потом пришли наши «Универсалы». Ему доверили выращивать сахарную свеклу, но вскоре забрали служить в армию. Службу проходил в Закарпатье пограничником. После армии вернулся в МТС, но началась война, и его призвали  на фронт. Воевать он начал под Киевом, где и попал в плен. В плену находился в Гомеле, откуда бежал и целый месяц добирался домой до Льгова, пешком по совсем незнакомым полям, лесам и дорогам – по карте, которую ему начертили добрые люди в Гомеле, куда он зашел попить воды. И вот морозным мартовским утром он подошел к колодцу в селе Машкино, где набирала воду его родная сестра Анна (сестер было двое – Нюра и Анна). Она чуть не упала от страха, когда в заросшем бородатом мужике узнала своего брата. Сообщив, что в селе немцы, предложила поскорее уходить. Он отправился домой в Букреевку. Дома, на Фроловке, полицаи пронюхали о его возвращении, пришли и забрали. Отвесили шомполом порцию ударов за то, что сам не пришел к ним, и сразу заставили работать – везти на подводах овес в Щигры. Там их разбомбил наш самолет, и отец  опять ушел домой пешком. Зимой 1943 г. всех мужиков, да и женщин, немцы и полицаи забрали чистить дорогу от снега - почти до Глухова Сумской области. В один из буранных и вьюжных дней, по пурге, отец вновь убежал от немцев домой.
Тут вскоре пришли наши солдаты-освободители, и отца призвали в военкомат, послали в Москву на автомобильные курсы, после окончания которых отправили на передовую подвозить продовольствие и снаряды на русской "полуторке". Много он нам рассказывал про этот период, как их бомбили немецкие самолеты, иногда из десятка машин оставались 1-2. Они доезжали до назначения, им опять вручали  снаряды - и на передовую. В 1944 году отцу вручили медаль «За отвагу» за то, что он прошел 1800 км на своей машине, сохранив ее и грузы. Войну он закончил в Берлине, и после Победы их еще держали три месяца. Однажды они вывозили русских девчат из немецкого плена до Бреста, и отец решил побродить по пункту размещения, где увидел табличку «Курская область». Нашел Льговский район и поинтересовался, нет ли тут кого из Цуканово-Бобрика. Ему ответили, что есть одна девушка – Ольга Букреева, и отправились ее искать. И вот она бежит к нему, руки расставила, плачет и кричит: «Дядя Яша, это ты?» Радостнее встречи в их в жизни больше не было. Он отдал им три своих сухих пайка и копченый окорок, который спрятал под сиденье, когда возил с немецкого склада продукты – отдал все девчатам и опять уехал за следующей партией.
Дома, уже при мне, они часто встречались и наперебой рассказывали о том дне, о той встрече, все, в том числе и я,  сидели и шмыгали носами, утирая от волнения слезы. За участие в военных действиях рядовой Башкатов Яков Сергеевич награжден  орденом Отечественной войны 2-й степени, медалями «За отвагу»,  «За взятие Берлина», «За взятие Будапешта». В конце войны премирован велосипедом. После войны отец продолжил трудиться на колхозных полях на тракторе «Универсал», а при выходе его на пенсию этот трактор поставили крутить шкив ветряной мельницы – молоть зерно.
Мать - простая труженица, таких тысячи по России. Всю жизнь корпела в колхозе на свекле, на других сельхозработах. Сколько они хлебнули горя! Двоих детей рожала в поле, пахали на коровах, возили хлеб на санках за 30 километров, во Льгов, вручную грузили навоз и вывозили на лошадях на колхозные поля. Зимой собирали золу, куриный помет,  жижу от коров – все это было удобрение под сахарную свеклу. А сколько ручного труда вложено было ими в эту свеклу! Выдергивать после прохода подъемника вручную в кучи, чистить ее и в кошелках, корзинках грузить в машины. Техники не хватало, так звеньевые по очереди ловили машины при подъезде к колхозу и вели их к своим звеньям. Все это видел и я и порой подменял  маму при болезни или другой нужде.
 Но какая у них была глубокая вера в Бога! Три женщины собрали котомки, взяли запасную обувь, еду и отправились пешком в Киев, в Печерскую Лавру. Не могу сказать, сколько по времени у них занимал путь, но мать мне об этом рассказывала. Я помню те зимние вечера, когда уже учился в 5-6 классе и дома под керосиновой лампой – тогда света еще не было -  читал вслух книгу о Володе Дубинине и другие книги о войне, а мать на печи с сестрой шмыгали носами, плакали.
 О такой труженице, многодетной матери можно писать поэмы, восхищаться её мужеством. Во время войны был такой случай. У них во дворе стояли немцы, и в сарае была корова, которая кормила всю округу детишек. В один весенний день  8 детишек разных возрастов во что-то играли во дворе. И тут во двор зашли немцы и вывели из сарая корову и стали угонять. Мать плача тянет корову за хвост назад, дети плачут, а те, кто постарше, набросились на немцев и своими кулачками молотят их по ногам. Довели корову до калитки, и тут появился немец старше чином, что-то громко сказал своим подчиненным и указал на детей. И тогда они оставили в покое корову и не тронули маму. Это какое надо было иметь мужество вступить с ними в противоборство! В нашей деревне немцы не натворили ничего, грабежа никакого не было, напротив, они даже угощали детей шоколадками, давали конфеты и тушенку. Выжили наши матери с детьми благодаря вере в Победу наших защитников Отечества.
Как мама заботилась обо мне, когда я болел, как она защищала меня, когда отец порол за проказы – помню до сих пор. Провожая меня в 16 лет в Калиновский техникум  на вольные хлеба, давала материнские напутствия – быть человеком всегда.
 Мы с сестрой Валентиной (она на два года старше) в летний период практически все хозяйство брали на себя. Мама с женщинами в шесть часов уезжали на поля полоть свеклу, а мы все выполняли по дому. В наши обязанности входило: проводить гусей, уток на луг, отвести туда же на привязь теленка, выпустить корову, овец в стадо, приготовить еду, наварить картошки поросятам, накормить их, в обед напоить теленка. А вечером все повторить. И огород был на нас: прополка картошки, лука,  чеснока, свеклы и другие дела. А ведь еще надо было успеть нагуляться-наиграться с ребятами.
В первый класс я пошел почти в 8 лет. Учеба мне давалась легко, я никогда не просил сестер решать задачи или что-то подсказывать. В начальной школе был в классе заводилой, всегда после уроков играли в лапту. Был у нас второгодник Сашко Дудин, так мы с ним  часто устраивали драку на уроке, за что наша первая учительница Мария Степановна Артеменко за уши ставила нас в угол.
 Однажды встречают меня три девчонки возле школы, и одна плачет, другие рассказывают, что Сашко назвал Зою Шаталову моей невестой. Я обнял ее за плечи и говорю:  «И ты из-за этого плачешь? Значит, будешь моей невестой». А после уроков мы не взяли его  играть в лапту. Он пообещал, что его брат Калина - семиклассник – побьет нас. Но все обошлось.
Когда надо было посадить вокруг школы деревья, меня назначили главным, и мы с ребятами накопали разных деревьев в лесу и принесли в школу. Воду надо было носить из-под горы, набирая ведра из копаней – котлованов из-под торфа.  И мне поручили набирать и подавать девчонкам и ребятам ведро с водой, а они уже носили ее к деревьям. В начальной школе нас научили вышивать крестиком, гладью, до сих пор у сестры висит салфетка, вышитая мной крестиком «Кот разматывает клубок ниток».
Как-то раз к нам на луг приехали цыгане, мы тут как тут, и просим погадать. Нас попросили принести хлеба, сала, яиц, дров, муку. Ну, я и принес старый плетень на дрова, и мне они первому начали гадать. И вот что мне предсказали: жить будешь 136 лет, в большом городе, будешь и гражданским, и военным (большим военным начальником). В Россельхознадзоре должность заместителя Территориального Управления приравнивалась к Генеральской  должности. И почти все это сбылось. Буду надеяться, что и с возрастом цыганка не обманула.
После четырех лет учебы перешли в восьмилетнюю школу в Цуканах, которая находилась за три километра от дома. Зимой иногда на лыжах, а несколько раз на коньках, ездили в школу, летом – на велосипедах. В пятом классе меня назначили пионервожатым, в шестом я им  тоже был. А в седьмом классе меня приняли во Льгове в комсомол. Один вопрос был задан: «Кто такой Тухачевский?» Я с гордостью ответил: «Это Герой Гражданской войны». При приеме нас очень строго готовили, мы знали героев Гражданской войны, Отечественной войны, ученых, артистов, руководителей страны, области и района.  Одним из вопросов мог стать «какие книги читал», а их я прочитал много.
В школе было два седьмых класса, и в комсомол приняли человек 20 из 36, остальные не подошли по возрасту. Директор Петр Михайлович, пионервожатая  и учителя были рады за нас, потому что в райкоме приняли всех сразу. На второй день меня избрали секретарем комсомольской организации школы.
Однажды в седьмом классе мы баловались с Анной Стародудиной и нечаянно разбили стекло в раме, на другой день нас не допустили до занятий,  пока мы не вставим. Ее отец работал в бухгалтерии колхоза, мы и пошли к нему на поклон с просьбой помочь в нашей беде. Он, конечно, прочитал нам нотацию, но позвонил на склад, и нам вырезали по размеру стекло. Мы его принесли, вставили, после чего были допущены к занятиям. Пятьдесят лет я не знал ничего об Анне, и вот сейчас по Интернету мы нашли друг друга.
В школе нам не только преподавали основные предметы, но и знакомили с растениеводством. В школе были грядки с овощами, плодовый сад, кустарники смородины, крыжовника. Нас учили, как за ними ухаживать, что впоследствии пригодилось мне на даче. А уроки труда какие были у нас интересные! Учитель труда Владимир Фролович показывал, как обращаться со строительным инвентарем (рубанком, молотком, зубилом, стамеской, фуганком, рейсмусом  и другими). В жизни это все тоже пригодилось.
Приглашали нас и на районные математические олимпиады. И вот лучшие математики школы: Терехов Василий, Петин Владимир, я и еще три девчонки - во главе  с любимой нашей учительницей по математике Асадчих Антониной Михайловной  поехали на олимпиаду. Задачи я все решил, а вот одну шараду никак не мог разобрать: как три яблока можно разделить на 5 человек. Я предложил следующее решение: надо сварить компот и раздать всем по стакану. Долго потом комиссия еще смеялась над такой смекалкой. Но на олимпиаде мы заняли второе место.
Много в школе мы занимались спортом, особенно легкой атлетикой (бег, прыжки в длину, высоту, метание гранаты, диска и т.п.). И вот районные соревнования по легкой атлетике в Кромбыковской средней школе. Выступал и я – прыжки в длину и высоту. В высоту прыгнул на 1 м 48 см. Но комиссия не поверила, что я ученик школы (это, мол, вы привезли солдата). И мне пришлось 12 км ехать домой, в Букреевку,  на велосипеде и привозить свидетельство о рождении.
А какие у нас были добрые умные учителя! Та же Антонина Михайловна научила нас быстро решать математические задачи. Не успеет она записать условие на доске, а мы с Володей Петиным – сидели за одной партой – уже давали ответ. Она рассерчает, подходит к нам и дает задание решить задачи на целой странице – минут через 20 мы докладываем, что готовы. Тогда она нас просто удаляет с урока, чтобы не мешали остальным. А какой была Зинаида Николаевна – учитель по истории! Я очень много почерпнул с ее уроков и впоследствии любил этот предмет. Русский язык вел наш классный руководитель Виктор Иванович Волженский. Он нас учил так, что в техникуме я был лучшим по знанию правил русского языка. Эти знания пригодились в жизни, когда работал в Россельхознадзоре, где приходилось писать постановления, принимая решения по 10-12 тысячам проверок.
Любили мы проводить опыты по химии, и однажды мне подсказали старшие товарищи: «Возьми в химическом кабинете грамм 5 фосфора и столько же селитры, смешай, положи в бумагу и ударь чем-нибудь». Хорошо, что этот опыт я сделал у себя в саду, на пне, когда колол дрова. Был такой взрыв, что мой топор, которым я ударил по пакетику, улетел метров за 20, а пень раскололся на несколько частей. А я лежу – ничего не слышу. Вот так «пошутили» старшие ребята.
 Виктор Иванович и учитель географии Валентина Ивановна организовали летом поездку на велосипедах до санатория Марьино. Поездка оказалась интересной, ночевали на сене в одной из школ недалеко от санатория. На второй день началась экскурсия по дворцу Барятинских. Все кругом красиво, интересно, походили по аллеям, побыли на острове, поплавали в пруду. Впечатления незабываемые, потом не раз тянуло в эту красоту. Впоследствии я познакомился с директором санатория Воровичем Борис Матвеевичем, интересным и знающим человеком. Привозил из Железногорска заместителя директора ГОКа Сироту Д. Т., и установились  дружественные и  рабочие отношения совхоза «Горняк» и санатория Марьино.
В последний год учебы в Цуканах мы перешли в новую кирпичную школу, где были просторные светлые классы, а самое главное – спортзал. Мы проводили спортивные игры, вечера отдыха, танцы, здесь же прошел и выпускной вечер, после которого мы «растерялись» на 20,30, а то и 40 лет.
6 ноября 2015 г. директор школы Худыкина Татьяна Николаевна решила отметить 50-летие школы, где первый выпуск состоял из наших двух классов – 8 "А» и «Б» - 36 человек. За полвека существования школы в ней прошли обучение 728 человек, а в 2014 году выпускников было всего 6: 3 мальчика и 3 девочки.
В школе меня научили играть в шахматы Анатолий Хряков и Володя Петин. Когда провели турнир по шахматам, мне было стыдно, что я не умею играть, и решил срочно научиться. После уроков Хряков Толя показал мне, как называются фигуры и как они ходят, и, сыграв с ним раз 5, я понял смысл игры и через три дня смог обыграть чемпиона школы Володю Петина. А когда через 25 лет я встретился с Петиным, предложил ему партию, он уже разучился играть, и удовольствия  от игры мы не получили.
За несколько дней до окончания  учебы директор школы Петр Михайлович обходил классы выпускников  и интересовался, кто куда пойдет учиться.  Я пошел за Жердевым Евгением, который объявил,  что едет в Калиновку учиться на агронома. Я повторил то же самое. Об этом и отец мне намекал – мол, профессия хорошая, перспективная. После сдачи экзаменов и выпускного бала мы и отправились с Евгением покорять Калиновку.
Я мало описал свое детство, забавы, увлечения, где и как проводил время, а оно было незабываемо. Я никогда не испытывал никакой нужды от родителей. Они меня любили, уважали, но,  бывало, и наказывали. Однажды я даже убежал из дома из-за страха, что отец побьет меня из-за не вернувшихся с речки гусей. А гуси у нас были красивыми – два стада в 40-50 голов, крупные, белого цвета.  Отец с гордостью говорил мне: «Вон заходит на горку наше стадо – все белые». Но убежали мы с дружком Толиком  лишь до ночи, а потом все же пришли домой. В ранние годы я уже помогал отцу в житейских делах, в 7 классе косил траву на сено, вместе строили сараи, выкладывали кирпичом погреб.
Научил меня отец ходить за плугом при пахоте на лошади. Вместе снимали в саду яблоки, а яблонь у нас было около 20 штук, в основном антоновка, снимали аккуратно, раскладывали на соломе на чердаке, возили с отцом продавать в Пены на базар – туда же возили  на продажу и овец, и гусей.
 Очень мы любили наш престольный праздник «Троица». В этот день к нам в гости приезжали  дядя Саша с семьей из Пен, зять Славка с сестрой Надей из Орловки, дядя Федя из Кром-Быков с отцовой сестрой Нюрой. Все они приезжали на красивых конях, и как я был счастлив их встречать, привязывать коней на лугу, ездить в лес за ягодами в этот день, а также косить коням клевер. До праздника подметали улицу, двор. Наводили полный порядок в доме. Домой привозили свежей травы из разнотравья и устилали полы. На окошко клали пахучий чабрец, а на стены, за портреты, ставили  ветки клена американского, дуба или тополя. Все это приносили накануне из леса. А какая пышная была на наших лугах растительность, сколько цветов, множество кормовых трав, лекарственных, которую мы собирали домой на зиму и для себя и скоту!
Три дня шли гулянья, из дома гости перемещались в сад и там под кустами смородины отдыхали, а через пару часов  - опять песни, опять гулянье.
Были случаи, когда пьяные мужики гоняли жен по деревне с пьяными криками. Любили мы весну, откалывали большие льдины, ждали, чтобы поплавать «как папанинцы». Бывало, и падали в пальто в воду, а потом при костре сушили часа четыре, домой не шли – боялись трепки. В летние каникулы на нашей улице было до 12 парней, да с окрестных сел шли все к нам, и мы устраивали  турниры в футбол, городки, лапту, клеп, играли в войну на копанях  после копки торфа.
Летом гатили гать для сбора воды, а зимой расчищали каток для игры в хоккей.  А на лыжах что вытворяли: спускались с больших горок, устраивали трамплины – кто дальше прыгнет, и прыгали до 12-18 метров.
Катались с «Лепешки» - была у нас такая гора, доходило и до колхозных саней, которые брали на птичнике, находящемся рядом с этой горой.
В одно лето, когда наша семья накопали себе торфа для топки печек, я отправился от нечего делать к своему товарищу Толику на «Лепешку».  Его отец, дядя Степан, работал на птичнике, и Толик, пока родители были заняты,  должен был охранять цыплят от коршунов.  У него лежало заряженное ружье. Ну, и по неосторожности оно выстрелило мне в ноги (в стопу сверху). Выстрел услышали все, кто еще копал торф:  его отец, мой дядя – и кто-то крикнул: «Шурика застрелили» (так меня звали в нашей деревне). Толик бегал вокруг меня, просил прощения: мол, нечаянно получилось. При виде приближающегося отца Толик убежал в кукурузное поле и два дня не появлялся дома.
Меня погрузили на повозку, отвезли в поселковую больницу, сделали укол от столбняка и на случайной машине отправили во Льгов, в больницу. На второй день прибыли мои родители, убедились, что выстрел произошел только в ногу, отругали меня, потом пожалели и уехали домой. Какое же у меня было удивление, когда через 5-6 дней под окнами больницы мы все услышали дружеское:  «Шурик! Шурик!».  «Это к тебе», - сказали соседи, и я на костылях спустился  вниз и увидел, что их было человек 12 и среди них  Толика нет.
Я спросил: «А где Толик?», на что его брат Виктор ответил: «Он побоялся приехать и просил передать свое прощение». Рана зажила, дробинок оказалось аж 34 штуки – 6 мне их вытащили в армии,  в госпитале в Иванове, а 28 ходят со мной и по сию пору.
На следующее лето я уже  перешел в 8 класс, и дядя Володя Волобуев, который работал на станции Деревеньки бухгалтером в МТС, позвал меня на работу на два месяца: строить кирпичную мастерскую. Ребят, таких как я и постарше, использовали как подручную силу – принеси, подай, отнеси. Мало того, что мне присвоили 3 разряд плотника, за месяц я получил первую зарплату  - аж 86 рублей. Гордо отдал ее маме, а она спросила, куда ее потратить. Я попросил купить велосипед и костюм к школе.
Не могу не описать то время, когда не было еще ни света, ни радио, ни телевизоров. В 1958 году я пошел в первый класс начальной школы, и электричества у нас тогда еще не было. По вечерам мы зажигали керосиновую лампу со стеклянными пузырями и под ней делали уроки, читали запоем книги.
 В 1960 году по деревне проложили кабелем радио и завели в каждый дом отводком, копали канавы и по ним прокладывали провод, затем через раму и в дом. Дома уже висели репродукторы, и мы ожидали подключения. И вдруг часов в  пять вечера в каждом доме при включенных на всю громкость приемниках полилась музыка и запели песни. Бабушки наши спрашивают: «Это кто там, на улице, так громко поет?» «Это не на улице, - ответил я, -  это у нас заговорило радио». Тут сменилась музыка на разговор, и бабушки начали креститься: как эта штука (динамик) говорит человеческим голосом? И мне пришлось им объяснять, что такое радио. Впоследствии почти каждый вечер вся семья собиралась в передней комнате и слушали хорошие передачи, песни. Это был первая ласточка прогресса в селе.
По радио в 1961 году мы услышали, что  Юрий Гагарин полетел в космос. Мои бабушки опять интересовались, что такое космос и как он туда и на чем полетел. Все это мы им объясняли, а потом бегали по селу и кричали: «Человек в космосе! Гагарин облетел вокруг Земли на ракете «Союз». Все село радовалось этому событию.
Но еще было интереснее, когда дядя Паша Дивин привез домой  телевизор, подключил его к высокой антенне, и мы не могли поверить, что теперь кино можно смотреть дома. К ним приходила почти вся деревня посмотреть на чудо. Вскоре в деревне почти через двор появятся телевизоры.
Я помню, как отец первый в деревне привез из Пен мягкий, обшитый дерматином диван с откидными валиками и высокой задней стенкой, и широкий шифоньер с большим зеркалом посередине.  Соседи, родственники приходили любоваться этими покупками. Вскоре отец начал строить дом деревянный, покрыли его красной черепицей, и он очень ярко смотрелся среди стоящих вокруг деревьев и соседних домов. Черепицей   из Белгорода была покрыта половина домов в деревне.
А какое было родство – все всегда помогали друг другу. Вся деревня собиралась на толоку – мазать новый дом. Вначале мужики босыми ногами месили глину, потом это делали на лошадях мы, пацаны, добавляли соломы, опилок, и одранкованные хворостом стены женщины мазали, а мужики подносили глину. Потом весь народ садился обедать, поздравляли хозяина и хозяйку дома с новосельем, и долго еще слышались песни односельчан.
Играли ли свадьбу или отмечали поминки – все соседи несли посуду, рюмки, ложки, вилки, табуретки или скамейки, которых не хватало у хозяев дома; поручали многим готовить еду – винегрет, котлеты, холодец, пироги, булочки и другое. Интересным был забой свиней. Раньше свиней не разрешали палить, смолить, а заставляли снимать шкуру. В деревне тогда были жесткие законы по налогу. Из района был закреплен агент, который переписывал скот, деревья, кустарники в саду, пасеки, кроликов и т.п. – за все платили налог. Тут же ходили из сельсовета ходоки  с предложением подписываться на государственный заем – выкупали облигации. И вот каждый двор старался задобрить агента, чтобы он не пересчитывал яблони или кусты смородины, не дописал  поросеночка для опалки. Смолили поросенка вдали от дома, в логах.
В 1953 году умер Сталин, главой правительства стал Булганин, и сразу пришло послабление с налогами. Разрешили свиней смолить, но обременяли все равно крестьянина сдачей мяса, шерсти, яиц, картофеля в государство. Когда крестьянин собирался забивать свинью, к этому событию долго готовились. Нагоняли самогону литров по 30-40, привозили соломы, потом пошел газ в баллонах, приглашали 2-3 мужиков, кто может резать, обделывать и разделывать туши после того, как осмалят порося, обязательно соломой - потом я привез им другой метод опалки - жгутовым мешком: сало как бы коптилось, было с запахом копчения. Когда дело доходило до свежевания туши, сразу доставали печенку и легкие и начинали жарить, чтобы к концу разделки жаркое было готово, и кто участвовал в  резке, быстро перекусывали свежатину и шли переодеваться.
 А вечером в дом приглашали кумовьев (обязательно), родню, знакомых «на печенку», порой собиралось до 20 человек, и до глубокой ночи длилось это застолье. А когда расходились, то обязательно отрезали кусочек сала каждому гостю, чтобы нёс домой. И если поросенок был маленьким, то почти половину его или третью часть съедали на застолье. А потому резали не все сразу, а по очереди, договаривались заранее об этом .
Как-то отец увлекся "бизнесом»: начал выращивать, сушить и готовить табак. В ступе толок толкачом, причем лист  отдельно, костру отдельно, и было такового до 2-3- мешков. Начал продавать по 10 копеек за стакан. Когда вечером я шел в кино, то горсти две насыпал в карман и раздавал пацанам.  Мы, пацаны, баловались сигаретами «Махорочными», которые в магазине стоили 5 копеек.
 Деньги, особенно летом, были у нас всегда, или их быстро можно было найти. На лугу стоял птичник с утками, а они разбредутся по копаням, делают себе гнезда и несутся. Мы эти яйца воровали у уток и сдавали в магазин по 7 копеек. Вырученные деньги шли на конфеты (подушечки), халву, кисель (мы любили в пачках), билет в кино на детский сеанс за 5 копеек, взрослый – 20 копеек.
Кино в те годы было любимым занятием в деревне. На фильмы собирались все. Человек 100-150 приходило в клуб. Два раза в неделю крутили детские фильмы, на которых было до 50 ребятишек. Свет давал мотор ЗИД. Вот идет интересное кино, и вдруг все погасло – поломался мотор. Тут наваливаются  на него механизаторы, порой быстро починят, а порой разбросают его весь, промоют в бензине и снова соберут и продолжают показывать фильм, который иногда заканчивался за полночь, но никто не расходился по домам, ждали конца сеанса.
В 8 классе Валентин Жульев доверял и мне крутить кино и билеты продавать. Но тогда уже  было электричество, и кино крутили на бобинах. Очень популярными были комедии, индийские фильмы. Мои родители тоже ходили в кино. Однажды весной надо было забрать фильм (бабины с пленкой) в соседнем клубе за три километра, куда я и отправился верхом на лошади .В этот момент был большой разлив реки, и вдруг моя лошадь споткнулась и упала на колени. Я упал вместе с мешком с бабинами в водяную лужу. Лошадь от страха убежала, и мне пришлось на плечах нести этот груз до клуба. Народ ожидал меня, и, увидев в таком виде, посочувствовали, и я начал крутить фильм.
В клубе часто устраивали концерты, один или два раза приезжал фокусник. Мы, пацанята, сидели возле сцены, и он часто приглашал нас туда: то заставлял кашлять, а изо рта сыпались монеты, то за ушами брал куриные яйца, то за пазухой находил голубей, и это была неожиданная радость. Потом ребята смеялись: «Кашляни в фуражку, насыпь нам монет».
В детстве с родителями собирали в лесу землянику, на лугах – клубнику. А сколько поедали черемухи, яблок, вишен, слив - не перечесть.
Помогали мы одному деду Феде качать мед: носили рамки, крутили медогонку, потом мыли посуду. И он нас не обижал. «Только приносите с собой хлеб, булки и молоко», - говорил он и давал меду вволю.
Интересная жизнь начиналась весной, когда на буграх появлялись проталины. Мы все после школы, после домашних обязанностей по хозяйству сходились на так называемый "выгон". И тут играли кто во что горазд: ребята постарше – в лапту, потом в городки, клеп, салки, кости и другие игры. И этот гомон на краю села продолжался до темноты. Потом с фонарями начинали играть  в войну, прыгая по ярам и оврагам. Домой приходили все в грязи, мокрые от нерастаявшего снега, иногда, бывало, и влетало мокрыми штанами по плечам.  Но это было детство, и нам никто не запрещал этим заниматься.
А как родители готовились к Пасхе! Стирали в доме шторы, обновляли постель, белили стены, мыли рамы, двери, полы, готовили муку, луковую шелуху, краску, собирали яйца, устраивали бани, купали нас, пацанят. А  накануне ходили в церковь за 9 километров, в Дуровку, освящать сало, мясо, яйца, куличи, воду, пасхи. И утром это все в узелке ставили  на стол и маленькими порциями после того, как перекрестишься, разрешали поесть – причаститься. Освященную еду так ели три дня. Нас одевали во все новое, чистое. Отец выбирал крашеные яйца, пробуя их на зуб, и штук по пять выдавал нам – сестре и мне, чтобы мы могли с ребятами побиться битками: если твое разобьется, отдаешь яйцо, если чьё-то разбилось, забираешь себе. И вот в один из таких праздников Пасхи со мной произошел несчастный случай. Дала мне мать 4 рубля, чтобы я сходил в магазин что-то купить. Я выбил у ребят штук 8-10 яиц, наложил их в карманы пиджака, штанов. На улице уже было тепло, возле домов протоптана сухая тропинка. Я попросил у соседа велосипед и поехал в магазин.
На Букреевке возле одного дома тропинка проходила наискосок, накануне я ее проезжал, а потому, разогнавшись под гору, ехал смело. И вдруг вижу: поперек прокопана канава сантиметров восемьдесят глубиной, не меньше. Естественно, я влетел в эту канаву, ласточкой пролетел метра  три вперед, велосипед – за мной и прямо мне на голову. Я замер, лежу не двигаясь  и слышу крики: «Человек убился». От страха вскочил  на ноги, гляжу – переднее колесо в дугу поперек свернуто и выскочило из втулки. Отец оказался в то время неподалеку и все видел. Смотрю – а у самого  слезы на глазах – бежит ко мне отец, обхватил меня, щупает, сам плачет и спрашивает: «Жив, жив, сынок?». Я ответил, что жив, только голова побаливает, чувствую шишку от удара рамой. Говорю: «Колесо чужого велосипеда не подлежит ремонту», а он махнул рукой: «Колесо отдадим от своего». Я сбегал в магазин, купил, что просила мать, и мы пошли с отцом домой. Он нес раму с задним колесом, а я переднее подобие колеса. Яйца, которые лежали в кармане, превратились в месиво, да еще некоторые оказались сваренными всмятку, вымазав мне брюки и пиджак. Мать в первую очередь отругала, а следом пожалела и переодела в другую одежду.
Расскажу, как питались мы в то время. Мама готовила вкусно, особенно борщ, суп с пережаркой (иногда прямо всплывает в сознании с тем деревенским запахом  да еще с вареной гусятиной  или утятиной). Варила холодец, готовила блинчики очень тонкие, которые мы все любили, делала хороший квас, узвар, пекла пампушки с маком, пирожки, рулеты. Начиняли мы вместе с ней кишки свиные, делали кровяную и мясную  колбасы, желудок начиняли гречневой кашей. Пшенную кашу готовила с тыквой, вареньем и повидлом.
 Но особенно мне запомнилась картошка с яйцом, запеченная на сковородке. Утром просыпаешься, а на столе стоит сковорода с запеченной картошкой, малосольные огурцы и кружка топленого молока. Как это было вкусно! У нас всегда было много гусей, так мама засаливала гусиное  мясо в трехлитровых банках, и нам хватало на все лето.
А какой была  вкуснятина зимой, в мороз, у теплой грубки  в передней комнате, когда в крынке возьмешь картошку, печенную  в мундирах в поддувале, а отец принесет из сарая кусок белого сала, хранящегося на ржаной соломе в деревянном ящике. Он часто угощал им женщин, которые собирались у нас посудачить, попеть песни, полузгать семечки, особенно на святки, когда нельзя работать.
 А летом, когда отец работал на тракторе,  мама всегда собирала ему обед в узелок из платка – полкило отварного сала, огурцы, помидоры, яйца, полкраюхи хлеба и бутылку молока. И вот я носил этот узелок прямо в поле, где он работал. Он разрешал сделать мне круг-два на своем тракторе «Универсал».
А как мама готовила дикие груши, которые росли у нас в саду! На зиму замачивала их в трехведерный чугунок, который всю зиму хранился в погребе. А по утрам к нам заходили мужики, которые шли на работу: «Григорьевна, дай своего рассола из груш полечить голову». И она всегда  спешила с посудой в подвал за этим квасом. И вот они попьют кружки по две, покряхтят и идут на работу.
В период моего детства крестьяне еще выращивали у себя на огороде соток по десять конопли. Она была высокая  и густая. Ее косили, сушили, вязали в снопы и закладывали  в водяные ямы для замочки. Потом опять сушили, мяли на приспособленной деревянной мялке, трепали тресту, отсоединяя костру от волокна, чесали гребенками и пряли пряжу. Почти каждую зиму в доме устанавливали  ткацкий деревянный станок и начинали ткать полотенца из пеньковой нити. Порой ткали половики из старых простыней, одежды, пододеяльников: рвали тряпье на узкие полоски, лоскуты и ткали. Это было гордостью хозяек, у кого такой стан был. У нас был самый лучший, потому что дед Федя имел свой токарный станок, сделал стан сам, и его всегда просили мастерицы и кто владел этим ремеслом Меня мать научила собирать стан, прясть на прялке, вышивать крестиком и ткать на станке полотнища. Ремесло это существовало недолго.
Сестра Мария была хорошей модисткой, в мастерской  во Льгове она училась шить, вышивать и обметывать на машинке, выбивать нитками разные рисунки на наволочках, покрывалах, рушниках, и всегда к ней шел народ, заказывая вышить это для них, шли особенно те, кто выходил замуж, чтоб красиво смотрелось  приданное с узорами на постели, подушках, рушниках.
Не могу не рассказать, как в деревне проходили выборы любого порядка. Заранее готовили клуб: мыли, убирали, строили кабины, на сцене ставили столы под буфет – а вот ассортимента продуктов всегда было мало. Привозили колбасы, пиво, ситро, селедку, и люди все это раскупали. Весь день в клубе играла гармонь, звучали проигрыватели. Пляски, частушки, песни не прекращались до вечера. И стар и млад шли голосовать, а потом оставались в клубе попеть и посмотреть на праздник. Вечерами приходили на посиделки друг к другу. Выборы – это настоящий праздник на селе.
А вот как проводилась масленица в колхозе в годы моего детства. 7 класс, 1965 год. Три тройки лошадей готовил бригадир, 3-4-х одиночных лошадей на санях, тоже уряженных, - конюхи. Из клуба девчата дуги, обязательно по колокольчик, обвивали разноцветными лоскутами, упряжь тоже. Козыри готовили - красили в разные цвета. Накануне привозили из лесу высокий стройный ствол сосны, ошкуривали его и закапывали в землю (бурили электрики ямобуром дырку). На конце столба делали приспособление с роликом, где пропускали веревку с грузиком и крючком, на который вешали разные призы (были пара яловых сапог, кукла, шампанское, бутылка водки, в клетке хороший петух, на земле в ящике держали маленького поросенка, и даже баран). На площади заливали под круговое вращение санок под колесом-центрифугой, которое вручную раскручивали человек пять парней, а на санках садились смельчаки. И вот раскручивают колесо, под центробежной силой седок на санках не удерживается и летит стрелой в сугроб.
Делается импровизированная сцена, где вначале выступает начальство, а потом артисты из клуба. Поют песни, народ любил частушки, особенно на местные темы, бичуя ими председателя, агрономов, бригадиров, высмеивая пьяниц, лодырей и тунеядцев.
Тут же размещались две-три автолавки из города, свой магазин, и отдельно пыхтели самовары с сапогом - пили чай. Здесь же на костре пекли блины из разных сортов муки. Были пшеничные из первого сорта, тоненькие с медом, толстые со сметаной, ржаные, гречневые. Все почему-то толкались отведать гречневых блинов. Здесь же, на площади, в разных местах заливались русские гармошки, можно было слушать частушки под балалайку. Народ гулял, пел, веселился, танцевал, всем было весело, особенно детишкам, а их в ту пору было по два-три класса одного выпуска в школе, доходило до сотни учеников. А сколько приезжало гостей из соседних колхозов, тоже на тройках и одиночках, где устраивали гонки на них.
Очень шумно и весело было у столба с призами, где молодежь пыталась влезть, раздеваясь в мороз вплоть до трусов, приносили из дома резиновые сапоги, в них, мол, лучше влезать. Многие, не долезая метр-два, скатывались. Выстраивали целые пирамиды человека три-четыре из тел, и смельчак взбирался по этим телам метра на четыре, и дальше сам продолжал штурмовать столб.
Было еще немало смешных аттракционов: борьба силачей (боролись в одеждах и без), силовая борьба на руках, перетягивание каната, кто быстрее распряжет и запряжет лошадь в сани. Я застал время, когда на Масленицу проводили кулачные бои.  Собирались парни, мужики из двух-трех деревень, выставляли команды, и начиналась потасовка. Однажды в этих боях участвовал и мой отец,  пришел домой с синяками под глазами, и с тех пор перестал ходить на эти потасовки.
 Но самое главное в этом празднике - это шум, смех, песни, шутки и блины на разный вкус. У кого тогда был фотоаппарат «Смена» или «Зоркий», предлагали свои услуги, и многие снимались на память. Есть такие фотографии и у меня: и тройки, и мы, бравые парубки на селе.
Практически мало что изменилось при проведении районных праздников проводов русской зимы. Все идет по такому же сценарию с добавлением отдельных номеров художественной самодеятельности и новых видов игр
Отец моих друзей, Володи и Николая Зиновьевых, отец часто рассказывал нам про войну. Он был маленького роста, и его определили в танкисты. Их полк участвовал в знаменитом Прохоровском сражении. И когда он рассказывал нам про это сражение, то плакал, и мы вслед начинали утирать слезы, потому что жутко было слышать о том, как они горели в танках, как танки шли на таран, расстреливая друг друга в упор. Много погибло его друзей. «Выжил, не знаю как, Бог меня сберег», - говорил он.
Был у нас в колхозе бригадир Третьяков Николай Иванович. Его брат, летчик, погиб буквально рядом с домом, в Дмитриевском районе.
Мой дядя Миша, брат матери, пропал без вести, но потом я его нашел. Покоится его прах на хуторе Днепровском Изюмского района  Харьковской области в братской могиле. Их морская пехота полностью погибла в том бою, а бои были жестокие: три раза г. Изюм переходил из рук в руки, много полегло наших солдат, даже военные историки замалчивают о той операции. Отцу земляки  говорили при призыве на войну: «Убьют тебя, Яков, в первом бою, потому что ты несмелый». Но он, слава Богу, пришел с войны  даже без ранения, а многие вернулись калеками или не пришли совсем. В деревне были и два полицая из односельчан, но во время войны они не были столь активными, спасали даже девчат от угона в Германию, и к ним отношение было не таким жестким, как в других местах.
Моими лучшими друзьями в детстве были Володя и Николай Зиновьевы, три брата Степановых: Виктор, Василий и Анатолий, сосед Николай, Вася Соколов из Милютино (который в 8 классе собрал цветной  телевизор, после окончания МГУ работал дипломатом в Афганистане, сейчас живет в Москве), Володя Петин со станции Деревеньки – мой сосед по парте (работал в Москве в ЦАГИ, где и Королев С.П.), девчата Таня Третьякова, Нина Букреева. И всех нас судьба разбросала по СССР.
В юные годы я очень любил читать, особенно книги о войне. Читал под лампой, читал, когда пас гусей, коров, овец. Впоследствии собрал у себя почти  все подписные собрания для детей и внуков, но, увы, они этим мало интересуются. Отец моей мамы, Григорий Ильич, жил один, так я ему столько книг из библиотеки перетаскал, и все про войну. Он в царское время был участником обороны Порт-Артура. Очень жаль, что я не запомнил и не записал его рассказы об этом. Зато в молодости я купил себе книги «Порт-Артур» и прочитал их с удовольствием. С не меньшей радостью прочитал роман курского писателя А. Харитановского «Господа офицеры», познакомившись с мичманом линкора «Стерегущий», защищавшего Порт-Артур и погибшего с кораблем – приказал затопить его, чтобы не достался японцам.

                УЧЕБА В ТЕХНИКУМЕ(1966-1970 гг.)

Летним июньским днем с Жердевым Евгением мы отправились «покорять» сельхозтехникум. От Льгова до Дмитриева – поездом, потом на автобусе до Хомутовки, где в то время находился Калиновский сельхозтехникум, который год как переехал из Курска поближе к земле. В это время уже готовилась проектная документация на его строительство техникума, и с 1967 года оно началось.
Сдали мы документы на агрономов, и нас предупредили, что конкурс 8 человек на место, если что, придется переписать заявление на зоотехника. Я не дал своего согласия, Женька согласился. Мое свидетельство об окончании 8-летней школы выглядело неплохо, как сказали в приемной комиссии: три четверки, остальные пятерки. Узнав условия сдачи экзаменов, мы уехали домой готовиться.
 Подготовкой занимался сам, решал задачи по математике, писал изложения и диктанты. Вначале на экзамены пригласили Евгения, который сдал успешно, но переписал заявление на зоотехника. Я расстроился, потому что зоотехником быть не хотел (тогда об этой профессии говорили «крутить хвосты коровам») и поехал на экзамены с надеждой поступить на агрономическое отделение. Поселились мы, человек пять ребят, на частной квартире, на консультациях перезнакомились: география  поступающих охватывала всю Курскую область, были из Орловской области, с Украины, один приехал из Грузии.
Первым экзаменом была  математика (письменно). Написал я ее легко и получил "пятерку". Через пару дней мы сдавали математику устно, и тоже сдал на "пятерку". Последним писали диктант по русскому языку, который я одолел на "четыре". После обеда вывесили списки, где и я, и Жердев были зачислены в группу агрономов из 37 человек. Группа набиралась большая, с расчетом на отчисления.  Но до выпускного мы дошли всем составом.
Дома ждали результатов и сестра, и родители. И когда я им объявил, что перед ними будущий агроном, мать с отцом от радости прослезились. Моим родителям в школе на родительских собраниях краснеть не приходилось – меня всегда отмечали с положительной стороны. Мать часто удивлялась, что я мало сидел за учебниками, никогда не унывал перед трудными задачами, как сестра Валентина, которая и плакала, и просила старшую сестру Марию помочь решить задачи по математике, химии, физике, геометрии. Я все усваивал сам.
И вот 1 сентября мы приехали с вещами в Хомутовку, где располагался  техникум. Построили нас на линейке по группам – у нас она оказалась 1-4. Выступил директор Сирота, которого вскоре перевели в Дмитров под Москву, представился нам классный руководитель Барбашов Михаил Павлович, учитель по механизации. Лет 35 ему было тогда, ну а нам по 15-16. Затем мы разошлись по аудиториям, где поближе познакомились и с классным руководителем, и друг с другом. Михаил Павлович рассказал нам историю техникума, о том, как мы будем учиться, сообщил, что завтра мы пойдем на полевые работы в колхоз очищать сахарную свеклу для отправки на завод и посоветовал одеться в рабочую одежду.
«И чтобы у вас был вожак, с которым можно было разговаривать от лица группы, вам надо выбрать старосту», - сообщил Михаил Павлович. Ребята ответили, что староста уже есть. Это Башкатов Александр. Барбашов не согласился с таким скоропалительным решением и предложил месяц поработать в колхозе, а потом избрать настоящего старосту. Ребята стали спорить, говорили: «Нам никто больше не нужен, и пусть Башкатов будет старостой группы на первый курс». И все дружно проголосовали за меня. Еще раз напомнив про одежду и про сахарную свеклу, классный руководитель отпустил нас по домам.
Мы с Женькой нашли съемную квартиру на улице Память Ильича. Познакомились с Хомутовкой, узнали, где располагаются магазины, столовая и другие учреждения.
На второй день мы прибыли на свекольное поле, расположенное за Калиновкой. Проезжая на машине, с восторгом смотрели на село, которое гремело в то время, когда Н.С. Хрущев был первым секретарем ЦК КПСС: ровные улицы, аккуратные маленькие домики для специалистов, асфальт, величавый, с колоннами, Дом культуры, большой универмаг, пятиэтажное здание гостиницы для туристов (на второй год учебы его отдали под женское общежитие), районная столовая.  За площадью располагались пятиэтажные  дома для педагогов техникума и специалистов колхоза. Посреди площади красовались клумбы с цветами и памятник Ленину во весь рост. Это было первое поверхностное знакомство со знаменитым селом, которое гремело на весь мир.
На поле нас продержали до 4-5 часов, трудились мы не спеша, перебрасывая свеклу за свеклой. Работа была монотонная и неинтересная. Зато в перекурах или стоя рядом мы знакомились друг с другом. В группе оказалось 24 парня и 13 девчонок. Возраст практически был у всех одинаковый, разница, если и была, то не больше года в любые стороны. Ничего интересного мы пока не ощущали. Погода теплая, солнечная, работа спорилась, но нам она не нравилась. И вдруг у нас появилась мысль трудиться по-другому: стали требовать норму на день, чтобы ее выполнять. Кагаты свеклы были практически одной длины, и мы предложили на кагат ставить по 4 человека, а не по полгруппы. Классный согласился, мы ведь увеличили производительность труда в 4-5 раз. И когда заработала эта система, мы управлялись перебросить кагат свеклы за 1,5-2 часа, и домой уходили не в 16 часов, а в 12-13, и кагатов стали чистить больше. Из других групп приходили к нам перенимать опыт, и вместо месяца, отведенного на полевые работы, мы управились за 20 дней. Руководство техникума дало нам по 5 дней выходных, чтобы съездили домой, собрались уже для учебы, забрали теплую одежду и обувь.
Учеба проходила в 5-6 зданиях в Хомутовке: в здании бывшего райкома партии, КБО, Доме культуры, сельхозтехнике.
Под общежитие были отданы здания редакции газеты, райисполкома, барского дома, здание роддома. Хомутовка гудела от молодежи. Группы на уроки ходили по километру из одного здания в другое. Окружили нас заботой и вниманием преподаватели, заработали многие кружки, организовалась художественная самодеятельность, впоследствии ввели, чтобы каждая группа по очереди готовила концерты в субботу в ДК с. Калиновки. Танцы в техникуме проходили в спортзале.  Под огромный проигрыватель «Урал» крутили пластинки, и вся молодежь собиралась  в этом спортзале, порой он просто не вмещал всех желающих.
Каждый понедельник в спортзале проходила общая для всего техникума линейка, где завучи – Нарышкина Полина Мартыновна, потом Деревянко Галина Семеновна - докладывали об учебной успеваемости, дисциплине, правонарушениях, то есть анализировалась жизнь за неделю. Впереди группы стояли старосты своих групп, и все по очереди докладывали об учебе: когда исправит группа "двойки", какое провели мероприятие, сообщали по нарушителям и т.д.
Наша группа тоже иногда отмечалась негативами: то нахватают "двоек", то ребята подерутся, то сбегут с полевых работ, и ты должен доказывать, что мы исправили оценки, провели комсомольское собрание, обсудили нарушителей, чтобы не писать домой позорные письма. Этого все боялись, потому что порой приезжали родители и могли устроить трепку своему чаду: мол, мы тебя одевали-обували, деньги даем, а ты учиться не хочешь, занимаешься чем попало.
Мы с Женькой Жердевым жили на квартире, всю стипендию (18 рублей) я отдавал ему, так как он был неплохой жлоб-бухгалтер. Питались в районной столовой по 22 копейки за комплексный обед – первое, второе, компот, хлеб, горчица. Утром и вечером могли что-нибудь перекусить на квартире. Вечером возникало желание выпить разливного пива, но, увы, "бухгалтер" даже не реагировал на мои просьбы – дать 28 копеек на бокал. Родители мне да и Женьке давали  по 10 рублей, а еще сала, гусей, уток, крупы, сахара вволю и, благодаря  моему «жадному бухгалтеру», нам всегда хватало, чтобы прожить и не страдать недоеданием.
 На втором курсе к нам в группу пришел Володя Бильдин, без правой руки, бывший баянист и заведующий клубом в селе Солдатском  Фатежского района. Ему было 28 лет, нам по 17, и он нас воспитывал, как жить. Жили в Хомутовке, в общежитии, рядом располагался колхозный базар, где продавали всё: поросят (которые с 4 утра в субботу не давали спать), коров, телят, гусей и прочее. Мы еще спим, а Владимир обойдет рынок, сторгуется с некоторыми хозяевами помочь им в чем-нибудь. Например, крупный рогатый скот частенько живьем не брали, а хотели мясо. Тогда Владимир предлагал нам забить за полчаса корову, разделать и помочь ему выставить мясо на торговлю, а внутренности (печенка, легкие, сердце, желудок, вымя, кишки) мы забирали себе. Неделю наши две комнаты жировали, соседи приходили клянчить. Их отправляли за вином, тогда разрешали подсесть к нашему столу.
По осени в Калиновке на колхозном  огороде убирали морковь, свеклу, картошку, и хозяйственный навык Володи и здесь пригождался. В Калиновке на 1-м этаже в одной трехкомнатной квартире жили наши ребята. Когда темнело, с фонариками и рюкзаками мы уходили на промысел: наносим картошки, ссыплем ее в траншею с трубами, проходящими через комнату, туда же сбросим морковь, свеклу, яблоки, капусту, и на зиму нам хватало этих запасов. Ну, а готовить все учились у него, у Володи Бильдина!
Учеба мне давалась хорошо, я не испытывал неудобств в запоминании материалов, потому что у нас были очень квалифицированные преподаватели. Учитель ботаники – Сычев Михаил Данилович –  любил юмор и много рассказывал историй из своей жизни. Он организовал ботанический кружок, куда только из нашей группы входило человек 12. Этот кружок организовался в главном здании техникума . На стол выставлялось сразу 10-15 растений, трав, цветов, плоды, овощи – все, что произрастало в нашей местности. Мы писали название растения, народное название, название по латыни, краткое описание, чем оно полезно, лекарственные свойства и многое другое. Искали мы все это по лугам, полям, болотам, оврагам, садам и лесам. Даже привозили из других районов, если не было в Хомутовском.
 Это кружок  много нам дал. Во-первых, я знал названия практически 80% растений; во-вторых, мы старались запомнить лекарственные свойства, что впоследствии пригодилось в председательской работе (сорняки, паразиты, лианы, карантинные растения) и особенно в «Россельхознадзоре», когда к нам завозили очень много лекарственных трав со всего мира и мы отслеживали, нет ли там карантинных сорняков и другой «нечисти».
Когда я работал парторгом в колхозе «Правда»,  райком направил к нам Сычева М.Д. председателем колхоза. Он сам попросился, сказав, что это места всей его жизни. Но поработать, к сожалению, ему не удалось – через неделю он заболел и слег на 4 месяца в больницу и его уволили по болезни.
Преподавателем по математике  была Орешкина Лидия Ивановна, строгая, красивая, грамотная. Она очень любила нашу группу за знания, ведь мы выдержали вступительные экзамены, пройдя отсев - 1 из 8 кандидатов.
По русскому языку преподавала Никулина Евгения Семеновна, которая очень меня полюбила, потому что я знал правила по русскому языку лучше всех, и она мне даже в дипломе поставила пятерку.
Карая Лариса Александровна преподавала химию, и мы все любили ее лабораторные уроки.
Учитель истории Мордин Николай Иванович, член парткома, член лекторской группы райкома партии, отлично знал свой предмет. Но впоследствии (когда я был уже председателем колхоза) он мне признался: «Иногда боялся идти  к вам на урок, потому что ты (указывал на меня) задавал массу таких каверзных вопросов, что я не мог сразу ответить, потом «лопатил» литературу, чтобы дать тебе правильный ответ». От него и его навыков мне в жизни  очень помогали история и обществоведение.
На 3-4 курсе я был председателем лекторской группы в техникуме, мы много ездили по колхозам и комсомольским собраниям с политзанятиями. Наш комитет комсомола, где я был секретарем, и комсорги групп стояли в резерве райкома комсомола, и нас проверяли уже на зрелость, рассылая на помощь колхозным комсомольским организациям.
История мира, события, происходившие в странах, перевороты, войны и т.п. меня интересовали всегда. И когда меня отбирали в армии для спецзадания в Посольстве в Китае, на мандатной комиссии человек 15, из них 3 в военной форме, имея перед собой досье обо мне, задали 28 вопросов по земному шару, и я парировал их сходу, они только успевали переглядываться между собой с легкой улыбкой. И в конце председатель комиссии спросил: «Где это ты так подковался, гвардеец?». Я гордо ответил – в техникуме и на лекторских лекциях.
Наш классный руководитель, секретарь парторганизации Барбашов Михаил Павлович вел у нас с 4 года  механизацию. И его дальновидность, прозорливость дала нам многим правильную дорогу. Он отобрал из 37 человек 22 и заставил идти в кружок на водительские курсы. Он прямо сказал (это было на 3 курсе), что из вас уже выйдут неплохие специалисты, а в селе без прав и неумения ездить на транспорте – это не специалист.
Здесь можно перечислять многих преподавателей, которые влияли на наше мировоззрение,  прививали навыки, учили, кем быть и как работать с людьми. Это такие учителя, как Заикин Н.И.  – преподаватель селекции, Кобелев П. – по охране труда и технике безопасности, Гондырев Н. – преподаватель по этномологии, Немцев Н.Н., Федоряченко, Кияшко, А. Бондырев, Шутеев, Костюченко М., Сазонова и многие другие добрые наши наставники, учителя и педагоги.
Но особую роль в своих воспоминаниях я хочу уделить нашему директору  техникума – Заикину Виктору Тихоновичу, на которого легла большая  ноша в тот период. Ведь это он закладывал фундамент техникума, пробивал строительство и курировал его. После возведения здания надо было комплектовать классы мебелью, лабораториями, механизмами, и все это легло на его плечи. Виктор Тихонович до техникума прошел немалый путь. По образованию он ветврач, работал на многих должностях и до назначения на должность директором техникума был ветеринарным врачом Дмитриевского района. Когда же получил назначение директором, сам отправился учиться – при Тимирязевской академии поступил  на курсы преподавателей.
Помню, зимой, когда дороги заносило снегом, бульдозерам прочистить их было непросто: снегу было метра два. Жили мы тогда в Калиновке, а учились еще в Хомутовке. Утром человек 200-300 стоят  в Калиновке на краю села и думают, что делать. И вот Виктор Тихонович подзывает меня (тогда я был уже секретарь комсомола) и спрашивает:  «Ну, что будем делать, комсомол?» Я ему отвечаю, что надо идти пешком, напрямую – километра четыре. Мы, мол, впереди, а вы с преподавателями уже по протоптанной стежке. Так и решили, и ходили дня 3-4, пока не прочистили дороги.
После окончания первого курса наш директор и райком комсомола предложили организовать строительный отряд в техникуме. Это было модно тогда: посылать отряды студентов на многочисленные работы по области, по стране. Именно стройотряды возводили в области 500 клубов – «Спутников». Это была инициатива обкома партии, и за три года эти «Спутники» появились в каждом колхозе области.
И вот директор предложил эту идею поддержать и у нас в техникуме. Меня назначили командиром отряда, всего нас было 25 человек. Надо было помогать строить техникум. Главным подрядчиком было ПМК-531, они оформили у себя и нас. Мы стали дешевой и легкой на подъем рабочей силой: выполняли земляные работы, подчистку, рытье траншей, зачистку и прочее.
 Когда мы получили первую зарплату, то разочаровались и обиделись на прораба (фамилия его была Чудаков). Я пошел ко второму секретарю райкома партии Почерняеву и доложил, что ребята могут разъехаться от такой организации труда. Он вызвал директора ПМК-531, дал ему взбучку и объявил выговор. На другой день директор приехал к нам на собрание, выслушал, тут же освободил прораба и начислил нам еще по 80 рублей, и мы успокоились. До сентября мы работали на многих объектах в Хомутовке. Так, копали вручную первую траншею для птичника в Стрекалово, потому что у них не было экскаватора, а землю носили на носилках по вечерам, а то и ночью. Носили асфальт  на все этажи в строящемся общежитии. Три месяца выдержали достойно. Нас тогда еще и премировали, и обком ВЛКСМ наградил нас Почетной грамотой, а директор почти каждую неделю приходил к нам и интересовался условиями  работы и быта.
Учеба шла своим чередом. В техникуме устроили конкурс на лучшую группу по итогам года. Эта номинация учитывала занимаемые места по спорту (легкая атлетика, волейбол), участие в художественной самодеятельности, успеваемость, нарушения, полевые работы, стенгазету. И начали мы показывать себя. Нашу группу прозвали гладиаторами. Большое удивление в техникуме вызвал тот факт, что наша команда по волейболу обыграла все курсы, даже пятикурсников, на пять лет старше нас, которые приехали из Курска. А мы играли в свой волейбол. Я - капитан команды, центровой на ударе – Андрей Шауров (рост под 180), левша – Виктор Кочергин, Виктор Александров был виртуозом -  обманывал движениями, поражая противника, два брата  близнеца – Виктор и Володя Козловы  - были маленького роста, но они  всегда выдавали  прекрасные мячи для удара. Я тоже немного был на ударной линии.
По легкой атлетике у нас в группе тоже были асы: мы бегали  по 20 км кросса Калиновка- Колячок-Хомутовка-Калиновка, больше половины группы – сто- и двухсотметровку, наши ребята Сергей Рыженков и Люба Малеева входили в сборную техникума. Я был в сборной по лыжам.
 Перед Новым годом состоялся смотр групповых стенгазет. Мы долго колдовали над заданием. У нас был хороший художник - Щетинин Анатолий, он и воплощал наши идеи.   Я предложил такой вариант газеты: земной шар, космонавтика, дружба народов, экология. И он был принят. Недели две мы измывались над тремя листами ватмана, и вот – смотр, и ура! Наша газета оказалась самая творческая, красиво оформленная, со смыслом, с политическим подтекстом. Все были довольны.
 Наступил срок готовиться к смотру художественной самодеятельности. Обязателен был хор, и несколько тем мы должны были раскрыть в часовом показе в Доме культуры в Калиновке. Хор парней готовили особенно, так как за него ставили отдельную оценку. И вот 24 парня решили спеть «Вставай, страна огромная». Со второго куплета к нам подсоединялись девчата. Наш громовой голос зазвучал по всему залу. У некоторых потекли слезы, у самих поющих в этот момент мурашки побежали по спинам. С нами поработали работники Дома культуры, много чего нам подсказав. Хор сменили солисты, дуэты, ансамбли. Кто играл на гитаре, кто на гармошке. А наши любимые девчата – Люба Малеева, Тамара Зыбарева, Валя Савичева – покорили зрителей своими песнями. С военными песнями выступили Сергей Рыженков, Вячеслав Рыльский – их не раз вызывали на бис. Много было трагикомических постановок об учебе, о столовой, высмеивались отдельные моменты нашей жизни и быта. Я читал стихотворение Александра Твардовского "Ленин и печник". Долго еще потом в техникуме говорили о нашем выступлении, многие номера были отобраны  на заключительный сборный концерт к 8 Марта.
А как проходил вечер на Новый год! Как мы его ждали, как готовились, шили костюмы (каждая группа должна была представить не менее 6 костюмов), учили песни, девчата учили нас танцевать! Вальсировать к этому Новому году мы так и не научились, через год танцевать вальс нас, ребят, научил Михаил Павлович Барбашов. Однажды он зашел в класс, где мы готовились к мероприятиям: класс находился в гаражах, отдельно от других кабинетов. Михаил Павлович увидел, как меня  «таскают» девчата на вальс. Он сказал: «Не так надо учить». Нарисовал на полу мелом  треугольник и заставил  меня ходить по углам, потом быстрей, с поворотами. Затем дал стул: «Ходи с ним, но помедленнее». А потом подозвал одну из девчат: «Люба, бери его, идите танцевать». И у нас получилось, и в этот день на  вечере я еще раз 5-6  танцевал, а девчата все удивлялись, как это так: вчера еще  не умел, а сегодня носится по залу. До сих пор я люблю этот танец, и в дальнейшем не раз занимал призовые места.
На Новый год меня нарядили клоуном: девчонки из подручных материалов сшили костюм, венчал его конус на голове. Себе они приготовили наряды на русский манер, красивые, разноцветные. И в этом конкурсе мы заняли первое место.
По успеваемости к концу года у нас в группе было все нормально: три отличника, больше половины хорошистов и ни одного двоечника. В общем, за первый курс наша группа стала сплоченной, дружной семьей, нас полюбили учителя, и мы были почти во всех номинациях первыми. В соседней группе 1-3 (поступали на агрохимиков, но потом их перевели на агрономов) были 32 девчонки и всего один парень Щелкунов. И наши ребята постоянно наводили там шороху.
Пролетело лето, мы отстрадали в стройотряде, и когда все вышли на полевые работы, нам дали каникулы. Группа окрепла и духом, и силой, и с октября продолжилась интересная студенческая пора.
Я упрашивал классного освободить меня от должности старосты, мол, надоело, и вдруг на собрании избирают старостой Нину Телегину, она была старше нас на два года, такая прилежная и стеснительная, и быть старостой ей было тяжело, но мы ее  в беде не оставили, всячески во всем помогали. Я обрадовался, что теперь свободный казак, но – увы! – радость была недолгой.
 В начале октября меня неожиданно пригласили в кабинет директора. «Интересно, по какому вопросу?» -думал я.  Нарушений у меня не было, потому  шел в полном недоумении. В кабинете сидело человек 8-9 во главе с В.Ф.Заикиным и  М. П. Барбашовым - партком учебного заведения. Михаил Павлович представил меня и предложил мою кандидатуру на пост секретаря комсомольской организации техникума. Я опешил. Но мне и опомниться не дали: Барбашов  рассказал о моей  роли в группе, о том, каким я был старостой, назвал меня дисциплинированным. Начали выступать члены парткома – преподаватели, с которыми я уже был знаком: Орешкин Н. Г., Кобелев П. Н. (фронтовики), Шутяев, Сычев М. Д., и все меня характеризовали с хорошей стороны, мол, потянет эту должность. Взял слово и директор и, дав положительную характеристику,  предложил утвердить меня на комсомольской конференции, которая должна была пройти в ноябре, а после неё - конференция районная. Я не знал что и отвечать, начал отнекиваться, мол, молодой еще, есть ребята постарше. Директор обязался помогать, парторг обещал курировать, и единогласно проголосовали за меня. Через несколько дней я  принял дела от Красниковой Марии, которая в феврале заканчивала учебу, и начал погружаться в это новое направление. Познакомился с комсоргами групп, членами комитета ВЛКСМ, руководством комсомольского сектора. Все было интересно. Вскоре парторг поставил задачу: готовиться к  конференции, запланированной на середину ноября. Кроме того, поручил подготовить отчет о проделанной работе за год, включая  многие вопросы: о проведении комсомольских собраний, о принятых на них решениях, о показателях, об утвержденных на год вопросах. Мне предстояло подготовить доклад, а совместно - определить выступающих из комитета ВЛКСМ, комсомольского прожектора, избрать новый комитет, ревизионную комиссию. Меня начали приглашать в райком ВЛКСМ, где секретарем был Андросов Виктор Петрович, вторым – Будников Николай Михайлович, пионервожатой - Лисицына Екатерина. За октябрь все комсорги снабдили меня отчетами, и вот я по вечерам, закрывшись в своем маленьком кабинетике (был такой в общежитии), раскладывал отчеты и выбирал цифры, цитаты для последовательного изложения доклада. На первом месте была учеба (успеваемость), дисциплина, участие в полевых работах, кружках, диспутах, собраниях, затем спортивные достижения, художественная самодеятельность и прочие наши повседневные вопросы. Почти две недели я писал этот доклад. Иногда приглашал старших комсоргов, советовался с ними, правильно ли приводил примеры. Два раза зашел парторг Михаил Павлович, поинтересовался, как идут дела. Я ему рассказал, как собираюсь выстроить доклад, что за чем следует. Он одобрил: «Ты пиши, потом прочитаю». Я немного вложил в доклад с согласия Барбашова М.П критики, касающейся молодых педагогов, не участвующих  в жизни комсомола, а также в адрес парткома, мало уделявшего внимания комсомолу, что привело к немногочисленным комсомольским собраниям, заседаниям комитета, редким выпускам "комсомольского прожектора". Не обошел вниманием и учителей по работе кружков: мало их было в техникуме, мало экскурсий по боевым местам, встреч с ветеранами партии и труда. В общем, доклад мой занял 50 листов, раза 3-4 читал, добавлял, изменял. Когда в очередной раз зашел парторг, я доложил, что доклад готов, но он отказался читать, сказав: «Послушаем на конференции». Затем предстояло подготовить всю документацию для конференции: списки выступающих, списки вновь избранных комсоргов, новый комитет, в который вписали двух преподавателей, ребят постарше нашего возраста. В комитет вошли В. П. Крюков – его мы избрали председателем профсоюзной организации, Анатолий Сидоров, с которым мы подружились на годы, и много других  хороших студентов.
 В назначенный день делегаты конференции собрались в Доме культуры, была приглашена дирекция техникума, партком, профком, учителя. Прибыл секретарь райкома партии Почерняев Вл., первый секретарь РК ВЛКСМ Андросов В.П., представитель обкома комсомола. После того как избрали президиум, мне дали слово. Я вначале немного дрожал, заикался:  человек 300 в зале сидят, гости свыше, ведь наша комсомольская первичная  организация состояла из 880 членов, одна из многочисленных в районе и в области. Это было мое первое такое выступление,  и главное – я не испугался ни себя, ни народа. Доклад старался рассказывать своими словами, отступая порой от написанного, говорил четко, внятно, не спеша. 45 минут ушло на выступление, на что и рассчитывал. Очень устал, к концу волнение еще больше охватило: правильно ли говорил, критиковал, ставил задачи? Все слушали внимательно, в зале была тишина. Когда я вернулся в президиум, зал зааплодировал, и я немного успокоился – значит, ошибок было мало. Потом послушали членов комитета, комсоргов, преподавателей. Выступили парторг, секретарь райкома, который похвалил нас за стройотряд, за помощь району во многих вопросах: уборку свеклы и картошки, иные старшеклассники пахали на тракторах, участвовали в севе зерновых, стригли овец. Техникум в тот период представлял немалую силу, и райкомовцы гордились этой помощью.
В перерыве ко мне подошел бывший парторг техникума, фронтовик (замполитом служил в армии) Орешкин Николай Григорьевич и спросил, кто мне готовил доклад: парторг или сам. Я ответил, что парторг не успел даже прочитать его. Он протянул мне руку и похвалил: «Молодец, это доклад районного масштаба – расти тебе дальше». Я был польщен оценкой такого человека.
Через неделю отчетная комсомольская конференция прошла в районе, где мне минут десять пришлось  рассказывать про жизнь и быт молодежи техникума. Меня ввели в бюро райкома ВЛКСМ и избрали делегатом на областную комсомольскую конференцию. Проходила она в Доме офицеров в Курске, и мне было дано особое задание. После избрания президиума я  вышел поближе к сцене  и громким командирским голосом произнес: «Почетным президиумом областной XX-й конференции вношу предложение избрать Бюро Центрального Комитета КПСС во главе с Брежневым Л.И. – Генеральным секретарем ЦК КПСС. Ура!» И тут зал меня поддержал, крикнули три раза «ура» и долго стоя аплодировали этому кличу.
Вот так начиналась моя комсомольская жизнь в 17 лет. Так проходили районные и областные конференции. В тот год меня наградили Почетной грамотой  обкома ВЛКСМ за подписью Томашкевича. Моя жизнь в стенах техникума начинала меняться. Я стал чувствовать себя взрослее, понял ответственность: за мной  880 комсомольцев, на меня смотрит дирекция, учителя, молодежь техникума. Меня начали часто отвлекать от учебы: на бюро райкома ВЛКСМ, на разные обкомовские мероприятия. Но учебу я не оставлял и наверстывал упущенное. Нас часто весной и осенью посылали на полевые работы в колхозы, и я в это время занимался в техникуме.
 По-прежнему мы проводили  конкурсы, устраивали вечера встреч с ветеранами революции, участниками войны, героями труда.  Дважды в год мы приглашали на вечер  в Дом культуры участника революции, встречавшегося с В.И.Лениным, Чубунова Луку Паладьевича. Жил он в Дерюгино, и мы ездили туда  и просили выступить перед молодежью. Луке уже было за 80, но он с удовольствием ехал к нам. Дома он угощал нас своим виноградом и рассказывал, как в нашей зоне можно его выращивать. Мы приглашали на вечера кавалера трех орденов Славы Сапунова И.К. из Вети, который рассказывал нам про Отечественную  войну. Приглашали Героев Социалистического труда: Василия Васильевича Грачева, председателя колхоза «Родина», главного агронома колхоза Ванина Дмитрия Ефимовича и заведующего фермой в Калиновке Белкина Ивана Никодимовича. Они интересно рассказывали о том, что  Хрущев Н. С хотел изменить в сельском хозяйстве. Это он перевел техникум из Курска ближе к земле, ведь строились лучшие фермы в Калиновке, здесь работал не один НИИ по многим проблемам. Никита Сергеевич хотел освободить  крестьянина от собственной коровы, и этот эксперимент был опробован в Калиновке. Люди сдали своих коров в колхоз, а на улицах построили маленькие будки – ларьки, куда привозили с фермы молоко, и колхозники утром с бидончиками бежали к ним за тремя литрами молока.
Главный агроном колхоза Ванин  рассказывал о растениеводстве: тогда повсеместно внедряли посевы кукурузы, много сеяли сахарной свеклы, конопли. В Калиновке был свой пенькозавод, где из конопли готовили тресту и за большие деньги сдавали на канатные и шпагатные фабрики: пенька тогда высоко ценилась. В колхозе им.Ярославского была Государственная коноплесемстанция, где собирали и сортировали семена конопли - иногда при уборке конопли станки ставили прямо в поле, и тут же шло отделение семян от растения. Ванин Д.Е. рассказывал о технологии выращивания многих растений в промышленном производстве. В последствии Ванина поставили во главе НИИ эрозии почв в Курске, и в пенсионном возрасте он еще долго делился опытом перед студентами, преподавая в Курском СХИ.
Белкин Иван Никодимович рассказывал о животноводстве: в Калиновке были отличные стада коров и лучшие породы свиней. За высокие показатели на ферме, где был заведующим Белкин, ему и присвоили звание Героя Социалистического труда. Впоследствии он работал председателем сельского совета в Калиновке. В своё время Н. С. Хрущев лично распорядился провести трассу Москва-Батурин через Калиновку из Тросны, а она должна была проходить по Орловской и Брянской областям. На территории Хомутовки при выезде решением Совмина уже был заложен фундамент сахарного завода. Были уже  директор и бухгалтер, но в связи с отставкой Хрущева завод перестали строить.
Сравнивая жизнь села Калиновки в мои студенческие годы, фермы, мастерские, предприятия, которыми гордилась Калиновка, с сегодняшними реалиями, скажу, что контраст заметен. В 90-е годы вся промышленность и сельское хозяйство оказались в пропасти, этот удел коснулся и Калиновки. К этому времени здесь был уже совхоз-техникум – решили умные люди соединить производство с обучением, но, увы, кризис всей экономики не мог не ударить и по совхозу-техникуму. Сюда ставили грамотных руководителей, но складывающаяся обстановка не позволила им проводить политику  развития. Вначале техникум отказался от земли, от животноводства, разорился их «золотовалютный» пенькозавод, захирели и были брошены сады, квартал одного из них сажала и наша группа. И вот появился один молодой человек, который организовал свое КФХ. Начал  с малого: взял калиновский скот в аренду, но, поездив по стране и заграницам,  понял: надо менять все производство, всю технологию и в животноводстве, и в растениеводстве на другой, современный лад. У этого молодого руководителя – Бурухина Виталия Анатольевича – появились компаньоны, помощники, и начал он потихоньку внедрять свое видение в развитие отрасли.
Закупил в Голландии черно-перстный скот голштино-фризской породы, правда, намучилсян с ними на первых порах: скот капризный, не приспособленный к нашим условиям, покрыт был не теми быками, лишь бы продать в Россию – крупных телят приходилось вытаскивать лошадьми. Очень большой отход был и молодняка, и взрослого поголовья. Но Виталий не сдался. Построил новый современный коровник, выгульные дворы, современную дойку,  подобрал коллектив, и сейчас это лучшее стадо в области, а  в Хомутовском районе только это поголовье КРС в его обществе КФХ «Сапфир». Результат работы Хомутовского КФХ «САПФИР» на фоне среднеобластной статистики выглядит весьма впечатляющим. На март 2016 г. «САПФИР» имеет более 2130 голов крупного рогатого скота, в том числе 400 голов коров дойного стада. При этом КФХ является племенным репродуктором по разведению голштинской породы и племенным заводом по разведению симментальской породы скота. За 2015 год данным хозяйством произведено 5680 тонн молока при среднем надое 7100 килограммов от коровы.
 Уделил Бурухин внимание полеводству, стал завозить лучшие семена сортовых зерновых и других растений. Новые заграничные технологии, удобрения, гербициды сделали свое дело. Урожайность в этом обществе выросла за 50ц/га. Внедрил он прогрессивные технологии выращивания кукурузы на зерно и стал сеять по 2-3 тыс. га. Землю он прикупает, арендует у других обществ, на 2015 год у него уже 12 тыс. га пашни. Внедрил посев сои, открыл соевый завод, который дает молоко для молодняка и жмых животным. Чтобы переработать свое зерно, высушить кукурузу - построил зерносушильный комплекс на 50 тыс. т зерна. В настоящее время заканчивает сборку завода по переработке навоза КРС на топливо и удобрение. Не зря у него в хозяйстве проводят областные семинары: есть что показать, и студентам в том числе, но в техникуме сейчас нет отделения агрономов и зоотехников, учат учащихся другим профессиям:- таможенному делу, юриспруденции...
В конце 2-го курса нас начали учить на курсах шоферов, обучал инструктор Михаил Пьянов, очень умный, толковый и знающий водитель и педагог. В классе мы изучали материальную часть, там были плакаты, агрегаты автомобиля. На вождение приглашали меня аж три раза. Правда, в детстве иногда старые водители позволяли где-нибудь в поле проехать километр-другой, но толком водить я не умел. И вот мое первое вождение. Учились мы на ГАЗ-51. Все делал по инструкции, но боялся правой стороны, а потому держался середины дороги, когда включал передачу – смотрел на рычаг переключения скоростей. Скорость переключал со скрипом, не до конца выжимая педаль сцепления. Когда кто-то смотрел на рычаг переключения скоростей, инструктор хлопал по бороде, но мне сделал снисхождение: «Начальство не могу хлопать под бороду». На что я ему сказал: учи, как всех. Однажды едем по трассе, проезжая важный знак, он спрашивает: «А что за знак мы проехали?»  А я уже и забыл, он говорит: «Останови машину, сходи и посмотри».  Хорошо, что за километр только отъехали, а некоторых увозил подальше, и они бегали назад смотреть, какой знак проехали. Час длился мой первый урок. А ночью вижу сон: я за рулем машины один, а Михаил Семенович нас учил – ездить надо головой, а не руками и ногами, то есть надо запомнить все операции. И вот я за рулем  и повторяю, как он нас учил. Всю ночь проездил во сне на машине, перестал смотреть на рычаг, переключал без рывков скорости, не боялся правой стороны. Утром у меня опять вождение. И какими удивленными глазами смотрел инструктор на меня, когда я, как заправский шафер, управлял машиной. В этот раз он не сделал мне ни одного замечания, и только к концу вождения спросил, где я научился за ночь ездить. Я честно ответил, что во сне, и все ему рассказал. Потом недели две он не брал меня на вождение, и только перед экзаменом еще один раз проехал – все было хорошо, как в прошлый раз.
 И в ноябрьский день, когда слякоть, грязь замерзла в кочки возле тротуара, мы сдавали экзамен по вождению. Принимал инспектор ГАИ Яцков, родом из Льгова, он был один на два района. Первым сдавал Грицун Миша. Он имел опыт вождения мотоцикла «Урал». Проехали с инспектором километра два, Яцков заставил остановиться, тронуться, развернуться, после чего объявил: «Стой! Не сдал!». Вторым сел Коля Худяков. Он работал трактористом в колхозе, имел опыт управления, но тоже не сдал.
Инспектор пригласил меня. Я заволновался: если ребята с опытом не сдали, то как же я? Взял себя в руки, и поехали. На перекрестке Яцков говорит: «Развернись». Я оценил обстановку – никого не пропускаю, разворачиваюсь. Вдруг он по тормозам – машина заглохла. Спокойно завожу мотор и спрашиваю, в чем дело: ничего не нарушил; оценив обстановку, решил, что спокойно успеваю развернуться. Он дал добро двигаться дальше. На перекрестке дает команду остановиться. Я проехал метров 20 от поворота, почти вплотную по кочкам стал у бордюра. Он открыл дверь, убедился, что я не заехал на бордюр, заметил, что можно было бы и подальше от кочек, и заявил, что я сдал. После меня вся группа сдала вождение нормально. Общий водительский стаж  у меня уже 47 лет. Аварии у меня случались небольшие, и все обходилось благополучно.
На 3 курсе мы успешно сдали экзамены на тракториста-машиниста 3 класса, и нам выдали права.  Животноводов обучали племенному делу, и им тоже давали удостоверения. Это еще раз говорит о том, что нас готовили как настоящих специалистов. И когда я сдавал экзамены в институте по растениеводству и рассказывал, какие должны быть зазоры  в комбайне под битером, на жатке, наклонной камере, у меня поинтересовались, не инженер ли я. На что я ответил:
- Нет, председатель колхоза.
- А откуда знаешь зазоры?
- Нас так учили в техникуме.
- Правильно, я вижу, вас учили.
Не знаю, может, кому-то покажется, что я напрасно так подробно описываю эти моменты учебы, но ведь это был труд наших учителей, инструкторов, и мы вникали в каждое их слово. И тем, кто потом поступал в институт, не было стыдно за свои знания. И от профессоров, и от педагогов только и слышали благодарность в адрес техникума  и его преподавателей.
Жизнь и учеба продолжались, только теперь нас начали готовить уже по специальности. В расписании появились настоящие агрономические дисциплины. Растениеводство преподавала Духина Екатерина Терентьевна, экономику – ее муж, Егор Егорович, селекцию – Заикин Николай Иванович. Нас стали водить по калиновским фермам, саду, полям, где шло осушение, закладывался дренаж, водили на пенькозавод, птичник, свиноферму, мастерские и даже на районные предприятия. Показали районную семенную станцию, коноплесемстанцию. Съездили мы в Дерюгино на сахарный завод, получив представление, как получаются сахар, патока, жом. Свозили в подсобное хозяйство «Марьино». При правлении Хрущева в Марьино была Калиновская бригада, 300 га, имелся огород, где   выращивалось все для Кремля, без всяких химических удобрений, а только на навозе от КРС.
На 3 курсе на месяц нас посылали на практику весной – на сев, где мы себя уже пробовали и агрономами, и бригадирами.
Как секретаря комитета комсомола, меня ввели в педсовет техникума, и однажды Курышкина Полина Прохоровна, завуч техникума, говорит мне: «А почему ты не отстаиваешь стипендию для своих студентов? Имеешь право их защищать». Но раз имею право, то я и стал их защищать, за что многие учащиеся потом говорили мне спасибо.
В комитете ВЛКСМ разбирали часто вопросы быта и морали. Так, за срыв полевых работ в одном колхозе пришлось наказывать на комитете своих ребят из нашей группы. А одного, Александра Выводцева, даже исключили из комсомола. Впоследствии он стал неплохим председателем колхоза «Заря мира» в Железногорском районе, где и мне довелось работать по соседству, и он всегда упрекал, хоть и дружески, что я его исключил из ВЛКСМ.
На одном заседании разбирали поведение девушки, которая «загуляла» с женатым мужчиной, чья жена пожаловалась директору, а он направил это дело нам – разбирайся, молодежь, сама. Но что мы могли сделать? Постыдили, стенгазету выпустили. В итоге взялась за ум, нашла парня, вышла замуж.
Много описывать об этом времени: учебе, отдыхе, проказах – не стоит. Время неумолимо катило к завершению 3 курса. На Новый год меня попросили быть Дедом Морозом, и весь комитет ВЛКСМ превратился в сказочных героев. А на Масленицу в 1977 году отдел культуры  и секретарь райкома комсомола попросили меня  быть районным Дедом Морозом, и опять наши ребята и девчата стали ряжеными. Мне даже пришлось держать речь на трибуне рядом с членами бюро РК КПСС и с Машей Ильиной – моей Снегурочкой, а внизу нас «оберегали» ряженые богатыри. Эти праздники проходили в Хомутовке на пруду, на них было очень весело.
Летом в лесу, на большой поляне, всем районом отмечали вместо Троицы праздник "Русская березка", опять же из техникума было много ряженых, номеров художественной самодеятельности, спортивных состязаний - подводили итоги работы за полугодие.
Мне всегда давали слово на 1 сентября – поздравить весь техникум: и преподавателей, и учащихся – с началом учебного года, что я с удовольствием выполнял, называя фамилии лучших учащихся, спортсменов, активистов,  комсомольцев. .
Однажды обком ВЛКСМ организовал учебу секретарей комсомольских организаций техникумов и училищ под эгидой ЦК комсомола в Дмитровском сельскохозяйственном техникуме Московской области. Там я встретился с бывшим директором Калиновского техникума - Сиротой. Он был рад услышать отзывы о техникуме, об учителях, с которыми проработал не один год в Курске. Я ему долго рассказывал, и он с удовольствием пожал мне руку и попросил передать всем привет!
Как  в это время относился к комсомолу Хомутовский райком парии? Первым секретарем был бывший председатель колхоза из Калиновки Фатьянов Виктор Кириллович, и под его эгидой в Доме культуры в Хомутовке морозным февральским днем проходило совещание секретарей комсомольской организаций района. Было много выступлений, в том числе и моё, просьбы, критика – имело место понимание взрослых проблем нашего молодого поколения. В то время многие комсомольские лидеры доросли до парторгов, председателей сельских советов, руководителей колхозов и организаций. Я не раз тогда задумывался, а правильно ли выбрал жизненный путь, связав свою профессию с землей. Жизнь показала: правильно!
На третьем курсе я познакомился с девчонками из старшей группы 4-4: Шолоховой Людой, Волковой Инной, Лукашовой Мариной, Холодовой Валентиной. В одну из них, Инну, по-юношески влюбился. Часто я с ними по вечерам гулял, бывал на танцах, провожал домой. Мы были с Инной одногодками. Они окончили техникум и уехали. Я писал письма, она отвечала, но вдруг через два месяца письма перестали приходить. «Нет, так нет», - подумал я и понемногу стал забывать о своем увлечении.
 И вот на практике случилось со мной происшествие: я здорово влюбился. Обо всем по порядку. На 4 курсе агрономов направили на шестимесячную практику. Меня – в колхоз «Россия» Октябрьского района, где председателем была Борисенко Клавдия Егоровна – Герой Социалистического труда, депутат Верховного Совета СССР, председатель Совета национальностей. С большой сумкой вещей,  в том числе книг, в апреле 1969 года я шел пешком в колхоз «Россия» с железнодорожной станции. По  пути навстречу мне в сторону Дьяконово шло немало народа, и все с узелками. Я не понимал, почему с узелками и куда они идут. И тут меня догнал один дед на лошади, посадил на повозку, и стал я расспрашивать, что за народ встречается. Дед объяснил, что сегодня Пасха и народ идет на кладбище помянуть усопших. Я удивился этому: во Льгове и в Хомутовке такого обычая не было. Впоследствии этот ритуал распространился по всей области.
Встретили меня в конторе приветливо, завели к Клавдии Егоровне. Она забрала направление, вызвала кого-то, сказала, чтоб оформили меня практикантом, нашли квартиру. С жильём определились быстро: тетя Шура, уборщица, которая жила со своим сыном лет 15,  решила меня взять к себе. На следующий день я был уже на наряде, и меня закрепили к агроному – Бирюкову Андрею Ивановичу. Он был инвалидом, без ноги, с зоотехническим образованием, что меня удивило: как это у агронома зоотехническое образование. Но оказалось, что в тот период агроном колхоза ушел на повышение, и из-за отсутствия подходящей кандидатуры председатель решила поставить его.  Честно сказать, стиль его работы мне не понравился сразу. Утром на лошади, на линейке, мы ехали с ним в поле, где женщины пололи свеклу.  Подъедем, он  посылает меня посмотреть, как они работают. Опыт в этом у меня уже был, потому что сам  по гектару выпалывал в Калиновке. Сам выйдет, пройдет с краю метров 10 и ожидает меня. Я, практикант, пройду с видом знатока, некоторым укажу на неудовлетворительную работу, пожурю их и скажу, что в следующий раз их ждет наказание председателя колхоза.
 Народ уважал Клавдию Егоровну, но и боялся, особенно мужики. Когда она приезжала к ним, то всегда заходила под ветер, так легче было почувствовать запах спиртного. Мое замечание вызвало разговоры: что за прыткий такой. Дальше наш путь лежал к столовой, оттуда выезжали на клеверное поле. Распрягали коня пастись, а мы - под повозку спать. После агроном меня отпускал и сам направлялся  домой. Это происходило в мае, а до этого мне нравилось выполнять задания председателя.
В колхоз прилетел самолет на подкормку озимых, и председатель поручила мне лично установить норму удобрений на гектар, организовать с бригадиром его охрану, подвоз горючего, организацию ночлега, обеда экипажу самолета. Кроме того, я должен был следить, чтобы тот правильно летал. С этой задачей я справился, но однажды приезжаю на лошади к вагончику, где был самолет, а вагончик горит, дед-сторож босиком в ладошках носит воду и поливает резину на колесах. За это председатель отругала бригадира, в мой адрес ничего не сказала. Следующим заданием было завезти семена кукурузы и свеклы из складов в Курске. И это задание было выполнено. Начался сев, я выставил нормы высева, ездил на сеялках, проверял глубину задела семян, расстояние в ряду семян кукурузы и осуществлял другой контроль. Потом заставил механизаторов и бригадира тракторной  бригады прикатать посевы. Катки были не готовы, и пришлось их собирать  по подворью, наливать водой, наваривать уголок и агрегатировать на сцепки. Механизаторы бубнили, что никогда этим не занимались. Я сказал, что это необходимо, потому что стояла очень жаркая и сухая весна.
Дальше начали вести подкормку свеклы селитрой. Потом подошло время уборки клевера, и до сентября дел мне хватило.
 Расскажу один интересный случай на практике. Как-то часов в одиннадцать дня  я забежал на квартиру и вижу - на вишне висит огромный рой пчел. Я не растерялся, быстро заглянул в один улей, который стоял с семью другими колодками, и увидев, что он пустой, закрыл леток; в доме взял ведро, веник, одел маску пчеловода, но сам был в рубашке с коротким рукавом;  в ведро налил немного воды и стал веником обрызгивать рой. Пчелы немного успокоились, и я, вылив воду из ведра, смёл рой в ведро и отнес в улей. Но когда посмотрел на свои руки, ахнул: они все были облеплены пчелами. Боли я в этот момент не чувствовал и сунул руки в бочку с водой, что стояла во дворе. Когда стряхнул пчел и посмотрел на вишню, то увидел, что на дереве висел еще один рой. Я опять повторил ту же процедуру и  высыпал пчел в тот же улей. И опять мои руки покрылись пчелами.
 Вечером приехал зять тети Шуры и сказал спасибо, мол, при качке отблагодарю медом, а в том рое оказалось три матки, и он их рассадил в три улья. Вот так я провел практику и с пчелами, а мы ведь в техникуме проходили этот предмет – "пчеловодство". В жизни так и не занялся этим делом, о чем очень жалею.
  На пятый день, в субботу, я поехал в Курск за покупками. На обратном пути зашел в автобус, стал посередине, а кругом девчата хихикают, говорят колкости в мой адрес. И вдруг заходит девушка неописуемой красоты, в осеннем пальто, с сумочкой, и идет к нашей компании. Я сразу сказал себе, что с этой девчонкой я буду дружить! Она остановилась возле меня, и у нас завязался разговор. Она интересовалась, кто я, откуда, предположила, что ветврач и еду на практику. Я ответил, что агроном. Девчата засмеялись и стали спрашивать, буду ли сегодня в клубе. Я пообещал прийти и даже потанцевать вальс с теми, кто хорошо танцует. Девчонки в ответ стали смеяться, сомневаясь, умею ли я сам вальсировать. По дороге мы познакомились, она назвала свое имя – Лида. Мы приближались к конечной остановке, где стояло много народа. В это время заходил дождь, и автобус остановился чуть раньше. Лида засомневалась, выходить ли ей. Я легонько подтолкнул ее, и мы вышли на улицу. Вдруг влил такой сильный дождь, что мы поспешили под крышу ближайшего магазина. Подождали, пока закончился ливень, и пошли домой. Я поинтересовался, придет ли Лида в клуб. Она подтвердила. Вечера я ждал как никогда. Лида пришла в клуб с сестрой, подругой и соседом. Мы перезнакомились, и я начал за ней ухаживать. Каждый танец был мой, у нас очень хорошо получалось с ней вальсировать. Потом ее стали выдергивать из нашей компании другие ребята, но домой мы пошли все вместе.
Было лето, и мы все больше общались на танцах или возле дома. Отец Лиды, знаю, наводил обо мне справки у Андрея Ивановича. Однажды вечером  я зашел за Лидой в клуб, а они убирали сено на чердак сарая. Я взял вилы и начал им помогать. Когда все убрали, попили молока и пошли на танцы. Лида рассказала, что мамы у нее нет, сама она работает пионервожатой в школе, далеко от дома – за 9 км, что у нее три сестры и младший брат Николай, с которым мы быстро познакомились.
Но не все было так гладко. Однажды парень по прозвищу Зверёк, с сигаретой в зубах и с ножом в кармане, преградил нам дорогу, когда мы возвращались из клуба.  Отозвал Лиду в сторонку и стал говорить: или я, или никто. В этот раз мы просто убежали от него. Во второй раз на нашу защиту встал старший товарищ Лиды – Сорокин, который побил этого Зверька, пригрозил ему и потребовал, чтобы тот отстал от нас. Вскоре  Зверек уехал, и больше конфликтов у нас не было. К сентябрю нас вызвали в техникум на занятия, и мы стали с Лидой переписываться.
В конце сентября прошел зачет наших дневников по практике. Вся группа защитилась на "хорошо" и "отлично". Ира Псарева успела выйти замуж и уже была беременна. В таком же положении приехала и Пешкова Валя. За месяц до выпускных экзаменов мне вдруг предложили путевку: поехать с комсомольским активом области по ленинским местам. Я стал отказываться, но преподаватели уговорили ехать: экзамены, мол, сдашь, куда ты денешься, а туда, куда вы направляетесь, можешь не попасть за всю жизнь. Я и согласился. Из Хомутовки ехало семь комсомольцев.
 В Курске нас расселили по вагонам в купе. Я попал с парнем и двумя девчонками из Рыльска. Началось наше путешествие из Курска до Москвы, где нас повозили по экскурсиям, музеям, попали мы и в Мавзолей. Второй раз я был в Москве, и все это было здорово. Жили в вагонах. На третий день нас повезли в Казань, где мы посетили Казанский университет; потом была экскурсия в город Сызрань на Волге, и уже на следующий день – Ульяновск. Здесь пару дней водили по музеям, мы посетили дом-квартиру, где расположился ленинский мемориал. И ночью отправились в Ленинград.
В Ленинграде поезд оставили на запасном пути на вокзале, а нас на автобусах возили по всему городу: опять музеи, выставки, Пискаревское кладбище, Исаакиевский собор - в общем, там всё прекрасно. Нам больше всего понравился Ленинград. Эта поездка еще раз подтверждает, как наше правительство, старшие братья-коммунисты, воспитывали подрастающее поколение, достойную свою смену. Представьте одиннадцать вагонов поезда, который надо было провести по графику по каждому маршруту, организовать больше десятка автобусов и спланировать экскурсии. Все участники были очень довольны, ведь мы почти все были в этих городах впервые, так что всё осталось в нашей памяти. В Ленинграде я написал звуковое письмо своей девушке Лиде, которое и сейчас «живое». В нём я удивлялся, восхищался городом на Неве, а потом ездил и с ней сразу после демобилизации из армии и в другие годы. У Лиды там живет младшая сестра Галя. Будучи начальником Управления сельского хозяйства Железногорского района, я ездил в Санкт-Петербург с Иваном Васильевичем Полетаевым на учебные курсы по увеличению надоев молока. Мы прожили две недели в Академии бизнеса.
 В последний день пребывания нашего поезда с комсомольцами у всех было мрачное настроение. Деньги у всех закончились. Последний вечер - и завтра мы разъезжались по своим домам. В первые дни поездки рядом с нами в купе жили три парня и девушка с завода РТИ города Курска. Они пили пиво, мы – ситро, воду, иногда перепадало и вино. И вот эти бутылки я предложил складывать в  ящик под лавкой в купе. В Ленинграде у нас набралось два ящика. Я приметил, где принимают посуду, и организовал ребят прогуляться с бутылками в четырёх чемоданах до магазина. Сдали мы бутылок на 28 рублей. Это было состояние. Купили вино, пиво, хлеб, колбасу, ситро, конфеты. Нас встречали в купе с криком: «Ура, мы – живые!» Вечер прошел хорошо, ночь почти не спали: пели песни, рассказывали анекдоты. А утром были в Курске и разъехались по своим районам и домам.
В последние дни января кто-то в группе предложил записать пожелания друг другу на будущее. Купили маленькие записные книжечки и начали сбор пожеланий. Они были такие: мне, например, стать председателем, иметь футбольную команду детишек, удачно найти красавицу и умницу жену, хорошо и достойно отслужить в армии и т.д.
В последние дни учёбы из обкома ВЛКСМ пришла на имя директора телеграмма для меня: «Просим срочно прибыть после сдачи экзаменов». Эту телеграмму читал и классный руководитель Барбашов Михаил Павлович. И он нам тоже писал пожелания, и они почти у всех сбылись. Мне он написал такие слова: «Я желаю тебе идти в производство – там ты себя найдешь лучше, чем там, куда тебя приглашают, т.е. работать в райкоме комсомола». Вот эти слова Михаила Павловича и сыграли роль в моей жизни, в моем выборе, о чем я не жалею. Но об этом еще рано писать.
Сдали мы экзамены, отгремел выпускной бал, и вот утром собрались прощаться друг с другом. Поклялись писать друг другу, приезжать в гости и обязательно через пять лет встретиться. Да, мы уезжали в неизвестность. Никто не знал, как сложится судьба у каждого, кто где будет жить, работать кем и с кем. Было грустно, что мы, может, с некоторыми расстаемся навсегда. Так с иными и случилось.
 Рано ушли от нас в другой мир дорогие друзья: печально и трагично сложилась жизнь у Володи Бильдина: он разбился на машине, очень болел, остался один без средств существования, и как было стыдно видеть его в Фатеже бомжом. Я ему часто помогал деньгами, продуктами, но он всё же умер. Погиб, неизвестно как, Владимир Козлов в армии. Его брат Виктор после армии заезжал ко мне в гости, плакал по Володе, затем уехал в Ставрополь, и его следы затерялись. От болезни умер Славик Рыльский, он был председателем, инженером в Курском районе. Я ему помогал по работе, когда работал в «Горняке». Умер Сергей Рыженков – после техникума он выучился на педагога, работал  директором школы в Орловской области. Я бывал у него в гостях, он  приезжал ко мне в Железногорск. Ушла в мир иной Пешкова Валя, не знаю причину, умерли Конев Александр, Худяков Николай.
Но самое главное, для нас стало шоком, когда умерла наша красавица, всегда полная жизненной энергии, наша любимица Любовь Малеева. Она меня встречала первой в Москве из командировки в Китай. Я ей рассказал про дружбу с Лидой, и она мне написала стих прямо на вокзале в книжечку.
Через пять лет мы собрались в Калиновке вновь, но приехали всего шесть человек. Ночевали у меня в Хомутовке, где я работал в то время в райкоме ВЛКСМ. Встречались с учителями, ходили по техникуму, радовались его успехам. Вторая наша встреча, уже четырнадцати человек, состоялась аж через сорок пять лет - в 2015 году. Встретились в Хомутовке, съездили в Калиновку, зашли в техникум. Наших многих преподавателей нет в живых, нас не встретили, директор был занят, правда, открыли музей, где о нас не нашлось воспоминаний. А ведь в группе было пять отличников, иные работали на хороших должностях. И все мои одноклассники заявили, что техникум не наш, он чужой, холодный.
В 2014 году Калиновский сельхозтехникум отмечал 50-летие, где было много приглашенных, знакомых мне уже по работе людей. Привез я туда и 80-летнего директора техникума Заикина В.Т., которого встречали все тепло и радостно. Выступал на торжестве и я. (Мне пришлось еще выступать в техникуме и раньше, и на 25-летие, и как председателю перед учащимися и преподавателями, и когда приехал из Китая. Возле дома учителей летом собралось много народу,  и я целых три часа рассказывал про Китай. Ночевал у Духиных). В этот год у Заикина В.Т. намечался юбилей – 80 лет. Я заказал в редакции «Курской правды» репортаж о нем, приезжал корреспондент, и мы сообща написали хорошую статью. Перед этим я обзвонил те организации, где он работал, чтобы поздравили его с такой славной датой. Но, увы, русский человек бывает равнодушен к чужой судьбе - не все, конечно, поздравили, даже по телефону, не говоря уже о том, чтобы приехать на юбилей.
В тот день я забрал в редакции пять экземпляров газеты со статьей о Заикине, и мы с женой с подарком приехали в село Кизилово Курского района, где он жил в отцовском деревянном домике со своей супругой Любовью Васильевной, занимаясь огородом и разведением кур, уток, кроликов. Когда я усадил их на диван и начал читать статью, и он, и Любовь Васильевна сидели, слушали и плакали. Пустил слезу и я. Мы хорошо отметили юбилей, вспоминали жизнь, и он по-отечески благодарил меня и мою жену Лиду за ту помощь и заботу, что мы им оказывали. А за статью – особое спасибо.
Через полгода его не стало. Похоронили его там же, на его родине, рядом с родителями.
При нашей встрече через 45 лет мы изменились мало, все друг друга узнавали. Встречу отметили в кафе в Хомутовке, где опять были и воспоминания, и слезы, и песни, и танцы. Многие уехали в этот день, ну, а часть осталась с ночевкой у Веры Рыженковой. Она с мужем Володей обосновалась в Хомутовке, достраивала свой огромный дом, ухаживала за пасекой, и было у них очень много цветов.
Но всё это было потом, а тогда, в 1970 году, после окончания техникума я отвез вещи домой и прибыл в обком комсомола по телеграмме. Принял меня Басарев Николай Михайлович, второй секретарь обкома ВЛКСМ, и предложил работать заворготделом в одном сельском районе. Я сказал, что еще не член партии, что мне надо идти в армию. Он согласился, дал указание в отдел подготовить письмо руководству части об использовании меня на комсомольской работе, и тут же порекомендовал собрать документы, рекомендации о вступлении в члены КПСС.
Я возвратился в техникум дня через четыре после нашего отъезда. Стало грустно: наших нет никого, кругом все кажется чужим, и я постарался одним днем собрать рекомендации. Их дали мне Барбашов Михаил Павлович, Мордин Николай Иванович и райком комсомола. Эти рекомендации я заверил в райкоме партии и быстро уехал домой, во Льгов. В военкомате мне сказали, что повестку пришлют домой, а забирать будут из Хомутовского военкомата. Было это в последних числах февраля 1970 года.
За период учебы в техникуме у меня скопилось десятка полтора Почетных грамот от ЦК ВЛКСМ, Хомутовского райкома комсомола, похвальных листов, писем родителям, которые подписывал и я. Техникум окончил с "красным" дипломом, чем очень были довольны родители. На четвертом курсе в техникум приезжал отец, так мои ребята затаскали его по Калиновке, техникуму, а тут он попал еще на «Русскую зиму», праздник в районе. Познакомились с классным руководителем Барбашовым, и он уехал очень довольный, многое узнав обо мне от преподавателей, и едва успевал вытирать свои родительские слезы счастья. Ему тогда было 59 лет.

                ПОДГОТОВКА К АРМИИ. ПРИЗЫВ.

Вот и окончилось отрочество. Мне шел двадцатый год. Быстро пролетел март, наш отпуск. Прибыли мы с Женькой и двумя девчатами в Управление сельского хозяйства за назначением в колхоз, но я со всеми ехать передумал, так как знал, что через месяц меня призовут в армию. Приехал к  председателю Евгению Ивановичу Тутову у себя в колхозе им. Владимира Ильича и попросил работу  на месяц. Он поставил меня помощником бригадира комплексной бригады у нас в поселке, то есть в Букреевке. Бригадиром был Третьяков Николай Иванович, стаж у него был уже большой, это очень грамотный, уважаемый, интеллигентный человек. С его дочкой Татьяной мы вместе гуляли на улице. Мне он поручал разное, и первое задание заключалось в том, что женщины грузили на повозки навоз с овцефермы в Александровке и сами шли пешком за подводами на поле, куда возили навоз. Я писал количество рейсов, визуально прикидывал, сколько центнеров навоза привезут повозки, помогал их опрокидывать. Готовили слежавшуюся аммиачную селитру, сложное удобрение для сева зерновых.
В середине апреля мне прислали повестку: явиться в Хомутовский военкомат 5 мая для отправки в часть. Вскоре я рассчитался в колхозе, заработал вторую в жизни зарплату,78 рублей, выдали мне трудовую книжку, и я стал готовиться к проводам. 2-го мая  сделали вечерок у Николая Зиновьева. А 4-го его мать пришла утром ко мне и говорит: «Иди к нам, тебя Николай зовет». «Как это зовет, его ведь призвали в армию?» Я прихожу к нему, а ему так стыдно, что его вернули, говорит: не приехал «покупатель». «Ну, тогда завтра у меня вечер, готовься, погуляем». «Мне, - говорит, - стыдно показываться на люди. Я домой шел по темноте, чтобы никто не видел». На что  я ему ответил « А какая твоя в этом есть вина? Не волнуйся и собирайся на вечерок - проводить меня в армию»
На проводы приехали Лида с Катей, Вовки Зиновьева женой. Они поженились летом, и я был у него другом. Свадьбу делали в Курске, Катя работала на кондитерской фабрике, и мы ходили с Володькой ее встречать на проходную, а она угощала нас шоколадными конфетами.
Лида, конечно, стеснялась моих родителей, потом я их познакомил, и весь вечер мы с ней проговорили за столом, пели песни. Ночевала она у Кати. А утром рано за мной приехал водитель, уважаемый у нас всеми в деревне Тутов Николай Иванович – брат председателя. Пришли друзья: Вовка, Николай, Василий, Галина, Витька, девчата. Попрощались мы, и я с отцом поехал на станцию к поезду. На станции Деревеньки по приходу поезда отец меня обнял и дал наказ: «Смотри, не подведи нас, родителей и родню, служи честно, как служили твои дяди и я». Поцеловались, и поезд увез меня всего на шесть месяцев, до ноября. В Хомутовке нас было трое призывников, мне поручили быть старшим, отдали документы на всех, и офицер проводил нас до автостанции.
В военкомате меня работники хорошо знали, так как я часто присутствовал на призывных комиссиях как секретарь комитета техникума, а оттуда больше всего забирали ребят в армию. Нас уже определили в сержантскую школу в Селино на артиллеристов, это в Горьковской области, возле Гороховца. На автостанции меня провожали двоюродный брат Виктор и некоторые комсорги. Здесь я стал открывать банку консервов и пробил себе перепонку на руке, кровь потекла ручьем. Слава богу, что этого не видел офицер. Я закрутил рану носовым платочком, а руку спрятал в карман. И очень боялся, что вернут из-за этой раны. Но сели в автобус, доехали до Дмитриева, потом до Льгова на поезде, и опять на поезде до Курска. В Курске, на станции Рышково, меня встретил Володька Зиновьев с Лидой. Я отдал документы другому призывнику, а сам остался с друзьями.
Ночь мы практически проходили, проговорили, и рано утром я отправился на сборный пункт. В 8.00 было построение, и я уже стоял в строю. В 10 часов стали проходить небольшую медкомиссию, а у меня оказалось повышено давление. Заставили два часа бегать по кругу. Пока я бегал, моих сослуживцев забрал "покупатель", и они уехали в Селино. А нас оставили на завтра, и только седьмого мая построили нас после обеда, около восьмидесяти человек, и объявили, что будем служить в пехоте, в Таманской дивизии. Погрузили нас на вечерний поезд, и поехали мы в Москву.
Определили нас в карантин. Две недели муштровали на плацу строевым шагом, изучением устава, обращением и прочими командами. Однажды наша рота была дежурной по кухне. Так как рука была поранена, а хорошую перевязку сделали только во Льгове на вокзале, меня поставили в хлеборезку резать хлеб, масло и раскладывать сахар по тарелкам. Научился я быстро резать буханку большим тесаком на двадцать кусков, делить масло по норме и считать по двадцать кусков сахара. Вечером я дал многим ребятам белого хлеба и сахара, одному отдал буханку, и договорились, что оставим ее на завтра. Придя в казарму, сложили всю еду в тумбочки, и нас повели в клуб в кино. После фильма старшина заставил нас стать каждого возле своей тумбочки и забрать оттуда все, что там есть из съедобного, и мы поняли, что залетели в наряд. Но до этого он заставил нас на время в пять минут съесть весь запас, что был в тумбочке. Так как мы только недавно были в столовой, у хорошо наевшихся ничего не лезло в горло. У меня было полбуханки хлеба и штуки три-четыре сахара, остальной сахар они забрали для себя. А мой товарищ через одного стоит с буханкой и со слезами смотрит на меня. По команде мы начали жевать хлеб, прикусывая сахаром. Я попросил воды, но меня кое-куда отослали: «Может, тебе еще и молока принести?».
Стояли мы задом к двухъярусным кроватям. Я поломал свои полбуханки и за три раза забросил назад, на кровать. Соседу сказал, чтобы он отдал мне свой хлеб. Таким же методом и его полбулки упали на койку. Хорошо, что старшина всего этого не видел. Покончили с едой. Потом нам дали наряд вне очереди: драить до блеска краники в туалете своими зубными щетками. С ухмылочками за два часа мы эту  задачу  сделали, и нам разрешили отбиться. Это был мой первый наряд вне очереди. Впереди светил еще один, но это – позже.
Через две недели при очередном построении назвали несколько фамилий, в том числе и мою, и скомандовали выйти из строя. Объявили, что у нас среднее образование и что мы отбываем в Гороховец в распоряжение командира минометного взвода первой роты нашего полка. Через час в х/б, с вещмешками и закрепленным за каждым автоматом нас построили на плацу. Здесь мы быстро приняли присягу, пообедали и пошли на Казанский вокзал. Поезд «Буревестник» укатил нас в гороховецкие степи на полигон. Не знаю, почему их называли степи, когда там были почти одни болота.
Приехали мы на станцию Селино, куда я и должен был попасть служить, посмотрел на их казармы, и нас на машине повезли в неизвестность.
Взвод располагался в лесу, и там было много, в два ряда, палаток. Взвод состоял из пятнадцати человек, командовал нами командир-партизан из Тимирязевской  сельхозакадемии, но на самом деле командовал старший сержант, мой одногодка, хлесткий парень Юров. Нас сдали ему, отдали документы. Первым делом он спросил: «Деньги есть?» - «Есть», – ответили я и еще один парень, Николай, москвич. Нас сюда приписали только двоих. Оставил он нам по «пятерке», а остальные забрал. Тут же снарядили рядового Пимкина с рюкзаком за вином в Селино – это километров семнадцать-девятнадцать. Дали ему два часа, чтобы он принес побыстрей. Нас разместили с ребятами (черпаками), которые прослужили уже по году. Другой молодежи во взводе не было. Таких, кто прослужил по году, было восемь человек, а остальные пять считались «дедами». Через два с половиной часа Пимкин прибежал уже с запахом, придумал, что убегал от патруля и разбил одну бутылку, которую вылил из рюкзака себе в рот. Забрали «старики» вино, пригласили нас, двоих салаг, и за знакомство, и за то, что мы дали денег, налили нам по стакану. Мы отказывались, говорили, что не пьем и, мол, будет плохо от этого. Нам никто не поверил, и они заставили нас выпить по стакану, дали что-то загрызть и отправили к себе в палатку. Там мы упали замертво и уснули крепким сном. Наутро нам дали уставы, потом повели в класс, куда притащили миномет 120мм, дали  описание, инструкцию, и командир отделения Валерка Виноградов, москвич, сержант, сказал, что завтра будем сдавать экзамен, так как через три дня наша очередь стрелять на зачет из минометов.
Всю материальную часть мы освоили быстро, оттащили миномет в оружейный склад, а весил он пятьсот килограмм, и мы вчетвером еле его дотолкали. Экзамены сдали быстро, и наш взвод полностью допустили до стрельб. Полдня мы тренировались подносить муляжи мин. В каждом было по шестнадцать килограмм. Подносить надо было метров за двадцать.
И вот в назначенный день начались стрельбы. Очень просили наводчика, чтобы он точно дал координаты и правильно установил цель. Миномет – это навесное орудие, и он может стрелять даже отвесно в стены дома. Мина взрывается и поражает на 300 метров вокруг себя даже мышей. Так нам рассказывали бывалые минометчики. Нам следовало поднести мину аккуратно под правую руку, передать ее заряжающему и отойти метров на десять. Отстреляв пять минут, поразили цель, нам поставили оценку «отлично», и все были довольны. Но по обычаю у минометчиков тех, кто впервые стрелял из орудия, клали на минометную плиту и шнурком отбивали по заднице по пять «горячих» за каждую мину. Не обошла эта участь и нас. Когда эта экзекуция была закончена, зад чесался еще долго.
Стало легче, опять изучали материальную часть, уставы, тренировались маршировать строевым шагом. Приносили обед в двух бачках-термосах, и с рюкзаком бегали на кухню, конечно, мы. Мыли посуду мы, вечером разжигали огонь из шишек в консервной банке, а перед сном выгоняли дымом комаров из двух палаток. Нас стали ставить в караул и дневальными.
 Однажды, во время урока политзанятий, к нашему классу подошли полковник с двумя майорами и начали нас экзаменовать, задавать разные вопросы. Показав свои знания, я удивил даже полковника. Неплохо отвечал и напарник, он только закончил десять классов. Сержант Юров нас похвалил за это, и потом мы стали у него почти уважаемыми солдатами. Иногда подшивали ему воротничок, чистили сапоги. И он стал притеснять ребят, которые прослужили по году (черпаков). Они начали на нас сердиться, уже и их посылали за обедом, и они мыли бачки и миски.
Однажды я стоял в карауле и ночью, часа в четыре, увидел сквозь деревья, как горит трава. Я поднял тревогу, все схватили саперные лопатки и побежали гасить пламя. Работали часа два, хорошо, что ветер был небольшим, но в нашу сторону. Пламя потушили, начали разбираться, кто поднял тревогу. Юров назвал мою фамилию, и командир сборов объявил мне благодарность.
Поначалу нас донимали комары, и по лагерю все ходили с березовыми ветками, отгоняя их от лица, но когда появилась мошка, это было что-то ужасное. Рот открыть невозможно, лезет в нос, глаза, уши, в сапоги. Утром поднимались с постели, а бельё в крови от расчесанных укусов.
Пробыли мы там полтора месяца, но вот погрузили свои минометы и ГАЗ-66 на платформы и отправились в летние лагеря, в подмосковное Алабино. Наш полк стоял в лесном массиве. Здесь было красиво, и никакой мошки. Комары к вечеру, правда, появлялись, но это были уже не те комары.
Да, забыл рассказать, что в Гороховцах были очень коварные озера. Берега в них нависали над водой и при ходьбе по ним ходили ходуном. Глубина озер достигала ста и более метров. Нам запрещали купаться. Но посуду мы в этих озерах мыли и украдкой купались. Был даже выставлен патруль, потому что двое солдат утонули.
Здесь, в Алабино, был магазин, куда мы бегали за сгущенкой и батоном, и кустарник редкий, березы да сосны. Вскоре я заработал еще один наряд вне очереди. Вывезли мы миномет для на лесную поляну, бросили в боевое положение и стали изучать. «Старики» отошли от него метров на двадцать в кусты. Кто читал, кто загорал, а кто и спал. «Черпаки» разлеглись здесь же, возле миномета, и тоже задремали.
 А мы с другим салагой должны были караулить их и смотреть в оба. Рядом рос дуб с сучьями. Я залез на него и стал писать письмо, глядя вокруг. Вижу, к нам идет какой-то офицер, а кто - не знаю. Подходит ближе – полковник, начальник сборов. Я подал сигнал тревоги. «Черпаки» проснулись, похватали тетради и делают вид, что учат. «Старики» по-пластунски смылись за кусты. Я стою по стойке смирно на дубе на высоте четырёх-пяти метров. Подставили «старики» за командира молодого сержанта. Полковник построил всех в шеренгу и давай читать нотации, мол, спим на уроках. Потом приказал прибыть в расположение и доложить обо всем командиру по артиллерии, пусть накажет нас своей властью. Я стал переступать на другой сучок и упал как раз перед носом полковника. Он отпрянул в сторону и закричал, мол, что это еще за чудо. Естественно, я все внутри отбил, но вскочил и рапортую, слова выговорить не могу. Он выругался и послал нас ко всем чертям.
Собрали мы миномет и потащили его на оружейный склад, а сами – за парты в класс. На улице из досок были лавки и подобия парт, чтобы можно было положить тетрадь. Подходят «старики» и Юров: «Кто дежурил?». Я ответил. «Почему не предупредил?» - и прочие вопросы. И тут он разворачивается и хотел меня прямым боксерским ударом  ударить по лицу. Я отклонился в сторону. Тогда он решил ударить наотмашь, я опять отклонился. Ребята засмеялись, а он от злости стал кричать: «Ты что, боксер?» А я и скажи ему: «Да, немного занимался». «Хорошо, мы с тобой вечером поговорим». Ну, я и стал ждать вечера, чтобы получить тумаков. Но в одиннадцать часов пришел командир отделения Валерка Виноградов и забрал меня в наряд по кухне. Дежурный сержант предложил мне или посуду мыть, или дрова колоть. Я выбрал дрова. Но через некоторое время понял, что лучше бы мыл посуду. Дрова оказались нижними чурбаками от берез, а топор был вызубренный, как пила, да еще постоянно слетал с топорища. Через полчаса мучений привели мне на подмогу таких же, как я, человека три. Я с удовольствием вручил им топор, походил по парку и в час ночи пошел спать. Все спали, и я уснул крепким сном. На этом мои наряды и закончились.
На второй день меня вдруг вызвали в штаб полка. Там отвели к «особисту». А тот, молодой, но уже капитан, и говорит, что уже месяц меня ждет и даже посылал за мной телеграмму. Мол, меня включают в группу для поездки за границу как агронома-цветовода. Дело мое уже изучили и направили в штаб дивизии, километрах в трех от нас, куда мы с ним и отправились. По дороге он убеждал меня соглашаться, мол, ребята оттуда приехали с покупками, довольные. Служить надо будет в гражданской одежде. Когда я спросил, куда ехать, капитан конкретно не ответил, лишь "в страну с сухим и жарким климатом".
Пришли в штаб дивизии к подполковнику Колоскову Борису Федоровичу, начальнику строевой части (отдела кадров) дивизии. Он осмотрел меня с ног до головы, приказал раздеться и поинтересовался, есть ли у меня наколки. Я ответил, что нет. Но все равно разделся. Когда облачился, Колосков спросил: «Что надо делать с цветами в стране с жарким сухим климатом?». Я отвечаю: «Поливать надо хорошо». От такого ответа он захохотал и никак не мог отойти, повторяя: «А какого черта им еще надо?»  А сам смеется. «Досье твое мы уже посмотрели, так что если ты не против поехать, то даже очень нам подходишь». Я ответил, что, куда партия меня пошлет, туда и поеду. Он похвалил меня и сказал капитану, чтобы побыстрее оформляли.
Здесь я напомню, что то письмо из обкома комсомола и рекомендации для вступления кандидатом  в члены партии я отослал домой. Просто подумал, что по письму просить неудобно и стыдно, да и в кандидаты еще молодой, отслужу, а там видно будет. И я раз и навсегда избрал свою стезю: нигде ничего не просить, а что Бог ни дает, всё к лучшему.
На следующий день капитан отправил меня в медсанбат, где я прошел почти всех врачей, кроме невропатолога, так как она была в отпуске. Ждать ее возвращения руководство не стало и отправило меня в Ногинск в поликлинику, и там я нормально прошел медицинское освидетельствование. Тогда капитан приказал, чтобы я готовился к субботе, к мандатной комиссии.
Нас собрали возле полкового клуба, кандидатов на загранку набралось человек триста. Стали мы искать свои родственные души. Я нашел человек восемь агрономов, как и ожидал, и после Тимирязевской академии, и после институтов и техникумов. Духом не падал и спокойно ожидал своей очереди пойти на комиссию. Вскоре меня вызвали, так как шли по списку, многие выходили быстро, некоторые задерживались.
Я вошел в зал. На сцене за столом сидели человек пятнадцать и только трое в военной форме, остальные – гражданские. У каждого из них была папка с моим делом. Я сидел перед ними на стуле, пока они изучали мое досье. Затем рассказал свою биографию, и они начали меня спрашивать, в основном о политической обстановке в мире: как я понимал положение дел на Панамском перешейке, в Секторе Газа в Палестине, на Даманском острове, про войну во Вьетнаме, а также о  руководстве нашей страны. В общем, я насчитал 26-28 вопросов, в основном, по земному шару. Отвечал я четко, без запинок, потому что почти все вопросы были знакомы, так как мы каждый день в техникуме учебный процесс начинали с политинформации. Мои экзаменаторы только успевали усмехаться и смотреть друг на друга. Экзаменовали меня минут сорок. Я не знал, прошел или нет. Вечером меня позвал боец из другого батальона. Когда я подошел, он сразу выпалил: «Ты прошел. Писари сказали, которые печатали списки».
Через день нас опять пригласили в штаб дивизии, где с нами проводил беседу тот самый подполковник Борис Федорович. Он объяснил, что мы поедем в страну, где будем выполнять задачу по своей профессии, могут быть и другие задания. "Будете работать рядом со многими иностранцами, поэтому прошу вас быть бдительными и  верными своей Родине". Нам полгода не говорили, куда будет командировка, и предупредили, чтобы вопросов таких даже не было: «Придет время – узнаете».
В одном из писем я имел неосторожность написать, что готовят за границу. Наши письма, видимо, читали, сделали мне втык. С этого дня нам приказали готовиться к гражданской жизни. Кто хочет, пусть отращивает усы, бородки, бакенбарды, волосы и прочее. Называть друг друга по имени. В ротах об этом не говорить, командиры будут предупреждены. Я сказал, что хожу на тренировки по подготовке к сотовому параду, на что сразу была дана команда «отставить». Нас перестали даже ставить в караул, можно было только здесь, у палаток, ставить дневальными.
На следующих сборах нас насчитывалось уже 56 человек, агронома среди них не было, и я успокоился. После этих сборов нас стали каждую неделю приглашать на совещания во многие службы и организации. Первая такая встреча состоялась с командующим Московского военного округа генералом Ивановским. Потом была встреча в политотделе округа. Принимал нас член Военного совета, друг Брежнева генерал армии Грушевой. Потом были поездки в ЦК ВЛКСМ и ЦК КПСС, МИД – и почти на каждой встрече поднимался один и тот же вопрос: хотим ли мы служить в стране с сухим и жарким климатом. Мы все отвечали:«Да!». Нам предлагали отказаться, кто не желает, и тогда "отказники" будут дослуживать у себя в части. С каждым новым приглашением наша группа все уменьшалась в количественном составе. Были такие кандидаты, как командир взвода или отделения, писарь или еще какая хорошая должность. Смотришь, и его уже с нами нет. Двоих ребят сняли даже за то, что на репетиции вождения БТР к параду они стукнули другой БТР.
Во взводе служба шла своим чередом, «черпаки» были недовольны, что я часто отлучаюсь, не хожу в наряды, но замкомвзода Юров им сказал, чтобы ко мне никто не приставал с вопросами и оставили в покое: «Я за него отвечаю головой».
Ближе к середине октября с нас сняли мерки гражданской одежды, обуви и через неделю привезли в универмаг в Алабино, где одели во все гражданское. Каждый выбирал то, что ему по вкусу, по цвету и размеру. Все мы подобрали себе одежду: осеннее пальто, туфли, шарф, спортивный костюм, пару рубашек, трусы, майки, перчатки, носки – не было только шляп.
И вот 30-го октября нас пригласил Борис Федорович в штаб дивизии и сказал, что мы можем съездить домой в отпуск, но не дай бог залететь на гражданке  в милицию. Он даже снабдил нас паролем и позывным на всякий случай. Запретил говорить дома, куда едем, а перед отъездом домой сказал, что мы едем в посольство СССР в Китае. Все мы знали, что в марте 1969 года на острове Даманском была стычка вооруженных сил СССР и Китая. Особо нам не было известно, что там происходило.
И вот замкомвзвода Юров сам надел на меня все свои регалии – значки. Подогнали мне костюм и отправили в отпуск. Молодые «черпаки» очень удивились: мол, как так, мы уже второй год служим, а в отпуске еще не были, а он полгода прослужил – и уже в отпуск.
Отпуск я провел дома, дня три пробыл с Лидой. Душа матери подсказывала ей, что я что-то скрываю. Она напомнила про границу, и я сказал, что пока отставили. Сотовый парад на Красной площади смотрели дома по телевизору.
Приехал в Москву, в часть, 12-го ноября, привез «старикам» из дома гостинец – они были довольны.  И сразу нас собрал Борис Федорович. Чемоданы с одеждой были на складе. «Берите чемоданы, езжайте к друзьям, родственникам, но не в расположение частей, переоденьтесь, погладьте костюмы, и завтра – опять сюда. Свою форму, х/б сдайте в каптерки в своих частях».
Вечером нас отвезли в аэропорт Домодедово. Провожал нас Борис Федорович с одним человеком. Здесь стали ожидать самолет,  и мы с ребятами решили пригласить наших провожающих в ресторан перекусить. Они не отказались, и здесь опять Борис Федорович просил нас не подвести его в командировке, мол, за нас и там отвечает своей головой.  Через час мы улетели в Китай, в посольство СССР в Пекине. Каждый из нас переживал, что нас там ждет, какие условия, посещали всякие грустные мысли. Даже были и такие – вернемся ли мы домой? Но на наше счастье в сентябре между Китаем и СССР были восстановлены взаимоотношения на уровне послов, до этого с 1966 года (начало культурной революции) они были на уровне Временного поверенного советника Елизаветина. Вот некоторые данные записи того периода о стычке вооруженных сил двух стран после войны 1945 года.
В ночь с 1 на 2 марта 1969 года произошло военное столкнове¬ние Советского Союза и Китая за право обладания островом Даманский (Чжэньбаодао). Стратегического значения этот ос¬тров, находящийся в русле реки Уссури, никогда не имел, однако конфликт получился неоправданно кровавым. Крошечный ку¬сочек тайги, на протяжении нескольких десятилетий числившийся территорией СССР, не давал покоя правительству КНР, и, когда отношения между двумя странами на почве идеологии обострились, правительство Китая во главе с Мао Цзэдуном решило нанести удар.
В ночь с 1 на 2 марта 1969 года около 300 китайских военнослу¬жащих, вооруженных автоматами АК-47 и карабинами СКС, пере¬правились на о. Даманский и залегли на более высоком западном берегу острова. Навстречу выдвинулись 32 советских пограничника во главе с начальником заставы Нижне-Михайловка старшим лей¬тенантом Иваном Стрельниковым, который выразил протест по поводу нарушения границы, потребовав от китайских военнослужа¬щих покинуть территорию СССР. В ответ китайцы открыли огонь. Стрельников погиб сразу, и командование принял младший сер¬жант Юрий Бабанский. Начальник соседней заставы Кулебякины сопки старший лейтенант Виталий Бубенин выехал на БТР с 20 бой¬цами на помощь. Они уничтожили командный пункт китайцев, кото¬рые начали отступать. В сражении 2 марта 1969 года погиб 31 со¬ветский пограничник, а 14 получили ранения.
На Даманский были выдвинуты усиленные наряды погранични¬ков, а в тылу развернута мотострелковая дивизия Советской Армии с артиллерией и установками системы залпового огня БМ-21 «Град». С китайской стороны готовился к боевым действиям 24-й пехотный  полк численностью 5 тысяч бойцов. Утром 15 марта китайцы вновь пошли в наступление, доведя численность своих сил до пехотной  дивизии, усиленной резервистами. Атаки методом «людских волн»  продолжались в течение часа. После ожесточенного боя китайцам  удалось потеснить советских солдат. Тогда в дело вступили силы с развернутой вдоль реки 135-й мотострелковой дивизии, командование которой отдало приказ артиллерии открыть огонь по позициям китайцев на острове. Это был первый случай применения в бою ра¬кетных установок «Град», удар которых и решил исход сражения. Значительная часть китайских солдат на Даманском (более 700 че¬ловек) была уничтожена огненным шквалом. На этом активные боевые действия фактически прекратились. Сражение за Даманский стало первым со времен Второй мировой войны серьезным столкновением Вооруженных Сил СССР с регу¬лярными частями другой крупной державы.
«Сельская жизнь», 20 февраля-4 марта 2009 г.
На таком большом самолете (ТУ-154) я летел впервые. И когда он пошел на подъем, все пережили дискомфорт в ушах и в голове. Первую остановку сделали в Томске, потом в Иркутске, где с высоты увидели озеро Байкал и небольшие горы. В Иркутске на наши деньги накупили много шоколадных конфет, шоколадных плиток и шкалики с вином, водкой и коньяком (сувенирные), что потом пригодилось угощать людей в посольстве. Летели мы до Иркутска семь часов, головы шумели, настроение было неважное. А от Иркутска до Пекина летели еще два часа на высоте 11 километров. День был солнечным, вид – хороший, и мы им все любовались под облаками. А кругом были горы, горы и горы. Через два часа нам объявили, что мы подлетаем к столице Китая Пекину, и только здесь мы увидели китайскую равнину среди гор, всю покрытую зеленью. Город Пекин располагал  небольшими, в основном одноэтажными строениями. Кое-где высились семиэтажные высотки.
Самолет стал стремительно снижаться, и скоро мы приземлились. Народу было много, и нам предписывалось не высыпать всем из самолета сразу, а вперемешку с другими пассажирами, чтобы не казаться одногодками. Все были в пальто, шляпах, костюмах с иголочки. Вышли мы из самолета, и каждый подумал: «Улечу ли я отсюда домой?». Но долго думать нам не дали. Завертели мы головами во все стороны. Кругом гремела китайская музыка, непонятные нам песни. Зашли мы в зал ожидания, нас угостили китайским зеленым чаем, который тут же заваривал официант, развозивший его на тележке. Чай нам не понравился. Тут подали наши чемоданы, и нас повели в автобус.
Летели мы в первой группе – 16 человек. Через неделю прилетели еще 10 человек. Всего нас было 26 солдат и два старшины-макаронника. Когда выехали из аэропорта, не переставали удивляться. Так, увидели, как в посадке по дороге китайцы граблями собирали листву и складывали ее в две корзины на багажнике велосипеда. Палочки, сухие сучки обламывали – оказалось, что они собирали топливо для своих «буржуек». На центральной улице увидели массу людей, злых и злобных. Мы спросили у дипломата, который нас встречал, что это за народ. Оказалось, народ шел со стадиона, как наши «Лужники», где привели приговор над семью китайцами. Их повесили на крюке с надписью «за воровство».
Посольство встретило нас величаво. Мы увидели большие чугунные ворота, роскошную клумбу и красивое здание. Подвезли нас к общежитию на строительном дворе, и стали мы выбирать комнаты и соседей. Я поселился с Олегом Хамалитдиновым из Татарстана. После этого повели нас в столовую.
В этот же день улетели 16 человек, которые провели здесь год в командировке, а с остальными мы начали знакомиться. Они нам отдавали свою рабочую одежду и обувь, мы им - деньги, что у нас оставались, угощали шкаликами и шоколадом. Весь оставшийся день нас водили по посольству знакомиться со зданиями, школой, торгпредством, консульством, бассейном, домами, где жили дипломаты.
Когда мы улетали из Москвы и Иркутска, там была слякотная погода, снег с дождем, ветер, в общем, мы немного и простыли, а здесь температура +27. Мы разделись, ведь жарко, но нас быстро поставили на место. Утром пришла врач, лет тридцати пяти, и прочитала нам лекцию, что погода обманчива. Мы видели, что китайцы ходят в стеганых халатах и теплой одежде. Врач объяснила, как себя вести, беречь здоровье, как пить женьшень. В этот день я познакомился с агрономом-садовником Абрамовым Ильей Ивановичем и его женой Маргаритой Семеновной. Я полностью перешел под его опеку во всех наших агрономических делах на целый год и одну неделю. Прилетели мы туда 17-го ноября 1970 года.
Здесь я обрисую, что собой представляло посольство и где оно было расположено. Итак, посольство СССР в Китае до 1950-х гг. располагалось в одной гостинице в центре Пекина. Когда дружба СССР с Китаем достигла больших высот, решено было построить мощное, триумфальное здание. Территорию нашли быстро, в одном парке на окраине Пекина на площади 24 гектара располагались русские казаки, оставшиеся здесь с 1900-го года, когда войска царской России вступили на территорию Пекина, помогая другим европейским странам усмирять восстание ихэтуаней, «отряды справедливости и мира». В этом подавлении участвовали Англия, США, Япония, Франция, царская Россия, Германия, Италия и Австро-Венгрия. Китайцы капитулировали перед этой мощью. Советское правительство в переговорах с монахами предложило им любые места и города в СССР, а территорию государство оставило за собой. Здесь и решили по голландскому проекту построить многие здания и сооружения. Посольство было огорожено кирпичным забором в два с половиной метра. На территории в тот момент располагались главный корпус посольства, котельная, работающая на угле, торгпредство, средняя школа, клуб-столовая и библиотека, находившиеся в одном здании, бассейн с двухметровой вышкой, два теннисных корта, персиковый сад, консульство, гаражи, мастерские, где нас разместили. В 1966 году началась "культурная" китайская революция. Территорию посольства, обслуживание зданий, побочные профессии занимали китайские рабочие. Но в период революции контракт с ними был разорван и их, 106 человек, заменили на нас, солдат – 26 человек с гражданскими специалистами. Работали мы на разных должностях как гражданские люди, по общему режиму. С мая режим работы установили с семи утра без перерыва до двух часов дня. В этот период была невыносимая жара, до 40-43 градусов, и три месяца поливали тропические ливни, называемые «футяни».
Моя работа с Ильей Ивановичем и Маргаритой Семеновной заключалась в наведении порядка в парке. А он был захламлен листьями, порослью, переросшими туями, заросшими клумбами, на больших деревьях много сухостоя, трава выросла в рост. И вот мы квадратик за квадратиком стали приводить все в порядок. Начали с дорожек клумб, с зеленого забора из туй. Обламывали сушняк, вырубили поросль, сгребли листву. Троим нам эта работа было не под силу. В коллективе провели комсомольское собрание с участием Котова Валерия – секретаря комитета комсомола посольства, где образовали нашу ячейку и меня избрали комсоргом. Здесь же я предложил работать в субботу и воскресенье по полдня, вывозить кучи мусора к одним из ворот на нашей территории, а там китайцы с удовольствием забирали себе на топливо. С ноября до апреля наша работа начала просматриваться. Посветлели главные маршрутные дорожки Теренкура – это дорожка вокруг забора изнутри посольства, по которой прогуливаются люди. Дорожки, беседки, озеро, пруд и каналы освободили от мусора. Короче, эту работу мы проводили почти весь год, а трава и поросль росли следом за нами, и мы возвращались заново их убирать. Была у нас машина ГАЗ-51 бортовая. Вот на ней мы и возили мусор. Ко дню рождения В.И. Ленина у нас на клумбе даже цвели цветы. С цветами было очень трудно. В магазинах нам их просто не продавали, и мы старались поскорее восстановить свою оранжерею. Все деревья были подрезаны и обрезаны от сухостоя. Я часто карабкался по деревьям с поясом электрика, убирали в первую очередь над дорожками сухие сучья.
 Наш посол Толстиков Василий Сергеевич, бывший первый секретарь Ленинградского обкома КПСС, жил на отдельной вилле на полуострове, отделенным бамбуковым заборчиком, где я был закреплен за территорией убирать по утрам листву и подметать дорожки, поливать цветы, чистить маленький бассейн. Такая территория была закреплена за всеми нашими коллегами по всему посольству. Утром я просыпался в семь часов и бежал убирать свою территорию. Работал до семи сорока и - в столовую. В это время посол уходил на работу, а я после завтрака продолжал уборку. Трудно было подметать, когда начала осыпать свои листья мимоза: не успеешь подмести – они опять нападали.
Однажды вечером мы затеяли вскопать клумбы вокруг бассейна, и тут пришел с работы Василий Сергеевич. Попросил дать ему работу вместе с нами. Быстро переодевшись, он вышел к нам с супругой, и мы вместе копали землю, бороновали, сеяли семенами и рассадой цветы, потом поливали и много разговаривали с послом. У него была такая привычка: когда пораньше выходил на работу, а я еще убирал – всегда за руку поздоровается, поговорит, спросит, как настроение у ребят. Однажды предложил подобрать желающих остаться еще на год в Китае. Эту работу мы провели быстро. Из пятнадцати согласившихся пятерых мы отсеяли сами, а остальные десять написали заявления и начали ждать результата из Москвы.
Посол наш был членом Правительства СССР и депутатом Верховного Совета СССР. Однажды он вышел в семь десять на работу очень озабоченный, поздоровался со мной и сказал, что у нас в стране случилась беда. Три наших космонавта – Волков, Пацаев и Добровольский – погибли. В этот день в посольстве была организована траурная комната, появилась книга для записи траурного соболезнования, и меня прикрепили к моему соседу по комнате Олегу помощником в этот день. Он был водителем и уже знал улицы Пекина и многие посольства. Развозили траурные сообщения и приглашения посетить наше посольство. Этим мы занимались до глубокой ночи. Развезли около 75 приглашений.
Жизнь продолжалась, парк наш преображался в цветущий оазис, все нам говорили спасибо. Одну особенность в посольстве мы заметили сразу по приезду: люди здесь такие культурные, добрые, улыбаются при встречах и обязательно здороваются утром, поприветствуют днем. Мы провели комсомольское собрание по этому поводу и тоже стали привыкать к такому обращению. Завтракали, обедали и ужинали в общей с дипломатами столовой, где готовили и наши два повара, Орлов Анатолий и Руслан Панин. Еда была из 3-4 блюд, наедались вволю. Здесь же днем работал буфет, где продавали отечественные шоколадки, коньяки, водку, пиво. Правда, нам спиртное продавать было нельзя.
В начале пребывания жизнь для нас проходила скучно. После работы ужинали и шли домой. Здесь у нас была гитара, и Шляпников Николай играл нам свои песни. Киномеханик Бодренков  Володя советовал крутить каждый день кино. Он вывешивал объявления, кто хочет посмотреть какую картину. Фильмотека в посольстве была богатая, и мы порой долго выбирали. Зимой ходили в школьный спортзал играть в волейбол. Бочкин Александр был художественным руководителем в клубе, он предложил к Новому году подготовить своими силами концерт; правда, привлекли и дипломатов, их жен и даже детей из школы.
Новый год провели очень красиво. Елку доставили на самолете из Иркутска. И в большом посольском зале, где мы надраили до блеска паркет, устроили вечер-концерт. От блеска мастики  паркет был очень скользким, и часто от танцующей пары «улетали» по полу, в основном женщины. Вечер продолжался до утра, а мне еще досталось сидеть вахтенным на въездных воротах.
В столовой, в низу цокольного этажа, стояли три бильярдных стола, где постоянно «резались» дипломаты и один наш солдат. Ещё мы читали в библиотеке книги. На катке играли в хоккей, правда, без коньков. Мороз зимой доходил до -16. Мне поручили сделать в пруду и канале лунки для поступления кислорода рыбам, которой было полным-полно: летом, при 40 градусах, жаре она просто лежала кверху брюхом до вечера, а когда жара спадала, уплывала. Никто не поверит, что при температуре +27-29 градусов можно не согреться. Такая температура опускалась ночью, и, когда мы стали дежурить по ночам, одевались тепло.
Летом произошло одно ЧП, как у нас сказали дипломаты. Однажды мы, человек пять,  шли извилистыми тропами утром в столовую, и вдруг видим - на одной лавочке сидит китаец. Я, как комсорг, даю своим команду стать возле него, а одному – бежать за дежурным или любым дипломатом, кто знает китайский язык. Пришел Женя Афанасьев, самый молодой дипломат – ему было всего 24 года, а мне миновал в ноябре 20-й. Когда он начал разговаривать с китайцем, тот попросил покушать. Мы быстро сбегали по очереди сами поесть и ему принесли. Оказалось, он очень уважает СССР, наш строй, социализм и решил перебежать к нам, попросить политического убежища. Женя оставил нас его караулить, а сам пошел доложить послу. Потом пришли другие дипломаты. Поговорив с ним, выражались по-нашему: «Тебя еще нам не хватает». Вечером китайцу сказали, что ему надо уйти с нашей территории. Он заплакал, что его посадят, убьют и прочее. Вокруг посольства дежурили через сто метров их часовые, и в трех метрах от нашего забора росла высокая кукуруза. Когда стемнело, мы подвели его к забору. Я командовал сверху, чтобы, как часовые разойдутся, четверо ребят перебросили его за забор. Так и сделали: забросили китайца в кукурузу. Шорох услышали часовые, но беглец притих и все разошлись по домам.
 С этих пор нам дали команду ночью по два человека дежурить до самого отъезда. За этого отправленного восвояси "гостя" посол выразил нам благодарность. Потом мы еще два раза сплавляли перебежчиков. Один раз в наши пределы вторгся поросенок, и мы полдня его ловили. В 2-3 километрах от посольства находился  свинокомплекс. Поросенок хорошо плавал по каналу, а мы обегали по мосту и еле выпроводили его к вечеру. Потом мы стали присматриваться к двум котам, которые утром приходили на территорию и ложились в посадке под туями. Выгнали их тоже.
Был случай, когда посол сказал, что я хотел устроить мировой скандал с Китаем. Вот в чём дело. При въезде в посольство у центральных ворот были две клумбочки, метров по пять в длину и метр в ширину. Я и сказал своему садовнику Илье Ивановичу: «Давай вскопаем и посадим цветы. Ведь они утоптаны и лет пять не копаны». Он ответил, что это не наша территория. «Ну и хрен с ней, ведь их часовые в нашей  нише  за поворотом сделали туалет и ходят туда". Короче, взял я лопату и начал копать землю. Как подбегает ко мне часовой, что-то кричит, руками машет, даже толкает меня. Я попросил охранника на воротах вызвать дежурного дипломата. Тот пришел, поговорил с часовым, и выяснилось, что это территория Китайской народной республики, здесь нельзя копать. Тогда я взял две доски метра по два, гвозди, молоток и забил крест-накрест туалет, куда они ходили справлять нужду.
Утром меня пригласили к послу, и он спросил: «Что ты там натворил? Нам прислали ноту протеста, мол, мы чиним им неудобства». Я рассказал все по порядку и попросил Василия Сергеевича, чтобы они вскопали клумбы, посадили цветы, и тогда я им открою туалет. Все это передали через их МИД. И что вы думаете? Через час подъехала машина, двое мужчин и три женщины привели в порядок клумбы и посадили цветы, ну, а я сразу ушел отбивать доски с туалета. Да, я просил еще Василия Сергеевича, чтобы китайцы убрали перед нашими воротами вытравленную карикатуру на Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева и глупую оскорбительную метровую надпись, оставшуюся после хунвейбинов: «Антисоветская клика хорошо не кончит. Долой советский социал-империализм».
Мне все-таки хочется рассказать, что творилось в марте 1969 года. В связи с обострившимися разногласиями в идеологии Мао Цзэдуна с Советским Союзом Китай разорвал с нами дипломатические отношения на уровне послов. На одном из политзанятий у нас в группе побывал секретарь парторганизации посольства Кудашев Рашид Шарафутдинович, который прочитал лекции о жизни в СССР, о политике по отношению к Китаю. Я, как всегда, был активным, задавал много  вопросов о Поднебесной, ведь мы сами видели их нищету, бедность в одежде, скудость в магазинах, горы земли на улицах Пекина – это они рыли ходы бомбоубежищ под своими домами, а потом эти ходы соединяли друг с другом. Землю за ночь насыпали целыми курганами, а на следующую ночь увозили из города.
 Правительство Китая всегда находило способ занять трудом свой народ. Так, когда мы ехали из аэропорта, то переезжали один канал, на котором работало по миллиону человек с одной и столько же с другой стороны. Канал метров сто шириной и глубиной метра три-четыре. Землю возили на тачанках или носили на коромыслах в корзинах на берег. Техники никакой. Здесь, в Пекине, рядом с посольством стояли осколки кирпичной стены, метров пять высотой и столько же шириной. Так ее китайцы кирками разбивали, клали себе на руки по 3-4 кирпича и несли в другой конец города.
Интересен для нас был их транспорт. Машины наши, ЗИМы правительственные и у военных, «Победы» - как такси, грузовых мало совсем, зато велосипедистами занята вся улица. Хотя им отведено метра три от тротуара, но они, как муравьи, передвигались по всей ширине, и горе тем водителям, которые попадают на эту улицу. Впереди едущий велосипедист не спешит уступить место машине, и она полчаса может ехать за ним, пока не толкнет велосипед в зад. В то время китаец получал 10-15 юаней в деревне и 40-50 в городе. Но чтобы пошить хлопчатобумажную одежду и купить велосипед (150 юаней), нужно было иметь талоны, так называемые «бупяо», а их выдавали по 10-20 штук в год. Нам выдали за год по 100 штук, а они эти талоны собирали годами, чтобы купить себе велосипед.
На политзанятиях я чем-то понравился секретарю парткома Кудашеву, и однажды он мне предложил вступить в партию в посольстве. Я долго думал и почему-то отказался. Потом он мне предложил поступить учиться на дипломата в МГИМО, здесь я дал добро, но увы, не вышло. Позже об этом будет сказано.
Возглавлял посольство с 1968 по 1970 год временный поверенный Елизаветин Алексей Иванович. В 1968 году здесь оставалось всего шесть человек дипломатов, одна женщина-повар и двадцать солдат-рабочих. 3 марта к воротам посольства подъехал автобус с 26 громкоговорителями, которые китайцы установили по периметру на заборе. Рядом с посольством проходила железная дорога, где непрерывно с гудками проходили паровозы. Громкоговорители были установлены и на крышах близлежащих домов, всего их было 56. Затем к воротам посольства подошли организованные колонны. Человек по десять хунвейбинов со значками на груди подходили к микрофону, установленному в воротах, и по очереди выкрикивали лозунги, типа: «Поганый временный поверенный, поклонись великому кормчему Мао Цзэдуну, или мы разобьем собачьи головы советским ревизионистам». В течение дня такие колонны сменялись несколько раз и так шло несколько дней. Потом они привели свои угрозы в исполнение. Повесили и сожгли чучела членов политбюро, зажгли деревянные ворота.
Эта толпа, тысячи две-три, зашла на территорию и остановилась в пяти метрах от посольства. В здании двери и окна были забаррикадированы, ребята с прутьями от коек стояли, ожидая вторжения. В это время по линии МИДов шли переговоры, и, как нам сказали, был предъявлен китайцам ультиматум – покинуть через 40 минут территорию СССР, иначе мы предпримем экстренные меры, и вдруг прозвучал оглушительный крик в громкоговоритель, и все стали уходить с территории посольства.
До вторжения шла "заборная" дипломатия. Китайцы днем и даже в четыре часа ночи, кидали нам через забор ноты протеста на пограничников на Даманском, а наши передавали им ноты через другие посольства. Хлеб и продукты через забор нам давали немцы, болгары и представители других дружественных стран.
На второй день к посольству подъехали машины с водой, китайцы начали мыть и красить разрисованный забор. Убрали громкоговорители, паровозы, замерили размеры ворот, поставили усиленный наряд охраны, и жизнь стала преображаться.
К нашему приезду в ноябре 1970 года были установлены добрососедские отношения на уровне послов. Нам по случаю аванса или получки разрешали выезжать в Пекин, в магазины для иностранцев, на нашем автобусе, где мы могли приобретать интересные вещи. Нам запрещалось ходить по городу по одному, заходить в их магазины, заводить знакомства, на весь выезд давалось 2-3 часа.
Как-то утром я пожаловался послу, что скучно. Побудем в Китае и ничего не увидим. Тогда он дал указание секретарю по хозчасти организовать для нас экскурсию, знакомство с городом. В тот период в Пекине иностранцам запрещалось покидать пределы города. Плакаты об этом висели на всех выездах. В то время в городе не действовало метро, не работали кинотеатры, музеи. Они просто были разгромлены хунвейбинами и приводились в порядок. Нас стали возить по интересным местам. Закрытый город Пекина, площадь Тяньаньмынь (Красные ворота). 40 га занимала она и вмещала до  миллиона человек. На этой площади располагались огромные портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, а посредине - Мао Цзэдуна. Ездили мы за город по красивейшим местам захоронения императоров. Подали заявку и три месяца ждали разрешения взойти на Великую Китайскую стену. Посетили зоопарк. Едва мы выезжали со своей территории, за нами сразу садились на хвост два ЗИМа с солдатами из КГБ. Они нас сопровождали до конца поездки.
По вечерам дипломаты учили нас китайскому языку, мы знали около восьмидесяти выражений и слов и как-то могли изъясняться в магазинах или на улицах. Если заблудился, надо было сказать: «Сулянь да ши гуань советское посольство». «Сулянь» - русский. Или спрашиваю торговку: «До шао тцянь, джега дунси?» (Сколько стоит эта вещь ?). Она отвечает по-своему. А я в ответ: «Во бодун»  (Я не понимаю). И она пишет на бумаге. Так мы расходились в разговоре. Обязательно надо сказать, когда уходишь «цзай-цзай» - до свидания. Поздороваться – «нихао тунжа, Ван»:  «Здравствуй, товарищ Ван».
В период нашествия на наш парк насекомых прибыли китайцы на машине, как наш бортовой УАЗик. Из бочки с раствором они целую неделю обрабатывали парк. Я охранял их, показывал, где вода, смотрел, чтобы они не отлучались, сидел с водителем в кабине. Как-то принес ему наши открытки о Москве, и ему очень понравилась девушка в купальнике, выходящая из бассейна. «Хао мадам!» - хорошая девушка. Показывал ему Москву, Ленинград, мавзолей Ленина, и вдруг он громко так говорит на русском языке: «Ленин, Сталин, Маркс, Энгельс». На другой день я принес цветной журнал «Советский Союз» на китайском языке и отдал ему. Попросил он фотографию, где я стою возле новой «Волги», ГАЗ-24 привезли послу, я ему отдал. Еще про Москву взял штуки три, и, посмотрев в зеркало, где находятся его работники, спрятал это все в бардачок где-то позади себя. Но что мне стало интересно, на следующий день, когда рабочие были вдалеке от машины, он достал журнал и фотографии и вернул их мне. Я ему говорю: «Это тебе», но он замахал руками и головой, положил это все мне на колени и отвернулся. Мы с этим Ваном так и здоровались по утрам за руку, приветствуя друг друга, и разговаривали, потом начали понимать. Я говорю: «Мы из Москвы». Он – «Москэу – хао» (хорошая), «Пекин – нихао» (нехороший). Говорил «вино цзянь», пальцем стучал по горлу, видимо, это международный знак, означает «пить надо». Называл – курица, яйцо, он брал ручку и рисовал стрелку от курицы к яйцу. Я наоборот - от яйца к курице, и он пожимал плечами, не зная, что появилось сначала, яйцо или курица.
 В один субботний день на нашем посольском «рафике» мы поехали мы на Китайскую стену. По пути остановились на участке дороги, где по обе стороны стояли в свой рост каменные изваяния животных. Прибыли к заставе Марко Поло, первого итальянского путешественника по Китаю. Справа от заставы вверх уходила восстановленная стена для посещения туристов - ими были в основном китайцы, они боялись или стеснялись фотографироваться с нами, европейцами, и часто отворачивались от нашего фотоаппарата.
 Стена – высотой метров пять и шириной, где вмещается тройка лошадей. Через 50-70 метров – так называемые заставы, где проход сужался до одного человека. Мы дошли до верхней точки восстановленной стены, сфотографировались на ее обломках и на фоне уходящей вдаль части этого чуда света, которую никто не восстанавливал. Длина Великой Китайской стены – 4-5 тысяч километров, или, по-китайски, 8000 му. Это их мера длины или объема. Нам рассказывали, что китайцам на земле выделяли по 4-5 му земли, где они должны жить, строить жилища, выращивать хлеб и хоронить своих сородичей.
После экскурсии мы зашли перекусить в кафе, где нам дали палочки. Вилки здесь не были предусмотрены, а первое готовили только в ресторанах. Причем, у них есть такое блюдо «суп», которое не остывает более суток. Секрет они не выдают и по сей день. На закуску нам дали знаменитые китайские яйца, о которых расскажу особо. Куриное яйцо кладут в известь и закапывают в землю на 2-3 года и достают его тогда, когда оно станет сине-зеленого цвета, тухлое и затхлое до невозможности. Нам подали на стол по половинке этих яиц. Многие отодвинули от себя тарелку с этим яством, кто укусил немного, потом не знал куда сплюнуть, а наш гид-дипломат попросил сложить все яйца к нему в тарелку и с аппетитом поел. На улице мы спросили, что это за гадость, гид ответил, что это готовый белок, который легко усваивается в организме. Больше это блюдо мы нигде не заказывали. Но в СМИ промелькнуло: когда после нас Китай посещал американский президент Никсон, его угощали  китайскими яйцами.
Во время нашего пребывания китайцы ели мясо только четыре дня в год, когда у них проходил праздник весны – это где-то 27-30 января. Мы видели, как много туш они подвозили к магазинам и вываливали на дорогу. Потом рубили на порции по два килограмма на человека и отпускали людям.
Вся еда китайцев – это рис. Иногда они ели и пельмени, которые делали вручную тут же, в кафе, человек 10-20. Мы тоже любили это блюдо. Однажды в Пекине зашли в одно кафе попить разливного пива, а оно у них – очень вкусное и стоило около 13 копеек ( финишек) бокал на наши деньги. Взяли пива, заказали по две порции пельменей, а Анатолию Попову захотелось выпить их водки – циндау, вонючей и невкусной. Китаец налил ему полстакана и сказал: «Хала». Мол, хватит, а то ты пойдешь зигзагом, и показал руками. В зале все прекратили есть и смотрят, что будет дальше. Китаец капает в стакан несколько капель и смотрит на нашего, а тот все регулирует пальцем, мол, лей полный стакан. Налил китаец с верхом и смотрит квадратными глазами. Анатолий выпил водку, затем пиво, отодвинул в сторону пельмени и сказал нам: «Ну, теперь идемте». Рассчитались мы за пиво и вышли из кафе. Весь народ выбежал за нами на улицу посмотреть, как он пойдет. А мы только посмеялись.
Интересно было, когда мы, человек пять, заходили в китайский магазин, а у прилавка толпились китайцы. Они очень любопытный народ, заглядывают тебе прямо в пакет, что ты набрал. И вот, когда мы входили – с нами, конечно, их охрана или разведка, и в правом углу прилавка освобождали метра три-четыре и начинали выкладывать перед нами товары. Мы просили показать что-нибудь, но однажды ничего не взяли, так они очень на нас обиделись – это было видно даже на их лицах. По этому поводу мы провели даже собрание. Мол, они со всей душой, а мы – ноль внимания. И после этого стали брать кое-какие вещи. В то время у них был очень качественный текстиль, костюмчики для маленьких, которые мы брали в подарок домой.
Платили нам в посольстве большие по тем временам деньги, где-то 350 рублей на наши деньги. И мы, молодые и задорные, начали покупать японские магнитофоны и приемники. Некоторые купили  магнитофоны «Акай», которые проигрывают кассеты по 6-8 часов. Там было три дорожки: моно, стерео и совмещенные. Стали заказывать костюмы. Для нас шестерых пошили красивые черные костюмы для приемов, на которых мы были официантами. Но это все было попозже.
Я работал с Ильей Ивановичем и Маргаритой Семеновной, которая была для меня и свахой, и мамой. Всегда рекомендовала, что надо купить домой в Россию. Я ей рассказывал про свою любимую Лиду, говорил, что она ждет и по приезду мы поженимся. Маргарита Семеновна готовила меня к семейной жизни. Для Лиды она подсказала купить крой-меха колонка и пошить здесь же шубу. И я отослал невесте запрос, чтобы она сходила в лучшее ателье в Курске и выбрала фасон шубы и шапки из меха. И когда она это прислала, я принес мех в мастерскую. Китаец все щелкал языком, говоря, что очень хороший фасон. Сшил с шапкой, с муфтой для рук. Лида в ней была, конечно, неотразима.
Купил я разной посуды, сервизы, приборы, одеяло и много подарков для всей своей родни. Были у нас в делегации три молодых девушки. И вот с одной из них наш спортсмен Виктор Тихонов решил пожениться здесь же, в Китае. Он посоветовался со мной, а мы с Маргаритой Семеновной попросили разрешения у руководства. Им разрешили зарегистрироваться в консульстве и сыграть свадьбу в "фанзе" – был такой красивый домик в китайском стиле у нас на территории. В «дыре», как называли одну торговую лавку, мы купили им две напольные красивейшие вазы и на свадьбе их вручили. Какое было удивление, когда эти вазы увидели дипломаты. Они определили, что это антиквариат, и прямо со свадьбы поехали в эту лавку, но им сказали, что русские купили последние. Свадьбу отметили скромно: с одним шампанским, шведским столом и легкой закуской.
Пора рассказать, что через три дня после приезда вызвали нас шестерых, всех высокого и статного роста, красивых ребят в визитную комнату. И там начальство сказало, что мы будем официантами на приемах. А приемы раз, а то и два в неделю. И в торгпредстве нам провели урок, как сервировать стол, как обслуживать, как подносить полные блюда, как забирать посуду, следить, чтобы гости правильно брали приборы, как наливать спиртные напитки, чай, кофе и т.д.
 В этот же вечер мы были на приеме. Четыре человека подносили и убирали блюда с едой, а двое разливали алкоголь и напитки. В общем, это целое искусство - работать на приемах. Все шло у нас хорошо. Мы были незаметны для гостей, нигде не останавливались послушать, о чем они говорят, как это было там, где обслуживали китайцы. Вначале обед был за столом, он состоял из 7-8 блюд с десертом, потом перерыв, а затем уже проходила деловая встреча дипломатов по своим вопросам. Женщины – себе, мужчины – себе, и всем надо было подавать напитки, какие они пожелают.
Летом в посольстве в саду показывали фильмы для дипкорпуса из других посольств. Зимой демонстрировали фильмы в зале, и перед просмотром кино всегда угощали гостей водкой, коньяком, вином, шампанским и легкой закуской: орешками, картофельными чипсами, печеньем. Были и большие приемы, как, например, 7 ноября – в день годовщины нашей революции. В большой зал посольства приглашали до пятисот и более гостей из китайского МИДа, дипломатический корпус, выступал наш посол. Иногда приезжали артисты из Москвы. Кажется, в тот вечер были Валентина Левко и Михаил Викторов. Гостей обслуживали китайские официанты, а мы разносили своим дипломатам.
"Демократов" из наших родственных посольств приглашали отдельно после этого вечера в «фанзу», человек 50-70. Вот здесь уже обслуживали только мы. Бывали и другие торжества, и везде приходилось трудиться нам.
Однажды на приеме в честь алжирского посла произошел нехороший случай. Наш посол начал говорить тост, а у гостя не оказалось блюда. Я бегом на кухню и быстро принес ему на стол, что собрали с поваром, но уже произошла заминка. Утром нас всех вызвали на разборку к послу. Были приглашены протокольный отдел, комендант и другие ответственные работники. Посол Василий Сергеевич прочитал нам лекцию. Бочкина, который обслуживал ту сторону, где сидели представители Алжира, посол проводил из кабинета и сделал втык всему персоналу. В этот же день он пригласил алжирского посла одного, чтобы уладить конфликт. Повара и меня, единственного из официантов, взяли обслуживать на одном островке, где стояли беседка, мангал, котел и прочие премудрости. На пруду поставили сетку для ловли рыбы. И самым интересным было, как рыба летала через сеть в лодку, плывшую сзади. Гость очень смеялся от такой ловли. А после мы с поваром и сам посол сглаживали состоявшуюся накануне неприятную ситуацию.
Через несколько недель надо было встречать французов. Посол опять нас вызвал в кабинет и попросил не подвести его перед «этими педантами», всё сделать на высшем уровне. Он обратился ко мне: «Саша, как это в армии называется?» Я ответил: «Отмазать!». Все засмеялись, и он обратился к военному атташе Василию Ивановичу: «Надо отмазать на высшем уровне». И после этого приема Василий Сергеевич вынес нам благодарность и приказал протокольному отделу выписать нам в конце командировки почетные грамоты, что и было сделано. А потом рано утром, когда шли на работу, он рассказывал мне, что супруга французского посла поинтересовалась, где это мы так научили ребят обслуживать – порхают, как мотыльки, просто незаметны, нигде не ждут, не успели выпить глоток чая или кофе, а они уже тут же с горячим чаем и кофе. Конечно, мы были довольны таким поощрением.
В это время в пекинском театре шли три оперы и балет, помню, он назывался «Красный женский батальон». Нам всегда выдавали пять-семь билетов совместно с дипломатами на подобные мероприятия. Мне запомнился один такой спектакль. Приехали мы, как полагается, за полчаса до начала сеанса. Билеты с местами у нас на руках. Публика кучкуется. Им, как и у нас, разносят бокалы с вином, коньяком. Все это достается и нам. Отведали мы всего перед балетом, заняли места в креслах и стали смотреть представление. Я в первый раз в жизни был на балете, да еще в Пекине. Какой шикарный зал, какое убранство! Мы не успевали головами крутить, удивляясь всему. А какая сцена, какой зал! И артисты – высокие, стройные, красивые – на китайском языке поют, пляшут. В общем, нас так разморило, что мы вначале уснули, но ребята-дипломаты поспать нам не дали.
Очень интересна была наша экскурсия по Пекину второго октября, в день китайской революции. Как они гуляли! Через сто метров – подмостки, где танцуют, поют оперу, показывают акробатические номера. Вокруг их красивые шары, фонари, игрушки. Мы как будто попали в рай, весь день проходили пешком по городу. Только к вечеру прибрели домой. Здесь залезли на крыши самых высоких зданий и наблюдали за их салютом. На родине салюта видеть такую красоту - это что-то невообразимое.
Кроме всех этих мероприятий однажды молодые дипломаты пригласили нас поиграть в футбол. Как мы шутили: сборная СССР против сборной всех посольств – сборной мира. Играть договорились в кедах, а один негр играл в бутсах, и играл неплохо, видимо, был профессиональный игрок. Он начал гоняться за Тихоновым и сделал ему «накладку» на пятку, от которой Тишка кувыркнулся метров на пять. Негр подошел, тихо извинился. Начали опять играть, и Тихонов ему подставил подножку, от которой тот тоже перекувыркнулся на метр. Подбежал наш дипломат, извинился перед негром, и продолжили игру. Я играл в полузащите, и вот этот негр раз меня обошел, другой, а на третий – я воткнулся в него, и мы от столкновения разлетелись в разные стороны. Тогда он закричал, что с нами невозможно играть, но мы все же проиграли 3:4. Следующий матч  выиграли – 8:4, а затем и третий.
По вечерам я любил в клубе играть с представителем правительственной делегации Геннадием Сергеевичем в шахматы. У него был первый разряд, у меня – нулевой, но играли по два-три часа одну партию. Иногда и я у него выигрывал. Приехал из Москвы в посольство некто Егоров, без правой руки, и предложил сыграть сеанс одновременной игры с десятью шахматистами. Я в первый раз участвовал в такой игре. Начали играть, и на 5-6 ходу я поймал его ферзя, и он положил короля. Геннадий Сергеевич свел с ним ничью, у остальных он выиграл. На следующий день пришли в кино, а Егоров играет с Геннадием Сергеевичем. Увидев меня, попросил отыграться. Расставили партию, начали играть. Мои ребята за меня болеют и говорят, что, если проиграю, чтобы в общежитие не приходил. И я, конечно, старался. От чрезмерного напряжения по спине и под мышками тек ручейком пот. Такого у меня никогда не было. Егоров быстро обыграл Геннадия Сергеевича и стал всерьез играть против меня. И на втором часу я его опять обыгрываю. Шквал аплодисментов, поздравления, а он поинтересовался, какой у меня разряд. Я ему отвечаю, что в техникуме занял шестое место из тридцати шести игроков. Это была одна из моих сильнейших партий в шахматы.
Когда у нас появились японские магнитофоны, мы крутили кассеты, оставшиеся от ребят, с озорными песнями про Мао Цзэдуна. Однажды посол решил прогуляться по территории, и, проходя недалеко от нас, услышал эти песни:
Мао, ты с какого года
Стал врагом своего народа…
Посол опешил и дал нам такой разгон, что у нас отобрали магнитофоны, обещав вернуть перед отъездом. Мы, конечно, извинились за эту глупость, и магнитофоны нам вернули.
Когда мы писали домой письма, они шли целый месяц, и первые письма писали по 5-6 листов. Для нас все было интересно, диво дивное. Наделали фотографий, где все мы в гражданском. Дома, когда получали такие толстые конверты, все удивлялись и не верили, что мы служим в армии. Когда увидели обратный адрес – Москва, посольство СССР в КНР – поняли, где мы есть. Мать – в слезы, ведь для них Китай в тот 1970-й год был врагом после Даманского. Но мы их уверили, что у нас все хорошо, мы работаем и живем полноценной гражданской жизнью. Такие же письма я посылал и  Лидочке.
Однажды необходимо было заняться некими цветами, про которые ни я, ни Илья Иванович ничего не знали. И я написал в техникум письмо Духиной Екатерине Терентьевне, просил ее дать совет по поводу этих цветов. Эти письма с фотографиями посольства и нами в гражданской одежде читали всем техникумом. Ответы мне присылали не только она, но и многие девчата.
Вскоре проводник поезда «Москва – Пекин», который ходил раз в месяц, привез мне  новый фотоаппарат «Зенит-Е». Кроме того, заказывали мы привезти 3-4 буханки хлеба и килограмма два сала. За все отдали ему юанями, которые получали в аванс и зарплату. Мы были без памяти рады этой посылке. Угощали дипломатов, а я – и своих садовников. Мы очень соскучились по хлебу, потому что их хлеб представлял собой пятисотграммовую булку-пружину. Сожмешь, а она следом принимает правильную форму. Ну, а фотоаппарат – это была находка. Мы ходили с ним везде и фотографировали. За углом нашего посольства находилось одно из зданий, где были химчистка, прачечная, фотография. Сколько ни отдавали пленок, из которых надо было сделать 500-600 карточек, нам говорили – 4 дня. Очень ценили наш фотоаппарат: качественные получались кадры. И что интересно, в этом маленьком помещении на стене обязательно висели пять портретов: Маркс, Энгельс, Мао, Ленин, Сталин. И очень много значков, бюстов с Мао, его цитатник (маленькая красная книжечка всегда была у китайца). В один из дней у них проходили часы политучебы. И когда опрыскивали парк от насекомых, в назначенный час сворачивали работы, показывая нам цитатники. Мол, надо ехать на занятия, читать из этой книжечки. Цитаты были и философские, и просто набор слов. Например: «Мао – это небесное солнышко выше всего и всех». Когда мы были в зоопарке, видели монументальную картину на входе, где-то пять на десять, где стоял Мао, а под ним облака, горы, леса, луга, реки, озера и люди. В магазинах были специальные отделы, где продавались значки, бюсты, открытки с Мао. Обязательно на видном месте портрет во весь рост или бюст.
В аэропорту я однажды сопровождал с водителем дипломатическую почту, и наша «Волга-пикап» подъезжала к первому трапу, где мы этой почтой обменивались. Туда же подъехали и китайские  правительственные ЗИМы, они встречали вьетнамскую делегацию. Из машины вышел человек с согнутой рукой, на локтях – большие заплаты. Это был Джоу Энлай, премьер-министр Китая. С нами он, конечно, не поздоровался (шутка).
В 1970-71 гг. в Китае находились две наши делегации. Одна – по пограничным вопросам, во главе с замминистра иностранных дел Ильичевым, и вторая – по снабженческим вопросам. В Китае в добрые времена 1950-х годов было построено более пятисот фабрик и заводов, стадион, как наши «Лужники», и многое другое. И везде было наше оборудование, станки, приборы и прочее. Когда китайцы с нами поссорились, надо было искать запчасти. Хотели в других странах, но там не такие, покупать новые станки – затратно. Решили они с нами налаживать отношения. Собираются делегации на переговоры. Наши специалисты, например, предлагают по двадцать долларов за запчасть, они – «хорошо, мы подумаем», и думают месяца полтора. Потом опять собираются на переговоры, а наши говорят, что уже не по двадцать, а по сорок, и опять они думают. Так было год. Потом решили, что это им недешево обходится и начали действовать уже наверняка – покупать за ту цену, которую предлагали специалисты.
Интересное у них было здравоохранение. Как-то с одним парнем я пошел в их больницу. Коридоры пустые, народу нет, больных нет. Зашли в аптеку, а здесь процентов десять – таблетки, все остальное – корни, листья, стебли, кора, настои и прочее. Но раствор женьшеня мы заказывали заранее, 70% вытяжки по 50 г в пузырьке. Нас все пугали энцефалитом, в Москве сделали прививки, повторили и здесь, пугали, что возле речки ходить нельзя, там много комаров. Но все прошло нормально.
А вот про ночи написать надо. Днем – температура +40-43 и влажность выше 90 %, за ночь  плесневели волосы. Спать под простыней было невозможно, она казалась пуховым одеялом. Ложились тогда, когда убьем последнего комара. Около часа поспать удавалось, просыпались, брали махровую простынь, шли в бассейн, где немного плавали и продолжали спать на топчане. Купались по два-три раза в день. Бассейн был популярен, и нам приходилось его мыть кислотой, потому что вода зацветала быстро. Здесь часто проводились соревнования по плаванию, игры с Нептуном и другие развлечения.
Зима была бесснежная, но пыльная. Лазурное небо, солнце греет, мороз пять-десять градусов, и вдруг небо покрывается красным песком, и все это обрушивается на город, вихри пыли и песка по городу. В комнатах мы конопатили все окна, но пыль все равно проникала.
Прошло три месяца, как мы написали заявления, чтобы остаться еще на год, и вот однажды встречает меня Василий Сергеевич и говорит, что наш генштаб с этим не согласен, мол, некоторым из нас надо приехать, уволиться, перейти на контрактную основу, и только тогда можно опять ехать. Но, увы, другим это не выгодно. "А нам, - говорит посол, - очень выгодно, потому что вы привыкли, знаете, кому чем заниматься". Водители, а их было четверо, уже знали город. Но нельзя - значит, нельзя.
 И начали мы готовиться к возвращению домой, покупать подарки, вещи себе, для семьи, для дома, нашим невестам. Время летело быстро, и вот наступило 16 ноября. Мы во второй группе покинули Пекин. Перед отъездом нас собрали в клубе, посол нас поблагодарил, вручил почетные грамоты. Моя грамота пригодилась отцу, по ней ему от райисполкома привезли кирпич и шифер.
Летели с приключениями. В Иркутске нас пересадили в другой самолет, Москва из-за погоды не принимала, сели ожидать в Челябинске. Здесь опять сменили самолет, и мы прибыли в Москву в Домодедово, а вещи прилетели в Шереметьево. Поехали за вещами, а когда их перегрузили, сами еле поместились в штабном автобусе КАВЗ. Прибыли в штаб дивизии, где нас встречал и благодарил  Борис Федорович Колосков. Он отдал наши военные билеты, забрал паспорта, и вечером мы пригласили его в ресторан «Арбат», где и отметили свой прилёт.
Вот так и закончилась наша спецкомандировка в Китай. Многие ребята ушли на «дембель», а нам, пятерым, дали по пятнадцать суток отпуска и опять направили в свою часть, где еще до мая я проходил службу в пехотной роте гранатометчиком.
Стоит отметить промежуток времени, когда я приехал из Китая домой. В Москве я проходил мимо салона для новобрачных, остановился, подумал и зашел туда. Присмотрел золотые кольца для Лиды и себя. Из Москвы дал телеграмму Лидии, чтобы встретила в Курске, но никто меня там не встретил, и только во Льгове мы с дядей Володей Волобуевым поехали на станцию Деревеньки. Здесь уже нас встретили отец и зять Александр. Дома встречала мама, и первые ее слова, когда мы с ней обнялись, были: «Мы тебя уже и не ждали», ведь Китай был тогда для нас врагом.
На следующий день я уехал в Курск, разыскал Лиду в больнице. Долго мы с ней  разговаривали. Договорились до женитьбы, она согласилась. И тогда я «завертелся». В этот день забрал ее из больницы, заехали к ее отцу, где я попросил ее руки, на что получил положительный ответ. Свадьбу сыграли в Букреевке, расписались в сельсовете, к которому шли час по грязи. Отгремела свадьба за три дня, и мне надо было уезжать дослуживать в Москву еще на полгода.
Служить пришлось уже в пехотной роте гранатометчиком. Это оружие я изучил и опробовал быстро. От службы немного отвык. Встретил своих земляков, старых друзей из минометного взвода, и все им рассказывал про Китай. Близко познакомился с комсоргом роты Ненаховым Михаилом, с которым потом каждые субботу и воскресенье уходил в увольнение, и мы вдоволь гуляли по Москве.
Однажды меня вызвали в политотдел полка, и секретарь организации Дрожжин предложил поступать в институт международных отношений. Мол, пришли на меня характеристика и рекомендация направить на учебу. Я дал добро, поехал в институт, познакомился с условиями приема. Надо было сдавать историю КПСС, географию, иностранный язык и написать сочинение. Секретарь комитета комсомола полка решил меня проверить, подхожу ли я к учебе в этом вузе. В одну из суббот в полковом клубе с нами, солдатами, проводили встречу поколений, где участвовали два генерала в отставке, контрадмирал. Пригласили и меня. Дали тему «Обыкновенный фашизм». Где он зарождался, вкратце рассказать об Отечественной войне, а также о службе в Китае. На все про все мне выделили двадцать минут после генералов. Я составил себе 5-7 вопросов, а проговорил сорок минут. Солдаты все задавали вопросы о жизни в Китае, обычаях. Замполит полка меня похвалил за такое интересное выступление и сказал, чтобы я всегда заходил к нему, чем я впоследствии и воспользовался – просил увольнительных на 2-4 дня.
Комбат Титаров после этого выступления позвал меня к себе в кабинет и спросил, могу ли я выступить в батальоне. Я сказал, что могу. Выступал часа два, так что опоздали на ужин. Комбат похвалил и сказал, что первый раз видел, чтобы так тихо сидели солдаты. И здесь с ним и секретарем парторганизации батальона завязалась у меня дружба, к ним я тоже окунался за увольнительными.
Однажды я вспомнил, что у моей Маргариты Семеновны, жены садовода из Китая, есть сестра, которая работает в Останкино. Я попросил ее достать билеты на "Седьмое небо". И вот мы с Мишей Ненаховым их получили 14 мая 1971 года. Высота всей башни 533 метра, а на площадке, где мы были, 337 метров. Здесь же располагался ресторан, куда мы не пошли. Поднимались на эту высоту за 57,7 секунды на скоростном лифте. Видимость была хорошая, и впечатления остались просто прекрасные.
За пребывание в Китае нам платили жалованье, и в сберкассе на Таганке у меня скопилось 1600 рублей. По тем временам неплохая сумма.
В роте было более ста солдат одиннадцати национальностей: узбеки, таджики, азербайджанцы, армяне, украинцы... У меня получились добрые отношения с азиатами. Я их постоянно защищал от глупых шуток. Никакой дедовщины не было. Никаких наказаний, побоев – упаси бог. Меня они звали "дядя Саша". Трудно им приходилось, когда надо было на лыжах идти пятнадцать километров на полигон, атаковать и возвратиться в казарму. Многие падали на снег уже на первом километре, впервые увидев лыжи. Пришлось нам, «старикам», отмазывать эти забеги.
Был у меня один товарищ из минометного взвода до Китая, Баркалов из Горшеченского района Курской области. Он страдал «куриной слепотой» - при малейших сумерках ничего не видел. А жили мы в палатках в лесу, и сколько он с этим натерпелся! Вечером и ночью я был его поводырем. Я спрашивал его, зачем он пошел в армию. – «Надеялся, что здесь меня вылечат». Прошел он много комиссий, чтобы его комиссовали. Когда я приехал из Китая, его уже не было. А вот  пример, достойно показывающий человеческий характер. Во взводе у нас был Веселов – толстяк, весил килограммов сто шестьдесят, кусок жира. Еле ходил, живот висел. Однажды замкомвзвода Юров пообещал сделать из него человека: «Только не обижайся и не плачь, кусай локти, но терпи». И начал его гонять по-черному. Во-первых, заставил бросить курить. Пока мы шли на завтрак – ему надо было сделать два круга на стадионе. После обеда мы отдыхали, ему – опять два круга. Юров заставлял его отжиматься, потом подвешивали его на турнике, где он мог несколько секунд повисеть сосиской. Время шло, и Веселов сбросил за месяц двадцать килограммов. Я уехал и год его не видел, а мы с ним дружили, и он мне жаловался, что больше не может терпеть. Но я его убеждал, рассказывал, как здорово быть стройным, энергичным человеком. «За тобой девчата будут бегать, а такой кому ты нужен?». Через год мы встретились. Передо мной стоял высокий стройный юноша, без живота, с подтянутой фигурой. Он бросился меня обнимать и благодарить, что поддерживал его, когда ему было трудно. Он подвел меня к турнику, где подтянулся семь раз, начал отжиматься от земли. А какими счастливыми были его глаза со слезами радости! Он рассказывал, как послал домой фотографию, где он был уже стройным, и как мать с отцом плакали, увидев, что их сын стал таким человеком. Вес Веселова стал девяносто килограммов, он дослуживал водителем в автовзводе. Это еще раз показывает, что армия может сделать с человеком.
Служба шла своим чередом, я готовился к дембелю. Однажды поехал в институт решить какие-то вопросы. Возле объявлений меня спросил полковник, к ним ли буду поступать. Я ответил утвердительно, но спросил, есть ли у них общежитие. «Общежития нет». Я остолбенел, долго стоял и думал: «А где же я буду жить с молодой женой?». Его ответ сразил меня наповал. Я шел к себе сам не свой. «Поступать сюда не буду», - решил я.
Однажды замполит полка поинтересовался моими делами. Я ответил, что поступать не буду. Он высказал мне много нелестных слов, попутно рассказывая, кто там учится, и что это за работа – быть дипломатом. Но у меня был сумбур в голове. Конечно, не нашлось в тот момент человека, который бы растолковал мне, деревенскому парню, что значит учиться в таком институте. На этом мои мечты и желания о МГИМО закончились. И с тех пор я всегда говорю: «Что бог ни дает, все к лучшему». И решил ехать домой, а там – что бог пошлет.
В конце марта Ненахов Михаил и наш взводный, лейтенант Кочубей, предложили мне пойти с ними на курсы офицеров. Руководил ими Кочубей. Я согласился, и два месяца мы изучали военное дело – курсы были на командира пехотного взвода.
Однажды мы с Михаилом приехали в штаб дивизии к Колоскову Борису Федоровичу. Принял он нас хорошо. Я попросил у него увольнительные записки на две субботы. Он выписал без разговоров и сказал, чтобы мы не подвели его. Тут же предложил мне работу в КГБ по Московской области. И опять я задал глупый вопрос: сколько они получают. «120-130 рублей плюс звездочки и прочее». Я обещал подумать и… тоже передумал. Домой и всё, домой!
Когда мы заканчивали курсы, к нам в часть почти каждый день приезжали «покупатели» за офицерами. Нужны были командиры, начальники охраны на заводы, фабрики, в учреждения. Обещали временную московскую прописку, комнаты в общежитии, учебу и нормальные условия жизни. И опять я отказал всем «покупателям», решил ехать только домой.
В конце мая нам присвоили звания "младший лейтенант" и уволили в запас. В этот день ко мне приехала Лидочка, и мы с ней день катались по Москве, сняли деньги в кассе и умчали в Ленинград к ее сестре. Там прожили неделю, осмотрели достопримечательности и уехали в Курск. Остановились у тети Нади Создателевой на квартире, где отдыхали, купались в Сейме, ходили в кино. И здесь же я познакомился с ее родственниками из Мичуринска, где был плодоовощной институт.

                Начало трудовой жизни

После Китая меня тянуло заняться дизайном, красотой парков, которых там насмотрелся. А в Мичуринском институте было дизайнерское отделение, и я решил поступать туда. Валентина, племянница тети Нади, пообещала помочь при поступлении. Собрал я все документы и выслал почтой. Оттуда пришел ответ, что дизайнерское отделение закрыто, и предложили поступать на плодоовощное. Я стал готовиться к экзаменам. У меня был диплом об окончании техникума с отличием, так что  уделил внимание одному предмету – биологии.
Однажды я зашел в обком комсомола к В.П. Андросову, заведовавшему оборонно-массовым отделом. В этот момент он был в отпуске, и меня направили к заворготделом Писарюку В.И. С ним мы проговорили целый час о службе, о Китае. Я ему понравился, и он предложил мне должность заворготделом в одном из районов. Здесь же, в обкоме, я встретился с Халиной Риммой Максимовной, бывшей выпускницей Калиновского техникума, а тогда – секретарём Хомутовского райкома комсомола, и она меня пригласила работать к себе, так как заворготделом Кривенков Федор перешел на другую должность и у них открылась такая вакансия. Я согласился.
Через несколько дней я встретился с Андросовым В.П., он предложил идти в УВД Курской области, в угрозыск. Но я отказался. Я часто вспоминал слова своего классного руководителя в техникуме Барбашова М.П., который рекомендовал идти в производство, мол, там я быстро себя найду.
В один июльский день, взяв с собой два чемодана, мы с Лидой отправились в Хомутовку. Поселились на квартире у одной бабушки. Жила она в такой маленькой хижине, что просто негде было разместиться. Сходили в магазин, купили тазик, табуретки и другие необходимые для быта вещи. Прожив месяц, мы переселились на другую квартиру, к Валентине, работавшей уборщицей в райкоме.
Что собой представлял Хомутовский район? 1194 квадратных километра территория района, 37% земель заняты смешанными лесами. Располагается на северо-западе Курской области в 160 километрах от Курска и в 45 километрах от украинского города-побратима Глухова; 41 километр от Рыльска и 56 километров от Дмитриева. Район пересекают дороги: одна – Батурин – Киев от Тросны, вторая – до Рыльска и Дмитриева. Население района составляло 22 тысячи человек. В районе действовали и работали: хлебозавод, райсоюз, сельпо, пекарня в Звенячке, заготконтора, два пенькозавода, автопредприятие, «Сельхозхимия», «Сельхозтехника» и три её отделения, ПМК-53, МПМК, Ремстрой, ветеринарная лаборатория, крахмальный завод, узел связи, участок РСУ БО, редакция, типография, отдел культуры, две музыкальных школы, киносеть, больница, техникум, средние и начальные школы, милиция, прокуратура, суд, баня, роддом, 28 колхозов, комплекс по откорму быков на 5-7 тысяч голов. Свинокомплекс в Ольховке и в Калиновке на 42 тысячи голов поросят, нетельное хозяйство, содержащее две тысячи телок, райком партии, комсомола, райисполком, управление сельского хозяйства. Все это функционировало, как единый механизм. Везде шла своя жизнь, строились производственные помещения "Сельхозтехники", ПМК-53, школы, фермы, дороги, жилье - как в Хомутовке, так и в колхозах.
В районе есть достопримечательности XVII- XIX веков. Это памятник архитектуры XVII века в Хомутовке – усадьба Левшиных, в котором находился и находится райисполком. Памятник архитектуры XIX века – усадьба Нелидова в селе Гламаздино. В селе Сныткино – церковь иконы Казанской Божьей Матери 1806 года. В селе Меньшиково – церковь Пресвятой Рождественской Богородицы 1852 года. В селе Ольховка – церковь Пророка Предтечи Иоанна Крестителя 1870 года. В селе Сальное – церковь великомученика Дмитрия Солунского 1880 года.
На хомутовской земле родились знаменитые личности: Хрущев Никита Сергеевич в селе Калиновка, глава государства с 1953 по 1964 год; Пимен Карпов, русский писатель, соратник Есенина, почитаемый такими писателями и поэтами, как Блок и Горький. Редактор районной газеты Николай Шатохин раскопал его биографию в районных архивах. И с 1996 года на родине писателя в селе Турка Амонского сельсовета ежегодно проходят Карповские чтения, куда приезжают писатели со всей страны. Пимен Карпов – самородок, сумевший подняться до вершины литературного Олимпа.
Волгин Вячеслав Петрович, 1879 г.р., из пос.Борщевка Надейского сельсовета, доктор исторических наук, работал в МГУ имени Ломоносова, лауреат Ленинской премии, издал много трудов по истории, академик АН СССР, награжден тремя орденами Ленина.
Глухарева Мария Павловна, 1927 г.р., из села Доброе Поле Сальновского сельсовета – учитель географии, Герой Социалистического труда, живет в городе Феодосия.
Хомутовская земля дала Родине 11 Героев Советского Союза, трех полных кавалеров ордена Славы. Героями Социалистического Труда в наше время были председатель колхоза «Родина Хрущева» Василий Васильевич Грачев, агроном колхоза, будущий преподаватель сельскохозяйственной академии, заведующий фермой Белкин Иван Никодимович.
Награждены орденами Ленина были звеньевая колхоза «Ленинец» Анна Слепынина, депутат Верховного Совета РСФСР, доярка колхоза имени Ильича Нечаева и многие другие труженики полей и ферм. Со многими мы работали в райкоме ВЛКСМ, это были наши помощники в патриотическом воспитании молодежи. Многие ветераны войны, например, директор маслозавода Красновид В.П., начальник милиции Стародубцев, всегда были нашими гостями на комсомольских собраниях, уроках мужества, всегда рассказывали правду о Великой Отечественной войне.
Секретарем райкома партии был Виктор Кириллович Фатьянов, председателем райисполкома - Орлов Д.В. Всем районом управлял райком партии. Это уже в горбачевские времена роль партийных органов была занижена, мол, вся власть переходит к райисполкомам. Но это было только на бумаге. Райком партии возглавляло в дальнейшем первый секретарь Солдатенко В.В. До 1980 года и позже, до распада партии, руководил районом секретарь РК КПСС Гранкин Иван Кондратьевич.
На работе меня приняли благожелательно. Здесь я по ближе познакомился с  первым секретарем райкома ВЛКСМ Халиной Риммой Максимовной, узнал второго Кушнерева Ивана Михайловича, которого вскоре забрали в обком комсомола заведующим орготделом, и заведующую школьным отделом Лисицыну Екатерину; еще по совместной работе по техникуму знал члена бюро райкома ВЛКСМ Будникова Н.М., он работал инструктором в райкоме партии; там же инструктором работал и мой товарищ по техникуму Сидоров Анатолий Федорович.
Вскоре Халину Р.М. забрали в Черемисиновский райком КПСС секретарем, и нам пришлось искать себе первого секретаря. Мы вышли на главного инженера калиновского колхоза им. XXIII партсъезда Кислова Владимира Дмитриевича – холостого, перспективного молодого человека. Вторым секретарем пригласили Валентину Ильенко, учительницу из Сковороднево. Но, проработав два месяца, она ушла в свою школу. Заведующей отделом школьной молодежи работала бывший директор дома пионеров Молчанова Лариса Александровна – вот ее и рекомендовали вторым секретарем РК ВЛКСМ, а меня утвердили просто секретарем райкома. В кабинете, где я находился, нас было трое молодых ребят. Это Герасин Михаил, инструктор райкома, потом он стал вместо меня заведующим орготделом, и председатель общества «Знание» Максаков Василий. Тогда за чтение лекций платили: 3 руб. 80 коп. за простую лекцию и 11 рублей – за массовую. Это нам было маленькое подспорье на пиво и вино.
С семьей Герасина Михаила, его женой, мы познакомились быстро, так как жили на одной улице. У них была своя квартира, и мы часто проводили вместе вечера, ходили в кино. В этот период и моя Лида, и Герасина были в «положении», и нам часто приходилось гулять с ними по парку.
Секретарем райкома КПСС был Фатьянов Виктор Кириллович, бывший председатель колхоза им. XXIII партсъезда в селе Калиновка. Он пригласил меня в кабинет, где мы долго разговаривали. Он помнил меня по техникуму, расспросил о службе в Китае. Потом он не раз давал мне поручения, которые я всегда вовремя выполнял.
Вторым секретарем райкома партии был Леонид Пантелеймонович Алисов, крепкого телосложения, с густым басом. Он умно выступал на партсобраниях, часто приглашал меня с собой в тот или иной колхоз в качестве агронома – узнать, например, правильно ли сажают картофель в колхозе им.Жданова. Председателем колхоза им.Жданова был выпускник техникума Тюленев Василий Павлович, с которым я водил дружбу до последних его дней. Алисов Л.П. возил меня представлять на колхозное собрание в колхоз им.Советской Армии председателем. И потом много добрых дел мы делали вместе с райкомом партии.
За несколько месяцев работы заворгом я ознакомился с комсомольским активом района, а в то время это была большая сила. У нас было 2800 комсомольцев – это 95% молодежи района комсомольского возраста. Работа моя и инструктора Герасина заключалась в том, чтобы вовремя проводить комсомольские собрания, собирать членские взносы, активизировать участие молодежи в  районных и областных мероприятиях, проводить слеты, соревнования по многим видам спорта,  готовить пленумы и конференции, вести прием в комсомол рабочей и сельской молодежи. Впоследствии у нас, работников РК ВЛКСМ, сложились дружески-деловые отношения с руководителями и секретарями парторганизаций района. Наш голос был слышен и на комсомольских собраниях в организациях, на политучебе в кругах партийных организаций. Мы всегда просили райком партии, их секретарей проводить раз в год совещания с комсомольским активом, с секретарями комсомольских и партийных организаций. Немало наших активистов ушло работать на разные партийные, советские и профсоюзные должности.
 В тот период обком комсомола возглавлял Чухраев Борис Михайлович, при нём рождались разные начинания для молодежи, такие, как "Медаль за бой, медаль за  труд  из одного металла льют", пропаганда комсомольских строек, и нам доверили отбирать и посылать молодежь туда, а также – по туристическим местам России и социалистических стран.
Когда у нас Лариса Александровна Молчанова стала секретарем райкома комсомола, жизнь наша пошла еще интереснее. Меня избрали вторым секретарем, работы и ответственности прибавилось. На бюро райкома меня выбрали командиром оперативного комсомольского отряда, и мы с комсомольским активом дежурили с повязками в парке на танцах, по поселку, появлялись в Калиновке, где уже учились все группы, на вечерах. И я скажу, что за пять лет у нас в районе не было ни одной массовой драки. По инициативе Молчановой мы решили принять в комсомол токаря «Сельхозтехники» Маслак  Петра у памятника Ленину в Калиновке, и комсомольский билет ему вручали председатель передового колхоза «Правда» Захарченко Петр Иванович и Герой Социалистического Труда Белкин Иван Никодимович. Сделали цветное фото, растиражировали его в обкоме и даже в ЦК ВЛКСМ.
Райком партии поручил нам, молодежи, составить и провести мероприятия «Русская березка» в лесу. Спортивные состязания, дежурство оперативных отрядов, разные игры – за всю работу мы отчитывались.
В районе подбирали молодых комбайнеров, 8 человек, на уборку в Монголию. Поначалу отбор шел туговато, но мы своего добились и разнарядку выполнили. Как благодарили нас ребята после возвращения! А какие теплые слова мы слышали от тех, кого с трудом посылали по путевкам за границу! Одну свинарку, Нечаеву Валентину, обком потребовал послать делегатом на съезд комсомола. Целую неделю я уговаривал мужа отпустить её, труднее было со свекровью, которая была из старообрядческой семьи. Валентина со слезами на глазах рассказывала про съезд, про мероприятия, которые там проходили. «Ведь я, кроме Хомутовки, ничего не видела». Довольны оказались и свекровь, и муж.
В каждой организации мы проводили конкурсы. Так, среди молодежи «Сельхозтехники» -  на лучших токаря, слесаря; в КБО – на лучшую швею; в «Сельхозхимии» - на лучшего водителя;  в торговле – на лучшую торговую точку, бригаду, звено; среди колхозников – на лучшего пахаря, доярку. В газетах и по радио хвалили добросовестных и ругали нерадивых. В районе действовал «Комсомольский прожектор», где бичевали бракоделов, нарушителей дисциплины.
Рядом с райкомом ВЛКСМ совместно с ДОСААФ отделали стрелковый тир. А однажды с Ларисой Н.  – секретарем РК ВЛКСМ - пошли к председателю райисполкома Орлову Дмитрию Васильевичу, который когда-то тоже был первым секретарем райкома комсомола, с предложением выделить нам место под стадион. Он вначале воспротивился, но мы с Ларисой попросили его проехать на то место, где сейчас находится стадион, здесь его и уговорили. Быстро со спорткомитетом района, где председателем был Акопян Владимир Сергеевич, оформили это место.
Большая дружба была с милицией, военкоматом. Военкомат особенно просил нас провести слеты допризывников в какой-нибудь школе и выступить на них нас, райкомовцев, и ветеранов войны и труда. Часто такие слеты проходили на территории Калиновской школы. А как райком комсомола шефствовал над школами! В каждой школе были пионерская и комсомольская организации, и вот мы каждый год работали над пополнением рядов ВЛКСМ. Надо было видеть, как волнуются ребята перед приемом в комсомол в райкоме. Мы их всех пропускали через бюро, некоторых не принимали из-за слабой подготовки. Сколько было слез и радости, когда им вручали комсомольские билеты!
Не забывали мы и о сельской молодежи. Всегда добивались, чтоб проходили комсомольские собрания. Узнавали, кто из ребят не член ВЛКСМ, не был принят в школе, но прошло 2-3 года, этот молодой человек неплохо работал, мы и их принимали.
В 1974 году мы пригласили райкомовцев из Глухова к себе в гости. А у Молчановой Л.А. уже созрел грандиозный план. Этот год отмечался как 320-летие присоединения Украины к России. Мы предложили украинским коллегам посадить в память об этой дате парк на границе Украины с Россией. Они эту идею поддержали. Назначили комиссию по проведению этого мероприятия, и работа закипела. Мы пригласили молодежь Хомутовки, Калиновки, военных из Дмитриева участвовать в этом деле. Глуховцы заготовили саженцы разных пород деревьев, пригласили военнослужащих, водовозки с водой, машины с бурами, и мы лопатами копали ямки, поливали и сажали. За день посадили парк в пять га. В последний момент украинцы привезли большой камень: одна сторона черная, другая – беловатая. Я поинтересовался, зачем такой, это ведь к ссоре, на что мне дружно ответили: «Мы – братья навек». Мои слова оказались пророческими. Десять лет деревца росли плохо. Мы следили за ними, подсаживали взамен погибших. И вот на четырнадцатом году они набрали такой рост, что получился просто лес. Наши свадебные пары ездили в тот парк, возлагали цветы.
Наш райком стал смотреться в обкоме комсомола положительно. К нам стали приезжать гости из ЦК ВЛКСМ, артисты. Однажды зимой к нам приехал Герой Советского Союза Юрий Бабанский. Дня три он жил у нас в районе, проводил встречи в техникуме, в Доме культуры, у нас, в актовом зале, с комсомольским активом. У нас с ним произошел один казус. После работы выехали в лес угостить его шашлыком, а потом, молодые и задорные, а он моего года рождения, начали бороться. Поборолись и разъехались по домам. Я поселил его в гостинице, а сам ушел домой. Утром он мне говорит: «Саша, а я звезду Героя потерял. Это когда, видимо, боролись». Я предложил взять человек десять ребят и просеять снег. Но он сказал, что это звезда не настоящая, что ему ее выточили на заводе, а настоящая – дома. И тут я успокоился, а про потерю он попросил никому не говорить.
Не могу не описать один случай в нашей работе. Бросил как-то обком комсомола клич: девушек посадить на трактора, как Пашу Ангелину на Кубани. И что вы думаете? Мне удалось уговорить трех красавиц во главе с секретарем комсомольской организации КБО Ниной Ефимовой пойти на курсы и закончить их. В апреле я их отвез в колхоз им.Ильича к Тетерину Сергею Владимировичу. Дали девчатам на троих трактор ДТ-75, правда, хороший, заводился ключом, и стали они пахать поле. Через четыре дня приезжаю на мотоцикле «Днепр», был такой у нас в райкоме, к ним на поле. Когда ехал, увидел возле магазина человек пять молодых парней, остановился, спрашиваю их, как им идея, что в колхозе на тракторе – женщины. Ответа я не получил и поехал к девчатам. Две были в тракторе с плугом, пахали, а третья отдыхала в общежитии. Остановил я их трактор, они подошли ко мне, все чумазые, выпачканные в мазуте, и мне стало стыдно и за себя, и за председателя – ребята пьют пиво, а девчата работают. Тут я психанул и сказал своим красавицам, чтобы они оставили трактор здесь и ехали домой со мной. Но они все равно добрались на тракторе до колхозного двора, сдали бригадиру. Потом на «Русской березке» я фотографировался с ними, и мы долго смеялись над этой затеей.
В декабре 1972 года я отправился в Мичуринск поступать в институт. Первый экзамен вместо «пятерки» сдал на «четыре», и пришлось сдавать еще три экзамена. Напряг свои мозги, за три дня подготовки кое-что прочитал и пошел сдавать. Сочинение написал на «четыре», списал с фотографии, химию - на «четыре» и физику – на «три». Через час вывесили ведомости, где была и моя фамилия. За один день нам вручили методички, справочники, темы рефератов, и 30 декабря я уехал домой.
Зимой с помощью секретаря райкома партии Сурненковой Раисы Филипповны дали нам с женой комнату в 12 кв. м в одном доме. На кухне нас было три хозяина. У нас поместились кровать, диван, шифоньер, детская коляска и стол. Мы были рады и счастливы. Теперь к нам стали заходить Сидоров Анатолий с Валентиной, которых мы поженили здесь, в Хомутовке, Герасины Михаил и Лида и другие члены райкома.
2 апреля 1973 года у нас родилась дочка, через неделю - дочка у Герасиных и сын у Арбузова Е.В. – заворготделом РК КПСС. Дочь мы назвали Ольгой. Приехала к нам моя мама и немного помогла на первых порах по уходу за младенцем.
Весной нам дали огород для картошки. Жена – с ребенком, а я привез картошки, раскидал ее в мешки, и решили мы с Будниковым Н.М. в один из выходных сажать её под плуг. Привезли к своим огородам, а они были рядом, разметили, запрягли лошадь в плуг, и я говорю: «Ты бери плуг – и вперед. А я буду бросать картошку». А он мне отвечает, что не умеет ходить за плугом. «И я не умею, что будем делать?». Меня отец когда-то учил, я пошел за плугом, и тогда у нас все наладилось. К вечеру мы посадили оба огорода и очень устали. Вот так мы постигали труд пахаря. Картошка уродилась на славу, и многие приходили смотреть на наш успех.
Райком партии начал и нас как бы учить и проверять – стали закреплять уполномоченными за колхозами, посылать на политзанятия. Первым за мной закрепленным колхозом оказался «Октябрь», где председателем был Тетерин С.В. Представился я ему уполномоченным, а он мне и говорит: мол, иди ты домой, мы здесь сами разберемся. Я и ушел. Иду, а сам думаю: что дает это закрепление, что я могу сказать такому пожилому и с такой практикой председателю или агроному? Но потом я понял, что и от нас была помощь. Попросить в районе дать колхозу побольше машин на вывоз зерна или свеклы, поискать хороший погрузчик на свеклу. Все эти вопросы мы и помогали решать председателю.
А своя комсомольская работа не прекращалась ни на день, мы всегда были в гуще районных дел. Как-то смотрим, в одном колхозе скопилось много зерна на току. Спрашиваем, чем помочь, ведь на днях обещали, что пойдет дождь. «А вы пришлите человек десять, и мы перевезем его на склад». А склады старинные, там еле машина помещалась, и приходилось лопатами да мешками добрасывать до дальних углов. И вот мы, не десять, а все 25-30 человек, появились на току и за ночь все зерно засыпали в склады. Такой почин стал для нас нормой, мы сами выискивали для себя дела.
Однажды пожаловалась начальник отдела культуры, что в районе нет хора. Мы тут как тут. Пригласили молодежь, свой актив, членов бюро, «Комсомольского прожектора», секретарей и замов в Дом культуры на хоровые занятия. И здесь у нас получилось, а некоторые стали ходить и на бальные танцы. Я и то три раза ходил, а потом не смог из-за нехватки времени. Но в хоре пел!
Не забывали мы проводить лыжные пробеги по местам, где жили когда-то Герои Советского Союза – наши земляки. Пришлось мне за зиму два раза ходить со школьниками Хомутовской школы в Амонь, к могиле Баранова, в Хатушу, на братскую могилу, и к памятнику Героя Советского Союза Видулина.
В 1974 году зимой нас, вторых секретарей райкомов и горкомов комсомола шести областей, пригласили на месячные курсы в Курскую зональную комсомольскую школу. Этот месяц пролетел  быстро, но мы многое почерпнули из этой учебы. Познакомились со своими коллегами из других областей, ездили к некоторым, слушали и сами рассказывали о хороших начинаниях, о стиле работы. Школа была в гарнизонном Доме офицеров, руководила ею Архипова. Каждый день занятия, посещения комсомольских организаций города, ездили в Белгород. Меня в первый день заезда избрали комсоргом сборов. Мы устраивали танцы, встречи с активом обкома комсомола, его секретарями.
 Однажды к нам приехали комсомольцы из стран Латинской Америки: Уругвая, Парагвая, Чили, Никарагуа. Причем, многие приехали в Советский Союз нелегально и не знали, вернутся ли домой живыми. Их могли на границе схватить в аэропорту и бросить в застенок. Три дня они пробыли в Курске. Мы с ними играли в волейбол, потом устроили встречу в красном уголке гостиницы с гитарами, баянами и танцами. Как они завидовали нам, что мы живем ни о чем не думая – о работе, учебе, пенсии, квартирах, отдыхе! Как у нас хорошо в городе, на заводах!
Мы сделали им подарки, сувениры. Они плакали при расставании. Нам подарили плакаты – лозунги об их борьбе против колонизаторов и угнетателей. И вот теперь можно порассуждать,  нужны ли нам были комсомол, пионерская организация. "Да!" - скажу я. Сколько молодежи эти организации отвлекали от пьянства, недисциплинированности, про наркотики и говорить нечего – их просто тогда не было, и мало кто знал, что это такое. Не было безработицы, все жили веселой задорной жизнью. А сколько песен написано про молодежь и комсомол тех лет! Сколько мы видели патриотизма у солдат, рабочих, молодежи! Мы не считали деньги ни в чужом, ни в своем кармане. Меня молодая жена учила: «Смотри, ребята по рублю скидываются – и ты должен, чтобы вместе». Да, в это комсомольское время мы дружили семьями, со своим активом. Членами бюро старались избрать энергичных, с чистой совестью ребят, да еще чтобы машина была служебная. Такими были главврач больницы Зайцев Василий, директор кирпичного завода Руденко Анатолий, директор ветеринарной лаборатории Слепынин Николай.
А чем занимался комсомол в высших эшелонах, как обком и ЦК ВЛКСМ? Да всё тем же, что и на местах. Постоянные инициативы. Стройка в городе Железногорске была объявлена ударной комсомольской, в городе Курчатове – то же самое, в Курске это "Химволокно", Трикотажный комбинат и многие другие заводы и фабрики, где трудилось до 50% молодежи комсомольского возраста.
ЦК комсомола видел одну из задач для молодежи – знакомить с жизнью у нас в стране, а также за рубежом, для этого создали Бюро международного туризма «Спутник». Комитет молодежных организаций (КМО) контролировал международные связи различных общественных, профессиональных, спортивных, студенческих, культурных и других организаций молодежи. Появилась Высшая комсомольская школа, в ней проходил учебу не только актив Советского Союза, но и представители «прогрессивных молодежных организаций» из стран Азии и Латинской Америки.
Очень популярны были комсомольские строительные отряды вузов, техникумов, уезжавшие на лето в разные концы страны. До нас доходили призывы ехать на строительство БАМа, и дома я вел такой разговор, но жена отговорила от этой затеи. В Курской зональной комсомольской школе мы отучились месяц, после чего мне было выдано свидетельство № 136 от 1974 года, что я отучился на курсах секретарей РК, ГК ВЛКСМ и сдал экзамены «Комсомольское строительство» на хорошо.
Из курских секретарей курсы в данной школе прошли:
Ефимов Александр – Дмитриевский  РК ВЛКСМ
Матусов Геннадий – Тимский РК ВЛКСМ
Сучкова Ирина - Щигровский РК ВЛКСМ.
Когда начал разваливаться Советский Союз, стал разваливаться и комсомол. На XI съезде он был распущен. Началась дележка материальных ресурсов, спонтанно создавались региональные Союзы молодежи. Но это уже был, конечно, не комсомол.
Мне однажды пришлось быть на торжественном вечере, проходившем в районной библиотеке с ветеранами комсомола в Хомутовке с главой района Ворониным Николаем, который прошел также путь комсомола: от главного агронома колхоза «Заря», секретаря комсомольской организации колхоза, затем - председателя колхоза и до Главы Администрации Хомутовского района. На вечере присутствовало много ветеранов, и мы рассказывали про свою молодость, пели комсомольские песни.
Не забыть мне поездки в Москву на торжественный вечер, посвященный 85-летию комсомола, который проходил в концертном зале гостиницы «Россия». Нас было пять человек: Андросов Виктор Петрович, директор училища, Тяжкороб Евгений, директор школы №8 в Железногорске, дочь Андросова – Ольга, которой в этот день, 29 октября, исполнилось 20 лет, я, директор птицефабрики, и мой водитель Николай.
На вечере присутствовал Геннадий Зюганов, с которым нам удалось сфотографироваться, а также все бывшие секретари ЦК ВЛКСМ, с которыми мы тоже фотографировались у знамени комсомола. Было теплое рукопожатие с губернатором Громовым.  Звучали прекрасные выступления ораторов, песни о комсомоле, о родине, о молодежи. Кобзон с мэром Лужковым Ю. М. полчаса пели на сцене, а мы подпевали. А сколько было слез счастья у пожилых людей, ветеранов комсомола!
29 октября стало традицией и в Курске проводить торжественные мероприятия с приглашением комсомольцев всех поколений. В Железногорске и районе в этот день устраиваются встречи с ветеранами комсомола, и  мы ходим на них, как правило, с супругами, вспоминаем нашу молодость,  достижения, успехи и горечь. На этих встречах собираются бывшие секретари обкома комсомола: Ерохин В.Д., Кичигин А. А., секретари горкома комсомола г. Железногорска, секретарь Михайловского ГОКа, СМУ-треста Жилстрой и многих других организаций.
Рассматривая фотографии разных лет нашей комсомольской деятельности, с ностальгией впоминаешь это время. Вот фото 1972 г.: Халина Р.М. – I секретарь, Кушнарев И.М. – II секретарь, Зюзикова В. – завсектором учета, Герасин М. – инструктор, Башкатов А. – заворготделом. Вот другое фото, где мы, члены бюро райкома, отдел культуры, редакция газеты, старшие пионервожатые, в торжественной обстановке проводим День пионерии 19 мая 1973 г. у памятника Ленину. А вот фотография – члены бюро РК КПСС после встречи с комсомольским активом района во главе с секретарем РК КПСС В.К. Фатьяновым, председателем райисполкома Д.В. Орловым. Мне здесь 18 лет, я секретарь комитета комсомола техникума, выступал на этом семинаре, 1969 г. Хомутовский район.
Еще одна фотография – 1 секретарь РК КПСС И.К. Гранкин выступает на комсомольской конференции, здесь же  - представитель обкома комсомола Соловьева Т.Н., 1 секретарь обкома комсомола, секретари райкома комсомола и партии - Стабровский В.Т. Памятная фотография, где меня, председателя колхоза им.Советской Армии, делегировали  на областную комсомольскую конференцию совместно с молодежью района. Возглавлял делегацию В.В. Горлов, завотделом РК КПСС. Встреча делегатов конференции в музее Боевой славы с ветеранами Великой Отечественной войны.
И еще одно фото. Курская зональная и комсомольская школа. Вторые секретари РК и ГК ВЛКСМ, ноябрь-декабрь 1974 г. Это незабываемое время – все молодые, задорные, у всех уйма «рецептов» комсомольской жизни, отдыха, работы и организации разного уровня.
Интересно, сожалеет ли нынешняя власть о комсомоле? Конечно, нет! Они так боятся юных нацболов и яблочников, привечая футбольных фанатов: оголтелой толпой управлять легче, чем группами сознательных молодых людей, независимо от их политической ориентации.
Что получила Россия лишившись комсомола? Все, что запланировали американские ястребы еще в 1946 году, все отрицательное для молодых людей страны. Сейчас главная суть любого молодого да и пожилого человека – это деньги, и чем их больше, тем больше они гордятся. Что можно увидеть с экранов телевизоров? Все, что несвойственно нормальному человеку. Страшно об этом говорить, видеть и думать, что будет с нашими детьми, внуками, потомками. Не хочется на этой ноте заканчивать главу, потому необходимо добавить, что в 1973 году меня приняли кандидатом в члены партии, а в 1974 году – в члены КПСС. Я был доволен, потому что уже имел хорошие отношения со многими работниками аппарата района партии, руководителями хозяйств и секретарями партийных организаций.
Время бежало, и мы все росли, набираясь комсомольско-партийного опыта. Меня, второго секретаря РК комсомола, часто закрепляли на проведение партийных собраний в колхозах, направляли на политзанятия. Однажды закрепили проводить первое политзанятие в парторганизации колхоза «Искра» за 30 км от Хомутовки. Это было 2 октября. Из Хомутовки я добрался на автобусе до Калиновки, а там на своих двоих отправился к Амони. Молодой, в кожаной курточке, кепка-картуз, спортивной ходьбой я отправился преодолевать 20 км до Амони. Через 2 часа добрался туда и обходной дорогой пошел на Неплюевку – еще 10 км. Проголодался, зашел по пути в колхозный сад, где нашел штук пять спелых яблок, перекусил  и побежал дальше, так как наступал вечер. По темноте при свете уличных фонарей я нашел контору, где меня ожидали члены партии на политзанятие. Занятие проводил парторг, он же и пропагандист Кабанов. В выступлении он познакомил свой коллектив с учебой: как писать рефераты, какие темы будем изучать и прочие вопрос. Выступил и я на этом вечернем уроке, рассказал об итогах работы области, района, назвал передовиков, озвучил, чем занимается райком партии, какие экономические проблемы решены и что остается на следующий год. Выступление мое слушателям понравилось, а тут еще Кабанов сказал, что я был в Китае. Попросили рассказать, как там живет народ, как относятся к нашей стране. Я начал рассказывать о жизни и быте народа Китая. Привел один пример. Когда ватага 12-летних ребятишек бросили камни в наш автобус, с ними была старенькая женщина, так она одному отвесила оплеуху такую, что тот чуть не упал, остальные стали убегать, а она все трясла кулачком в их сторону. Это уже говорит о том, что хорошие дела старые люди ценили, а вот молодежь воспитывали уже в воинственном духе по отношению к России.
Переночевав у Кабанова, утром попутным транспортом отправился в Хомутовку.
Расскажу еще один случай. Послали меня в Сальновскую школу провести в апреле комсомольское собрание. После собрания, пообедав у директора школы, я отправился в Хомутовку. От Березняка пошел по дороге, а потом решил срезать угол через лес до Колячка. Но, увы, правая нога короче левой оказалась, и меня все время тянуло вправо. Иду уже час, слышу гул машин по трассе, иду на гул, а оказалось - не туда. Короче, я прошел Колячковский лес аж за пять часов. И только когда вышел к большим Соснам, вспомнил, что этот лес – за селом Красный Пахарь. Вышел на окраину поля и увидел вдали огни, на них и пошел по растаявшему полю, по грязи. Увидев селянина, спросил, что за село. Оказалось - Доброе Поле, а рядом Сальное. Так я пришел сюда. Получилось, что сделал круг, плутал аж 5 часов. Пришел к отцу Михаила Герасина – нашего инструктора (я бывал у них в гостях с Михаилом), весь в грязи, еле передвигая ногами, в мокрой одежде. Отправили меня на печь греться. Поужинал и уснул крепким сном. А дома меня ждали жена и мать, которая в тот момент была у нас. На другой день пришел к ним, переоделся - и опять в райком, где поведал о своем путешествии по весеннему лесу при моросящем дожде. Вот и такие оказии случались в нашей работе.

                ПАРТОРГ КОЛХОЗА "ПРАВДА"

В конце августа, в субботу, я дежурил в райкоме партии. В 9 часов пришел на работу первый секретарь райкома Солдатченков Владимир Васильевич, назначенный обкомом партии на место Фатьянова В. Н., которого забрали в Курск, в обком, на повышение.
Проработав уже год в нашем районе, Солдатченков за это время сменил около 80% руководителей колхозов и организаций.  Руководил районом он жестко, но был справедлив. Тех, кого освободил, почти всех обеспечил другой работой, а некоторых председателей и жильем. В своей практике он обращал большое внимание на молодежь, в первую очередь в колхозах, да и здесь, в районе. Много наших комсомольских активистов выдвинул на пост председателя. До меня он назначил Сидорова А.Ф., инструктора райкома, председателем в колхоз «Октябрь», Саввиди Ивана Федоровича, директора птицефабрики, председателем колхоза «Красный металлист», Кислова В.Д., первого секретаря райкома комсомола, председателем Калиновского колхоза им.23-го Партсъезда, Чеботарева Н.Г. – в колхоз им.Ленина, Михаила Анащенкова – директором маслозавода. Подошла очередь и до меня. И вот в субботний день вышел он из кабинета, поздоровался, закурил и говорит: «Знаешь, Саш, хватит тебе, наверное, детством заниматься, давай-ка мы пошлем тебя в колхоз председателем». Я, конечно, опешил от этих слов и ответил, мол, какой из меня  председатель, ведь я в колхозе нигде не работал, знаком с этой работой поверхностно – по тем командировкам, что направлял райком меня на сев, уборку свеклы, зерна, пахоту зяби, на фермы. Он согласился с моими доводами и предложил пройти школу председателя. У него созрел план: «Мы тебя направим  к лучшему председателю с большим опытом работы – Захаренко Петру Ивановичу в колхоз «Правда» парторгом». Или, как тогда нас оформляли, заместителем председателя по культурно-массовой работе.
Я ответил, что подумаю. Он поинтересовался, есть ли у меня проблемы. Я рассказал ему об отсутствии жилья. «Хорошо, и я подумаю», - ответил он и ушел к себе в кабинет. Вот и мой настал черед отправиться в село. В голову лезли мысли: справлюсь ли я парторгом, ведь народ в колхозе уже пожилой, а мне 24 года. Раздумья мои перебила группа женщин, пришедших к секретарю с каким-то вопросом. Я попросил их подождать, зашел в кабинет секретаря, рассказал про ходоков. Он велел позвать их. Когда я вышел, то увидел: женщины, углядев красивые дорожки в коридоре, сняли обувь и направляются в кабинет без нее. Я оторопел, стал поперек дороги, вернул их назад и заставил обуться. Пробыли они в кабинете недолго, вышли довольные, поблагодарили меня: «Спасибо, сынок, что помог попасть к нему на прием».
Дома мы с Лидой обсудили предложение и, решив, что без колхоза не видать мне продвижения и квартиры, решили согласиться. Утром по прямой связи Солдатченков пригласил меня зайти к нему в кабинет. Когда я вошел, он читал газету и, не поднимая головы, спросил: «Ну как?» Я ответил, что согласен. Он встал из-за стола, пожал мне руку и сказал: «Иди к председателю поселкового совета, бери ключи от новой двухкомнатной квартиры». Я побежал  в сельсовет, председатель был на месте, отдал мне ключи, а документы потом сказал забрать. Я заскочил домой, и вместе с женой мы пошли смотреть квартиру. Она располагалась в новом двухэтажном доме, на первом этаже. Все еще было в краске, но тепло и уютно, и мы быстро начали осваивать это жильё. Вот так решались квартирные вопросы, без проволочек и обещаний – за один день.
В начале сентября за мной заехал Чернышов Сергей Макарович, член бюро райкома партии, руководитель «Сельхозтехники», и мы отправились на партийное собрание в Сальное. Выборы прошли быстро, старого парторга Таланова потом назначили  председателем сельсовета, ну, а мне путь был открыт. На другой день вызвал меня к себе в кабинет Петр Иванович и спросил, на чем собираюсь ездить. Я попросил выделить мне какой-нибудь мотоцикл. Он ответил, что уже договорился с председателем райсоюза  Обыденновым Владимиром Прохоровичем, я могу поехать и забрать мотоцикл. Деньги велел взять в кассе. Привезли мы "Иж-Планету" с люлькой, ветровым стеклом, за день ребята помогли мне собрать его, и на третий день я уже ездил. До колхоза от Хомутовки – 12 км, и я ездил на мотоцикле домой и по колхозу.
Петр Иванович в то время был членом Облисполкома и часто уезжал в Курск на совещания. Порой я его не видел по 2-3 дня. В это время шла уборка картошки силами учащихся Хомутовской средней школы, уборка свеклы, пахота, подготовка ферм к зимовке, скирдовка соломы и прочие колхозные работы. Петр Иванович закрепил меня  за уборкой картошки. За неделю я познакомился со специалистами главного и среднего звена. Главным агрономом был Сергей Григорьевич Федин, отец пятерых детей, его жена Мария Пименовна – учитель в школе, и они пригласили меня останавливаться иногда у них дома. Дети уже разъехались от них, и они остались вдвоем. Какие же чуткие, сердечные и милые были  эти люди! В колхозе их все уважали. Сергей Григорьевич работал не покладая рук и в районе числился на хорошем счету. Руководил бригадой Доброго Поля выпускник техникума Василий Чертушкин – тоже знающий и умеющий работать с людьми специалист.
В селе Посадка тоже был выпускник техникума Анатолий Бардаков. Бригадирами тракторных бригад являлись пожилые, малограмотные, но умелые мужики. Например, организатор и специалист Клыков И.М.,  которого мы в 50 лет приняли в партию. Зоотехником была Мария Артюхова, увидевшая во мне помощника по животноводству, потому что Петр Иванович редко доходил до ферм. Познакомился я с директором школы Силаковым Анатолием, который до этого был инструктором в райкоме партии. Взяв под ответственность уборку картошки, я стал изучать работу школьников, их прибытие на работу и отъезд, их обед (сухой паек привозили с собой). В итоге сделал вывод, что ход работы надо менять. Познакомился с учителями, директора Климченко я знал по комсомолу, поговорил со школьниками, поинтересовался, хотят ли они побыстрее убрать картошку. Вразумительного ответа не получил, решил взять все в свои руки. Во-первых, им начали готовить обед. Состоял он из двух яиц, двух булочек, кружки топленого молока, по желанию – чая. Это сразу сказалось на работе. Взял с экономистом нормы взрослых, уменьшил их вдвое для детей и довел до сведения эти нормы учителям и  детям. Рассказал также, что будем платить зарплату за нормы уборки картошки. Бригадир принимал их от класса, а учитель считала за учениками. В автохозяйстве договорился за тонну картошки для столовой, чтобы закрепили автобусы за школьниками, вовремя привозили их и забирали с поля.
Об этой инициативе узнал Петр Иванович, похвалил и пообещал всяческую поддержку школе. Об этом узнал и Климченко, он раза три приезжал посмотреть на работу своих школьников. С такой организацией труда ребята стали справляться быстро. И вместо месяца мы убрали картошку за 15 дней. 2 октября на Дне учителя меня приняли почетным членом школы. А я привез конверты с подарками и ведомости с зарплатой. Дружба колхоза и школы еще больше укрепилась. Пригласили  их и на отчетное собрание, где вручали отдельным ученикам подарки и грамоты.
Петр Иванович очень полюбил меня и Василия Чертушкина и порой давал нам наряды по телефону из Курска. Через месяц нашей с ним работы приезжает он как-то из Курска, оставляет нас с Василием вдвоем, сажает в машину и вывозит в посадку. И здесь, за стопкой, поведал нам, что уезжает в Курск председателем колхоза «Новая жизнь», где развито животноводство с огромными планами по овощам, заготовка овощей велась для больниц, санаториев, столовых и просто для закупки Облпотребсоюзом всей валовой продукции овощей.
  А выращивали в теплицах и в открытом грунте помидоры, огурцы, морковь, столовую свеклу и другую продукцию. Это мы узнали потом, когда побывали с Чертушкиным у него в гостях. И вот он уехал, проводили мы его достойно. И как-то сразу осиротели! Стало чего-то не хватать, сами проводим наряды, сами планируем. Из райкома поступило распоряжение возложить обязанности председателя колхоза на меня. Свою работу мы уже знали, вспахали все поля, поставили на зимовку скот, отсортировали зерно на семена, начали ремонтировать технику - то есть, работы шли своим чередом, и вот через две недели к нам привезли на должность председателя колхоза Сычева Михаила Даниловича – нашего преподавателя по ботанике из техникума. И как потом он мне сказал – всю жизнь хотел быть председателем. На собрании его выбрали единогласно, и пробыл он в колхозе всего неделю, попав по болезни в больницу.  Четыре месяца он провел в больнице, и перед посевной его попросили  уволиться с работы, так как здоровье не позволяло работать в таком режиме. Народ просил райисполкомовских в председатели  меня или Чертушкина. Но они ждали чего-то своего. Через пару недель привезли нам Василия Орлова, зоотехника из Дубовицы. Работал он до того у Сечкина Михаила Ивановича, но закалку его не взял, начал жестко относиться к людям, не понимал их, кричал и часто ругался матом. Народ его не любил и жаловался мне на его поведение. Долго он в колхозе не задержался, через год его сменил выпускник техникума Иван Егорович Баранов, зоотехник, который проработал в данном колхозе более 15 лет.
В декабре мы подвели итоги работы за год, выполнены. Отметили передовиков, вручили им пакеты с деньгами и ценные подарки. Планы были выполнены. В районе наши труды были замечены. Зима было снежной, часто заносило дороги, но мы успевали расчистить дороги и подвезти к фермам корм. В зимний период  главная работа – на фермах.  Доводили до доярок задания, разработали условия соревнования и выполнения заданий. Каждую неделю подводили итоги, за месяц – в конце каждого месяца, с вручением  денежных премий.
 Приближался Женский праздник 8 Марта, и райком закрепил за всеми фермами КРС, свиноферм и овцеферм, где работали женщины, ответственного, который был обязан прибыть в 6 часов утра на утреннюю дойку, поздравить женщин. От колхоза – подарки, а от закрепленных – шампанское. Так как дорога на Сальное и Доброе поле была забита снегом, все закрепленные пешком от Колячка пришли в Березовец на ферму к Евдокии Гагариной и здесь озвучили поздравления. Но шампанское я забрал, и днем по всем фермам на лошадях его развезли. По партийной линии вовремя проходили партийные и комсомольские собрания, проводили учебу в политкружке. Зима пролетела быстро. К весне подготовились хорошо, вовремя провели сев яровых, сделали подкормки озимых культур, сев сахарной и кормовой свеклы, картофеля. На 9 мая провели митинг в Колячке на Братской могиле, пригласив ветеранов войн. Выступил и я, и председатель сельсовета Таланов. После 9 мая приступили к прополке свеклы. Я призвал к этому делу всех женщин, ездил к ним с медсестрой, возил лекарства, раз в неделю приглашал Автолавку – работники культуры проводили концерты прямо в поле, у посадки. Однажды Стабровский В. Т. - председатель народного контроля – привез лектора из обкома, который читал нам лекции в разных местах.
В этот год  в наш район, именно в наш хутор Красный Пахарь привезли  первый груз-200 (гроб солдата, погибшего в Афганистане).  Привезли военные, гроб вскрыть не дали, на похороны собрались четыре села, школа, военкомат, представители райкома комсомола: трагедия была большая и для родных села, и для района.
В хозяйстве было три фермы КРС. Это 1500 голов, 500 – дойное стадо. На одной из них из-за болезни ящура перебили весь скот. По другим фермам выбраковывали поменьше скота, и начали мы искать себе телочек и нашли у Петра Ивановича в «Новой жизни», оттуда и завезли голов 200. На Таборище была свиноферма, на хуторе «Посадка» - овцеферма. Всем хватало работы: трактористы, шоферы, слесари и другой люд трудился в колхозах. Пригласил я в колхоз инженером  Ивана Горохова, бывшего начальника  автопредприятия.
 В конце августа в колхоз приехал первый секретарь РК КПСС Солдатченко В. В., посадил меня к себе в машину, повез  по полям колхоза, а потом вместе отбыли в Хомутовку, Он предложил мне перейти в колхоз им.Советской Армии в с. Гламаздино председателем. У меня, мол, все получается: и в партийном хозяйстве порядок, и в колхозе показал себя умелым организатором, а потому бюро РК КПСС рекомендует меня председателем в колхоз. Мне ничего не оставалось делать, как дать согласие. Мне было всего 25 лет, и с колхозом «Правда» расставаться не хотелось: нравились мне местный народ, условия работы, специалисты высшего и среднего звена. Я много узнал характеров механизаторов, водителей, звеньевых, заведующих ферм. Здесь я познакомился со многим руководителями соседних районов Брянской области, особенно "Сельхозтехники", лесхоза, Управления сельского хозяйства  и самого Севска, и других районов – Комаричи, Суземка, Навля.
Но уговор наш по поводу квартиры и председательского кресла обсуждению не подлежал.


ПУТЬ В ПРЕДСЕДАТЕЛИ
(сентябрь 1976 г.)

Через два дня меня пригласили  в райком в шесть утра на бюро, где зачитали постановление о рекомендации меня председателем колхоза, дали в руки конверт с сопроводительными документами, и я с Шаманцевым Володькой на "Волге" колхоза «Правда» уехал в Курск, в обком партии. Принял меня секретарь обкома по сельскому хозяйству Бойко И.Е., переговорили с ним, он посмотрел мои документы и отправил в Управление сельского хозяйства на собеседование, которое прошло успешно. Одна только Тарубарова, посмотрев на меня (а у меня 76 кг веса, совсем юный), спросила: «Куда ты идешь, сынок?» - на что я только улыбнулся и отправился опять к Бойко. Еще раз посмотрев мои документы, отзывы специалистов, он пожал мне руку и сказал: «В добрый путь, молодой человек». Дня через два заехал ко мне водитель Николай Аксинин и привез в РК КПСС, где меня ожидали второй секретарь Алисов Л. П. и начальник милиции Гуков М.С. В 9 часов мы поехали на собрание в колхоз им.Советской Армии.
 Колхоз этот я не знал. Немного знал школу, где работала пионервожатой Коровкина Людмила, очень интересный человек, знающий и любящий свое дело, а потому о ней хорошо отзывались и ученики, и учителя. Здесь я был  с завотделом обкома комсомола  Крештоповым Ильей на комсомольско-школьном собрании. Добирались напрямую по бездорожью, через поля  и буераки, хотели сократить путь, а дороги я хорош не знал, и вот мы попали в ловушку – надо было переходить овраг или обходить километров пять вокруг. Решили идти прямо и провалились в снег почти по пояс. Набрали в сапоги воды, но в школу пришли. Здесь нас разула Людмила Коровкина, на печь повесили сушить портянки, а нам нашли какие-то тапочки...
В колхоз мы приехали к 10 часам. Собрание проходило в клубе, народу было много, меня посадили в президиум. Первым делом освободили старого председателя Самбурова А., второй вопрос касался меня. Алисов представил меня собранию, рассказал вкратце про мою комсомольскую и партийную деятельность, про работу в колхозе «Правда» и рекомендовал избрать меня председателем. Послышался голос из зала: «Очень уж он молодой – прямо дитя»
. Да, в ту пору мне было 25 лет, и я казался пацаном. Но Алисов Л.П. еще раз подробно остановился на моей работе в колхозе «Правда», где я замещал председателя. После определенных дебатов, где меня поддержали механизаторы, единогласно я был избран председателем  колхоза имени Советской Армии Хомутовского района. Это было 16 сентября 1976 года. После собрания меня поздравили Алисов Л.П. и Гуков М.С., пожелали удачи и уехали домой. Я отправился в контору. Кабинет был маленький – 10 кв.м, там стояли стол, диван и шкафчик для книг и газет. Диван я сразу убрал, сел за стол и задумался, на сколько лет этот кабинет станет мне «домом». Думал, поработаю года 3-4, а там что Бог пошлет (но пролетели четыре года, а затем и 5-6-7-8-9-10 лет, а мой срок все не кончался). Пригласил бухгалтера Дунаеву А. Н. и попросил подготовить справку по колхозу, что имеем из главных средств, список специалистов, баланс и прочие документы. Александра Николаевна была грамотным специалистом: после одного ЧП в районе работу бухгалтеров всех колхозов проверяло КРУ, и Дунаева оказалась на высоте – у проверяющих никаких серьезных замечаний к нашей бухгалтерии не было. Я попросил её пригласить на вечер весь актив колхоза, то есть специалистов, кладовщиков, бригадиров, ревкомиссию, и мы долго вели дискуссию, как будем работать, чтобы улучшить показатели. Я дал задание главным  специалистам подготовить мне свои предложения, просьбы и замечания совместно с подчиненными среднего звена. Потом мы провели совещание, где наметили мероприятия согласно этим заявкам.
В первый мой день я объехал на стареньком  ГАЗ-69 поля, где убирали свеклу и картофель. Остался недоволен. Комбайны были старые, с теребильными аппаратами, вывозка организована плохо, не хватало машин. И на очистке свеклы было мало народа. Картофель собирали силами учеников местной школы очень медленно.
На этом мой первый день на посту председателя закончился. Когда все разошлись, я взялся за голову и подумал: «Куда я попал? Смогу ли я всем этим управлять? Смогу ли вывести колхоз хотя бы в середняки?» Долго сидел, что-то писал, считал, а на ум лезли мысли, как подобрать грамотных специалистов – бригадира центрального участка, бригадиров тракторных бригад. До полуночи провёл время один в кабинете. Составил себе план действий, приказал себе не паниковать,  а побыстрее браться за дело. Ведь скоро надо было заканчивать сев озимых, уборку свеклы, картофеля, готовиться к постановке скота на зимние «квартиры» и т.д. и т.п.
Второй день провел, знакомясь с техникой в двух тракторных бригадах, в конторе посмотрел список основных средств, проверил черновик протокола передачи дел от Самбурова, начал знакомиться  с главными специалистами. Главным агрономом была женщина с большим стажем работы, но пенсионного возраста, ей я сразу предложил написать заявление. С другими пока согласился поработать, потому что многие были еще молодые, а с некоторыми, как с главным зоотехником Матлаховым В.М., я учился в техникуме. Вторым агрономом работал Силаев Николай – мой знакомый, он проходил у меня практику, когда я был парторгом в колхозе «Правда», и зарекомендовал себя неплохим организатором. Главным инженером был Юдин Виктор – секретарь комсомольской организации колхоза. Он закончил техникум, механизмы знал хорошо и впоследствии стал мне неплохим  помощником. Главным ветврачом работал Силин Л.П. – специалист с большим стажем, но предпенсионного возраста.
Что я мог подумать  в тот момент о каждом из них? Они уже трудились здесь, я их не знал толком, а потому решил посмотреть, а затем делать выводы. За агрономом Лебедевым В. я поехал на следующий день в Брянскую область, где он жил. Лебедев был у меня в колхозе «Правда» практикантом, направленным из СХИ, и я решил остановить свой выбор на нем. Уговаривать долго не пришлось: на следующий день он приехал. Я не ошибся – он был грамотным специалистом. Я предоставил ему самостоятельность в растениеводстве, но просил советоваться со мной, с другими специалистами и со стариками. В штате числились 2 электрика, только закончивших техникум, бригадиры тракторных бригад без образования, механика не имелось.
На четвертый день в колхоз приехал первый секретарь райкома партии Солдатченков В.В. с председателем райисполкома Алисовым Л.П., и мы объехали фермы, ток, мастерские, поля и во время обеда у Прасковьи Ивановны, матери водителя, подвели итоги. Солдатченков рассказал, чем должен заниматься председатель колхоза, как работать со специалистами, с рядовыми колхозниками, молодежью, школьниками, сельским советом. Рассказывал на примерах из своей практики, а она у него завидная - 15 лет председателем в колхозе проработал, был делегатом 24 съезда КПСС, имел орден Ленина и другие награды, работал начальником Управления сельского хозяйства в Дмитриевском районе, вторым секретарем Кореневского райкома партии. Родом из с. Прилепы Хомутовского района. Сказал он так: «Я за тебя отвечаю перед бюро обкома партии, так что давай работать вместе. Помогать буду, заходи, но и сам засучивай рукава и вперед. Неделю даю тебе срока. Переговори со специалистами, сам подумай, посмотри по соседям и наметь себе план на год-второй – что строить надо, что приобретать, чем заниматься в растениеводстве и в животноводстве, что построить по социальным вопросам, как поддерживать связь со школой и много еще вопросов, которые будут встречаться, пометь в плане».
Помощь  от Солдатченкова была действенная, он относился ко мне, как к сыну: не проходило и недели, чтобы не побывал в колхозе, не поинтересовался делами. При нем я достроил 4-хрядный коровник, построил мастерскую, заправку, ЗАВ-40, польскую сушилку, вентилируемые бункера, телятник, достроили кирпичный завод-миллионник, который позже передали на паях в Межколхозстрой, сделали летние лагеря для дойных коров, приобрели много техники. Многие руководители завидовали, что меня ругал он меньше, чем их. Бывало, на планерке начинает воспитывать нас, доходит до колхоза им. Советской Армии и говорит: «Ну, а с тобой мы отдельно поговорим», - и разговаривал по-отечески. Жаль, что через четыре года моего председательства он умер. Мы сожалели об утрате такого руководителя. Он сменил 90% руководителей района, многих переставил местами, некоторым председателям способствовал в вопросе получения квартиры и работы в райцентре. На весенний сев и уборочную всегда приглашал бывших председателей, агрономов в  районный актив и закреплял за хозяйствами в виде помощи председателю. За четыре года Хомутовский район вышел в лидеры по многим показателям, нам давали переходящее знамя по молоку, мясу, меду.
Необходимо рассказать о том, что за хозяйство я принял. Трудоспособного населения числилось 380 человек. Более 100 пенсионеров принимали  участие в колхозных работах. Около 100 человек до 30 лет. Парторганизация насчитывала 56 коммунистов, комсомольцев – 65. Колхоз занимался возделыванием растениеводческой продукции: пшеницы, ржи, ячменя, овса, проса, гречихи, клевера, люпина. Сад занимал около 5 га. Животноводство представляло 1000 голов КРС, 2500 овец, 1200 свиней.
Имелись 2 тракторные бригады, одна мастерская, две пилорамы, два тока, 4-5 складов под зерно, кирпичный завод, свинарник, две овчарни, три фермы КРС с полами деревянными, два телятника без полов, два помещения под телятники со стенами из плетней и соломенной крышей. Была крупорушка для гречки, мельница с жерновами, пять конюшен на 160 лошадей, 170 колодок пчел без омшаника.
На территории Гламаздинского сельсовета располагались 2 клуба, 2 библиотеки, 3 медпункта, баня, средняя школа, отделение "Сельхозтехники", почта, швейный цех, 4 магазина, районный сепараторный пункт, 2 столовые, 3 общежития. Здесь были 15 населенных пунктов. Крупные поселения: Гламаздино, Ефросимово, Культура, Березовое - и много хуторов. Колхоз растянулся более чем на 25 километров, граничил с шестью другими хозяйствами.
 Какие красивые имена были у поселков! Березовое стояло в лесу, а кругом березки и сосны; Гремячее славилось своими родниками; Зеленый Сад I и II утопали в плодовых деревьях; Культура – село, куда при царе выселяли из Петербурга опальных. А еще Лебедик, Уютный уголок, Белый ключ.

                ИСТОРИЯ СЕЛА ГЛАМАЗДИНО
Село Гламаздино известно было еще в XV веке, это была пограничная территория. Село являлось Дворцовым владением, то есть, вотчиной российских монархов и подчинялось Москве. Главную массу народа составляли люди служивые, военные. Сюда шли все, кому по какой-то причине не жилось на своей родине – люди гулящие, бродячие, свободолюбивые. Заселение этих земель происходило в основном из выходцев ближайших северных земель – ныне Орловской области.
В 1865 году в результате реформ императора Александра  II были введены земства. Селение Гламаздино отошло к Рыльскому уезду Курской губернии. С 1802 по 1918 годы границы Рыльского уезда существовали без значительных перемен.
До  XVIII века Гламаздино называлось Гремячее – это истоки реки Гремячки, на родниках и располагалось это селение. Текущая вода издавала сильные звуки, от которых пошли названия Хомутовских рек: Гремячка, Звенячка, по цвету и чистоте воды получили названия Харасея, Сев, что у древних означало «черный». В XVIII в. село приобрело двойное название Гремячее-Гламаздино.
Второе название произошло от фамилии некоторых служивых, которые возвращались с Полтавской битвы. Эти места им понравились, и они решили остаться здесь на поселение. Так как в селении была прибавка дворов, то оно и получило двойное название. Позже село стало называться наоборот: Гламаздино-Гремячее.
Указом царя Павла  I  в 1797 г. графу Аркадию Ивановичу Нелидову  было даровано «в вечное и потомственное владение тысячи душ…  в Курской губернии Рыльского уезда села Гламаздино и Старшее». Дочь Аркадия Ивановича Варвара была фавориткой императора Николая I.
 Население здесь значительно сократилось в 1850 году. Вероятно, люди было проданы или переселены баринами. С 1881 года владение Гламаздино и Старшее перешли к Волкову, зятю Аркадия Нелидова, мужу Варвары. В начале  XX века разоренное имение у Нелидовых  куплено промышленником Заболоцким Витольдом, который преобразовал село в достаточно крупный заводской комплекс, включающий маслозавод, спиртзавод, крахмальный, кузницу и многочисленные склады, жилье для рабочих и другие постройки, которые к настоящему времени не сохранились.
В 1905 году здесь произошло восстание, ввели правительственные войска для усмирения. «Воду мутили» заезжие пропагандисты, но досталось потом местным. Причем не только в 1905-м, но и в Гражданскую, а потом и в Великую Отечественную войны. Советская власть в Курской губернии началась в 1917 году. В январе 1918 года была образована в двух последних уездах – Щигровском и Тимском. Весной 1918 года южные районы были оккупированы войсками германской империи и потом находились в составе Украинской державы. Нейтральная зона границ проходила через Рыльск, Коренево и Суджу. К концу 1919 г. территория Курской губернии контролировалась войсками Деникина. Только в начале декабря 1919 г. войска Деникина были отброшены к Харькову.
 Гламаздино было довольно большим селом, в нем находились две приходские и две земские школы. Сейчас осталась одна средняя школа, которая располагается в главном усадебном доме А. И. Нелидова. В период моего председательства директором был фронтовик, летчик Дмитрий Фролович Сучков, который организовал в школе краеведческий музей, действующий и поныне.

В трех поселках: Культура, Зеленый Сад I и II – население лично занималось выращиванием и продажей в Москву яблок сорта штрифель. Ефросимово и Березовое выращивали поросят и продавали на базаре. В Гламаздино выращивали картофель, продавали в заготконтору или возили на Донбасс. В каждом поселке имелась какая-либо специализация.  Уютный уголок и Белый ключ имели до 1500 овец, Березовое – пасеку и 1000 овец, Зеленый Сад – телят, Культура – ферму КРС, кирпичный завод, Ефросимово – ферму КРС, два телятника, Гламаздино – 3 коровника, 3 телятника, свиней, лошадей. Весь этот комплекс гудел, как улей. Тунеядцев не было – правда, двум женщинам, которые не ходили на работу в колхоз, отказали на собрании в утверждении пенсии, за что меня критиковали власти. Это был единичный случай в области, и селяне правильно оценили этот поступок.
Здесь уместно сказать, что на одном из отчетных собраний мы внесли предложение 4-5 труженикам присвоить почетное звание колхозного пенсионера с доплатой 10 рублей пожизненно (госпенсия тогда была 28 рублей). Это подстегнуло пенсионеров: каждый старался участвовать во всех делах. На работу выходили 70-летние старушки и деды. Работали на прополке свеклы, на току, сортировке зерна, клевера, стригли овец, вычищали навоз из овчарен, где невозможно было применить труд механизмов. Как приятно было наблюдать за людьми в период сеноуборки, когда женщины в белых платках, красивых сарафанах, с граблями или вилами в шесть утра, чтобы не отлетели листочки клевера, с песней шли на скатывание валков сена в небольшие кучки. Если дорога предстояла далекая, я усаживал в "уазик" стареньких мамаш, а сам помогал нести женщинам их инструмент и подпевал им. А какой веселый праздник, непременно с песнями, был, например, при стрижке овец – 2500 голов надо было дважды в год стричь. Бывало, приеду к стригалям нашим, а они просят забить барана и сварить мяса, а хозяин овчарни был прижимистым дедом. Я и посоветовал им нечаянно распороть брюхо одному хорошо откормленному барану и организовать тем самым себе обед. Наш чабан Бирюков славился на всю область: у него каждый год катилось по 2-3- ягненка от овцематки. Дома у него вся стена была увешена разными грамотами от областной, районной и колхозной власти.
В районе перед уборкой урожая зерновых было принято проводить смотр и приемку техники.
Ремонт комбайнов и других машин для уборки зерна, скирдовки соломы начинали с 10 мая, до этого все они ставились с осени в отделение "Сельхозтехники" на нашей территории, а к 10-15  июля были готова к уборке. В этот день приезжали представители райкома партии, клубные работники готовили концерт агитбригады, агроном вручал конверты с премиями за ремонт. И вот выстраивали весь уборочный комплекс в ряд, произносили речи, напутствия. Главный инженер докладывал председателю и комиссии о готовности к уборке. Я давал команду: «Заводить!» - и вся эта кавалькада выдвигалась на отведенное поле опробовать механизмы. Порой выявлялись и неполадки. Намолачивали по полбункера зерна, отвозили его на ток, где ожидали женщины. После выхода в поле всех ждал хороший обед в столовой, который непременно сопровождался песнями. И через пару дней отряд из 5-6 комбайнов с жатками и 12-15 подборщиками выезжал в поле.
Если бы я был художником, то нарисовал бы две картины из жизни колхоза. 15 комбайнов на закате дня выезжают друг за другом в поле на подбор валиков, и дым из их выхлопных труб напоминает выход эскадры кораблей в море. И поле оживает: комбайны, набившие полные бункера, включают мигалки, водители на машинах несутся к ним, чтобы быстрее выгрузить зерно и мчаться на ток. Вторая картина – с весенним сюжетом. Приезжаю в пять утра на поле, где пашут 6 тракторов. Поле в 100 га находится в лесном окружении. Из-за сосен появляется красное утреннее солнце, из-за пригорка гуськом друг за другом выходят трактора, и дым, так же, как и у кораблей, прямой струйкой вьется вверх. Эти степные корабли до сих пор стоят у меня перед глазами, несмотря на то, что столько лет уже прошло.
И вот тот случай, когда на машине после опробования комбайнами зерно привезли на ток, женщины разложили его тонким слоем и ожидают меня. Я подхожу, поздравляю их с первым зерном, разрешаю взять по карману нового урожая курам, и тут трое заходят ко мне сзади, обняли меня и держат за руки, а другие обсыпают зерном, насыпают за рубашку, в брюки, валят в зерно и забрасывают им, приговаривая и припевая присказки и частушки. Когда отбился от них, женщины потребовали обмыть урожай. Все быстро собрались по рублю, механизатор поехал за вином, некоторые домой за салом, в кладовой был мед. Когда механизатор вернулся,  мы  это все окропили с песнями и смехом.
Осенью 1976 года весь урожай мы все же убрали (свеклу с помощью механизаторов и комбайнов из колхоза «Октябрь»), заскирдовали солому, вспахали 70% зяби. Поставили весь скот на зимовку. Нельзя не отметить, что 14 октября, на Покров, престольный праздник нашего села Гламаздино, ударил  мороз в 10 градусов, заморозив 30 га сахарной свеклы. Вечером нас пригласили на совещание в райком партии, где была поставлена задача спасти урожай – поднять все население на выдалбливание свеклы из мерзлоты. Я позвонил из райкома, попросил, чтобы в контору пригласили бригадира тракторной бригады Гусева А.С. и трех механизаторов – Шевцова В., Арбузова М, Силина А. После совещания прибыл в контору, где меня уже ожидали приглашенные и секретарь парторганизации Кудрявцев В.С. Я рассказал о положении дел в области и районе по спасению урожая свеклы, поставил задачу механизаторам придти пораньше, на плугах снять отвалы и напахать десять гектаров свеклы, так как к нам прибудет из Курска человек 200, и призвал поднимать наш народ. Механизаторы обещали сделать все вовремя и заверили, что напашут к 10 часам 15-20 га свеклы. Утром, в 5-30, я прибыл на табор (так мы называли тракторную бригаду), где были сторож и бригадир с инженером. «Где механизаторы – спрашиваю у бригадира, - ведь обещали прийти пораньше?» «А они уже пашут минут 40», - ответил бригадир. Я был доволен таким отношением и поехал к ним, затем в контору. В 8 часов ко мне зашли в кабинет наши ветераны и сказали, что не надо портить поля со свеклой - этот мороз пройдет через неделю. Ослушаться начальства из райкома я не мог, но поскольку у меня самого возникли сомнения, решил вспахать для курян гектаров пять и на этом остановиться. Сразу же поехал к механизаторам на свекловичное поле и высказал свое мнение. Они тоже согласились со мной: напахав гектаров пять, уехали.
В 10 часов приехали 200 человек из Курска с топориками, и начали мы выбивать свеклу и складывать ее кучами. После обеда куряне уехали, мы посмотрели на их труд и «прослезились» - 5 гектаров просто запороли. Больше ни людей, ни техники  на поле мы не выводили. А ровно через неделю мороз отошел, все высохло, восстановилась теплая солнечная погода, и мы продолжили убирать комбайнами свеклу. Так мы спасли остальные гектары, а в соседних колхозах по 50-70 гектаров перепахали и похоронили свеклу.
Пришла зима. Надо было готовить материалы для строек: доски, пиломатериалы, швеллер-балки на мастерскую, цепи на сушильные сараи кирпичного завода, искать технику и прочее. Мы завертелись, закрутились. У меня уже были налажены дружеские отношения с Севским лесхозом, и я поехал туда к начальнику Кандыбке А.А., рассказал о своих проблемах по лесу, пиломатериалам, на что он дал совет: «Если у вас есть пилорама, берите целиком делянку, валите и везите  - так будет дешевле. Делянка в 80 км от Хомутовки, в Брянских лесах». Я и согласился. Дома снарядили бригаду, купили бензопилу, топоры, пилы-двуручки, оборудовали будкой машину и отправили на заготовку. За месяц они заготовили 400 кубов сосны, и начали мы ее перевозить к себе на пилораму. Трудностей хватало, местность оказалась болотистой, и мы ожидали хороших морозов, чтобы вытащить бревна. К марту леса мы навозили для четырехрядного коровника на крышу. Кроме этого, нашли выход в Кировскую область, где заключили договор с бригадой, и они нам направили два вагона сибирской сосны.
Познакомили меня старшие председатели Сечкин М.И., Курносов Я.И. со своими земляками из Железногорска, Курска, Глухова, Брасова, Брянска, и везде нам была открыта дорога. Завезли балки на мастерскую, толстые трубы, шифер и, не дожидаясь тепла, начали доделывать. К маю мастерская была готова. Теперь ремонт тракторов, сеялок, культиваторов проводили в тепле под крышей. Установили токарный станок, механический молот в кузницу, отвели боксы для постановки на ремонт четырех машин со смотровыми ямами.
За зиму приобрели 2 свекловичных комбайна РКС-6, культиваторы, зерновые сеялки, 2 трактора для обработки свеклы, 3 колесных трактора. Брали все, что давали друзья: Т-40, Т-25, Т-16. Получили  "москвич"-головастик, мотоцикл "муравей", завезли из Дмитриева, с завода "Лесхозмаш", емкости под ГСМ, под аммиачную воду и многое другое. Приобрели даже лазерную установку для обработки семян зерновых, зернопульт, сортировку. Жизнь шла своим чередом, специалисты стали серьезнее относиться к своим обязанностям, скучать и лениться я не давал никому.
В апреле поручил главному зоотехнику Матлахову В.Л. организовать субботник и воскресник, чтобы самим соорудить летний лагерь для дойки. До этого коров в обеденное время пригоняли на ферму, ставили в помещения, привязывали на свои места и доили. Духота, мухи и спешка доярок не способствовали полной отдаче молока. За неделю бригада скотников-строителей (5 дедов было в стройучастке) заготовили дубовые столбики, латы, ворота. Главный инженер уже завез 4 доильные установки, подвезли старый шифер, и в субботний день, подкрепив бригаду  специалистами, водителями, мы соорудили прекрасный летний лагерь. И вот пришло время доить в нем  коров. Первую неделю это был кошмар. Коровы, молодые отелившиеся телочки, во-первых, не слышали ни разу такого гула, исходящего от мотора, лязга металлических калиток; во-вторых, вокруг все новое, незнакомое. И в этот «ад» должны были завезти коров доиться. Сколько было криков доярок: кто придумал, кто строил, за что нам такие мучения! Коровы не хотели идти, их силой затаскивали в станок, где давали комбикорм, подставляли аппараты и доили. Дояркам неделю помогали и строители – молодые наемные парни, и водители, и специалисты. Я наблюдал за всем этим со стороны, ехать туда мне не хотелось, потому что именно в мой адрес звучало больше всего ругательств. Но прошла неделя, коровы поняли, что в железках есть комбикорм, стали выстраиваться в очередь на дойку. Доярки воспряли духом. Заходит корова (два станка на одну доярку), доярка за ней закрывает дужку, крутанула воротом из бункера комбикорм, подставила доильный аппарат и сидит на скамеечке, ожидая, когда выдоится все молоко. Никакого крика-шума, дойка сократилась в два раза, раньше вечером она могла затянуться до 12 ночи, а теперь пол-одиннадцатого доярки расходились по домам. Облегчение налицо, женщины засияли. В этот момент с шампанским и шоколадками я и приехал к ним. Александра Васильевна, передовая доярка, награжденная орденом, депутат райсовета, которая кричала громче всех, первая подошла и попросила прощения за свое поведение, поцеловав меня, сказала: «Спасибо от всех доярок!» Закрепили дружбу  шампанским, коров скотники выгнали пастись в ночь, а мы еще долго беседовали с доярками. На следующий год такой же летний лагерь простроили и на Ефросимовской ферме.
За лето наемная бригада построили нам настоящую заправку с домиком, огородили все это хозяйство уже по проекту. Рядом с мастерской построили мойку для техники. Отремонтировали домик для столовой, где установили плиту, холодильники и здесь готовили обед: ели механизаторы, строители, водители - те, кто был прикомандирован к нам. С ранней весны нашли строительную бригаду и начали штурмовать четырехрядный коровник. Одной бригады оказалось мало, потому что работы оказалось предостаточно: на крышу надо было заготовить брус, стропила, связать их, учитывая, что ширина коровника 24 метра и длина 100 метров, а еще обрешетка, шифер, полы, кирпичные кормушки, привязи и т.д. К концу октября коровник все-таки сдали, разделили места дояркам, привязали коров с меньшими трудностями, чем в летнем лагере,  и началась другая жизнь – ведь стало светло, тепло, комфортно: теплая вода, проезды под транспортные тележки с кормом, сено и солому завозили вовнутрь, клетки для телят находились здесь же, а потому не надо было выходить в другое помещение, чтобы напоить животных. Коровник мы запустили в торжественной обстановке, выступили агитбригада, парторг. Я поздравил доярок, и опять мы услышали слова благодарности за заботу.
Можно много рассказывать про строительные дела в колхозе за десять лет. Мы со специалистами не сидели без дела, искали необходимое для пользы дела где только можно.  В последующие годы нанимали до 6 бригад на хозяйственный способ стройки.
 Облагородили свою пасеку, про которую надо рассказать отдельно, так как работал на ней дока своего дела, одержимый специалист высокого класса Валентин Кожевников. За последние пять лет моей работы мы занимали первые места в области по откачке меда, каждый год из 176 ульев заготавливали 3-3,5 тонны. Пасечник мучил меня беспрестанно, все время требовал посуду для меда, шумел, что некуда сливать. Пасека находилась практически у него в огороде. Кругом лес, местность низменная, ветров не было. Каждый год по просьбе В. Кожевникова я приглашал туда председателей соседних колхозов  и просил их посеять рядом с нашими полями медоносные травы или гречиху. И пять лет подряд переходящее красное знамя области вручалось нам. Валентин Семенович не раз получал почётные грамоты, был участником выставок ВДНХ в Москве. Все его запросы, которые он  излагал, мы выполняли. Провели на пасеку свет, перенесли дом из села, огородили по периметру забором. Пасека за 10 лет никуда не выезжала: рядом поле в  60 га засевали фацелией. Справлялся Валентин Семенович один и только на 3 месяца просил помощника. Однажды нам прислал письмо бывший дипломат Быцкевич Вениамин Павлович, который попросился поработать в колхозе в летний период. Надоела, мол, ему дипломатическая работа, ушел на пенсию и хочет вспомнить свои молодые годы, проведенные в деревне. Ему предложили пойти помощником к пасечнику. Это был отклик на заметку в «Комсомольской правде», которую и публикую здесь.
                Желанные горизонты
«Он сидит, молодой и ве¬селый, в своем маленьком кабинете, в окно к нему заглядывают яблони, в  дверь — посетители: не ча¬сто ведь застанешь предсе¬дателя в правлении!
Всего год, как 26-летний Александр Башкатов принял хрониче¬ски отстававший колхоз им. Советской Армии, но в Хомутовском районе уже заговорили о некоем «фе¬номене»:
— Откуда у него моло¬дежь берется? Как грибы растет!
Действительно, главный инженер колхоза Виктор Юдин — секретарь комсо¬мольской организации. На¬чальник участка, бригадир тракторной бригады, три четверти механизаторов — молоды и так же, как председатель, увлечены идеей обновления хозяйст¬ва. За год в колхоз при¬шли работать еще двенад¬цать выпускников школы.
…В чем же он, «фено¬мен» Башкатова? В доверии к молодежи? В понимании ее современных запросов и потребностей? Или, как сам он любит говорить, в социалистической хозяйст¬венной предприимчивости?
Не правда ли, попробуй упомянутый штаб при рай¬коме комсомола разо¬браться в этом, его реко¬мендации могли бы сослу¬жить добрую службу руко¬водителям других колхозов. Но членам штаба и невдо¬мек, что опыт Башкатова нуждается в изучении, равно как и Башкатов дейст¬вует лишь по собственной интуиции, без опоры на аналогичный опыт в пере¬довых хозяйствах других районов и областей.
А чем не объект для анализа штаба такой факт: 77 выпускников  Хомутов¬ской средней школы изуча¬ли автодело и получили шоферские права, но в «Транссельхозтехнике», где не хватает 36 человек, не работает ни один. Что здесь виной — качество подготовки? Условия тру¬да?
Или вот: в трех школах района 70 человек изучали основы животноводства — на фермах, опять же, ник¬то из них не работает.
Или,  скажем, почему, на¬чиная с мая, всякая профориентационная работа и в школах, и в колхозах зами¬рает? Ведь именно летом завтрашние выпускники ак¬тивно помогают старшим на полях и фермах. Тут бы и помочь ребятам ощутить всю радость общего труда, определить свое место в жизни...
В. Любицкий
«Комсомольская правда» 20.12.1977 г.

10 мая к моему дому  в обеденный перерыв подъехала черная "Волга". Из нее вышел мужчина, мы познакомились, "Волгу" поставили во дворе, а сами поехали на моем УАЗике на пасеку. Он с удовольствием осмотрел пасеку, оценил природу вокруг – лес, сосны, родники, голубые ели, которые окаймляли пригорки. Сосновый лес в 30 га был посажен батраками  еще в 1902 году и сейчас достиг своей «спелости». Оставил я дипломата жить у Валентина Семеновича, а через месяц он перешел на сеновал. Ему здесь всё нравилось. В километре был большой Куренский пруд с карпами, куда он каждый день ходил на рыбалку. Роль помощника пасечника освоил быстро. Рассказывал, что в Москве объехал все магазины и скупил литературу о пчелах. Урожай меда в этот год был хороший, и они трудились вдвоем не покладая рук. Летом приезжал сын Вениамина Павловича из Норильска, который провел здесь целый месяц отпуска. «Это, - говорил, - лучший отпуск в моей жизни». Я с ним близко познакомился, мы оказались одногодки, я часто брал его с собой на работу, на пикники. Уехал он домой счастливый и довольный. В знак благодарности прислал мне солдатскую шубу. В сентябре мы вручили Вениамину Павловичу флягу меда, живого барана, и он уехал в Москву.
Расскажу еще про один случай интересного строительства. Это был типовой детский сад, строила его ПМК-531. Появление нового садика было радостным событием для молодых мам и  детишек. Заведующей назначили молодую женщину Марию Хлусову и взяли еще двух воспитателей.  Навели лоск, завезли все необходимое – ковры, мебель, игрушки, на улице построили и оборудовали игровые площадки. Открытие произошло в торжественной обстановке: пригласили родителей, родственников и 40 детишек! Для многих детей созданная атмосфера, чистота и уют  были просто удивительны, такого они еще не видели. Их учили основным правилам: как сидеть, как вести себя, как говорить, потому что некоторые из поступивших и говорить как следует не умели.
 Меня всегда тянуло в этот детсад, когда не было настроения. Приеду, сниму обувь и ложусь на ковер посреди комнаты, а ребятишки по мне ползают. Начну с ними играть – писк, смех кругом. А соберусь уходить, они спрашивают: «Конфет еще принесешь, дядя председатель?» Здорово было видеть их радостные лица, улыбки и смех. Обеспечение садика всем необходимым мы взяли на себя: мясо, молоко, овощи, крупы, игрушки, посуда и прочее. Это лишний раз доказывает, что деревня начинала жить в достатке, исчезали различия между городом и деревней. Строили дороги, появился газ, правда, в баллонах, но был во всех домах. Колхоз выделял транспорт на перевозку угля, торфа. Дрова в лесу брали почти бесплатно. Продавали излишки со своих огородов, садов, подворий. Много сдавали государству молока, яиц. Хорошо работала заготконтора, которая  закупала у людей мясо, птицу, шерсть, шкуры и прочее. В Романово был крахмальный завод, который скупал картошку на крахмал. Стояли очереди из машин, подвод, телег – принимали до 12 тыс. тонн. Здесь же, на заводе, был цех, где перерабатывали яблоки на сок и выпускали ситро, лимонад – наивкуснейший напиток! Стояли тоже огромные очереди с яблоками, особенно антоновкой. Сок даже отправляли в Краснодар на вино и оттуда слали нам благодарности, потому что продукт был самым лучший.
Колхозам и желающим крестьянам отдавали за бесценок жом от яблок и мездру от картошки, которые использовали на корм свиньям и коровам.
Пенсия в этот момент у колхозников была 120 рублей, на нее можно было купить все, и пенсионеры не знали горя. Приезжает как-то ко мне председатель райсоюза Обыденов В.П. и просит разрешить специалистам-колхозникам брать в кредит машины: "Москвичи", "Запорожцы", мотоциклы, стиральные машины, холодильники, телевизоры -  в счет зарплаты. Я с удовольствием подписывал заявления. Это было в 1984-86 годах. Одной из задач, стоящей перед нами, было закрепление молодежи на селе. На территории сельсовета была десятилетняя Гламаздинская школа. Размещалась она в старом помещении – доме графа Нелидова, которому в ту пору было более 100 лет (в 2014 году ей отметили 150-летие).
Сохранился и до сих пор действует дом купца первой гильдии. Он стоял пустой, и вот один житель попросил отдать его под жилье. Дом сам по себе был интересный: отопление печное на цокольном этаже, а на первом – комнаты. Но требовался небольшой ремонт. И вот хозяин, Виктор Шипулин, приглашает меня на открытие. Он вычистил дымоходы, затопил печь, и та всё обогревала. Многие удивлялись, как можно такой дом обогреть одной печью.
Трехэтажное здание школы тоже было построено интересно, в виде дворца: с балконом, колоннами, садом, беседками, скульптурами. Рядом озеро и сход к нему. Топилась школа из подпольного этажа дровами, и дымоходы проходили по всем комнатам и хорошо обогревали их. Позже провели водяное отопление, построили котельную и до 2015 года топили углем.
На территории колхоза им. Советской Армии  располагалось одно из сильнейших отделений районной «Сельхозтехники».  Вначале руководителем был Чернышов Сергей Макарович, член бюро райкома партии, который возил меня и представлял в колхозе «Правда» на должность парторга. Когда он переехал в Курск, на его место назначили Петроухова Ивана Ильича, инженера по образованию, до этого работавшего в "Сельхозтехнике". Должность главного инженера занял Конченков В.П.,  отзывчивый человек, всегда помогал нам, руководителям колхозов, потому что сам был таковым. Что такое районная "Сельхозтехника" и её отделения в то время для колхозов? Отделения – прототипы государственных МТС (машинно-тракторных станций), но профиль их был другой. Там велся только ремонт тракторов, комбайнов  и агрегатов к ним. А также существовали  обменные пункты для отдельных узлов и агрегатов, потому что в области успешно действовали "Сельхозтехники" по ремонту двигателей Т-150, ДТ, МТЗ, по ремонту стартеров, масляных и топливных насосов, электродвигателей, подборщиков на комбайны. Ремонтировали и многие другие агрегаты и обменивали их на исправные. Районная "Сельхозтехника" была крупным предприятием, где работали профессионалы: токари, фрезеровщики, специалисты по разным аппаратам. Потом начали внедрять такое направление, как техническое обслуживание новой техники и той, которая работала уже не первый год. Наша"Сельхозтехника"начала специализироваться на ремонте ботвоуборочных машин со всей области (а этих БМ-6 для срезки и очистки ботвы сахарной свеклы было более 1000 штук), и с этой работой справлялись успешно. Здесь же появились спецотряды по обслуживанию техники, прикрепленной к отделениям. Отделения сохранились тогда в Мухино-Луговском сельсовете, в Амони и у нас в Гламаздино. Здесь вначале руководителем был инженер Игнаточкин, а после его смерти – Ленивкин Владимир Павлович, бывший инженер отделения. На  место Ленивкина пришел Морозов Анатолий, молодой, знающий специалист, выпускник Рыльского техникума. К Гламаздинскому отделению были прикреплены 8 колхозов: им.Ленина, "Ленинец", "Страна Советов", им.Горького, им.Фрунзе, "Красный металлист", им.Ильича и наш – им. Советской Армии. Задача состояла в том, чтобы за зимний период отремонтировать капитально и произвести текущий ремонт около 150 тракторов. В летний период до уборки зерновых отремонтировать более 200 комбайнов. Ремонт тракторов проходил в мастерской под крышей, где помещалось 25 единиц сразу. Ремонт комбайнов вёлся в основном на улице. Имелось все: кран-балки, тали, тележки, моечное отделение, покраска; отделение было укомплектовано профессиональным кадрами по ремонту топливной аппаратуры. Например, пенсионер Смышляков, у которого от солярки пальцы свело. Он всегда имел у себя обменный запас и очень добросовестно относился к работе.
Под стать ему был и Анатолий Субботин, специалист по масляным насосам. Сейчас его два сына являются фермерами в Калиновке, успешно выращивают овощи. Над электрооборудованием «колдовал» Гостик Анатолий, который всегда щепетильно подходил к своему делу. Его сын тоже сейчас является фермером на хомутовской земле. Все ребята – выпускники Гламаздинской средней школы.  Аксинин Сергей – ас по токарному, фрезерному делу. По его руководством все станки в отделении  были в исправном состоянии. Приемщиком техники, агрегатов и кладовщиком был ветеран войны, пулеметчик Глещенко Л.П., который кроме своей основной работы был еще председателем избирательной комиссии при сельсовете. Этот неугомонный и справедливый человек  возглавлял ещё и партячейку в отделении.
Очень большая ответственность лежала на начальнике отделения Ленивкине  Н.П. и главном инженере А. Морозове, так как они должны были следить за качеством ремонта техники, доставкой вовремя запчастей, за исправностью всей мехчасти. Ремонт вели наши механизаторы и свои комбайнеры, им и нужна была своевременная помощь. На главных инженерах колхозов и на бригадирах тракторных бригад (В. Юдине, А. Гусеве) также лежала ответственность за быстрый и качественный ремонт. Помню, не успели отметить День Победы, а на 10 мая уже телеграмма: явиться с комбайнерами для ремонта техники. Некоторые председатели приезжали одни, не успевая собрать своих комбайнеров. Первый секретарь райкома партии с «хорошими» нотациями их выгонял с совещания и давал срок к вечеру привезти всех.
Отделение "Сельхозтехники"  было хорошим подспорьем для колхоза. Я дружил  с его руководством и специалистами. Всегда помогал, техникой, людьми, а также каждый год выписывал  рабочим зерна, сена, соломы для личного подворья. И у нас никогда не было никаких проблем ни с ремонтом, ни с запчастями. В поздний летний и осенний периоды в общежитии отделения всегда стояла авторота прикомандированных машин военного ведомства, и "Сельхозтехника" всегда оказывала помощь в ремонте и этих машин.
Рядом с отделением, метрах в 300, находилась Гламаздинская средняя школа. В ней изучали на уроках тракторное дело, которое преподавали Виктор Сергеевич Кудрявцев и другой учитель. Они прививали любовь к тракторам и комбайнам, помогали освоить принцип работы этих машин. Уроки по тракторному делу вели также   Ленивкин И.П. и Морозов А.Частые экскурсии учащихся школы в отделение "Сельхозтехники", знакомство с работой специалистов, с принципами действия станков, механизмов, агрегатов давали дополнительные знания ребятам и девчатам. 
После окончания школы и успешных экзаменов по материальной части тракторов и комбайнов, экзаменов по вождению этих машин выпускникам выдавали удостоверение «тракториста-машиниста 3 класс», которое давало возможность самостоятельно работать на тракторах и комбайнах, что мы и делали, доверяя полностью технику выпускникам школ.
Практику ребята проходили в тракторной бригаде с 5-6 классов. Все комбайны были укомплектованы помощниками комбайнера в лице учеников школы. Приедешь, бывало, на поле, где молотят комбайны (а у нас еще были СК-3, СК-4, "Колос", "Нива", "Дон"), а за рулем сидит помощник – Сашка Дыбленко, ростом 140 см, еле виден из-за руля. Спрашиваю: «Тебе кто доверил руль?» Отвечает «Отец, старший комбайнер Дыбленко». Когда ребята уходили в армию, провожали их торжественно, писали письма, интересовались у родителей, где сын думает работать. Ответ был один: председатель пусть готовит новую технику, тогда останемся в колхозе. Я так и делал: к приходу из армии в запасе стояли пара машин, комбайн, трактора. Поэтому проблем с механизаторами у нас не было. За каждым грамотным трактористом было закреплено по 3 единицы – это трактор любой, и МТЗ, и Т-150, и ДТ-75, зерновой комбайн обязательно, а их было около 20 штук (кормоуборочный, свеклоуборочный, картофелеуборочный, погрузчики разные), и шлейф прицепного инвентаря.
После первого года моей работы мы уже обходились сами: вспахивали всю площадь зяби, а это 3000 га, сеяли по 1800 га озимых, 250 га свеклы, 150 га картошки, 300 га кукурузы, яровые культуры и 500 га клевера. И вовремя убрали урожай Через два года в колхозе было 4 комбайна – два КС-6 и два РКС-6, погрузчик «Славутич», за которым я ездил к другу в Тернопольскую область, где их выпускали. Последние 5-6 лет моей работы уже наши комбайнеры и механизаторы помогали соседям, особенно колхозу «Ленинец», где председателем был бывший замначальника милиции Петр Тимков.
В  нашем колхозе был закреплен на прополку свеклы механический цех курского Электроаппаратного завода (начальником был В.Н. Майстренко, замами – Вадим Сафонов и Вадим Дубровин), который взял на себя 180-200 га свеклы. Приезжали они всем цехом, вместе с руководством в пятницу, выполняли задание за два дня, а в воскресенье у низ был выходной день.
Когда мне позвонил начальник цеха Майстренко и сказал, что приедут 400 человек на три ночи, я взялся за голову: где буду из размещать? как кормить? И еще куча вопросов. Но мы их решили. Попросили у директора школы Сучкова старую начальную школу, задействовали клуб, было у нас еще здание старой начальной школы в п. Культура, попросили население часть приезжих разместить у себя.  Все откликнулись на наши просьбы. Я вызвал с завода пятерых парней, заранее забили пару телят, пару свиней, пяток баранов. Завхоз летал волчком: то в сельпо, то в район – завез матрасов, одеял, простыней, подушек, которых на всех все равно не хватило, но никто не обиделся на то, что  спали на кулаках или куртках.  Привез посуду, пригласил еще 4-х поваров. Для городских рабочих поездка в деревню была большим праздником. Многие везли с собой готовый шашлык, удочки, сети для ловли рыбы. В понедельник с песнями уезжали к себе на завод. Это сотрудничество было выгодно и нам: свеклу пропололи быстро, качественно, что позволило приступить к дальнейшей ее обработке. На следующие годы уже не присылали по 20-50 человек – приезжали целым цехом. Заметка в газете с фото девчат.
«В завершающем году пятилетки уже справились с заданием  и не менее 200 тонн корней отправим на сахзавод сверх задания. Сейчас наши механизаторы помогают убирать свеклу колхозу им.Ленина, - рассказывает председатель колхоза им.Советской Армии А.Я. Башкатов. Большую трудовую победу одержали гламаздинские свекловоды в канун 68-й годовщины Великого Октября, в преддверие  XXVII съезда КПСС.
Комбайнер колхоза им.Советской Армии коммунист М. Арбузов за иной день убирал 11 гектаров свеклы. Старательно трудились также коммунист И. Дыбленко, комсомолец В. Пономарев. 40 центнеров свеклы к 18 октября погрузил машинист «Славутича» Д. Костюченко.
Газета «Заря Октября» 19.10.1985 г.
Куряне помогали не только в прополке свеклы, но и в других колхозных  делах. Так, Дубровин Вадим организовал бригаду по строительству вентилируемых бункеров на 160 т. хранения семенного зерна, ремонту помещений к зимовке скота, помогали  электроматериалом, девчата работали на току, помогая убирать зерно. В связи с тем, что у нас в колхозе уже была сильная команда по уборке свеклы – 4 свекловичных комбайна и мощный погрузчик – мы решили перенести начало уборки свеклы с 25 августа на 20 сентября. И таких колхозов было 5.
 В районе срывается график вывозки свеклы на Дерюгинский сахарный завод. Завод без запаса не могут запустить, обком требует свое: включиться всем хозяйством в копку и в вывозку всем районам, а мы «передовики», как нас обозвал секретарь райкома Солдатченков В.В., который вызвал нас пятерых председателей  с парторгами в 6 часов утра на бюро райкома. В грозной форме  отругал нас и говорит: «Если к 10 часам не запустите комбайны на уборку, в 12 придете на бюро и положите партбилеты». И выгнал нас из кабинета.
Мои механизаторы в этот день все четверо выехали на поле в 100 га, агроном, бригадир, инженер и замы регулировали высоту среза ботвы на ботвоуборочных машинах. К каждому комбайну была прикреплена одна ботвоуборочная машина. Полдня провозились с этим делом, пока не достигли желаемого результата. По трассе один за другим проезжали райкомовские УАЗики, и никто не пожелал посмотреть, как идут дела,  потому что были уверены в сноровке наших людей.
До конца суток комбайны убрали по 6 га, на следующий день начали уборку пораньше и к 6 вечера убрали по 12 га каждый. Уже на четвертый  день это поле было убрано. Бурты женщины подбросали, и мы решили возить свеклы без доочистки, но ночью и целую неделю лил дождь. Первый секретарь райкома видел  нашу свеклу, которая должна была идти без доочистки, звонит мне и предлагает возить свеклу по дождю: «Выставляй трактора для буксировки машин до погрузчика, прикрепи трактор к погрузчику и пару тракторов на буксировку машин со свеклой». Все это мы укомплектовали, тогда в колхозе как раз было 8 девчат с Электроаппаратного завода во главе с председателем профкома Марией Петровной .Я поинтересовался у них, осилим ли мы погрузку, ведь им было необходимо подобрать рассыпанную свеклу возле погрузчика и машин. Нашли им плащи, я лично приехал с ними на поле.
 На погрузчике работал Костюченко Д.А., прекрасный механизатор, 180 см роста, богатырского телосложения. В районе на уборке свеклы в тот момент было около 500 машин  из Ленинграда, почти все с прицепами и шаланды. Так вот, все эти машины прибыли к нам для вывозки свеклы и стояли по трассе на протяжении 2 километров. Когда Костюченко увидел эту автоколонну, он взялся за голову и говорит: «Председатель, мы должны это все погрузить?» «Да, -  ответил я, - что для этого надо?» Он попросил стакан спирта. Я испугался: «А что с тобой будет?». «Будем, Яковлевич, грузить». И он своей богатырской рукой взялся за руль погрузчика, как за игрушку, и начал работать. Грузил быстро и аккуратно. Машину на буксире подтаскивал трактор, и так шло дело. Через час мы все были мокрыми и от дождя, и от пота. Афанасьевичу хватало 3-4 минуты, чтобы выйти из кабины погрузчика размять ноги и отдохнуть. Подбадривая девчат, он приговаривал: «Дочки, это вам не город. Вот так-то добывается сахар». Девчата были молодцы: никто на заплакал, не струсил. Два раза я возил их на квартиру переодеваться. В 19-00 при свете фар мы загрузили последнюю машину. Уставшие, промокшие,  еле дошли по полю до трассы, где стояли мой УАЗик и летучка инженера.
Наш завхоз Николай Зерин уже раскладывал ароматные куски горячей  баранины и наливал горячий чай. Пока мы ужинали, подъехал секретарь райкома Солдатченко В.В. и первым делом спросил: «Все  машины загрузили?». Мы ответили, что все. Он поблагодарил девчат, мне пожал руку и вместе с нами сел ужинать. Девчата попросили его об одном одолжении: чтобы о них написали в районной газете, а я дал телеграмму на завод, в которой бы выразил благодарность и попросил руководство завода отметить их подвиг. Действительно, подвиг, потому что 4 дня под проливным дождем девчата грузили по 300-500 машин свеклы. Свекла эта была с поля, которое полол их цех, и урожай был хорошим – 350ц/га.
На другой день в районной сводке появилась строка, что колхоз им. Советской Армии вывез 3 тыс.т. свеклы, благодаря коротким срокам вывозки пополнены запасы сырья на Дерюгинском заводе, который вовремя запущен. Когда закончился дождь, в колхоз приехали корреспондент и фотограф,  запечатлели девчат за работой, и мы отправили на завод экземпляров 10, которые там расклеили во всех цехах. Девчата получили поощрения от дирекции завода в виде премий и дополнительные дни к отпуску. В этот год колхоз выполнил досрочно план по продаже свеклы государству и был занесен на Доску почета в областной газете «Курская правда».
И когда бухгалтерия подсчитала экономику по свекле, рассчитали причитающийся сахар, то вышло, что 11 тонн надо отдать рабочим Курска. Когда я привез начальнику цеха Майстренко А. доверенность для Дерюгинского завода на 11 тонн сахара, ни он, ни его замы не поверили. Начальник сказал: «Сколько мы ездили по колхозам, это первый случай, чтобы за наш труд нас рассчитали так щедро». Когда я появился на заводе в их цехе, то рабочие кричали: «Ура! Наш председатель приехал!».
Я в свою очередь поблагодарил их за труд и вручил денежную ведомость за их работу. Рабочие благодарили и руководство района, и колхоза, и в дальнейшем наши отношения с заводом стали теплее, организованнее и крепче.
Чтобы выполнить задачу по закреплению молодежи на селе, первый секретарь райкома партии Солдатченко В.В. включил нам в титульный список строительство двух двухквартирных домов, которые строил ПМК-531.
Кроме них, мы строили дома и сами хозспособом. Каждый год сдавали по 4-6 квартиры, которые отдавались молодежи: трактористам, шоферам, специалистам и даже выделил однокомнатную квартиру женщине-повару, которая вернулась  к старости в родные места. Когда я узнал, что в Ялте она была поваром в разрядном ресторане, то попросил поработать у нас поваром. Она согласилась, но попросила жилье. Я предложил поработать, показать свои способности, а к осени определимся. Она взялась готовить обеды на нашей  кухне в колхозной столовой. Все: и строители, и механизаторы – были довольны обедами. Каждый раз – что-то новое, и главное - всем хватало, прекратились жалобы на питание. Осенью, как и обещал, мы предоставили ей однокомнатную квартиру. Сколько же счастливых слез мы увидели: она и не рассчитывала в эти годы получить жилье, и не где-то на чужбине, а в родных местах, в своей деревне. Лет 10 она проработала в колхозе и не переставала благодарить меня.
Однажды узнал, что в одной молодой семье (муж – шофер, жена – телятница) раздор: не ужилась свекровь с невесткой, а пара хорошая и прекрасные работники. Я и предложил Владимиру написать заявление на квартиру. И осенью вручили им ключи от новой квартиры.
В одной семье предстояла свадьба лучшего механизатора Хлусова Владимира и заведующей детским садом Марии, которую они запланировали на зиму. К свадьбе мы подготовили дом, украсили его. После росписи в сельсовете молодых катали на уряженных лошадях, на тройке с колокольчиками. Возложив цветы к памятникам погибших воинов, все подъехали к их новому дому, запустили в дом кошку – по обычаю, и я вручил им ключи от дома. Радовались и молодые, и их родители.
На следующий год вручили ключи от дома многодетной доярке А.В. Рагулиной, которая имела орден Трудового Красного Знамени и одна воспитывала пятерых девчонок. Они круглый год помогали матери доить коров. Однажды старики из строительного участка вызвали меня на свинарник, где состоялся разговор с заведующим Лямцевым Владимиром Орестовичем. Он пожаловался, что негде размещать свиноматок, нужно срочно строить вспомогательное помещение, и строители обещали за месяц его возвести.  Я одобрил идею. Вышли мы на свободное место, меня заставили отмерить шагами 60 метров в длину и 24 в ширину и забили колышки. На территории нашего колхоза жил лесник нашего лесхоза Бардаков Василий, который помог выписать лес, и началось строительство небольшого свинарника. Через месяц мы вселили сюда 50  поросных свиноматок. А через три года ПМК-531  построила нам типовое кирпичное здание свинарника-маточника на 100 свиноматок. К данному строительству приложил усилия и я.
 Был у меня знакомый директор в Горшеченском районе, земляк, да и учились мы вместе в техникуме. Он посоветовал приехать к нему в гости и посмотреть, как они оборудовали теплые полы на таком же маточнике. На другой день с инженером В. Юдиным и электриком Н. Богомоловым (который пришел к нам после техникума и показал себя грамотным специалистом) мы поехали на экскурсию в Горшеченский совхоз. Нам понравилась расстановка станков, и мы повторили у себя.
Метр от стены – проход, а потом на всю длину помещения в 100 метров выкопали метр на метр траншею, забили снизу песком, керамзитом, проложили три асбестовые трубы, опять засыпали керамзитом, песком и сделали сверху цементную стяжку. В трубы запустили спирали из унихрома, подключили к электрическому току, и получился эффект русской печки. Поросята от свиноматки перебегали в этот теплый станочек и ложились на подстилку из соломы – теплое лежбище. Когда мы построили свинарник с такими же полами, опробовали его на поросятах, то пригласили начальника Управления сельского хозяйства Михаила Мироновича Курдина, бывшего председателя колхоза с 15-летним стажем, к нам на смотрины со специалистами: главным зоотехником, ветврачом района, и они решили провести районный семинар.
 Дело было перед  Новым годом, а потому мы засыпали проходы тушеной известкой, поставили кругом еловый лапник на стенках. Вот сюда и приехали руководители колхозов, парторги, зоотехники, ветврачи района. Когда все увидели, попробовали руками это теплое место, где лежат поросятки, а они все розовые от такой жары, кругленькие, упитанные, то приступили к обсуждению новшества. Я рассказал, как это все работает, что для этого надо, особо подчеркнул, что даже при отключении электроэнергии тепло на полу сохраняется трое суток. Мне понравились слова одного председателя, Вячеслава Семеновича Шамыгина, который отметил перспективу, что в нашем районе появился такой свинарник. Это был очередной мой эксперимент с новыми технологиями, который удался: падеж поросят прекратился, расти они стали быстрее и здоровее, свинарки и заведующий не нарадовались такой технологии.
 В сфере животноводства мы еще построили телятник в Ефросимово, где также были облегчены условия труда доярок и телятниц, кроме того было разделение: поили молодняк телятницы, а доярки занимались только дойкой коров.
На седьмом году моего руководства в колхозе ПМК-531 построила нам шестирядный коровник из кирпича - теплый, сухой, с отделением для телят, красным уголком, комнатой приема молока, охладителем и слесарной. Закрепили мы здесь механизатора, бывшего бригадира тракторной бригады  А.И. Силина, чистить вовремя навоз. Доярки, скотники и другие рабочие были очень довольны фермой, вмещавшей около 300 дойных коров.
В колхозе был свой сепараторный пункт, где от молока отделяли сливки, которые отвозили на маслозавод, а обрат отдавали телятам и поросятам. Для охлаждения молока тогда еще использовали речной лед. Благо, озеро было рядом, и механизаторы за зиму сколачивали бригаду и пилами резали льдины, лошадьми вытаскивали и укладывали в углубленные траншеи, засыпали опилками, укрывали соломой и землей. Лед хранился до сентября.
Строительство в колхозе проходило  практически  по всем отраслям, дошло дело и до школы. Однажды я разговорился с директором школы Сучковым Д.Ф. о том, как тяжело содержать здание старой начальной  школы. А нам бы оно подошло под общежитие курских командировочных и, в летний период, для строительных бригад. И я предложил отдать это здание нам, в колхоз. Но бывший летчик-фронтовик был умудренный опытом, с 1953 года возглавлял школу, и отдавать ее за спасибо не хотел. И предложил мне условие: отдаст, если обложим кирпичом спортзал в школе и построим рядом со спортзалом интернат на 40 человек. Я согласился, и весной нанял бригаду осетин, отца и трех сыновей, которые и взялись за работу. В одном поселке у нас стоял заброшенный, но крепкий деревянный клуб. Вот мы и решили его сюда перевезти. С директором сделали проект, рассчитали, сколько надо комнат: для девочек, для мальчиков, столовая, умывальники и т.п. Все лето строители старались до октября завершить свои работы. Условия они выполнили, свою работу сдали в сентябре, и за две недели рабочие из Хомутовского ЛМУ (руководитель Панибратов П.А.) сделали отопление – от котельной запитали водоснабжение и электричество. В октябре 30 школьников из дальних сел и поселков жили в этом интернате. Остались довольны и учителя: дети были рядом, и мы – у нас появилось место, куда селить приезжих людей.
Но были в колхозе и неприятности. Так, пока я был на отдыхе, сгорел в Гламаздино магазин. Большое село осталось без торговой точки. После моего возвращения на правлении мы приняли решение  вместо двухквартирного дома построить хозспособом магазин за бюджетные деньги. На строительство наняли гуцул из Закарпатья, которые уже строили у нас дома, а позже привезли женщин на прополку свеклы. В нашем колхозе некоторые ребята взяли себе в жены гуцулок.  В имеющуюся смету дома внесли изменения и построили практически два отделения магазина – продовольственное и промтоварное. Изменили контур крыши, фасад подняли выше, насчет окон сам ездил в Железногорск, и земляк Алексей Шилин подогнал нам витрины на весь фасад из алюминия. .Мы оставили им все размеры, они застеклили, и инженер Юдин аккуратно привез их в колхоз. Мы  огородили магазин штакетником, построили рядом с ним деревянное подсобное здание, провели отопление, свет и пригласили из райсоюза председателя Обыденного В.П. и представителей из облпотребсоюза. Магазин они приняли с удовольствием, составили акт, приняли его на баланс, а нам вернули сумму наших затрат. Потом власти из области привозили в этот магазин специалистов и говорили, что в селах Курщины больше таких магазинов нет. Открывали его торжественно, люди высказывали слова благодарности и мне, и строителям. К слову сказать, магазин и сейчас работает. А вот районные финансисты накатали на меня в облисполком жалобу, что не туда я потратил бюджетные средства. На что секретарь райкома партии  Гранник Иван Кондратьевич тветил: «Глупцы вы. Ведь он их временно отвлек. Это для нужд народа, а не для себя».
Скучать за 10 лет не пришлось. Все время хотелось сделать больше, лучше, чем у других. Все, что я где-либо видел, старался внедрить и у себя в колхозе. В первый год начали мы строить на центральном току ЗАВ-40 - зерноочистительный комплекс  с триерами. Агроном был куратором, установили зерноочистки и триерные блоки, и новый урожай очистили уже на этом ЗАВе. После уборки урожая выбрали сухие погожие дни и за 3 дня  отсортировали на триерах семенной материал. В предыдущие годы люди всю зиму очищали  семена на машине ОС-4. ЗАВ нам оказалось мало. В брянских колхозах я увидел вентилируемые бункера на 160 т и польские сушилки производительностью до 1000 центнеров в час. Переговорил с заведующим стройотделом Управления сельского хозяйства И.Н. Лазаревым, который поддержал мои устремления. Я написал заявление, и летом следующего года мы построили всё у себя. Еще через год поставили ЗАВ-20 и весы на втором Ефросимовском участке.
Однажды зазвал меня на мельницу наш Кулибин – мельник Бардаков Василий. И поделился своей проблемой. Мельница, сделанная его руками, молола зерно на муку каменными жерновами, и один круг лопнул. Необходимо было срочно искать замену. Такая мельница была единственной  в районе. Я поинтересовался у строителей, где найти можно такой камень. Оказалось, что выпускали его в Донецке. Отправил туда своего гонца – бессменного завхоза Н.В. Зорина, который и привез жернов. И мельница до сих пор продолжает свою работу, хотя уже давно нет её хозяина.
               

КОНЮХ
Давно это было. Поздним зим¬ним вечером А. И. Шкурин воз¬вращался из Севска, где в тот день отшумела ярмарка. Рыжий, со звездочкой на лбу Мальчик легко выбрасывал стройные ноги. В передок саней летели из-под копыт комья снега. С юга вдруг налетел порывистый ветер. И сразу сыпанула сверху снежная пурга. Дорогу быстро занесло. Александр Иванович отвернулся от ветра и целиком положился на ¬коня. И Мальчик не подвел. К полуночи доставил ездока в родное Гламаздино.
—Лошадей люблю с детства. Наверное, из-за этой привязанности половину жизни проработал конюхом, — говорит 60-летний А. И. Шкурин.
А кто из нас, сельских парней, не любил коней? Пожалуй, из тысячи и одного равнодушного не найдешь. Все мы после школы бежали на конюшню, чтобы по¬любоваться на четвероногих кра¬савцев, расчесать им гривы, под¬нести к мягким губам своего из¬бранника подсоленную ржаную корочку, прихваченную из дома тайком от матери. И верхом бла¬женства считали разрешение проехать верхом до колодца и обратно или умчаться на телеге в луга за свежей тра¬вой.
Сейчас в районе 2044 лошади. Не густо, что и говорить. Даже по сравнению с прошлым годом коней поубавилось. Редко в ка¬ком колхозе теперь встретишь хорошую конюшню, при ней кла¬довку для упряжи, расставленные рядком повозки или сани. Лоша¬дей разобрали по фермам, раз¬дали бригадирам, молоковозам, а безнадзорный молодняк  почти круглый год кормится на посевах или возле скирд. Странно: трудя¬га лошадь вроде бы не заслужи¬ла для себя отдельного рациона,не хозяйского отношения.
Совсем другая картина на конюшне А. И. Шкурина. На его попечении около полусотни лошадей всех возрастов. Упитанные, вычищенные, они каждое утро радостным ржанием встречают  своего хозяина. Александр Иванович подкармливает коней силосом, корнеплодами, подбросит навильник-другой сенца. Правда, делать это порой приходится за спиной зоотехника. По настоянию Шкурина колхоз почти каждый год берет с госплемконюшни породистого жеребца. Потому за последние годы и  не мельчают кони в Гламаздино.
Утром на конюшню являются работники МТФ, СТФ. И всем дай лошадь получше, сбрую поновей. За день животноводы, не трогая тракторов, перевозят лошадьми на фермы до 30 тонн кормов и других грузов.
 Жалко, но иногда приходится досылать коней на работу в гололед. "Ведь подковать их негде", - вздыхает Александр Иванович. Смотришь, в иных местах в Гламаздино все пашут и убирают огороды с помощью лошадей. Председатель колхоза А. Я. Башкатов рассказывает:
— Наши специалисты подсчитали, что себестоимость содержания одной лошади за день не превышает двух рублей. А работавший день трактор обходится в 20 и более рублей. За год лошади сберегают хозяйству примерно тонн 50 горючего и масла. Словом, разводить их экономически выгодно.
Но вернемся в конюшню. Проход вычищен, убраны станки. Хомуты развешены на деревянных крюках по стене кладовой. Чинит упряжь Александр Иванович своими руками, для этого у него всегда под рукой немудре¬ный инструмент: нож, шило.
— В сельпо-то не всегда купишь новый хомут, седелку, шлею, а дуги в нашем магазине продавались этак лет 25-30 назад, — сетует конюх. — Вот и приходится самому.
Наступила весна. Без коней опять не обойтись. Поэтому Александр Иванович стремится обучить к посевной подросший молодняк. Заложить в оглобли застоявшуюся трехлетку, взнуз¬дать, приучить понимать команду человека — дело непростое. Од¬нако самых строптивых коней дед Шкурин покоряет лаской, настойчивостью. И, глядишь, еще час назад дико храпящий третьяк уже покорно тащит за собой сани с конюхом, слушается вожжей, «понимает» голос своего повели¬теля.
Директор Гламаздинской сред¬ней школы 3. Н. Кудрявцева теп¬ло говорит:
— Александр Иванович приви¬вает любовь к лошадям нашим ученикам. Частые гости на конюшне члены ученической про¬изводственной бригады Гриша Никифоров, Гена Гостик, Боря Арбузов и другие. Они охотно чистят лошадей, поят, кормят, помогают убирать в станках. Общение с животными делает ребят добрее, отзывчивее, а главное - приучает с юных лет к труду.
Конюх... Сколько лет колхозам, столько и этой сельской профессии. Но во многих селах она уже исчезла или исчезает. И все потому, что за последние годы в районе не построено ни одной новой конюшни, зачастую труд конюха оплачивается в зависимости от настроения бригадира. Да и на глазах тают табуны. Например, в колхозах «Правда», «Стра¬на Советов» осталось всего по 43-48 лошадей. А это значит: по каждому пустяку «запрягай» трактор, жги далеко не лишнее в любом хозяйстве горючее, а потом гони лишний раз на ремонт. Нет, рано списывать".
Корреспондент в статье задавался вопросом, не рано ли исчезает профессия конюха. Я вспоминаю свое босое детство, когда мы приходили на конюшню, помогали чистить лошадей, раскладывать солому и овес в ясли и ждали, когда конюх погонит свой табун на водопой к речке, что в километре от конюшни. И мы без уздечки, держась за гриву, скакали до водопоя. Спешили летом на луг, когда конюх приезжал за своим табуном: нам разрешалось проехать верхом до конюшни.
 Один раз приехал конюх на жеребце и отдал мне подержать его за уздечку, приказав: «Смотри не отпусти». И тут вдруг жеребец заржал, затанцевал, почуя кобылиц, побежал вокруг меня, пытаясь вырваться. Я, конечно, испугался, ведь мне всего было 12 лет, но удержал. За это конюх подвел ко мне самую смирную лошадь, на которой я должен был ехать до конюшни.
В нашем колхозе было 176 лошадей, 5 конюшен и 5 конюхов. Однажды просят меня мужики с бригадиром Ефросимовской бригады А.Разбегаевым разрешить им построить из старого клуба конюшню на п. Культура. Денег они не просили, только трактор с тележкой часа на четыре, чтобы перевезти его. И в понедельник пригласили меня принимать конюшню. Я дал им добро, потому что сам любил лошадей и не раз в седле скакал  на арендованном жеребце из ипподрома. Это был застоявшийся скакун, никто на него не рисковал садиться. Решил я на нем прибыть во вторую бригаду – это 12 км по дороге. Оседлали его, меня посадили, в карман я положил рафинад и шагом поехал на прямую дорогу. А он все норовит дать ходу. На прямой дороге я понемногу отпустил поводья, и он, решив, что это ипподром, полетел стрелой. Я лишь успел ухватиться за гриву, прижался к его холке и 3-4 км мы пронеслись пулей. Я дал ему полную волю. Конь вспотел, покрылся пеной, задрожал, мне с трудом удалось остановить его. Даю сахар – не берет, и я повернул назад и уже шагом направились в конюшню. Больше на этом "вихре" ехать не хотел .
 А были у нас в колхозе две очень умные, красивые и быстрые кобылицы. На одной ездил бригадир полеводческой бригады, который ее и приручил. Порой развяжется подпруга, лошадь останавливалась и дальше не шла. Она часто его, пьяненького, везла до дома, стучала копытом в ворота, тогда выходила супруга и забирала мужа  домой, а лошадь отправляла на конюшню, куда та самостоятельно возвращалась. Звали ее Зорькой. Вторая кобыла была огонь, высокая ростом, длинная, белого цвета, с огромной гривой. Я взял ее себе и редко кому доверял. Но ее до меня обучили ездить на охоту за дикими кабанами, и однажды я это прочувствовал. Ходила она только рысью,  галопом даже не умела, перегоняя и кабанов, и лосей. И главное – не боялась выстрелов. Однажды на Масленицу конюх Шкурин приехал на ней в район, нарядил ее, повесил колокольчик и катал детишек в расписных козырях. Цыгане, увидев эту чудо-лошадь, заинтересовались ею  и стали спрашивать, с какого колхоза эта красавица. Я стоял рядом и ответил, что из Дмитриевского района, и они отстали с вопросами. Однажды поставили ее коренной в тройку; по бокам - хорошие кони, но она растрепала их, они за ней не успевали, и эту затею отставили. Однажды, когда я ехал на ней в санях, оглобли оказались коротковаты, и задними ногами она стукнулась о сани. Что тут было! Она сорвалась с места, как ракета, и понесла меня по сельской дороге на конюшню. Возле конюшни решил ее было  остановить, но не тут-то было, и потому направил ее прямо в стену. На повороте она почти легла на бок, сани занесло, они ударились о кочки, и я кубарем вылетел и оказался под горкой. Прихожу к конюшне, а она вся дрожит. Распряг, угостил чистым овсом. А мой зоотехник любил на ней погарцевать перед курскими девчатами и даже разрешал им покататься на ней.
Но вернемся к нашей стройке. Вечером в пятницу мужики разобрали клуб, в субботу перевезли его на место и в воскресенье собрали и обмазали глиной, а в понедельник там уже стояли лошади. Я был доволен, так как люди думали о колхозном скоте, о содержании его в тепле и уюте. По 16 возов соломы подвозили на лошадях на ферму. Это равносильно 5 тракторным тележкам.
Нельзя не сказать и о работе на колхозном огороде, что тоже было необходимо. На п. Зеленый Сад рядом с колхозным садом в 28 га располагался овощной огород на 5 га. Кажется, площадь небольшая, но для колхоза стала хорошим подспорьем. Работали не нем пенсионерки. Рано весной в саду закладывали на солнечной стороне парники с рассадой для помидоров, ранней и поздней капусты. В апреле-мае работы в саду велись уже полным ходом.
Руководил садом-огородом сам бригадир Разбегаев Алексей – заядлый лошадник, хозяйственник из присоединившегося колхоза им.Мичурина. Непосредственно в огороде вместе с женщинами трудился Иван Леонов. Сеяли и сажали мы всего понемногу: морковь, столовую свеклу, огурцы, помидоры, капусту, черную редьку, раннюю картошку, кабачки. Выращивали без полива, главное – вовремя пропалывали, и каждый год урожай был отменным. Много овощей использовали для своих столовых, был и погреб, куда мы опустили два чана по 1000 л, где квасили капусту. Туда же перекладывали кочаны капусты, огурцы и яблоки. Свеклу, морковь, картофель засыпали отдельно в закрома. Редьку закапывали в огороде в землю, в бурт, укрывали соломой. В бочках засаливали помидоры, огурцы. Все это шло в столовые и на праздничные столы по случаю торжеств.
 В п. Культура в старом добротном клубе мы сделали столовую, в двух школьных домиках и в самой начальной школе располагалось общежитие. На этом поселке длиной в километр стояло до 30 домов, у многих были старинные и урожайные сады. В поселке имелись магазин, конюшня, медпункт, отделение почты, за околицей стояли ферма дойного стада и кирпичный завод. Излишки продукции мы выписывали своим людям, да ещё из Хомутовки приезжали. В излишке всегда были капуста, помидоры, огурцы, лук, чеснок. И что интересно: осенью овощи как будто и не нужны были другим колхозам, а по весне к нам начинали тянуться из других хозяйств с кастрюлями за капустой, засолкой, с мешками за свеклой и морковью, редькой. За это я всегда выговаривал своим коллегам.
Был на участке пожилой дед без ноги, недовольный Советской властью и всеми людьми. Жил один в своей избушке, держал овец, козу и птицу. В колхозе не работал. И вот однажды ночью при проверке воровства клевера мы застали его у скирды – грузил клевер на сани. Стал я с ним разговаривать, стыдить, так он как загнанный зверь рычит: «Не подходите ко мне, а то заколю вилами» Мы его отпустили, а на следующий день заехал я к нему домой один. И здесь мы с ним нашли общий язык. Оказывается, он был «враг народа»: что-то сказал про Сталина, и ему дали 10 лет тюрьмы. Прошел он весь север, и на Сахалине ему отрезали ногу из-за болезни. Из-за этого и озлобился он на всех и вся. Я выслушал его и решил помочь: выписал зерна, разрешил взять клевера, выписал кур-несушек, и мой «враг» стал совсем другим. Потом я часто к нему заезжал, бывало, и по стопке пропускали. Вот что значит понять  человека, выслушать его, помочь.
Хочется рассказать такой случай. Как-то перестали завозить в магазины сигареты, табак, папиросы, появилась серьезная проблема. Курильщики заявляют: не будем работать – ищите курево. Мы подняли этот вопрос в районе, и специалисты-сельхозники ездили за махоркой в южные регионы страны. Потом этот табак делили в районе, но, так как заведующая складом Пестроухова Валентина была кумой нашего инженера В. Юдина, нам доставалось побольше, чем другим хозяйствам.

Секретарем райкома партии с 1980 года после смерти Солдатченкова В.В. стал Гранкин Иван Кондратьевич. Моя работа по-прежнему соответствовала его требованиям и задачам. Он был требователен, но не жестким, как Солдатченков, мог по-человечески разговаривать и по работе, и по другим делам. Часто мне помогал: то я просил его включить в титул строительство шестирядного коровника, то ЗАВы, то дорогу. Критиковал он нас с парторгом Кудрявцевым В.С. мало, но однажды посадил с собой в машину, провез по полям и сделал замечания за неровную пахоту, а на пути попались два скирда соломы, сложенных неряшливо. Так он нас не повез до конторы, высадил по трассе: дойдете, мол, сами. Но на седьмом году все-таки выделил нам автомобиль УАЗ-469 новой модели. До этого у нас были два «Москвича», «Нива», мотоциклы разрешал брать через торговлю. В 1984-86 годах стали нам насильно давать трактора К-700, Т-150, молдавские Т-70. Мы за месяц получили КАМАЗ с прицепом, ЗИЛ-130, МАЗ, САЗ, из комбайнов – 2 "Дона", и заставляли взять 5 штук  «Нива» СК-40, но от двух мы отказались, по этому поводу разборки были аж на бюро райкома.
 Работая, я не забывал про учебу. Вовремя сам писал контрольные, рефераты, на сессию в институт ездил с 25 мая на месяц, что не нравилось секретарю и он давил на меня, чтобы я перевелся в Курск. Но я не хотел. Ежегодно нас посылали в Курский институт повышения квалификации, где мы слушали лекции по передовым технологиям в растениеводстве и животноводстве. Эти курсы были недельные, интересные: возможность что-то новое узнать, а иной раз просто увидеть.
В институте учился успешно, за все годы вовремя и неплохо сдавал экзамены, зачеты. Это все результат учебы в техникуме. Порой ходил в один день на 3 экзамена: растениеводство – 5, экономика (вопрос свеклы, а мы только прошли курсы по подготовке в Курске) – 5, агрохимия с зачетом – 5. В 1978 году я закончил вуз по специальности «Плодоовощеводство и виноградарство», но поработать по этой специальности так и не пришлось. И когда меня спрашивают, какая у меня специальность, я отвечаю: «руководитель». Одиннадцать лет в одном колхозе председателем, 10 лет в агрофирме «Горняк» директором, а потом по 1,5-2 года на разных руководящих должностях, связанных с сельским хозяйством.
 В 1980 году задумал я поступить в аспирантуру по возделыванию картофеля. НИИ был в Коренёво Московской области. Отвез туда документы, где посмотрели и мои оценки в техникуме (с отличием), и в институте (хорошо и отлично). На отлично были сданы  госэкзамены и дипломная работа по теме «Влияние сортов  и  подготовки  картофеля методом проращивания в полиэтиленовых мешках – на урожай раннего картофеля». Все это моему куратору Зубовой  понравилось, и она убедительно просила приехать на экзамены: «Вы практик, можете поставить у себя опыты». Обещала закрепить доктора наук моим куратором и прочие блага.
Но когда пришел вызов на экзамены, а меня допустили к ним по результатам дипломной работы, Гранкин И.К. не отпустил, на второй год опять вызвали и на третий тоже, но, увы, Гранкин оказался неумолим. Да и вообще, в жизни он меня не раз подводил под монастырь. Оказывается, это он сам мне рассказал, когда был уже не секретарем райкома, на одной встрече в ресторане, что меня мои однокурсники по техникуму, которые работали инструкторами в обкоме партии,  рекомендовали и в Обоянский район секретарем РК КПСС, и в Рыльск предриком, и в Совхоз-техникум в Калиновку директором, а Грнкин их всех отшил, меня никуда не отпустил: со мной, мол, будет работать. Конечно, я назвал его нехорошим словом, но дружить продолжали. Ему сейчас 76 лет.
В сельскохозяйственном производстве в России было немало шараханий в разные стороны. Одним из негативных явлений в период Н.С. Хрущева, нашего земляка, стало производство кукурузы. По команде сверху повсеместно запретили сеять клевер – это ценнейшее бобовое сено для скота, молодняка, овец, ягнят, коз, лошадей. И вот, отдыхая в госпитале с уважаемым человеком из Хомутовского района, ветераном войны, труда, председателем колхоза с 25-летним стажем Попковым Николаем Ивановичем, которому в 2014 году исполнилось 90 лет, мы вечерами вели беседы, вспоминали о жизни на посту председателя - он в эпоху Хрущева, а мне пришлось начинать при Брежневе и всех последующих генсеков пережить. Попков Н.И. возглавлял колхоз им.Жданова в с. Амонь Хомутовского района, который соседствовал с Калиновским колхозом "Родина Хрущева", где председательствовал В.В.Грачев, член Правительства. Секретарем Дмитриевского РК КПСС был Гудков А.Ф. будущий 1-й секретарь Курского обкома КПСС. И вот они на бюро РК КПСС  претворяли в жизнь указание сверху, жестко карая тех, кто сеял клевер и мало кукурузы.  Одним из таких непослушных оказался Н.И. Попков, которому на бюро вынесли строгий выговор и чуть не исключили из партии. Но он все равно убрал и заскирдовал не одну скирду клевера, а зимой кормил весь молодняк этим белковым сеном. Скирды стояли недалеко от калиновских полей, и когда в Калиновке  начался падеж телят, ягнят, Грачев приехал к Попкову Н.И. и слезно умолял продать ему хотя бы одну скирду сена, что стояла рядом с его полем. И как ему было стыдно, неловко перед Н.И. Попковым, которому не так давно он объявлял выговор. Да и сам А.Ф. Гудков «по-тихому» просил извинения у Попкова за взбучку – мол, не мог он не выполнить указание обкома и ЦК КПСС. И вот эта скирда помогла в тот год сохранить поголовье молодняка в Калиновке.
В мою бытность председателем такие шараханья повторились вновь. Какому-то «великому специалисту» по травам пришла в голову мысль, что клевер надо выращивать 1 год и запахивать поля – готовить под озимые культуры. И когда я приехал с бюро райкома и довел это решение до колхозников, меня чуть не побили за это, а в сторону райкома партии звучали крайне нелестные слова. Чтобы не нагнетать обстановку, мы решили отдать колхозникам на проценты 20 га клевера для своего личного скота и потом возле дороги это поле запахали, а остальные 480 га убирали.
Расскажу один поучительный случай, который произошел в нашем колхозе с клевером. В области такого не было, и я потом, находясь на высоких должностях, спорил с учеными, профессорами, можно ли в один год посеять клевер, собрать сено и семена. В ответ мне говорили: «Нет! Это ведь многолетняя культура». Некоторые предлагали провести стратификацию семян, и "тогда, мол, получишь и сено, и семена". Конечно, никто никогда не делал стратификацию.
 А мои 70-80 летние деды учили нас, молодых специалистов, этому мастерству. Началось все с того, что решили мы всем трудоспособным населением выгрузить обожженный кирпич на колхозном кирпичном заводе. Мой предшественник Самбуров А.А. построил завод-миллионник, а мне пришлось добывать  оборудование на сушильные сараи и цепи. В области их нет, и я вспомнил, что у меня есть двоюродный брат в Севастополе – водолазом работает на одном судне. Вот туда я и снарядил пробивного и знающего человека – бригадира тракторной бригады Силина А.И. Загрузив пару баранов живыми, кое-что еще, через пару дней  он привез эти цепи в колхоз. В мае завод работал уже на полную мощность, вся печь была заполнена обожженным кирпичом, и в субботник, где участвовали и старики, мы выгрузили этот кирпич, отобедали в столовой, и у меня возникла мысль прокатиться  с дедами по колхозным полям, узнать, какие из них плодородные, а с какими надо работать и как работать. Взял я в свой старенький ГАЗ-69 восемь стариков, многие из них были председателями колхозов в свое время, а их в одном селе с двух сторон было шесть артелей. И началась наша экскурсия. Мои гиды рассказывали, где по месяцу стояли коровы на стойле, куда вывозили навоз, где сеяли клевер. Кстати, здесь, в с. Гламаздино, еще при барине был выращен местный сорт клевера – гламаздинский кряж. В области их было всего 3 местных сорта – Макаровский Льговского района, в Дмитриевском районе и наш Гламаздинский. Эти сорта упоминаются в учебнике «Растениеводство» для агрономов сельхозвузов. И отличие их от других сортов в том, что три года он может произрастать на одном поле, не вымерзать, не выпадать, и давать по два урожая. Этим гордились мои старики.
На одном из полей мы остановились  посмотреть, как женщины полют сахарную свеклу. И тут к нам подъехали заведующий РОНО Семен Иванович и первый секретарь райкома партии Солдатченко В.В. И завязалась у нас со старожилами двухчасовая беседа. Мои деды доложили секретарю, что научат меня и моих специалистов выращивать клевер. Он одобрительно поддакнул и сказал, что доволен местным сортом Гламаздинский кряж.
Прошла суровая зима 1976-77 года, и в марте мой сосед Джум П. И. напомнил о сроках и подготовке к севу клевера: выбирайте поле, затаривайте мешки и через неделю начнем сеять. В колхозе до меня была своя клеверотерка, и из пыжи (так называли то, что намолотил комбайн на клеверном поле) за зиму мы достали еще и магнитную машину, которая отбирала чистейший клевер, отвечающий первому классу. Впоследствии мы готовили такой клевер для большинства колхозов, беря за это всего лишь 5 кг с центнера. В этот год мы заготовили и своего, и от услуг 16 тонн клевера. И когда продали 3 тонны в Советский район и на счет поступили 78 тысяч рублей, бухгалтер Дунаева А.Н. все время говорила: «Вот чем надо заниматься», - имея ввиду продажу семян, что мы после и делали.
23 марта на ежедневном наряде мы решили на следующий день приступить к севу клевера. В пять часов утра подвезли тракторную тележку семян в мешках, собралось 95 человек, в том числе наемные строители и ученики старших классов, и старики начали нами командовать. Расставили через 3 метра, причем в таком порядке: пожилой, следом молодой севарь в одну шеренгу, на боку – ведро с семенами. Надо было брать щепотью и на раз-два-три, заведя руку из-за спины, дугой бросать семена в почву, или, как говорили, "сеять по черепку" (это когда еще стоит мороз на почве, и мы не проваливаемся). И длился сев часов 9-10, потом почва оттаивала, и наше семечко засасывало на нужную глубину, где оно и прорастало в благоприятную пору. Сеяли по озимым культурам.
На краю шеренги шел маркировщик с пучком соломы и делал межу для следующего захода. Так мы организовал сев и на втором участке, где тоже участвовало человек 60, и за 4 дня  посеяли 500 га. Наше хождение в «атаку» и размахивание руками увидели соседи из соседнего колхоза Романова, прискакали верхом председатель колхоза, агроном и бригадир перенимать опыт, и по нашему примеру посеяли и они 400 га. На совещании в райкоме секретарь отругал меня за такой сев, по его словам, мы нарушили норму высева: на один гектар у нас вышло 22 кг, а надо 15. На что я ему сказал: «Цыплят по осени считают».
По всей области в этот год клевер вымерз. Сенозаготовку вели из овса, вико-овса, и колхозы заготовили всего по 3-4- скирды такого сена. И когда я пригласил 5 сентября на свою сенозаготовку первого секретаря райкома партии, он увидел, что в 300 га поле «живет», на нем идет косовица травостоя, который был по пояс, сбор из валков сена толкающими волокушами – 9 тракторов этим занимались, 5 скирд уже стояли готовые и 2 завершались. Набили 2 ямы сенажа, и уборка продолжалась. Увидев это, секретарь ходил по рядам валков, нюхал, мял в руках и радовался такому урожаю: «За 15 лет председательства такое вижу впервые, когда в один год и посеяли, и собрали сено клевера».
Через два дня на совещании по заготовке сена я доложил, что мы заготовили 10 скирд и еще будет штук 20, и предложил: «Кому надо  для молодняка, приезжайте, косите себе». Коллеги, узнав, что сено из клевера, были очень удивлены: «Какой клевер? Он вымерз в этом году». Секретарь ответил им: «Езжайте в Гламаздино и поучитесь. Башкатова этому научили его деды».
Но на этом уборка не закончилась. В октябре агроном Лебедев В., посоветовавшись со мной, решил скосить 100 га клевера на семена. 50 га мы успели обмолотить и собрать по 3 центнера семян, потом были дождь, снег, и наш клевер остался под зиму. В апреле бывает одна неделя суховея – ветер выдувает влагу, и он высушил нам клевер. С агрономом на лошадях мы обследовали это поле и решили молотить немедленно. Поле было видно с трассы, и когда соседние председатели ехали на совещание, то видели, как наш комбайн ведет обмолот чего-то. В поле ведь еще никто не выезжал. На совещании секретарь спросил у меня, что делает комбайн, что молотит.  И я с гордостью ответил, что молотим клевер, по 1,5 центнера вышло с гектара. Легкий смех прошел по залу.
С тех пор мы начали сеять клевер "по черепку" и дважды в год собирать урожай сена. Каждый год засевали до 500 га. Это прекрасный предшественник озимым. Азотосодержащие клубеньковые бактерии – готовое азотное удобрение, замечательный корм для животных. В иные годы мы начинали кормить коров одним клевером, солома шла на подстилку, и за 1 квартал получали по 500-700 литров молока на корову. Это был очень хороший результат. А что сейчас? Местные сорта клевера утеряны, на востоке области «в моде» эспарцет, на западе – злаковые травосмеси, клевера в чистом виде нигде по области не увидишь.
После того как я проработал парторгом и почти 8 месяцев исполнял обязанности председателя, понял, что надо искать новые технологии выращивания растениеводческой продукции, надо больше экспериментировать и самое главное – облегчить труд крестьянина, особенно женщин.
Представьте себе: 6-8 женщин немолодого возраста почти каждый день вилами из скирдов грузили тракторные сани соломой для кормления скота, овец, а ведь были и бури, и метели. Жаль было смотреть на это зрелище. Я дал своим специалистам задание найти скирдорез, и через месяц, осенью, мы его привезли в хозяйство. Настала зима, и механизаторы срочно навесили скирдорез на трактор ДТ-54 и за неделю порезали все скирды соломы и сена на 2-4 отреза. Включили тяжелые тракторы К-700, Т-150, бульдозеры, и все это за неделю перетащили к фермам. От наших женщин мы получили большую благодарность.
В мае по районам проходила так называемая специализация. Где-то она оправдывала себя, как строительство откормсовхозов, куда мы из колхозов отдавали бычков  по центнеру на откорм: их откармливали до 450 кг, сдавали государству, и нам засчитывали план по мясу. В откормсовхозе в нашу бытность содержалось до 6-7 тыс. голов бычков, и район не знал горя с планом по мясу. И такие откормсовхозы были в каждом районе. Таким же образом решался вопрос выращивания стельных телочек. Ты сдаешь телочку весом 1,5 центнера, там ее подращивают, случают и по достижению определенного веса передают обратно нам в колхоз. Выгода была большая.
 По такому же принципу действовал свинокомплекс, куда мы сдавали поросят. Их откармливали и сдавали на мясо, нам же засчитывали в план. В районе было до 42 тыс. голов свиней.
 В растениеводстве также была своя специализация. Это выращивание овощей, плодов, конопли, хмеля, сахарной свеклы и картофеля. Наш колхоз выращивал 200 га сахарной свеклы, 50 га кормовой свеклы и специализировался на 150 га картофеля. Со свеклой все выходило хорошо: выполняли планы, вывозили на Дерюгинский сахарный завод и на свеклопункт в Хомутовку. И когда наступала пора уборки свеклы, то забывали об отдыхе, поднималось все живое население для очистки корней, пригоняли сотни машин из Белоруссии, Ленинградской областей, Чувашии и бессменный военный заказ автомашин.
Что я получил в первый год председательства? Старые свекловичные сеялки, не хватало свекловичных культиваторов, два погрузчика свеклы прутковые, которые мучили и механизаторов, и водителей, ожидающих по часу под погрузкой. Но особый разговор о свекловичных комбайнах. Их звали хлопушками. Механизм один подкапывал свеклу, а транспортер за листву вынимал из земли и «нес» в бункер, и при заполнении бункера по 70-100 кг выбрасывал ее на землю, а женщины очищали от ботвы и сносили в большие кагаты, откуда грузили в машины.
В этот первый год нам на помощь прибыли комбайны из колхоза "Октябрь" – от моего друга Анатолия Сидорова. Совместными силами мы успели до морозов выбрать свеклу из земли. А возить приходилось по морозам, по снегу. Мне было очень неудобно за оказанную помощь, и я дал слово, что на следующий год и мы укомплектуем свекловичный комплекс всей необходимой техникой.
За зиму приобрели 2 свекловичных комбайна РКС-6, два культиватора, сеялку, два трактора «Молдаванин» С-70 для обработки свеклы, 4 ботвоуборочные машины. Вспоминаю то время, когда у нас на посеве свеклы на поле в 100 га работало до 15-17 тракторов. Это культивация, прикатывание, боронование, внесение удобрений, гербицидов и прочие операции. За сутки сеяли не более 20-25 га свеклы на одну сеялку, а их в колхозе было три.
 И к чему пришли сейчас. Когда я работал гендиректором в "Иволга-Курск" в «Семнауке», у нас было 3,5 тыс. га свеклы. Один трактор всего обрабатывал почву и один «Джондир» сеял 32-рядной сеялкой по 100 га в день и по 100 га в ночь. Это было диво: никто не полол свеклу, не прорывал техникой, все делали гербициды. И результат, конечно, другой: в колхозе урожайность была 180-250 ц/га, а здесь 500-600 ц по 68 тыс.т. в зачете сдавали свеклы в «Курсксемнауке». Пять комбайнов копали в день по 14-15 га и в ночь по столько же, приходилось останавливать копку из-за подвяливания корней: пять погрузчиков «Славутич» еле справлялись.
Если вернуться к специализации, расскажу про картофель. Сажать его начинали в апреле в 2 сажалки, заканчивали в июне. Убирали копалками, своими силами, да еще помогали человек 30 студентов  из Курска. Собирали в телегу и вручную укладывали в бурты. Я удивлялся, как женщины укрывали его качественно соломой, потом присыпали землей, потом побольше слой соломы и опять вручную землей. Чтобы облегчить закапывание землей буртов картошки, приобрели буртоукладчик, и эту работу переложили на трактор. Переборка-загрузка в мешки, погрузка на тракторные тележки и разгрузка в сажалки проходили вручную. Уехали мы со специалистами в Брянскую область, где была укрупненная  специализация по картофелю. Там поля с песком подходили под это, в дождь убирали комбайнами. Загрузка в машины и сажалки происходили механически. Все это мы и скопировали у себя. Приобрели Кун с ковшом для загрузки в «Сазик» - самосвал с двойным подъемом, и главное – переоборудовали картофелеуборочный комбайн под загрузчик картофеля. Загружали в сажалку за 3-4 минуты. И здесь мы получили благодарность от рабочих, которых освободили от ручной загрузки.
 Убирали с начала сентября и до конца октября. Самое главное – укладывали картошку опять в бурты на семена. В районе был крахмальный завод, попытался я возить туда картошку по шесть копеек за килограмм. Об этом узнал секретарь райкома и отругал меня на совещании в Райкоме: «Чем мы будем кормить свиней? На комплексе 42 тысячи голов». Я предложил закупить у меня в буртах и делать с ней все что угодно, но, увы, с райкомом  не поспоришь. Оставшуюся картошку после посадки не знали куда девать и развозили по соседним колхозам, сдавая по 1 копейке за килограмм на корм скоту. За 10 лет в торговлю отправлено было не более 10 тонн картошки.
Возмущение 4-х председателей колхозов не оказывало никакого воздействия, райком и обком партии заставляли заниматься этой культурой все мои 11 лет председательства.
Продолжая повествование о работе молодого председателя, хочу рассказать про интересный момент, который  сыграл и играет немаловажную роль в сельхозпроизводстве и в наши дни. Рыская по областям и весям в поисках сеялки для кукурузы, я забрел под Брянск с колхоз им.Ленина к знакомому председателю. Он рассказал мне, что кукурузу не обязательно сеять кукурузной сеялкой, можно и зерновой, закрыв лючки засовами в бункере, убрав сошники с семяпроводами внизу, расставив сошники по 60 см. И предложил еще один эксперимент: кукурузу можно высевать вперед ячменя, то есть, получить сверхранний урожай. Для этого был препарат роста «Уныш» в 200-литровой бочке. Он также предложил нам привезти семена и обработать их этим препаратом, а затем сеять. Четыре тонны семян мы обработали через бетономешалку и 15 апреля выехали сеять ячмень и готовить поле под кукурузу. 16 апреля агроном Лебедев В. с трактористом были в поле. Об этом  сверхраннем севе я доложил Солдатченкову В.В. Он приехал с представителем обкома посмотреть на эту "аферу", как он выразился. Сев он приостановил, ожидали меня. Я прискакал верхом на лошади, подошел к ним и начал выслушивать упреки: мол, кукурузу не сеют зерновой сеялкой, да еще в такую рань – это первобытный способ. Эти слова он потом повторил на районном совещании. На что я достал из кармана складной метр и начал на коленях замерять глубину сева, расстояние в рядке и между рядками, стыковое пространство и указал на прямолинейность посева.  После этого я дал добро агроному продолжать сев. Прошло 3-4- дня, появились дружные всходы, я прошел все поля, особенно меня интересовало состояние посевов возле леса.
Но каково было мое удивление, когда я увидел «работу» диких кабанов. Они выбросили зерна кукурузы метров  на 50-60 от леса, но так и не тронули его на вкус, потому что зерно было с запахом гербицидов и удобрений. Через 2 недели кукуруза выросла уже на 60-70 см. Поле стояло чистое, ни одного сорняка, и я часто наблюдал, как секретарь вечерами приезжал на это поле, ходил по нему, вырывал стебли и уезжал домой. И вот 5 мая пригласили нас на совещание в райком партии по поводу начала сева кукурузы на силос. На зерно в то время разговора даже никто не заводил. Мне он позвонил накануне вечером и попросил привезти штук 10 стеблей и незаметно поставить в зале, что я и сделал. Перед началом заседания он спросил у зала: «Что это стоит здесь?». Ему ответили – кукуруза. Последовал опять вопрос: «А где она выращена?» Кто-то предположил – в теплице. Тогда секретарь райкома ответил: «Езжайте в Гламаздино к Башкатову и посмотрите поле 60 га такой кукурузы, которую уже через неделю можно косить на подкормку. Вот что наш экспериментатор сделал». Зал, конечно, усмехнулся: вчера упрекал, сегодня хвалит.
14 августа району надо было ехать в Курск и везти что-то на ярмарку. Я предложил председателю райисполкома Алисову Л.П. повезти очищенные початки кукурузы. Он согласился. Загрузили девчата райпотребсоюза две машины початков и повезли их на рынок. Каково было удивление секретаря обкома партии Гудкова А.Ф. и председателя райисполкома Журкина Н. И., когда они увидели большие очереди к двум машинам. Мы продавали початки по 10 копеек за штуку. Наложив по авоське, продавцы передали их Гудкову и Журкину, которые начали рассматривать и давить пальцами уже восковой спелости зерно. Они поинтересовались, откуда кукуруза. «Из Хомутовки, - ответили продавцы, - из Гламаздино». Гудков был удивлен еще больше: Хомутовка – ведь не Беловский или Пристенский район, а северо-запад области. А что будет с зерном 14 сентября? 14 октября? И он сделал вывод, что в Курской области может созревать кукуруза на зерно. Поблагодарил через представителей района - заместителя председателя райисполкома Медведкину Валентину и председателя райсоюза Обыденова В.П. – председателя колхоза Башкатова и дал соответствующее задание Журкину Н.И. провести срочно семинар по этому поводу..
 Но семинара не получилось, потому что больше половины кукурузы было скошено на подкормку коровам и все початки были уже обобраны людьми. И что интересно, этот способ обработки и ранний сев не были поддержаны в районе, якобы из-за отсутствия препарата «Уныш». А жаль, ведь выращивание кукурузы на зерно пришло к нам из-за границы. Это их семена, их гербициды и все агрохимикаты, которые  позволлили в нашей области посеять 125 тыс. га этой культуры и получить 70-80 ц с га в 2015 году. Разве это не золотой запас зерна для животноводства?
 Будучи начальником Управления сельского хозяйства Железногорского района, я выпросил у своих друзей из другого района  на неделю силосоуборочный комбайн «Ягуар» и направил его в колхоз «Дружба» к Полетаеву И. В., молодому, перспективному руководителю. Он в бытность учащимся Калиновского техникума у меня в колхозе им.Советской Армии в Хомутовском районе проходил производственную практику. Я предупредил его, что надо на отвозку зеленой массы поставить 7-8 единиц техники, 2 бульдозера на силосные траншеи и 2-3- трактора на утрамбовку. Все это было выполнено, комбайн приступил к уборке, а мы с Иваном Васильевичем и другими специалистами только успевали ворочать головами по следу его движения, удивляясь скорости, четкому наполнению тракторных тележек зеленой массой и самое главное – мелкому дроблению стеблей, что немаловажно для 100% поедания скотом и лучшего утрамбовывания силосной массы.
За 4 часа было убрано 50 га кукурузы. Все только  щелкали языками: когда же такая техника придет к нам? 17 га кукурузы я еле упросил Ивана Васильевича оставить на зерно, что он и сделал, а когда обмолотили кукурузу нашим "Доном", не поверили сами. Урожайность чистого зерна (правда, при влажности 25%) составила 70 ц/га. Это воодушевило Ивана Васильевича на возделывание кукурузы на зерно. На следующий год он уже посеял 100 га, еще через год – 300, а в 2014-2015 годах сеял по 600-700 га. Наладили новую технологию выращивания, закупили скороспелые заграничные семена, наладили своевременную обработку от сорняков и болезней. И результат, доходящий  до 120 ц/га, был лучшим по области.
Когда пришел к власти Рудской А.В., он ломал нас "через колено", заставляя сеять кукурузу на зерно и подсолнечник. Но почти все руководители саботировали его начинания, придумывая всякие лазейки: то нечем убирать, то нет удобрений, то нет семян. Но передовая технология взяла свое, и сейчас  многие руководители хозяйств засевают по 2-4 тыс. га кукурузы и столько же подсолнечника. Пришел к нам на поля озимый и яровой рапс. Тот же Полетаев И.В. сеет его 500 га каждого, собирая по 32-35 ц/га. Пришла на наши поля восточная культура соя, которой отдельные умельцы засевают по 2-3 тыс. га. И что самое главное, есть куда продавать эти культуры, есть покупатели из-за границы, отечественные комбикормовые заводы, крупные свинокомплексы.
Единственное, чего не хватает области, так это своих маслозаводов. Все семечки, сою закупают заводы Липецка, Воронежа, Орла, Белгорода.
Приведу еще несколько примеров, что значит высокопроизводительная техника.
Выпросили мы в Белгородской МТС французский опрыскиватель для колхоза «Восход», где руководителем Докукин Юрий. И когда приехала эта техника на своем высоком ходу, люди думали, что это какой-то марсоход. Высота колес более двух метров, кабина еще выше, штанги разбрасывает на 15-17 метров в одну и другую сторону, захват 30-36 метров, сам засасывает через фильтры воду из емкостей. За 1,5 дня обработал от сорняков 2 тыс. га пшеницы и уехал в другое хозяйство.
Одному передовому фермеру Железногорского района я опять же выпросил в областном Управлении сельского хозяйства зерновой комбайн «КЛААС» на один день на уборку гречихи. Урожай удался на славу – 24 ц/га, и комбайн немецкой фирмы, пройдя 200 метров, набивал бункер. Когда мы посмотрели зерно, его не надо было везти на ЗАВ, а сразу в Остапово на склад.
Был такой случай. Поступила сверху команда организовать охоту и накрыть стол в лесу по высшему разряду - недалеко от дороги, подальше от села. Выбрали место, прочистили дорогу бульдозером и задумались с бригадиром Разбегаевым, чем же удивить гостей. А гости ожидались важные: ответработник из ЦК КПСС, люди из обкома и свои чиновники, человек десять насчитали. Было это 22 февраля, под День Советской Армии. Мы с бригадиром подобрали меню: в русской печи стомить чугунок картошки ведра на два, сварить баранины, из запасов столовой взять по ведру огурцов из капусты, яблок из капусты, помидоров и огурцов из бочки, 4 кочана квашеной капусты и еще кое-что из мяса и рыбы. Все это было «упаковано» в мою служебную «Ниву», укутано волчьим тулупом, чтобы не остывало.
 В назначенное время я встретил гостей. Столом у нас был капот УАЗика, из райкома гости вышли на снег в туфлях, а мороз градусов 25. Ну я и бросил им под ноги волчий тулуп, на котором они стояли. Стол накрыл быстро, и вместилось всё, кроме мясных продуктов. Но каково было мое удивление, что гости с удовольствием ели чисто деревенскую еду. За рассказами и байками мы и не заметили, как наступило 23 февраля. Ко мне подошел один старший товарищ и поинтересовался, нет ли еще добавки – деревенских заготовок. Я ответил, что есть мясные блюда, но им хотелось еще картошки, капусты, огурцов, яблок и помидоров. Дали и мне слово, чтобы произнести тост. Я сказал примерно следующее: «Вы находитесь на земле колхоза имени Советской Армии. Недалеко находится наша малая Хатынь - селение, где немцы сожгли в сарае мирных жителей, в том числе пять молодых девчат, которые были связаны с партизанами – всего более 40 человек. Уже настал день 23 февраля – День Советской Армии, с чем я вас и поздравляю». Гости поблагодарили за такой богатый русский стол и удалились. Долго тот ужин вспоминали люди из обкома парии.
Задумываясь над тем, как сплотить коллектив, специалистов и рядовых колхозников, доярок и трактористов, с учителями и другими работниками социальной сферы, мы решили 7 ноября, в День Октябрьской революции, подвести итоги соревнований по фермам, бригадам, участкам и премировать передовиков подарками. В торжественной обстановке провели совещание, пригласили из Калиновского техникума ребят с концертом, затем все собрались за столами попить чаю. Все прошло организованно, люди остались довольны, так как это мероприятие у них было впервые.
Под Новый год молодежь попросила организовать "огонек" в спортзале школы. Директор разрешил, и на праздник собрался практически весь молодежный коллектив колхоза, школы, и сельсовета. Нарядили елку, призвали Деда Мороза и Снегурочку и с песнями, танцами встретили Новый год. Потом не раз мы проводили подобные вечера – молодежи это нравилось.
Дружно отмечали День Победы. Все жители села, школа, гости из разных уголков СССР, родственники погибших воинов (из Армении, Сибири, Подмосковья, Прибалтики) собирались в парке у братской могилы. Директор школы Сучков Д.Ф. выступал с докладом, а также руководители района, колхоза, поздравляя с праздником жителей и гостей. Школьники выступали с импровизированным концертом, возлагали цветы, венки. Затем руководители сельсовета, парткома, активисты объезжали Ефросимово и Березовое, где находились памятники на братских могилах, проводили митинги, возлагали цветы и спешили назад к гостям, которым накрывали стол, чтобы помянуть погибших дедов, отцов, сыновей. Это были незабываемые встречи, которые порой перерастали в дружбу и взаимопомощь. Так, гости из Подмосковья помогли нам отремонтировать капитально наш старенький ГАЗ-69, практически поменять на новый.
                СПАСИБО ЗА ПАМЯТЬ
Дорогая редакция! В Хомутовском районе Курской обла¬сти в августе 1943 года в тяже¬лом бою за освобождение села Гламаздино погиб наш отец — Севостьянов Александр Алек¬сандрович.
Мы, пять сестер: Маруся, Ли¬да, Зина, Валя и я - долгое вре¬мя не знали, где он захоронен. И вот благодаря работникам Хомутовского районного Совета народных де¬путатов стало известно, что наш отец погребен в братской моги0ле в Гламаздино. Наконец, 9 мая 1984 года мы прибыли сюда, где более сорока лет на¬зад  шли смертельные схватки. С волнением, которое трудно высказать словами, ходили мы по улицам помолодевшего, при¬нарядившегося села. Наши чувства можно понять: здесь, в этих местах, сложил свою голову отец.  Здесь он дрался с фа¬шистами.
Глубоко тронуло внимание председателя колхоза им.Советской Армии Александра Яковлевича Башкатова и председателя местного сельского совета Михаила Васильевича Симонова, оказанное нам. Огромное спасибо за организа¬цию встречи у дорогой нам могилы.
Просим также выразить через вашу газету сердечную признательность жителям села, которые свято чтут память воинов, погибших за свободу и не¬зависимость нашей Родины.  Находясь далеко от Курской области, всегда будем помнить об этих замечательных людях и своим трудом приумножать могущество социалистической Отчизны, делать все возможное для сохранения мира на земле. Несмотря на разгар сельско¬хозяйственных работ, встрети¬ли в Гламаздине нас тепло, как родных.
Л. КАЛИНИНА, председатель плановой ко¬миссии Зубцовского райисполкома
Калининской области, г. Зубцов

На 9 Мая разрешали механизаторам после митинга "накрыть поляну" и подвести так называемые отсевки – итоги сева. Проходило это мероприятие под контролем главного инженера Юдина В., которому я доверял многое. Выбирали в лесочке недалеко от села поляну, привозили бочку пива, накрывали стол, и байкам, беседам не было здесь конца. В любом коллективе всегда найдется свой Теркин. У нас таким был Иван Сидорович Пономарев – звали его Сидор. Возле него всегда вилась молодежь, которой он рассказывал байки про своих коллег, смешные истории. Это было и по праздникам, и в будние дни до работы на тракторном стане. Пока механизаторы и водители минут 40 не нахохочутся, работы нет никакой.
За свои 10 лет работы я не чурался ни одного коллектива – ни женского, ни мужского, не стеснялся вместе с ними и послушать байки, и поработать. А работы хватало всегда. Так, в одну зиму прихватили очень большие морозы, которые сковали на коровнике навозные транспортеры, ферма могла утонуть в навозе. На выручку пришли механизаторы, вместе мы орудовали ломами и лопатами, отогревали воду и за день-два справились с этой работой.
Помню, в одну вьюжную снежную ночь вышел из строя глубинный насос на свинарнике, откуда питались село и ферма. А в ту пору был большой дефицит. Я дал команду вынимать лебедкой вручную по холоду 120-метровую трубу с насосом, а сам умчался к знакомым в Курчатов на атомную станцию. После моих хождений по кабинетам – надо было собрать 12 подписей – я получил со склада новый насос. На складе приметил, что в стороне почему-то лежал один. Я попросил у кладовщицы продать его мне и за "десятку" приобрел и второй насос, в котором была неисправна пластмассовая вертушка. К вечеру привез насосы, и на другой день водокачку запустили. Совместно с мужиками летом выкашивали заросли по селам, одновременно заполняя разнотравьем силосную яму и наводя порядок на территории. Я вместе со всеми косил траву, а с женщинами стриг овец.
Особый труд, которому я учился у старших, - оправка скирд граблями. В 6 часов вечера собирал свою бригаду из 6-7 молодых парней и залезал на клеверную скирду. Я на одну, а парторг Виктор Сергеевич на другую, и пока не завершим их, не слезали. А завершать приходилось под фары УАЗика и инженерской летучки к часу-двум ночи. К этому времени завхоз подвозил горячую баранину, ужинали и на следующий день, к 6 утра, опять на скирдовку.
 В свое время я старался научиться работать и на тракторах, и на машинах. Все новые машины в колхозе испытывал вместе с шофером. И вот однажды еду я из райцентра часов в 11 дня, вижу, возле дома одного шофера стоит МАЗ – новый самосвал, недавно полученный. Я знаю, что он должен возить зерно от комбайнов. Я к шоферу домой, а его, оказывается, отвезли на "скорой" в больницу. Взял у жены ключи от машины, свою оставил возле их дома и поехал на поле к комбайнерам. В этот период комбайны простаивали из-за нехватки транспорта, ну, и начал я возить зерно на этом МАЗе, только на току боялся задом заезжать на ЗАВ, помогали другие водители. Не стеснялся учиться управлять трактором, будь он с плугом или с культиватором. В один год днем тренировался у механизатора В. Хлусова на Т-150 на пахоте, а вечером организовал специалистов на пахоту в ночную, и у нас здорово получалось, и почти каждую ночь 5 тракторов, укомплектованные мной, инженером, бригадиром тракторной бригады и агрономом, выходили пахать.
Какие в колхозе были замечательные механизаторы! У В.Хлусова в кабине всегда висела чистая шторка, сам всегда был опрятен и чист, и техника в его руках «горела», а у него были Т-150, комбайн «Колос», потом "Дон-150" и свекловичный комбайн. Работали пожилые механизаторы: А. Никифоров, М. Арбузов, В. Хлусов, И. Дыбленко, В. Шевцов. Михаил Арбузов – наш передовик и на тракторе, и на зерновом комбайне, и на свекловичном. Придешь на табор, смотришь - М. Арбузов сидит на капоте своего «коня» Т-150, загорает с книгой, изучает вопросы его обслуживания. До обеда прочитает, а после обеда лезет в мотор, гидросистему, другие узлы, заменит масло, фильтры, что надо отрегулирует, и на второй день опять в бой. Его трактор и другая техника по 5-7 лет не знали крупного ремонта.
Пять лет при мне работал в тракторной бригаде Силин Александр Иванович, возглавляя ее. У него 4 класса образования, но был он потомственным механиком. Многие трактористы и механики даже после техникума не разбирались так в технике, как он. Однажды я был свидетелем такого случая. Приехал в обед с поля один механизатор на Т-150 и обращается к Силину: «Дядя Саша, что-то есть перебои в работе двигателя». Александр Иванович подходит, одевает очки и говорит: «Ну-ка, включи тихий ход и не газуй» А сам поочередно подходит к секциям двигателя, обходит с двух сторон, возвращается и слушает с еще большим усердием. «Газани, - говорит, - посильнее», а потом: «Глуши, в третьей секции справа прокладка прогорела». Парень обрадовался, что поломка пустяковая, быстро разобрал секцию, заменил прокладку и через 1,5 часа умчался на свою работу. А были очень не далекие механизаторы. Это уже немолодой Нестеров и Куликов на ДТ-54. Вымучили себя и бригадира второй бригады Борисова. Борисов, как и Силин, с 4 классами образования, но в технике разбирался очень хорошо. Только отремонтируют трактор Нестерова, отправят в поле, обрадуются, если вечером не приехал, а утром смотрят – его тянут на буксире. Так продолжалось все лето, и я принял решение отвезти два трактора Нестерова и Куликова на металлолом вместе с трактористами. Куликова потом перевели на ферму овец пасти, а Нестеров остался слесарем на тракторном стане.
Были еще "джигиты" на Т-150, вроде Зайцева Сергея, недалекого ума парня. Заспорил он с друзьями, что переедет на тракторе пруд по мелководью. Ну, и затопил по кабину. Чтоб никто не узнал, побежал, нашел второй трактор Т-150, хотел буксиром вытащить свой, и его утопил. Когда об этом стало известно, за дело взялся инженер Юдин В., который пригнал "Кировца" и потихоньку вытащил оба трактора. А Зайцев месяц выплачивал штраф из своей зарплаты, да еще и получил нагоняй от инженера.
Были у нас механизаторы – любители самогонки, но специалисты неплохие. Яков Четвериков на тракторе Т-38 сеял очень ровно сахарную свеклу, а пришла пора обрабатывать междурядье - запил. Пришлось подключаться мне к его воспитанию: приезжаю к нему домой, только ступил во двор, а он увидел меня и хотел через забор убежать. Снял я его с забора, затолкал в будку "москвича" и повез покатать. Привез километров за десять в лес, открываю дверь и приказываю выходить. Он увидел орудие воспитания и еще дальше забился в угол. Тогда я ему говорю: «Выходи и убегай от меня, а я достану ружье». Бросился он бежать, как заяц, еле-еле разобрал его слова: «А куда бежать?». Таким же методом еще двоих «воспитывал», и этой встряски месяца на два хватало. Был у меня в машине бинокль. Достану я его и смотрю в поле, где работают трактора. Вижу, трактор стоит, а механизатор бегает вдоль дороги, бутылки собирает пустые. «Ну, - думаю, - к обеду подъеду». И очень быстро из-за леса подскочил к его трактору, а к нему еще один тракторист присоединился, и на гусенице 2 бутылки вина стоят. Я бутылки эти разбил и выписал каждому по 3 часа простоя. С поля стал смотреть в бинокль, и они догадались, как я узнал об их затее. И пустили слух, что надо у председателя бинокль украсть. Но он мне еще долго служил.
Был еще случай на уборке зерновых, который стал достоянием всего района. В разгар уборки, пообщавшись утром с комбайнерами, я уехал на промысел по какому-то делу. Приезжаю в 16 часов, а мне парторг заявляет: «У нас забастовка комбайнеров, в два часа они поставили комбайны и ушли домой. Давай их как-то собирать». Я ответил, что много чести будет. «Давай на пять назначай партком, там 4 члена партии, будем исключать, а в шесть часов проведем правление колхоза и там разберем остальных». Особенно хотелось «разобрать» одного специалиста, который в период уборки сам работал на комбайне и, по сути, был зачинщиком этой забастовки. А дело все в том, что на поле был маленький урожай – 12-13 ц/га, и поскольку заработка с этого немного, они решили предъявить претензии экономисту и председателю. Экономист без меня не рискнул идти к ним один, вот они и забастовали. Я дал указание экономисту подсчитать убытки, которые в ту пору составляли около 20 тысяч рублей, и доложить эти цифры на правлении.
 О нашей авантюре узнали в райкоме партии, и на следующий день к 6 часам прибыл на правление народный контроль и заведующий отделом райкома партии. Членов парткома мы предупредили, как нам надо поступить, а правление не стали нагнетать вопросами, решив с парторгом вдвоем разыграть этот "гамбит". Партком провели быстро, все проголосовали за исключение, и экономист уже разложила сумму ущерба на каждого комбайнера. В шесть часов начали правление и решили послушать зачинщика. Он выглядел героем, начал «качать права», никому не давая сказать ни слова, и все твердил: «За что мы работаем?» - хотя им по таким низкоурожайным полям платили отдельно и за зерно, и за солому. Мы шли в таких случаях на компромисс. Здесь же с его стороны было откровенное хамство. Экономист зачитала сумму убытка, который они должны были заплатить, и тут его еще больше понесло. Когда парторг довел его до точки кипения, слово попросил я. Взял в руки чистый лист бумаги, попросил тишины и стал как бы зачитывать письмо: «В комитет государственной безопасности генералу, секретарю обкома партии, начальнику УВД, такого-то числа в колхозе им. Советской Армии Хомутовского района комбайнеры во главе с зачинщиком ……….., организовали акт неповиновения парткому и правлению  колхоза, в два часа остановили  полевые работы и ушли по домам. Колхозу причинен ущерб более 20 тыс. рублей. Гражданин …….. пренебрег постановлением  ЦК партии, обкома партии о проведении уборочной кампании, наплевал на все призывы качественно, в срок провести уборку урожая. Считаем, что пребывание гражданина ………. в наших рядах нежелательно. И подписи: председатель колхоза Башкатов, секретарь парторганизации Кудрявцев». И я присел за стол президиума. Наш "герой" так и обомлел, говорит: «Яковлевич, прости, приму все меры исправить ошибку». Для формы я прочитал ему еще мораль и сказал: «Ты заварил – ты и расхлебывай. Я вас жду на другом поле в 8 часов, а это оставим на "закуску".
Пулей он вылетел из конторы, бегом на табор, а те, кто там был: механизаторы, шоферы – ждут результата разбора полетов. Наш герой подбежал к толпе, рванул на себе рубаху и с криком «Заводи, суки, за мной немедленно» - завел комбайн и поехал на заправку. Все двинулись за ним. Через час они уже были на другом поле, и уборка продолжалась. К обеду я подъехал к ним и поинтересовался, как дела, какие будут вопросы. Потупив головы, они отвечали, что все нормально и вопросов у них нет. После правления райкомовские работники попросили у меня листок, по которому я читал. Я им ответил, что разберемся сами. Больше в колхозе никогда не было значимых нарушений дисциплины труда.
Трудно сейчас поверить, что в пору подъема сельского хозяйства и социальной возможности крестьян, когда была и пенсия неплохая, и жизнь в колхозе улучшалась, разрешалось брать в кредит товары в райсоюзе, сельпо, а нас, руководителей, заставляли брать в райсоюзе на корм свиньям и коровам хамсу и кильку в бочках (до 200 бочонков по 50 кг), а потом пошла еще и селедка. Доярки давали два раза в день по две хорошие сельди коровам – им, якобы, необходимы белок и соль.
 Каково же было наше удивление, когда нам приказали брать печеный хлеб  по 1-2 буханки на корову. Возили хлеб из Конышевки, Дмитриева и кормили коров, но это продолжалось недели две. Затем, видимо, до руководства района или области дошел слух про это кощунство, и отменили решение.
 Пошла как-то мода сделать труд доярки престижным, чтобы заманить туда больше молодежи. Стали на фермах обустраивать комнаты разгрузки, фельдшерско-акушерские пункты, завозить туда медицинское оборудование, вплоть до гинекологических кресел, телевизоры и радиолы. Начали строить бани и сауны, разрабатывать условия соцсоревнований и каждый месяц подводили итоги работы доярок, телятниц, свинарок. Для передовиков не жалели ничего – отрезы на платья, телевизоры, сервизы, ковры и т.д. Для механизаторов также разрабатывали условия соревнований: за выполнение норм, заданий поощрялись по 3-5 рублей наличными, и у передовиков насчитывалось за месяц до 70-100 рублей. Это было на пахоте, уборке зерновых, свеклы, картошки.
В работе свекловичниц наметились изменения. Раньше прополку вели звенья, а в 80-х годах решили перейти на индивидуальную работу. Разметили поле на гектары, вбили колышки, и решай сама – одна или семьей пропалывать выделенные 3-4 га, доходило и до 5-7 га. Приглашали на эту работу и гуцулов, молдаван, которые по 5-7 га пропалывали, за что получали неплохие деньги.
Плановое ведение сельхозпроизводства порой не укладывалось в наше сознание, и мы, молодые руководители, думали, кому и зачем это надо. Выше я рассказывал про специализацию картошки в то время и сейчас. Картошкой и другими овощами занимаются в районах отдельные энтузиасты. А крупных предприятий, которые высаживают по 1-3 тыс. га, в области единицы. Но это уже другое отношение к проблеме. Так, в Калиновке Хомутовского района братья Субботины из Гламаздино после армии решили заняться овощеводством. Начали с картошки, подключили науку, приобрели технику для овощеводства, и пошло дело в гору. Из 400 га земли 200 отвели картошке – собрали по 30-40 тонн с га, построили хранилище для этой культуры, закупили импортные сорта. Кредитов им дают мизер. Кроме картошки, высаживают по 20-30 га моркови, свеклы столовой, капусты. И урожай у них высокий, и качество отменное. Продукция пользуется спросом и в Курске, и в Орле, и в Туле, где они нашли хорошие рынки сбыта.
В момент моего председательствования заставляли нас держать по 1,5-3 тыс. голов овец. Возникал вопрос, где их пасти. Кроме того, часто овцы страдали болезнью копыт. Из области и района нам спускали непосильный план по шерсти. За десять лет ни разу не разрешили выбраковать старую калечь – пусть лучшая такая, нежели сокращение поголовья. Почти каждый год до выполнения плана не хватало килограмм 300-500. Вот мы и мыкались, искали и собирали недостающую шерсть на Брянщине, покупая за зерно у населения.
 Однажды с разрешения райкома отправил я своего зоотехника, Матлакова Василия Михайловича, в калмыцкие степи с наличной суммой закупить там шерсть. Шерсть закупили, но его немного надули – вручили 100 кг верблюжьей шерсти. По нашему примеру так поступили и другие хозяйства, и план мы и район выполнили, за что получили премию. Но кто-то написал жалобу в Москву, в комитет народного контроля РСФСР, что шерсть была закуплена на стороне и засчитана в план. В этой жалобе были названы 7 колхозов, в том числе и наш. На заседании комитета народного контроля я отделался выговором, остальные были оштрафованы на 2 оклада. Но по этому вопросу прошло еще и бюро райкома партии, где вынесли выговор начальнику Управления сельского хозяйства, его зоотехнику и управляющему банка. Всего лишь за галочку в выполнении плана!
А какой ценой доставался иной год план по сахарной свекле! Однажды не хватало 30 тонн сахарной свеклы. Но выход мы нашли: отвезли в Брянскую область к знакомым председателям 40 тонн кормовой свеклы, а они нам дали сахарной.
Мы страдали в те годы от нехватки удобрений (давало по разнарядке агронома Управление сельского хозяйства) и только под сахарную свеклу. Гербицидов вообще не было, и мы бегали по областям в поисках их, особенно по всходам. Находили один Бетонал и то боялись использовать, вся надежда была на ручную прополку.
В то время, правда, не было проблем с электроэнергий - много на фермах работало электрокотлов, с ГСМ тоже не было перебоев – все бочки доверху заливали соляркой и бензином. Впоследствии стали использовать аммиачную воду, возили из Дмитриева за 70 км на тракторах, машинах. Когда появился газ аммиак, стали у себя наполнять бочки водой и туда выпускали газ, и удобрение получалось еще концентрированнее с содержанием азота. Оно было спасением при подкормке сахарной свеклы, кукурузы на силос. Отдельными культиваторами вносили газ прямо в почву. И что мы получали? Безжизненную почву, где все живое было убито аммиаком, не стало червей, полезных микроорганизмов. Мы видели, что нарушается экология. Многие посадки были выжжены аммиаком, но продолжали его использовать ради выполнения плана по свекле.
 В последние годы  хорошим удобрением и подспорьем  в нашей работе стала обыкновенная навозная жижа от телят из откормсовхоза. Там были емкости  отстоя навоза, провели  районные специалисты анализ, были небольшие дозы минеральных элементов, но можно было регулировать количеством вылитой жижи на поле – то ли бочку, то ли две. Оборудовали 12 т емкости сливными разбрасывающими тарелками и стали возить и вносить на поле с люцерной. Когда пролили все поле, оно стало темно-зеленым, и 35 гектаров, которые были у нас  под люцерной, за лето косили 4 раза. Скосим и сразу проливаем жижой, благо, что откормсовхоз от нас был по трассе в 5 километрах.
Трудно мне было общаться с женами механизаторов, которые работали с аммиачной водой и  сжиженным газом. Механизаторы от работы без маски и противогаза страдали многим болезнями. Мы платили им дополнительно за вредные условия труда, но здоровью это не помогало. В те годы забота о здоровье человека была не показная. Это вовремя проведенные профосмотры людей разных профессий, работающие медпункты – их у нас в сельсовете было три, и везде фельдшеры относились к людям, как к родным.  Развивалась районная медицина, куда приезжали молодые врачи, которым давали квартиры, под них расширяли отделения.  Не стоял в стороне и райком профсоюза сельского хозяйства. Ведь в то время путевками владели они, и этих путевок было в достатке в любой регион СССР. Порой надо было уговорить механизатора или животновода съездить подлечить здоровье.
Одна доярка на Ефросимовской ферме должна была отмечать свой юбилей – 50-летие, и меня пригасили на торжество. Я решил ее уговорить, а точнее, подарить ей путевку в Сочи.  На вечере мы  вручили ей эту бесплатную путевку. Тут вмешался муж доярки: "А я что буду делать со свиньями?" Тогда все село держало свиноматок, чтобы продавать их потом на рынке по 3-4 головы. Я ответил, что мы с доярками будем ему помогать. Договорились мы с Лидией Васильевной, что ее отвезут в Курск девчата из бухгалтерии, помогут купить билет, посадят в поезд, а на обратном пути по телеграмме ее встретим. Так и сделали. На моей служебной «Ниве» отвезли ее на вокзал в г. Курск, посадили на поезд, тут же взяли обратный билет, и поехала наша Лидия Васильевна смотреть мир. До этого она ни разу не видела поезда. Пролетели незаметно 24 дня, и отправил я машину встречать отдыхающую. На следующий день в 8 утра звонит она мне и приглашает в Красный уголок к обеду. К назначенному часу мы с парторгом Виктором Сергеевичем прибыли. Лидию Васильевну было не узнать: сменила прическу, помолодела, вся сияет от счастья. Кинулась она нас обнимать и целовать, а сама плачет: «Я, бабоньки, увидела  мир другой. На следующий год опять поеду. Отдохнула, подлечилась, мы даже  в ресторан ходили». Воспоминаний была масса. И этот случай она помнит всю жизнь.
В колхозе существовала комсомольская организация, секретарем которой был главный инженер Виктор Юдин. Мы вовлекли много молодежи в художественную самодеятельность. Я вместе со всеми участвовал в сборном хоре. Часто проводили концерты у себя в клубе, выезжали в соседние села. А на районном смотре художественной самодеятельности наши артисты (механизаторы, шоферы) сразили смехом весь зал, когда в семейных трусах и юбке-плиссе, в сапогах и пилотках вышли танцевать "Танец маленьких лебедей". Зал минут тридцать не мог успокоиться после их выступления.
Свою работу проводила и профсоюзная организация, председателем которой был бригадир Разбегаев Алексей.  Но особую роль играла партийная организация, которая насчитывала 56 человек. Каждый год мы принимали в нее достойных ребят. Среди них были и учителя школ, и механизаторы, и водители. Часто проводили партийные собрания, занятия в политкружке, который вел директор школы Д.Ф. Сучков. Ездили на районные пленумы и партконференции, на которых мне приходилось выступать. А выступали с злободневными темами, критикой в адрес райкома, Управления сельского хозяйства, поднимали вопросы, которые требовали решения высших властей. Я был членом РК КПСС. Вот передо мной одна заметка 2002 года, которую написал бывший член бюро райкома партии, главный редактор Хомутовской районной газеты Геннадий Буданов. Он часто был закреплен как член бюро в нашем колхозе, выступал в коллективах, на фермах, на собраниях. И вот в этой статье он размещает две фотографии о партийной районной конференции и о съезде КП СССР в Москве. В статье четко прослеживается мысль, как партия заботилась о сельском хозяйстве, о его тружениках. Что такое быть председателем? Это быть и отцом, и дедом, и судьей, и прокурором, и специалистом широкого профиля, и воспитателем. Это постоянные нервные нагрузки, недосыпания, огромная ответственность перед людьми, перед семьей, перед собой. Для меня главным в работе было отношение ко мне людей. И я доволен, что у меня нет врагов, все в любом нашем поселке колхоза им. Советской Армии приглашают меня в гости. Вот это заметка.
               ДВЕ ПАРТКОНФЕРЕНЦИИ С ПРОМЕЖУТКОМ В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
За тридцать пять лет работы в моем личном архиве накопилось немало фотодокументов. Перебирая их, я вновь встречаюсь с людьми, которые занимались обычным делом: выращивали хлеб, строили и так далее. Всем находилось дело, никто не сидел сложа руки. Безработица пришла к нам вместе со словом “реформы”.
Шаг за шагом укреплялась экономика района. О невыплате зарплаты и речи не велось. Каж¬дый год сдавалось жилье - и в рай¬центре, и в колхозах. Летом мас¬лозавод, работая в две смены, не успевал принимать от колхозов и перерабатывать молоко, которого в июньский день поступало по 110- 120 тонн. На уборку хлебов в каж¬дом хозяйстве выходило 10-12 комбайнов. Где все это? Кому надо было разрушить то, что создано трудом многих поколений? “Как Мамай прошел”, - говорят сельс¬кие жители.
Советское время выковало ко¬горту руководителей, управленцев, людей, ответственных за поручен¬ное дело. Перед вами снимок, сде¬ланный в ноябре 1980 года. На нем запечатлены делегаты XXXII кон¬ференции КПСС Хомутовского района. У каждого на лацкане пид¬жака - красный бант и значок с силуэтом В.И. Ленина. Партийные конференции играли огромную роль в жизни района. Все знали, что на них подводятся итоги того, что сделано, намечаются пути дальнейшего продвижения вперед. Думаю, многие узнают людей, попавших в объектив фотоаппара¬та. Назову их (слева направо): Ни¬колай Григорьевич Чеботарев - председатель колхоза имени Ленина (Романово); Михаил Иванович Сечкин - председатель колхоза “Заветы Ильича” (Дубовица); Иван Федорович Саввиди - пред¬седатель колхоза “Красный метал¬лист” (Стрекалово); Александр Яковлевич Башкатов - председа¬тель колхоза им.Советской Ар¬мии (Гламаздино). Сейчас Н.Г. Чеботарев и А.Я.  Башкатов работают в Железногорске, М.И. Сечкин – пенсионер, проживает в Калиновке.
Руководство колхозом - ноша нелегкая. Тысячи больших и ма¬лых дел на плечах председателя. И всему надо дать лад. Постоянные нервные перегрузки истощают больше, чем физический труд. Но я хочу отметить другое: никому из тогдашних председателей не при¬ходилось ломать голову над тем, где взять хотя бы полтонны ди¬зельного топлива, чтобы заправить трактор и завершить сев. Горючее завозилось с января, с расчетом полностью обеспечить им колхоз на период весенне-полевых работ. Планомерно обновлялся трактор¬ный парк. В достатке поставлялось минеральных удобрений. Государ¬ство подставляло свое плечо, обес¬печивая колхозы всем необходи¬мым. Замечу: так делается практически во всех странах, где сельский товаропроизводитель получает или дотацию от государ¬ства, или компенсацию за недо¬бранный урожай. Не делается это¬го только в современной России.
Сельский люд видит, что тво¬рится что-то непонятное, и пыта¬ется воздействовать на “реформа¬торов” словом. Вот отрывок из письма романовской крестьянки Надежды Л., адресованного пре¬зиденту В.В. Путину. “Владимир Владимирович, - пишет она, - колхозы сейчас забросили, забы¬ли. А ведь мы жили только ими. Вы думаете, проживет Рос¬сия чужими окорочками? Нет, Россию угробим травленными продуктами. Надо лучше свое сель¬ское хозяйство поддерживать”.
К этому мне добавить нечего.
Второй снимок сделан в октяб¬ре 2000 г., в перерыве между за¬седаниями XXX партконфе¬ренции Курской региональной организации КПРФ. После ельцинско¬го запрета партия возродилась и стала влиятельной политической силой. Вспомним, что парторганизация области вместе со сво¬ими сторонниками не раз добива¬лась избрания кандидатов-коммунистов в состав Государственной Думы. Депутатами Госдумы были А.Н. Михайлов, А.Ф. Потапенко, рабочий завода РТИ Н.Н. Гончаров, сей¬час в её составе Н.Н. Иванов.
Но вернемся к конференции. На ней было принято решение обес¬печить избрание губернатором Кур¬ской области коммуниста А.Н. Ми¬хайлова. В труднейшей борьбе это было сделано. Почти во всех райо¬нах А.Н. Михайлов получил боль¬шинство голосов. С первых дней но¬вая администрация взяла на вооружение деловой стиль, заяви¬ла, что ее политика будет социаль¬но ориентированной. Сегодня, на¬кануне 85-й годовщины Октября, мы говорим: многое из предвыбор¬ных обещаний удалось сделать. Долгое время острой проблемой была задолженность по детским по¬собиям. За 2 прошедших года в ше¬сти районах области она полностью погашена. В Хомутовском этого до¬стичь не удалось, но у нас сумма задолженности сокращена более чем на 1,5 млн. руб. Огромной была задолженность по выплатам, свя¬занным с опекой детей. Теперь ее нет и в помине, выплаты произво¬дятся своевременно. Уже второй год наши дети отдыхают в оздорови¬тельных лагерях, санаториях, пан¬сионатах. В текущем году впервые за 7 лет учителя вовремя получили и зарплату, и отпускные. Следует до¬бавить, что в связи с повышением зарплаты в некоторых регионах вновь создалась задолженность по ее выдаче учителям, чего в Курс¬кой области не произошло. Впер¬вые в нынешнем году часть денег (400 тыс. руб.) выделена из област¬ного бюджета на ремонт школ. Ре¬шается вопрос об отпуске баллон¬ного газа по льготной цене участникам Великой Отечественной войны, инвалидам и др. Конечно, проблем еще много. Администрация области их видит и принимает меры с целью скорейшего выздоровления.
Г. Буданов, член Союза журналистов

В сельском хозяйстве искали разные пути подъема сельскохозяйственного производства. Одним из таких путей стал хозрасчет. Его начали применять вначале на откорме телят. Два-три человека брали по 200-300 голов, оформляли договор аренды и хозрасчета и ставили этих бычков по одному на привязь на клеверном поле на откорм. Кроме этого, им выделяли по 2-3 кг муки на голову. Потом бычков начали воровать, волки нападали, и эту практику прекратили. В полеводстве 2-3 человека брали на себя обязательство выращивать ту или иную культуру, начали проводить семинары, показывать положительные результаты. Этому учились все – экономисты, бухгалтеры, специалисты да и рядовые исполнители. Но увы - быстро наш народ понял и это новшество. Чем меньше затрат, тем для него лучше. Стали игнорировать многие процессы в откорме телят (не надо лекарств, не надо перевеса, не надо разного рода добавки и прочая экономия), звенья и бригады начали хорошо получать, а отдачи хозяйство не видело. Но этот метод еще долго внедряли в производство. И умение это пригодилось на свинокомплексе в агрофирме «Горняк», но это позже.
Госбанки начали нас понемногу кредитовать, выдавали ссуды под строительство, материалы, покупку техники и другие нужды. У меня отношение с банками были хорошие, да и в бухгалтерии специалисты на хорошем счету. На совещаниях мои коллеги задавали вопрос первому секретарю райкома: «Почему Башкатову дают кредиты, а нам нет?» На что он отвечал: «А вы посмотрите, как он заходит в банк и как выходит. А заходит он вперед и выходит передом. Вот и думайте».
В районе произошел негативный случай, когда в одном колхозе кассир и бухгалтер по начислению заработной платы начали «мухлевать»  с ведомостями, подписывая в готовую ведомость по одной цифре в расчет или исправлением. Итоги выдачи денег ставили после выдачи зарплаты. На третий год эту аферу раскопал сам председатель колхоза. В итоге бухгалтер и кассир сели в тюрьму года на три. После этого случая по всем хозяйствам Курской области стали проводить аудит специалисты комитета финансов, ревизионного отдела Управления сельского хозяйства области.
К нам в контору прибыло 3 человека  из ревизионного отдела. В обед я пригласил их в столовую, но они отказались, заявив: «После проверки, если все будет нормально». К вечеру старший группы сказал мне, что они готовы с нами пообедать: «Бухгалтеры у вас молодцы – никаких замечаний мы не нашли». Я был рад, что девчата выдержали проверку. Работа бухгалтерии была еще раз  положительно отмечена, когда  из Москвы, из комитета народного контроля, проверяли, как мы закупали шерсть. Шерсть была привезена из Калмыкии, вся сдана на склад, оформлены все документы. Потом по документам шерсть сдали в Заготконтору, где мы получили деньги, которые были оприходованы, после чего произвели расчет с банком. Были соблюдены все условия ведения бухгалтерской документации, о которой проверяющий отметил в Акте проверки. «Только в колхозе Советской Армии бухгалтерия сработала правильно»,  - отметил проверяющий, за что меня наказали только выговором на заседании комитета народного контроля, а еще четырем председателям выписали по два оклада штрафа, как я отмечал выше.
Много в жизни пришлось мне сдавать экзаменов: в школе, техникуме, институте, на курсах разных. Но один экзамен остался самым главным в моей жизни. Мой дядя, Володя Волобуев, участник японской войны  на Дальнем Востоке, работал бухгалтером  в  отделении "Сельхозтехника" во Льгове. Как-то говорит мне: «Племяш, хотим с твоим отцом приехать и принять у тебя экзамен жизненный, посмотреть, как ты управляешь колхозом, какое взаимоотношение с людьми, выполняешь ли ты, что обещаешь людям. Хотим сами убедиться, что ты сделал, что построил для колхоза и для людей». Я дал согласие на этот экзамен, в это время работал уже девятый год. Оба моих экзаменатора - фронтовики, всю жизнь прожившие в селе, на тот момент оба пенсионеры за 70.
Встретил я их в конторе, попили чаю, и они сказали, что я им пока не нужен и попросили на время дать им шофёра, чтоб повозил он их по колхозу, особенно где работают люди. Дело было в августе. Я дал задание водителю побывать на току, на фермах, встретиться с доярками, пастухами, механизаторами, в столовой, когда там обедают люди. Обещал в пять часов вечера ждать их в лесу с накрытой поляной. Мои экзаменаторы уехали с водителем, а у самого защемило: а вдруг им не понравится моя работа. Стал вспоминать, как они меня провожали с напутствием в армию, как встречали из Китая, и тогда остались мной довольны. Когда я уехал дослуживать, отец даже воспользовался моей грамотой – ходил с ней в облисполком просить кирпич и шифер. Увидев грамоту из Посольства СССР в Китае, у него поинтересовались, что делает там сын. На что отец с гордостью заявил: «Выполняет особое задание Правительства!»
К пяти часам я ожидал экзаменаторов на поляне с накрытым столом. Выйдя из машины, дядя Володя сказал: «Молодец, племяш! Дай я тебя обниму и поцелую». Отец вытер скудные слезы, тоже обнял  по-отечески и произнес: «Спасибо, сынок. Ты нас и здесь не подводишь». За столом они еще долго рассказывали, как их встречали, что говорили про меня.
Однажды агроном Анатолий Шевцов заметил по дороге ручеёк зерна, ведший от свинарника  до деревни. Проехал по следу и установил, что ведет он к дому фуражира Ивана Романовича, фронтовика, инвалида, пожилого человека. В армии ему пришлось хлебнуть лиха в штрафной роте – однажды он мне рассказывал, как штурмовали Днепр. Штрафников пустили первыми, и вот солдаты, кто на лодках, кто на плотах, под шквальным огнем переплывали реку. Добрались туда из роты не больше десятка человек, которые забились под крутым берегом в кустах. Ночь пролежали тихо, а утром посмотрели – командир убит, и выбрали командовать Ивана Романовича. Хотели они высунуться, а немцы, как будто ждали, шквальным огнем прижали их вновь к обрыву. Несколько раз за день пытались они организовать атаку, но так и не смогли. И только на третьи сутки утром услышали левее русское «ура». Вся мощь немецкого огня  была перенесена на тот фланг, и штрафники рванули в атаку громить врага. К вечеру соединились  с основной силой наступающих. Узнав обстановку, полковник уточнил состав роты -  их осталось в живых всего три человека – и дал команду готовить на них наградные листы, а самого Ивана Романовича представить к Герою. Но Героя штрафникам не дают, с них сняли позорное слово, и до конца войны они воевали с основными силами наступающих войск.
Когда я приехал на ток, где Иван Романович забирал муку на свинарник, отозвал его в сторонку и строго посмотрел ему в глаза. Он к тому времени все понял, но ждал, что я скажу. Я сказал: «Что будем делать? Мешки надо зашивать, когда идешь на такое дело». Потупив седую голову, он сказал: «Сынок, я там, в тюрьме, уже не выживу. Прости меня, если можешь». Что я мог ответить седому ветерану? «Привезите отходы на склад и мне принесите расписку от кладовщика». Тем все и закончилось, а Иван Романович еще долго трудился фуражиром.
Этот случай стал известен в милиции, тут же прискочил участковый и стал уговаривать написать заявление на ветерана. Я спросил: «А ты пойдешь работать на его место в свинарник? Езжай, мы сами разберемся».

Жизнь свела меня как-то с одним капитаном 1 ранга, приехавшим в село в гости к своей родне. Пришел он на табор (тракторную бригаду), и мы познакомились. Я ему предложил покататься со мной по колхозу. Весь день мы мотались по всем точкам, где работали люди, – на фермы, в поле к тракторам, на ток, в школу, к строителям, в садик, и только в 4 часа заехали в столовую в п. Культура пообедать. Ему очень понравился мой метод работы, общения с людьми, по ходу решать многие дела. Неделю мы с ним командовали колхозом. Он остался доволен нашими поездками в район, в Дмитриев, на базу в "Сельхозтехнику", где мы решали многие колхозные проблемы. Потом он приехал через полгода, зимой. Не раз мы с ним проезжали в лес на санках, запряженных с моей красавицей Лаской. Раскладывали костер, жарили сало, любовались лесом. Он все фотографировал и повторял, что будет показывать снимки матросам и друзьям, вспоминать красоту Курского края.
 Жизнь шла своим чередом, и я задумывался о том, что надо готовить смену специалистам. Уехал в Желеногорск искать другой жизни  главный зоотехник. Главного агронома Лебедева забрали секретарем парторганизации в соседний колхоз «Ленинец». Ушел из жизни мой добрый помощник, главный инженер В. Юдин. Многие выпускники уже отслужили в армии, и я направил их на учебу в техникум. Николай Соболев закончил потом и партшколу, работал в колхозе агрономом, а затем более десяти лет председателем сельского совета. Анатолий Шевцов после техникума работал главным агрономом, а затем его забрали председателем в «Ленинец».
Брат Виктора Юдина, Петр, после техникума работал  вторым агрономом-семеноводом, а затем главным агрономом и руководителем филиала одной крупной фирмы. Учили ребят за счет средств колхоза в техникумах, институтах.
Встретились мы однажды с писателем, режиссером, фронтовиком Очкиным Алексеем Яковлевичем, который повторил подвиг Александра Матросова на нашей земле у поселка Лебедик: закрыл амбразуру немецкого дзота своим телом, но остался жив. Первая встреча произошла, когда он с женой  и сыном возвращался на своем "Запорожце" с юга. Встреча была короткой, мы вместе проехали до второго участка в с. Ефросимово, к памятнику над братской могилой, где покоились его друзья. Присев на колени, Алексей Яковлевич поклонился всем, кто в этой могиле, и попросил прощения за то, что он  жив, а они лежат там. Когда-то на первом памятнике были и его фамилия, как погибшего красноармейца-разведчика, но в госпитале, который был развернут на окраине села Ефросимово, его выходили наши женщины. Работала там и наша заведующая МТР Оленина Антонина Михайловна. За обедом фронтовики вспоминали те годы, когда они, не жалея сил, сражались с врагом.  А полянку мы накрыли в красивой лесопосадке, где проходили маршруты  полковой разведки  на передовую  линию, которая была в этих местах, в 3 км от с. Ефросимово. Очкин рассказывал и нам, и сыну с женой о том, что он пережил в войну в здешних местах.
Вторая встреча произошла через год, когда он приехал  в наши края со своей пьесой и опробовал ее в коллективе райкома партии, в клубе у нас в колхозе, на фермах и в школе.
И в третий раз  была наша встреча в 1994 году, когда он приехал к нам как корреспондент газеты «Правда» - органа ЦК КПСС. И написал свой очерк о людях труда: секретаре райкома партии Гранкине И.К., о двух председателях колхозов (Сидорове А.Р. и обо мне), а также о рядовых тружениках ферм и полей. Наши встречи  стали частыми потом, когда я бывал у него в гостях в Москве. Писатель Очкин А. Я. написал немало рассказов о своих друзьях, о наших женщинах, одна книга так и называлась - «Мать».
                ГДЕ ПОЮТ СОЛОВЬИ
Овраги, крутолобые холмы... Где-то здесь проходила наша оборона в сорок третьем. Нет, вроде бы не было этих березо¬вых и дубовых рощиц. Да ведь они послевоенные...
- Кругом тут были окопы,- словно читая мои мысли, гово¬рит парторг колхоза им. Советской Армии В. Кудрявцев. - После войны мы, деревен¬ские ребятишки, любили иг¬рать в них.
Вместе с Виктором Сергее¬вичем едем из райцентра Хомутовки по готовому участку строящейся на Дмитриев доро¬ги. Сворачиваем с асфальта и через два километра останавливаемся у железных ворот с вывеской: Гламаздинская сред¬няя школа.
— Ну, посмотрим нашу на¬дежду! — открывает дверцу машины Кудрявцев и привыч¬но, как домой, заходит в шко¬лу. Она ему родная — учился тут, а потом и учительствовал...
В школе — строгий уют ухо¬женного старого здания. И директор Дмитрий Фролович Сучков под стать – такой же строгий  фронтовик, бывший связист, гвардеец. Ведет в школьный музей. В одной из комнат предметы быта старой курской деревни, документы об истории Гламаздино, в другой - экспонаты, рассказывающие об односельчанах-участниках Великой Отечественной войны.
Читаю пожелтевшую фронтовую газету августа сорок третьего. «Между Гламаздино и Поды в глубокоэшелонированной обороне противника лейтенант с тремя бойцами захватил «языка» — немецкого офицера, дежурного по обороне...».
— Рад пожать вам руку, лейтенант-разведчик, — говорит мне директор. — Вот только судьба ваших боевых товарищей — Аверьянова, Кобякова и Лебедева — нам неизвестна.
Да, газета нашей шестидесятой армии Черняховского...
Из окна школы вижу Гламаздино. По селу проходил передний кран нашей обороны. Сколько хат тогда было в огне и дыму! Теперь по скатам длинного оврага зеленые и красные  крыши с телеантеннами, пониже — погреба. Так встарь приладились здесь строить - и земля пахотная не пропадает, и хранилища не заливает водой.
Собрались учащиеся. В конце встречи спросили ребят: «Кто из вас пойдет в колхоз механизатором?». Сразу взлет многих рук. Девочки же на вопрос: «Кто станет дояркой?» — не спешат с ответом.
Когда ехали мимо аккуратных кирпичных домиков колхозников, Кудрявцев задумчиво произнес: «Ну, видели нашу смену? Ждем не дождемся ее. А вот и ферма».
Коровник новый, на триста голов. Механическая дойка и уборка навоза, упитанное поголовье, в кормушках доверху пахучий клевер. На ферме застали председателя колхоза Башкатова. Алек¬сандр Яковлевич – приветливый, светловолосый, с застенчивой улыбкой — неожиданной при его богатырском сложении.
— Филипповна, — обращает¬ся он к доярке Лямцевой. - Не пора ли нам этих сосунков от¬нимать?
Зинаида Филипповна добро¬душно оглядывает телят, бес¬помощно жмущихся к коровам, и отвечает:
- Еще денек- два, Яковле¬вич, пусть силы наберутся.
Чувствуется, все здесь бо¬леют душой за дело. Михаил Михайлович Арбузов — луч¬ший комбайнер колхоза, в межсезонье работающий на ферме, просит: «Скажи, Яков¬левич, Шведову, чтоб не эко¬номил корма...».
Скотник Шведов подвез на конях силос. Перехватив мой удивленный взгляд, Башкатов заметил: «Лошадиная сила во многих случаях надежнее. Экономно. И солярки, и запчастей не надо. У нас сто шестьдесят коней». И, обращаясь к Шведову, наказывает:
 — Ты уж так не экономь корма. Хватит.
...В Ефросимово вторая бригада колхоза. Справа хутор Гремячий. Впереди дубовая роща, волновавшая нас, солдат, в ту далекую военную весну соловьиными трелями. Слева, из-за холма, вынырнула деревня с подступающим вплотную лесочком. В центре, на небольшой площади, в окружении серебристых елочек — скорбная фигура солдата. Памятник по¬строен 1960-х годах на средства колхозников моим боевым товарищам: Петру Анд¬риевскому, Дмитрию Придатко, Афанасию Панарину, Виктору Рыбину. До этого здесь стоял деревянный обелиск, на котором в числе погибших  значилось и мое имя. Тяжелораненого меня вынесли тогда с поля боя сутки спустя, потому и ока¬зался в списках убитых...
На другой день во всем райо¬не проводился «экономический день». В зале правления кол¬хоза им. Советской Армии собрались специалисты, бригадиры. Приехал Иван Кондратьевич Гранкин, первый секретарь Хомутовского райко¬ма партии. Экономист Светла¬на Морозова бойко сыпала циф¬рами: что выполнено, что нет, какие задачи на посеве.
— Светлана Владимировна,  - прервал ее Гранкин, — посев¬ная у нас каждый год, и все знают, кому что надо делать. Давайте конкретно по эконо¬мике... Чем оборачивается вло¬женный рубль? За счет чего прибыль и убытки?
Гранкин — потомственный крестьянин, агроном, в свое время был председателем кол¬хоза. Экономист приступает к анализу, называет и неради¬вых. в зале оживление: «Ну, сейчас достанется нашим «трем богатырям!». Так в колхозе прозвали молодых главных специалистов: агронома, зоо¬техника, инженера.
Главный агроном Лебедев не¬сколько лет в хозяйстве. За¬кончил институт, работает на совесть. Ему удается убедить аудиторию, что вложенные средства по защите почвы и другие мероприятия окупятся с лихвой. Потруднее зоотехни¬ку Александру Грибу и инже¬неру Виктору Юдину. Дела на их участках не совсем «клеят¬ся». Один слабо занимается улучшением стада коров, а это сказывается на себестоимости животноводческой продукции. Другой не может обеспечить качественный ремонт машин.
Гранкин поддерживает эко¬номиста, когда та говорит о дис¬циплине труда, приписках в путевых листах шоферов. Первому секретарю важно, чтобы «экономический день» принес реальную помощь в кропотливой воспитательной работе. Спрашивает: «Прочесть показатели соревнующегося с  вами колхоза «Октябрь»? Зал дружно отвечает: «Не надо, знаем. Обставил нас «Октябрь». «Что ж так? - хитро сузил глаза Гранкин. - Земли у них лучше? Нет, не лучше. Люди? И люди такие же». «Деньги умеют считать,- слышится из зала реплика. — За халтуру инженер у них счет не подписывает. И с дисциплиной построже…». Захотелось после этого разговора побыть и в «Октябре».
А. Очкин, Курская область, «Правда» 17 июня 1984 г.
 
В связи с тем, что мой возраст был еще комсомольским и райком ВЛКСМ не отпускал меня от себя, я был тесно связан с ним и на посту председателя. Часто к нам на собрания присылали представителей из ЦК комсомола или обкома, приезжала моя добрая секретарь РК ВЛКСМ Молчанова Лариса Александровна. Молодая белокурая женщина увлекала молодежь района своим новаторством, своим примером. Мне в свою очередь приходилось давать ей характеристику  в члены КПСС, с ней мы состояли вместе четыре года в райкоме комсомола.
 Я приглашал молодежь поселка поработать в ночную смену на току, спасая от дождя семенной материал, перевозя его в склад, и присутствовало около 20 человек из комсомольского районного актива. Я помогал комитету по физкультуре – председателем был Акопян Владимир Сергеевич – проводить комсомольские слеты со спортивными соревнованиями, обеспечивал их  питанием в столовых. Таких слетов было два – в п. Культура и в урочище "Березовое". Часто выступал на районных комсомольских мероприятиях, входил в обком и райком ВЛКСМ до 31 года.
.
В 1981 году обком комсомола пригласил меня съездить туристом с молодежью области в ФРГ. Я не отказался. Быстро оформил документы, прошел проверку в органах правопорядка, и вот мы, 30 человек, самолетом отправились посмотреть «умирающий капитализм», как у нас говорил один сотрудник ЦК. Отправились мы 16 ноября, а 20 ноября прилетел туда и Брежнев Л. И.
Приземлились мы в аэропорту крупного города ФРГ Франкфурт-на-Майне, и что бросилось в глаза в аэропорту – журналы "Шпигель" с карикатурами на Брежнева и канцлера ФРГ Коля. Коль с ракетами под мышками встречает Брежнева у трапа самолета. Мы возмутились, ведь  воспитаны были в духе патриотизма, уважения к своим руководителям, и вдруг такая критика. Но нам сразу ответили: страна ФРГ свободная, демократичная и здесь все возможно, что мы еще не раз замечали.
 Первый день наш начался  с посещения редакции крупнейшей газеты «Франкфурт Рудшао», встречи с ее редактором. В большом конференц-зале нас усадили за столы, перед нами поставили сувениры – пачку сигарет с зажигалкой и банку фанты. Мы все достали блокноты и ручки, и редактор, глядя на это, задал вопрос: "Кто здесь находится? Корреспонденты?" На что ответил наш руководитель Бережнев Вл., что здесь молодежь Курской области, представляющая все слои общества: инженеры, учителя, воспитатели детских садов, руководители, врачи и т.д.
Редактор рассказал, чем занимается газета, что освещает, и вот, говорит, на днях будем освещать визит вашего генсека в ФРГ. Тут его сотрудники принесли ему ватман с карикатурой на Брежнева и Коля, он должен был сделать свою подпись под ней. Ситуация для редактора была неудобной, он даже ответил своему сотруднику, мол надо было подождать, когда он освободится, ведь здесь делегация из СССР. Извинившись перед нами, подписав плакат, он продолжил нам рассказывать о своей республике, о жизни народа, пообещал осветить и нашу поездку по стране на страницах своей газеты, что и сделал впоследствии. На прощанье мы подарили ему бутылку русской водки и другие сувениры.
Посетили мы на автобусе такие города, как Франкфурт- на-Майне, Бонн, Ганновер, Кельн, Гамбург. Охотно водили они нас  по костелам, музеям, знаменитым местам и, где можно, хвалились, что это лучший аттракцион в Европе, что Кельнский собор – высочайший в мире, что у них самая сексуальная улица Реепербан в Гамбурге и т.д. и т.п. Нам понравилось их отношение к нашим памятникам войны: всегда чистые, аккуратные, ухоженные, с живыми цветами,  и когда мы посещали  их,  нам всегда покупали по гвоздике, чтобы мы возложили их на могилы.
Мне, колхознику, хотелось увидеть их сельское хозяйство: фермы, коммуны – о чем я попросил гида в первый день. Он немного растерялся  и на второй день дал ответ, что у них такого нет в большом объеме, это все увидим в поездке по стране. И я видел фермерские хозяйства по 50 га, где паслись на отведенных делянках по 4-5- коров, стояла одна доильная установка, трактор пахал или косил траву и кормил коров один человек, видели фляги с молоком на перекрестке дорог с накладной на фляге, и никто их не трогал. Видели 6 декабря, как они только начинали копку свеклы и по графику возили на завод – один трактор как Т-150 вез три телеги свеклы.
Посмотрели мы вечерние сияющие города, украшенные неоном и елками к Рождеству 25 декабря, видели на домах вертолеты санитарные, магазины их, дорогие и дешевые. Если во Франкфурте джинсы стоили 45 марок, то в Гамбурге – 25 марок. Очень дорогими у них были продукты питания: бутерброд - 2,70, а колготки – 1 марка. В общем, на 50 наших рублей нам дали 153 марки, и для нас это было неплохо. Купили мы почти все по кассетному магнитофону, джинсы, фломастеры для детей и кое-что для семьи. Поездкой, отношением к нам  мы остались довольны. Довольны, что у них кругом чистота, улицы все в цветах, люди улыбаются, много пожилых ужинают в кафе, молодежь проводит время в клубах. И как сказал наш товарищ из ЦК комсомола, этот «умирающий капитализм» мы никогда не догоним!
Это была моя вторая страна моего посещения заграницы. В ФРГ нам пришлось встречаться со многими людьми, и как-то за одним столом я оказался с супругой мэра г. Ганновера и пошел с ней танцевать. И все эти 4,5 минуты мы вели разговор на немецком, и я с вспомнил преподавателя немецкого языка Кляйн Зельму Ефремовну, как она спрашивала с нас на своих уроках, и вот сейчас это всплыло в мозгу, и мне было лестно слышать, когда супруга мэра сказала за столом, что Александр хорошо знает немецкий язык. И я мысленно поблагодарил Зельму Ефремовну.
                О ДРУЖБЕ
После избрания меня председателем колхоза настала пора подумать о жилье, так как у меня уже была семья. Подобрал мне бригадир хатенку на краю села, побелили внутри, снаружи поправили деревянные изделия в сарае, протопили печь в передней комнате и грубку в задней, греют хорошо, тепло идет большое от них. Покрасили пол, и я попросил выкрасить печь краской, провел туда переноску, и эта печка стала нам утешением по вечерам. От грубки нагревалась и она. По приезду домой я один или с супругой Лидией Николаевной взбирались на печь и там читали книжки, а когда от жары размаривало, уходили на кровать с периной. Прожили мы в этой хатенке до весны, когда освободился председательский дом - финский небольшой домик. Здесь тоже провели ремонт и дома, и двора, и отопления (было паровое от электрокотла), впоследствии поставили еще один котел с 3 топками, который хорошо обогревал три комнаты и кухню. Здесь была и комната с ванной и дровяным титаном. Жизнь налаживалась: посеяли огород, завели уток, кур, приехала дочка от бабушки из Льгова, завели овчарку, которая за зиму выросла до огромных размеров и катала в упряжке на санках дочь и соседних детишек. Жена устроилась вначале в библиотеку, а затем в сельский совет секретарем.
Познакомились с соседями. Справа - семья Облогиных: Иван – пастух, Ирина – доярка и двое детей-подростков. Слева – комбайнер Артамонов Владимир и супруга Надежда, иногда приезжал и их сын нашего возраста. Жили с соседями дружно, никаких передряг не было, помогали друг другу и доверяли дом, когда уезжали куда-нибудь.
Подружились с семьей учителей Рагулиных - Алексеем Петровичем  и  Людмилой Петровной. Встречались по вечерам, по субботам вместе ходили в баню, а потом ужинали у них дома. Знал я Алексея еще с комсомола, когда проводил у них комсомольское собрание. После танцев в клубе я поинтересовался, кто меня «добросит» до Хомутовки. Алексей откликнулся: сказал, что мотоцикл здесь и можем ехать.  За 20 минут долетели мы до Хомутовки, но больше я с ним не садился: он не ехал, а летел стрелой.
Потом увлеклись охотой на лошадях на зайцев и кабанов. Однажды выехали на санях в сильную пургу и ехали вдоль оврага, и вдруг наша Ласка пропала, провалилась в овраг - торчат одни уши в снегу. Мы быстро распрягли, обрезали подпругу, и она, молодец, сама заработала ногами и выскочила из этого плена.
Однажды решили проехаться по лесу за лисами, а тут вдруг выгнали лося, но стрелять по нему не стали. Часто организовывали семейные встречи в лесу на полянках, которые были у нас под номерами. И к нам тянулись друзья из Хомутовки: военком Древаленко, директор школы Горлов, директор маслозавода Анищенко, председатели колхозов Сидоров А. Т., Саввиди И. Ф. , Тюленев В. П., Шевцов В. и другие.
Любили мы с Алексеем весной послушать возле школы соловьев, доходило до того, что доярки  идут на дойку в полшестого утра, а у нас двери в «Ниве» открыты, и мы даем храпака. Порой бабушки путали нас на лицо, и у него просили выписать зерна или меда, а он наобещает, и идут люди ко мне со словами: «Вы же обещали». Я улыбался и выписывал то, что им было нужно.
 Алексея я готовил на место парторга Виктора Сергеевича, которому было уже под 60 лет. Дал Рагулину А. рекомендацию в кандидаты, а потом и в партию. На собрании приняли его единогласно. Через полгода  им заинтересовался райком КПСС и предложил место директора школы в Подах. Поехали мы с ним туда смотреть школу. Учителя, молодые девчата, красили ее, и мы с ними разговорились, что, мол, нас к вам направляют на работу, на что они ответили, что нечего тут делать – молодежи нет, школа малокомплектная, старая, деревянная, да и колхоз не ахти какой.  Мы и уехали восвояси.  Секретарю райкома Стабровскому я сказал, что Алексей нужен мне  парторгом, но они не отстали от него и отправили директором в Романовскую школу, что рядом с нашим селом.
Очень много со мной в колхозе работало хороших людей. Десять лет я трудился с бригадиром 2 участка Разбегаевым Алесеем Петровичем, который  практически был хозяином в Ефросимово. Все у него ладилось, был требователен, умел и убеждать, и приказывать, и люди шли к нему как к отцу родному. На его участке находились и свиньи, и телята, и овцы в поселке Зеленый Сад. Тут же были и сад, и огород с овощами. В Белом Ключе овчарня, в Гремячьем птицеферма, где мы выращивали 9-10 тыс. голов кур, ими кормили механизаторов в столовых. В Культуре были ферма КРС, кирпичный завод, в Ефросимово - коровник, конюшня и телятник. Тракторной бригадой руководил Борисов Виктор Васильевич – тоже золотой человек. И его бригаде работа была организована неплохо, людей не хватало, но они всегда управлялись сами.
В 1985 г. зимой позвонил мне секретарь райкома Стабровский В.Т. и попросил организовать охоту в наших лесах на кабанов и разрешить ночлег у себя уважаемым людям из Железногорска. И вот в назначенный день под вечер приехали ко мне домой Симоненков В.В., второй секретарь ГК КПСС, Потапов А.И., директор Михайловского ГОКа, Фанкеев И.Д., начальник Управления сельского хозяйства, Слабиков Н.И., начальник "Сельхозтехники", Давыдов, КГБист. Две ночи пробыли они у меня, где мы и познакомились. В субботу охота удалась: убили одну особь, и в воскресенье еще одну. Гости были довольны. Я сошелся поближе с Симоненковым В.В., который оказался земляком моей жены, да еще и какой-то дальний родственник. Вот он и предложил переехать к ним в Железногорск, на МГОК начальником строящейся теплицы в 3 га. Я съездил. Симоненков к тому времени перешел на работу в ГОК. Он отвел меня к заместителю генерального директора Сироте Д.Т., с которым я переговорил, и тот дал добро на мою кандидатуру. Заполнив анкету и сдав ее в отдел кадров, я уехал в Хомутовку думать, как уйти из колхоза.
 Здесь до 7 ноября я написал заявление в бюро РК КПСС об  отставке, отправил жену с детьми на автомашине с домашним скарбом в Курск, к отцу, где она прописалась, и дети начали ходить в школу. Парторг доложил об этом в райком партии, и вот 8 ноября ко мне приехали первый секретарь Гранкин И.Н. и председатель райисполкома Алисов, которые начали со мной разъяснительную беседу от лица партии и правительства: мол, ты не прав, нарушаешь устав, не подчиняешься бюро райкома и грозили исключением из партии. Обещали забрать в райком заведующим сельхозотделом.
 Я был непреклонен и сказал, что жену забрал отец, так как он последнее время плохо себя чувствует. Гранкин И.К. спросил: «Кем я тебя заменю? Как мне в обкоме обосновывать твое увольнение?» Я ему ответил, что кандидатура на мое место есть. Это Иван Горбачев, первый секретарь райкома комсомола, ему необходимо пройти эту стезю в жизни, иначе не получится у него карьера. Утром Гранкин позвонил и сообщил, что Иван дал согласие, на том и порешили: зимовку скота провожу я, а весной ухожу.
 Народ стал роптать: председатель уходит, жена уже уехала, и он скоро уйдет. В марте позвонил Гранкин и сказал, что приедет с инструктором ЦК КПСС и завотделом сельского хозяйства обкома Соклаковым поговорить о хозрасчете, который у нас есть. Я отнекивался, мол, через неделю ухожу, что разговоры вести. Но он меня уговорил: «Ты и твои специалисты, экономист Светлана Морозова и бухгалтер А.Н.Дунаева, могут разговаривать в тему. Я знаю, что у вас в порядке документация по этим вопросам».
 В назначенный день они втроем прибыли в контору и начался разговор: сначала со мной, потом пригласили и моих специалистов. Первыми вопросами инструктора ЦК были: «Что делать с колхозами, как заставить развивать хозяйство, как закреплять молодежь?». Я ответил ему, что поздно взялись за эту тему. Он опять спрашивает: «Может, жилья больше строить, дорог и прочие дела подтянуть?» Я ответил, что у соседа, Чеботарева, есть возле трассы двухэтажный кирпичный новый дом, в 500 метрах ферма КРС и овцеферма, рядом крахмальный завод. Так вот, в этом доме весь второй этаж пустой. «До района 6 км, вот народ и бежит туда. Здесь ведь надо работать по 10-12 часов в сутки. Да и условия: где газ? где дороги? Жилье хоть мы и строили – целый поселок – и молодежи у нас много, но это устоявшие кадры, а в среднюю школу в первый класс пришли 3 человека. Вы представляете наши дороги весной и осенью? Грязь непролазная. Соцкультбыт  надо улучшать, подводить все к такой жизни, как в городе. А что такое наша техника?  Политбюро при Брежневе приняло постановление об увеличении поставок техники в нечерноземные зоны России. У нас рядом Брянская и Орловская области. И что они получили? Туда гнали любую технику, выделяли ссуды, но, увы, народу от этого не прибавилось. А технику использовали от силы год - и под забор. А ведь если бы эти ресурсы дать Черноземью, то и дела бы продвинулись. Ведь нам давали удобрений только под свеклу, и то в половинчатой дозе, "гербициды-пестициды доставайте сами». Эти и другие вопросы жизни села я поднял в нашей беседе. После пригласил их пообедать, но в стране был сухой закон, и они отклонили мое приглашение. По пути заехали на новую 6-рядную ферму КРС, где была обеденная дойка, и они увидели, что с кормами все в норме, клевер коровы не поедали, а доярки все пожилые: молодежь в этот период на фермы уже не шла.
Потом я спросил у Первого, как он оценил свой визит в колхоз, он ответил, что все правильно – надо строить другую стратегию в отношении села. Это дороги, газ, жилье, школы, сады, техника и учить-учить молодежь. К этому времени в школе уже рассыпался кружок трактористов, потому что некому было учиться.
История подтвердила мои слова. В одной статье в курской газете впоследствии, когда я работал генеральным директором в Курсксемнауке, в "Иволге", сказал про эту компанию: «Всю жизнь я мечтал работать в такой компании, как "Иволга». Я как директор не думал о технике – поставляли самые лучшие заграничные трактора, немецкие комбайны, погрузчики на свеклу, свекловичные комбайны, большегрузные машины, ГСМ, удобрения, ядохимикаты. Задача специалистов заключалась в том, чтобы дать ума всему этому, и нам это удавалось. Свеклы было 2300 га, заготовили ее 68 тыс. тонн. Весь Медвенский район заготовил тогда 102 тыс. тонн, скота было 3 тыс. голов, молока получали по 6 тыс. литров на корову. Вырастили 7 тыс. тонн элитного зерна. Как мы видим: на сельское хозяйство только сейчас обратили пристальное внимание, и в области стали получать зерна по 36-40 ц/га, свеклы - 430 ц/га, собирать по 4 млн. тонн зерна, 4, 4 млн тонн  свеклы.
Итак, на 2 апреля 1987 года было назначено собрание по вопросу освобождения меня от занимаемой должности. Прибыл на эту процедуру новый председатель райисполкома Михаил Алексеевич Сафронов. Народ не хотел меня отпускать, но умные головы выступили, сказали, что семья уехала, с нами он пробыл почти 11 лет, мы его полюбили и уважаем, а потому надо отпустить. Все проголосовали за мою отставку и тут же за нового председателя Горбачева И.В, который 7 лет проработал в этом колхозе.

Продолжение следует...
Прошу высказывать свои предложения и замечания в рецензиях.
для вопросов и предложений обращаться
bashkatov.aleck@yandex.ru