Герои спят вечным сном 13

Начало:
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее:
http://www.proza.ru/2017/02/11/2108

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
АВТО-БУЗ

Учёностью меня не обморочишь;
Скликай других, а если хочешь,
Я князь-Григорию и вам
Фельдфебеля в Вольтеры дам,
Он в три шеренги вас построит,
А пикните, так мигом успокоит.
Александр Грибоедов.

- Радость-то какая! - Захлопотала по мосту * Анисья. Под навесом Дарюшка, дарёная скотина! Мы теперь не ижживенцы! Поди, поздоровайся, я же пойла тёплого ей и теляткам!

- Сколько их? - Спросил Витька.
- Четверо! Свой да привечённыши. Сдоили в страх, только к лучшему, вымя без печалей.

Витька кубарем выкатился на двор, а там Злыдня, так кликали Дарьку соседи! Рогом сверкает, хвостом рассекает! Сила дикая! не далась супостатам! Не притопла! Родимый ворок позвал! Вот кто мог бы рассказать всё про Ступанки и тот день, да молчалива для людей.

Кой-то год случилось? Аня Глущенкова, близная сестра Антону, сплыла в ледоход. Кидали верёвку, да куда там! Половодье спорое, разлив широк! Хванас по ранней тяге у Селищенского взгорья углядел девочку на льдине, изловчился, вызволил, а Степан в счастье Сомовых лесной телушкой одарил. Вот и вышло имя ей.

Витька обнял за шею, щекой прильнул, шёлковую шкуру гладит, а слёзы текут, текут!..

- Кормилица-коровушка, забойная головушка! хлебушка покушай, горюшка послушай...

А бурёнка в ответ:
- Заботы тебе нет? Воду брось точить очами! То не печаль - половина печали! Я теперь топну ногою, ты влезь ко мне в одно ухо, вылезь в другое, берёзки вымахнут, и слёзки высохнут.

- Велела мачеха тебя намеднях забить, кровь до земли спустить, кожу на сапоги, свежину в пироги!!!

- А ты сердца злом не режь, мяса моего не ежь, косточки собери, под вереюшкой * схорони.
И выросла яблоня с золотыми яблоками: кто мимо нейдёт, всяк любуется!

Так-то в сказках бывает, иначе наяву. Живётся Витьке туго: плыви, пока не перепрыгнешь! Пропастью легла слепота между мальчиком и миром: большие жалеют, дети сторонятся. Ведь правильно! Как, скажите на милость, спознаваться? Ни подмигнуть, ни за взглядом проследить, ни попоказывать! То и общение, что со стариками. Прочие же, едва поздоровавшись, бегут мимо, шелестят, будто листья на ветру... И боль проколом сверху донизу, но лишь ему про это ведомо.

День начинается с речки, заканчивается речкой. Хуторские ребята по Акулиному расписанию в определённое время дежурят, его купать при любой погоде. Вот ужас не преодолеваемый! каждым вздохом, каждым прикосновением к воде  вспоминается, как от смерти бежал, и чувство такое, что снова она здесь, за горло готова схватить. Совестно признаться, и ходит душа на "живодёрню".

После завтрака - Эдисоновы уроки, работа в мастерской. Предполагается осваивать столярное и слесарное ремесло, да, будто у Ваньки Жукова: * метёт Витька верстак, разводит мёдом травяной чай, служит на побегушках "подай-принеси".

Мишка в роль вошёл, беспощаден, как все мастера с подмастерьями, и даже не собирается учить. Однако, памятуя об Ирине, роптать не след, но ждать: когда обед.

В томную жару вязание под тыном, по ранку и на склоне дня такая забота, что и не расскажешь! Называется - "Фельдфебель".

Нет! На самом деле, конечно, генерал в отставке, причём, в двойной отставке, даже в тройной! Но от того не легче. Димитрий Данилович Сулимов, потомственный офицер Русской армии. Так он представился.

В скорбное утро Ясеневский отряд не смог чинно покинуть кладбище. Дорогу преградил особо крупных размеров бык, на которого не нашлось достойного тореро! Даже коллективом решили обойтись без риска. Отколь не взялся комиссар партизанского соединения со странной фамилией Сыня и предложил повернуть обратно.

"Сыня этот, как говорили, - особист, профессиональный контрразведчик, а однорукий дед Сулимов участвовал в походе на Хиву, * в других экспедициях, и меж англо-бурских добровольцев * звался человеком Куропаткина. * Вот два гуся и спелись!

Партизанский комиссар вырос беспризорником. Фамилия, и та из клички получилась. Родных не помнит, о месте рождения не догадывается. Глянул на пионеров, - далеко до сирот: С лица сытые, одежда пригнана, повадка уверенная вполне. Без родителей? Может быть, но до чего повезло ребятам!

Детвора из тех, кого в скверную минуту взрослые сумели от беды отвести, грамотные все, с выподвертом. А - Галина Капитоновна - просто красавица, как выложилась на беженцев! До их разума истинное положение даже близко не доходит, и вряд ли скоро поймут. Такую любовь с расстояния видать, благодарность задним числом образуется.

"Есть женщины в Русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц..." *

Хрестоматийные строки! Читают их, да не о том слог и не оттуда звон! Надо во вселенскую беду окунуться, чтобы понять!

Вот она, властолюбица, Жандарм Европы! Только невдомёк, что женщина лишь за мужниной спиной "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт", а стоит овдоветь, и падает на голову непосильный труд, кидает хозяйку беде под удар, Морозу в жёны.

По грозному часу вся Расея так-то: полный феминизм, до последней копейки! Бороться за права женщин ненадо: кругом обязанные.
Ганин мужик силён, хоть возрастом поверх призыва, но война без спросу пришла, порядки навела. Поднялись хозяева и выступили на защиту родных углов.

Мирон Васильевич за полгода по совокупности третью неделю в дому, Ганя за старшую, без жалобы молвит глазами, кричит, молчаливым стоном взывает.

- Не привыкла я, - говорит, - стращать да повелевать. Нет мне от детей возражений, и наказанием безвластна. Отцы у нас для того поставлены. Мы же распоряжаемся: какие работы когда сладить, сколь заплатить, кого похвалой приветить... Я - бригадир, табельщица, понимаете!

У Сыни под Барнаулом осталась Донюшка-Евдонюшка, четверо при ней. Переехали из военного городка для сохранности к матери в колхоз. Как живут? Даже предположить страшно!

"Всё для фронта, всё для победы!" Наверняка амбары начисто выметены, а сами впроголодь. Иначе быть не может. Подумать только: полстраны под гадом, полмира прокорми!

Две главных страсти у войны: голод да холод. Затеи те всегда с собой : горю прибыток, страху довески.Бают, что немцев русский мороз победил! Баюнам бы того мороза на вольном воздухе! Небось, сидели у печи да слушали, как брёвна трещат, вот и позавидовали немцам. Сколь русских погибло, - сочтут ли? Ох, навряд!

Сыня, кажется, задубел на холоде по беспризорной жизни, закалился, голодать. Ан, нет! всё едино, дрожь по хребту. Выросший из нужды человек здесь, на раздавленной врагом земле, каждую крошку хлеба принимает, как святыню, переданную по эстафете с родных ладоней, капельке тепла радуется. Надо, чтобы дети то же осознали.

 Много их по хуторам спасается: одни с матерями, другие преродники, своими вызволены, а эти чудом сюда добрались, у каждого особый случай, да какой!

Детдом в партизанском быту - хлопотное дело. Попробовали - обожглись. Разумнее всего - по семьям их распределить, в общий поток, в патрульную сетку, но прежде подтянуть дисциплину и навыки.

- Димитрий Данилович нужен нам, как военспец, - объяснил Сыня, - пока он - выздоравливающий, прикомандируем его к необученной орде, чтобы мысли не лезли в голову, и толк вышел.

Куда этот толк должен выйти! Догадываться ни к чему. Выполняй, а то хуже будет. Вот и выполняют!

"Правое плечё вперёд! Ножку! Прямо гляди! Как стоишь! Тяни носок!" Сюда же добавьте приёмы ближнего боя, элементы самообороны и прочь! А прополку с монтачнёй * никто не отменял.

Называется: доигрались в подпольные организации. Хотели? Вот вам! Ряды построены! Девчата - до кучи. Штаны им выдали, пилотки! Только Данилок Сулимов отставил.

- Чего, - говорит, вы тут забыли, малышня?
- Ну, - нерешительно промямлил Алёша, - всем велено.

- Хорошо. - Похвалил Сулимов. - Дисциплинированные. Родом из каких будете?
- Мама с Дона, отец с Алтая.

- Верхом ездите?
- Умеем чудок.

- Рубка?
- Лозу, да. Дед показывал, сабельки подарил. При нас они.

- Надо же! Пробу ставить некуда. Чему Я могу научить, если наследственность: бунтарь да первопроходец.
- Может, стрелять? - Робко предложил Никол.

- богатыри - не вы!" - отрезал Сулимов. - Ружьё отдачей завалит, пистолеты - самый раз. "Архангелы" пусть вами занимаются, или впрочем, ладно. Приходите через тройку недель, в пятницу по притемку. запустим этих, посмотрю, на что способны.

Девяносто годов Сулимову, а бегает, как молодой! Прям завидки берут.
- Алфёров. Бардина. - Без бумажки выкликал он в первый раз. - Пузанко. Сарычев. Сомов. Где Сомов??

Витька сидел на завалинке, и не вдруг доехало, что его зовут, а когда понял и встал, ноги подкосились.
- Тебе особое приглашение надо? - рявкнул Сулимов. - Считай, что ты его получил.

- Вы чего! Он же слепой! - Попробовал возразить Гришка Мазин.
- Молчать! - последовала отповедь. - Здесь я разговариваю, а вы отвечаете на мои вопросы. Ясно, пионер Мазин?-

-Так точно, товарищ военспец! - Гаркнул Гришка медным голосом. Сулимову ответ понравился.
- Становись шестым. - Велел он Витьке. - Не в этот строй, а в тот, да запомни, с кем рядом.

Ничего себе, наука! Он же недавно с "того света", и почём узнать, где свои? Два, стало быть, звена? Меж собой драться и соревноваться? Наверно так.

Сулимов Витькиной тростью провёл линии впереди и сзади шеренг.
- Задача, - сказал, следующая: чтобы выполняя команды, не стереть черту. На месте марш!

И началось: муштра, шагистика! Сомов - притча во языцех! Всем слово, ему - пять:
"Отстаёшь! Тянешь назад товарищей! Дальше-то уж куда!"

А нет, никуда. Только с каждым выполнением в прошлое уходят страхи, меньше и меньше окриков, и, если надо, Сулимов сам показывает, или других просит показать.

Палешанские хутора пустеют летним днём, потому что он, день, весь год кормит. Загодя выверяются дела, распределяются обязанности. Теперь военное время, дополнительные заботы, а значит - строгость во всём. Даже малышня не возится у воды, сидит по задворкам.

«На одном из фронтов 50 немецких танков попытались прорваться в расположение наших войск. - Раздельно чеканит подключённый к рации репродуктор. - Девять отважных четвероногих «бронебойщиков» из истребительного отряда старшего лейтенанта Николая Шанцева подбили 7 вражеских танков».

Что ещё могут делать собаки? Что его собаки делают? Витька слушает и вздрагивает сердцем. Защитили Москву. Народился июль 1942 года. Но фронт от моря до моря, и вся война впереди. Почему такие обтекаемые сводки! Витька ни одной старается не пропускать, и чем дальше, тем тревожнее. Кажется, будто часам пошёл счёт, а он бездействует на дрессировке дрессировщиков.

Ученички Фельдфебеля по жизни радостные, ждали зрелища, как Сулимов станет привечать Данилят, и такой невидали дождались, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

Едва успели окунуться, отмаршировать, разобрали инвентарь к огороду, и лучезарное утро огласил не свойственный для леса мягко рокочущий звук.

-Что это! - Вытаращилась Манефа на невесть откуда явившуюся машину, с обширными, ослепительно сверкающими стёклами.
- Авто-буз, однако, - резюмировал Федя Зуев, - тот, в котором Кузя матюкается.
- Чего?!
- Авто-буз, говорю! Самый обыкновенный.

Антон подтягивал нить беседки, хмель ползучий поправляя, глянул: обыкновенного тут мало. В Москве - куда ни шло. Для областного центра сия колымага диковиной, а по болотам - вовсе звездолёт, флагман межпланетных путешествий! Плывёт, с боку на бок переваливается! «Иллюминаторы" блещут, аки зеркала. Что скрывают, снизу не понять! А ну, коли месть это за собак! Рванёт красота, взрывчаткой начинённая, и хутору конец!

Лайнер! Дережабль! Коим образом сюда добрёл? как сквозь топину проник, на гати не ковырнулся! Впрямь - с луны! Иначе быть не может. Ребята инстинктивно отодвинулись от стен, а бежать не смеют: прижало к месту любопытство.

Но с балясины крыльца, с высоты Антон определил причину посещения "инопланетян". Наблюдатели на постах тоже, должно быть, поняли, беспрепятственно пропустили.

Хрякнул тормоз, будто пропилил вперёд-назад, полосатая "буханка" замерла, едва притенив клумбу. Дверь вместе с резиновым шуршанием вывалила пародию на красноармейца. Кургузый азиат в подвязанной верёвкой шинели без пуговиц поймал затылком шапку-блин, повёл вокруг дулом шмайцера. С землистого лица глянули тёмные, на выкате, глаза.

Следом с поднятыми вверх руками один за другим посыпались немцы. Мама дорогая! Сколько их! И странные какие! Будто под одну масть подобраны, в военной форме, а, всё же, - мальчишки!

Последняя - женщина, красный крест на рукаве. В спину ей ствол наставляет пугало совсем без внешности, в разы страшней Азиата! И наконец, водитель - вишенка с пирога: двухметроворостая дубина, Ганечкин племянник Сашка Буглаков.

Беженцы его не знают, Антон же сразу догадался, что малый сильно не в себе, а двое других вполне нормальные, сконтачился с ними взглядом и в пару прыжков за Сашкиной спиной достиг решёток дровяного сарая.

Ковроты скрипнули, раскрыв широкий зев. Внутри пёстрая прохлада, наполненный бликами сумрак, комары толкутся в лучах. Тут собирались держать собак, сюда по наитию направилась автобусная очередь.

- Ты что! - Развернулся на непрошеную помощь Сашка. - Указывать мне, да!
- Прибыл домой, командир! - Кротко ответил Антон. - Стадо загони, и в баньку. Хочется, небось?
- Я те ща дам баньку! Ты у мя ща получишь, сопляк!

Сашка ткнул в пузо Антону автомат, но тотчас выронил его и, наклонившись, чтобы поднять, перекувырнулся через голову, сел.

Антон наступил Сашке на руку, подтолкнувши ногой, позволил Зуеву унести оружие. Неравный поединок завязался. - Ты чего! Ты чего! - Вопил Сашка, прыгал вокруг Антона, а тот неуловимыми движениями локализовал одну за другой попытки нападения : то гранаты с пояса сдёрнет, то нож вышибет...

- Во даёт! Во даёт! - Сашкин тон воспарил с угрозы на радость и восторг - Я так воще не умею!
- Продохни маленько, научу, - предложил Антон.
- Хорошо, - дружелюбно согласился Сашка. - Давай мы ща только это дело перессым, и вот тебе пять!

Немцы, видать, здорово натерпелись, потому что даже не думали разбегаться, с покорностью перешли под защиту плетёных стен.
"- Э, вы там! - Велел Сашка. - Девку тут оставьте! А то ведь они её там!!!

- Эк его преобразило, - перекрестилась Манефа. - Тихий такой был, безответливый... И туда же, добровольцем... Вернулся, значит.

Солдатики, хорошие люди, не бросили, довольны, хоть не вполне ещё осознали освобождение от ответственности за Сашку. Антон позабавится и убежит, другим - в поглядение. Галина! Вот кому горе прибыло!

Его же на месте не удержать, попрётся в Сорокино. Там Залёта старостой. Без того имеет на Буглаковых зуб. Теперь же - полный повод для расправы.

"Кого хочет наказать, да лишит разума". Вспомнилось, как провожали первую волну. Манефа пошла в Гащилинку за солью и встретила на росстани баб с новобранцами.
- Ты, Сашенька, - увещевала Дарья сына, - вперёд нейди, назад нейди, * а посерёдке. Так, может быть, и не убьют.
Теперь матери Край: дождалась, отвоевал родимый!

У Антона иная забота: маскировка автобуса. На кой его, праздничный, с Германии пригнали? Рабов "нового порядка" удивлять, так они ж неудивляемые.

- Ветками хотя бы... - Сам для себя бормотнул Антон.
- Зачем, - возразил "грязный", - у него сзади свёрнут чехол, только как надеть, не понятно. Я пытался. Видишь, на кого похож!

- Ничего, отмоешься. - Утешил Зуев. - А эту штуку, должно быть, надо рычагом из кабины раскрывать. У них везде инструкции.
То и вышло. Посредством пары нажатий длинного штыря брезент укутал весь корпус, за исключением водительского стекла.

Завтрак кончился, поэтому прибывшим сразу не предложили пищу. Ганя, начальница над начальниками, пересчитала немцев, тщательно списала всё, что надо, с предъявленных русскими документов.

Автобус подогнали к стене амбара и оставили вплоть до особых распоряжений. Их, распоряжения, следовало ждать, поэтому трое, не мудрствуя лукаво, растянулись поперёк клумбы. 

Взрослые, дабы сохранить порядок среди своих детей, при чрезвычайном событии не появились на хуторском "пятаке". Манефа пересказала увиденное, позвонили куда положено, и молчок. Ребята пошли рыхлить целину под новые гряды. В сарае устоялась тишина.

Антон, дежурный по хутору, затеял баню. Бегал с дровами, гнулся возле насоса, поглядывал кругом. Обычная картина: строения и лес на своём месте.

Разгорается день. Звучание вершин предвещает ветер. Старый, не улетающий на зиму грач спустился с укреплённого людьми гнезда, зашагал по дорожкам. Всегда он тут ходит, проверяет исконные владения, брезгливо отряхивая лапы, если доведётся ступить в след чужака.

Нормальное утро, стандартный вид приплотинной площадки… только один пустячок: медичка, сцепив руки, будто изваянная, сидит к солнцу спиной. Интересно, что бы он сам делал на её месте!

Фашистёныши примкнуты. Захватившие автобус парни обвычкой жить среди смертей определили отсутствие опасности, воспользовались мгновенным правом отдыха. А она? Похоже – сторожит, боится, возможно, хочет нечто выяснить и готова заслонить собой тех, пленных.

Это его понимание, Тоськи Глущенкова, мальчика из Русской глухомани, для которого личная связь со всяко-разной заграницей осуществляется посредством книжек и других произведений искусства. Спроси, он тебе про Париж или Амстердам всё расскажет, будто жил там несколько столетий сряду, Но взглянуть на собственный хутор глазами немецкой девчонки! Во где слабец!

Медичка, в отличие от прочих обитателей автобуса, не рассталась с рюкзаком. По настоянию Антона ушла с колоды, но против размещения вновь прибывших посмела возразить, дескать, к гитлерюгендам должна быть применена какая-то конвенция...
Антон аж индюком забуркотал! После Соторни и Туркова о конвенциях у него сложились своеобычные представления.

До дней последних донца не стереть из подкорки скрёбот лезвий, пронзающих живое. Чудно и не связывается с убийством человека, только под пальцами повторение без счёта, потому что из тумана, будто детали на конвейере, выдвигаются фигуры, и каждая обязана умолкнуть, не закричав, - иначе тебя, Тоськи, просто не останется.

Сколько их? Бил поочерёдно- с правой, потом с левой руки... Плыли, вскидывались, напарывались на своевременно подставленный нож, падали в овраг, предназначенный стать могилой для Соторнинцев... Так продолжалось до тех пор, пока очередной, самый прыткий, осознал под ногой неловко упавшего предшественника и завопил. Пришлось шарахнуться, а правые схлестнулись с левыми в упор из автоматов.

Вера с матерью и братьями в безопасности, но спит село, не чают беды ребята и женщины, а так же единственный, не способный быстро бегать дед.

Такие-то "конвенты"… А спасением тринадцатилетний оголец с хуторов. Получилось у Антона, потому что детишкам мокроступников сроду не давала покоя слава Тарзана и Маугли.

Способ уподобиться героям джунглей (помимо учёта флоры и фауны) - игра без обид: "все на одного".

В любую минуту на тебя, наитийно сговорившись, могут наброситься или встать на твою защиту сколько угодно приятелей. Сам ты готов отразить нападение или участвовать в нём на чьей угодно стороне.

Поднявший руки не хочет или не может играть; упавший выбывает; выигрыш, - если отмахнулся или удрал. Второе трудней, поскольку ноги есть по две у каждого.

Забавлялись ребятки, отрабатывали предвидение и взаимодействие, - шестое и седьмое чувства, не ведая, что тысяч смертей удастся миновать благодаря жёсткой забаве.

Конвенция! Чтоб её! Антон не чувствовал зла по отношению к фашистёнышам, только омерзение: приехали недомерки опыт перенимать!!! Нашёл огрызок химического карандаша, на клочке обёрточной бумаги написал латиницей: Sotornya, Stomol, Cheremisovo... и ещё полтора десятка слов.

- Вот, - протянул листок медичке, - спросите у своих начальников, как выполняются конвенции.
Кивнул на кружку молока и хлеб, крутанулся, выскочил вон из хаты.

Нет ничего постоянного, и временному – своя судьба. Из прошлого не видать будущего! Делали Ясеневцы плетняк: крепко стояны вбивали, гнули жерди без изъяна и не думали, что клетка для людей.

Рядом (аккурат на маковке холма) - ещё интересней! Овчарня "хитропузая", а по сути - пулемётное гнездо, с которого Васюн Иркиных обидчиков докончил. Так - сарай сараем, ничего не заметно. Пострелять одному - без изменений. Если же надо полный обзор, круговая оборона, то вынаешь клин, и стены падают, крыша осыпается.

Везде эдак, по всем хуторам. На Палешах же - миномёты есть, с зимних карателей остались. Оно бы хорошо бы партизанам в подкрепление, но где боеприпасы брать. Вот и законсервировали в "голове", может, пригодится.

С этой войной много нового появилось и появится: ассоциаций, явлений, слов.  «Ехал, как Сашка на автобусе», до скончанья века будут здесь говорить про неадекватных водил. Сам он, автобус, долго-долго верой и правдой будет служить при клубе.

Хуторские псы привыкнут к новым насельникам. Занятия с Сулимовым продолжатся... Оно бы ничего бы, но вечером обнаружат, что девались Данилки и Сомов.

 
1. Мост – настил пола.
2. Верея – стояк ворот.
3. «Ванька Жуков» - Рассказ Чехова.
4. Хивинский поход и покорение Коканда 1873 — 1876 г
5. Англо-бурская война (1899—1902)
6. Куропаткин, Алексей Николаевич - военный министр.
7. Николай Некрасов. «Мороз красный нос».
8. «вперёд нейди, назад нейди…» - моя прабабушка, Ткачёва Евлампия Савельевна (не дождалась).
9. Монтачить – рыхлить землю.
10. Гитлерюгенд - молодёжная организация НСДАП. Членами союза были только юноши,   


Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/02/14/2072


Рецензии