Повесть о Кате и Владике окончание

_ _ _ _
     И вот наступил праздник. Вся школа была чистая и нарядная, все дети были чистые и нарядные; и моряки с "Колхозника" тоже были нарядные и красивые. На линейке их приняли в почётные пионеры. И когда старшая вожатая Вера Александровна сказала: "К борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!" - они тоже, как все пионеры, вскинули руки в салюте и ответили: "Всегда готовы!".
     Потом шефов повели смотреть выставку, и они очень восхищались детским творчеством. Потом все пошли в зал, где старшеклассники уже расставили скамейки и стулья. Старшая вожатая сказала речь про нашу борьбу за мир и дружбу между народами и попросила моряков рассказать про разные страны и про их встречи с простыми людьми. Оказалось, что все простые люди во всех странах очень любят Советский Союз и все надеются когда-нибудь построить у себя такую же счастливую жизнь, как у нас.
     Потом моряки с "Колхозника" подарили школе свои подарки. Это были совершенно замечательные подарки: большие раковины, морские звёзды, кораллы, кокосовый орех. А ещё они подарили портрет Ленина, не вышитый, а вытканный из шёлка в Китае. Там ещё даже иероглифы были вытканы. Ленин, в общем-то, похож: лысина, бородка - всё, как у настоящего Ленина; только глаза у него на картине немножко раскосые и лицо немножко слишком круглое. Но если учесть, что всё это не нарисовано и даже не вышито, а выткано, то придираться не приходится. Главное, что из настоящего китайского шёлка!
     А потом начался концерт.
     Владик отдельно в концерте не выступал, он только в хоре пел. Он пел "Отцы о свободе и счастье мечтали", и "Марш нахимовцев", и "ходили мы походами"... Но ему-то было ничего, не страшно: он ведь стоял вместе со всеми. А когда Катя вышла одна перед публикой, у неё прямо сердце в пятки закатывалось. Однако она собралась с мужеством и прочитала стихи про дядю Сэма чётко, звонко, с выражением, не хуже, чем дома, перед Владиком и родителями. Ей хлопали. Она села на место вся красная, вспотевшая от страха, но совершенно счастливая. Только в ушах у неё некоторое время стоял тихий звон, как будто песок сыплется... А когда звон утих, она увидела девочку из пятого класса, у которой были длинные светлые косы и большие глаза. Девочка пела, а Владимир Андреевич тихонько аккомпанировал ей на баяне. Пела она колыбельную песню:
Месяц над нашими крышами светит,
Вечер стоит у двора;
Маленьким птичкам и маленьким детям
Спать наступила пора...
     Голос у девочки был такой милый-милый, а мелодия такая плавная, спокойная; от этого Кате и Владику стало так уютно-уютно. Точно они и вправду лежат в постельке. За окном будто бы мороз, и будто бы звёзды над крышами, и посёлок в снегу, и месяц - в общем, такая будто бы зима-презима, а они в своей комнате, под одеяльцем, и мама готовится к урокам, а папа читает газету, а тётя Домна штопает чулочки...
Даст тебе счастье, дорогу укажет
Сталин своею рукой...
Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной... - пела девочка...
     И вдруг Катя увидела такую картинку, про которую она никому не расскажет, хоть ты её насмерть убей.
     Ей показалось, будто сам Иосиф Виссарионович Сталин баюкает её на руках; и как будто бы она совсем-совсем ещё маленький ребёночек. И было Кате так хорошо, так тепло на руках у товарища Сталина, что у неё слёзы навернулись на глаза...
     Но на этих словах колыбельная песня закончилась, все стали хлопать, и Катя, очнувшись, стала хлопать тоже. И Владик, очень взволнованный, тоже хлопал изо всех сил...
     А потом были ещё разные выступления: и акробатический этюд был, и пирамида, и "Молдаванеска", и всё было очень здоровски...
    Но внутри у Кати всё время звучала всё та же мелодия, и милый-милый голосок девочки-пятиклассницы пел: "Даст тебе счастье, дорогу укажет Сталин своею рукой..."

_ _ _ _

     Уже наступила зима. Выпал снег, серьёзный снег, который не таял, но бухта ещё не замёрзла. Корабли, которые не оставались на зимовку, спешили уйти. Говорили, что где-то у Диксона, у Карских ворот, уже всё забито "салом". Владик объяснил Кате, что это не настоящее съедобное сало, а льдины. Льдины сначала плавают по морю, как толстые ломти белого сала, а потом сойдутся вместе, смёрзнутся, и никакой ледокол уже не пройдёт. Вот почему корабли так спешат, и вот почему папа так занят, что почти не бывает дома, даже по выходным. Это и называется "завершение навигации". Ну, а что мама всё время занята в школе, это само собой. Особенно перед праздником Седьмого ноября. Тем более, что во всех классах контрольные: конец четверти, всё-таки.
     - И тёти Домны нет, - грустно сказала Катя. - Остались мы на свете совсем одни.
     - Гм. Вообще-то, конечно, с тётей Домной лучше было, - согласился Владик. - Однако, если подумать, то без тёти Домны, да и вообще без взрослых, даже и ещё лучше. Вот смотри: была бы тётя Домна, разве она пустила бы нас вчера на шкаф, когда мы в Эльбрус играли? Точно, не пустила бы! И вот ещё смотри: вот мы захотели пойти без шарфов, и гуляем себе, сколько влезет, закаляемся. А тётя Домна нас бы по уши шарфами замотала, точно! Со взрослыми не закалишься.
     - Это да, - подтвердила Катя. - Это точно. Однако, вот смотри: мы сейчас придём, а дома никого нет. Борщ греть надо, чай кипятить, посуду мыть. И никто тебе даже не скажет, что ты умница, что ты ни сделай. Как будто бы так и надо.
     - А так и надо! - воскликнул Владик. - Надо всё делать самим. Мы что, барчуки какие-нибудь?
     - Барчуки не барчуки, а посуду мыть, однако, ты на меня сваливаешь!
     - А я зато печку растапливаю! Я уголь ношу! И воду ношу!
     - А я не ношу?
     - Я больше тебя ношу. И в магазин хожу.
     - Ага! А то я не хожу!
     - Я первый иду! Я в очереди стою, а ты уже потом приходишь, на готовенькое!.. И вообще, что мы будем ссориться из-за всякой ерунды? Хочешь, я сегодня посуду помою? Если тебе так трудно... Или лучше - хочешь, посчитаемся?
     - Ну, давай считаться. Только по-честному!
     - А я когда по-нечестному считался? Ну, давай! - и Владик сказал не совсем приличную считалку, которую дети, однако, очень любили, потому что смешно:
За стеклянными дверями
Стоит попка с пирогами;
Попка, попочка, дружок,
Сколько стоит пирожок?
     Трудно сказать, по-честному или по_нечестному считался Владик, но только посуду мыть снова выпало Кате.
     Пора было идти домой. Да и зябко гулять, без шарфов-то: пуржит не пуржит, а метёт, и морозец уже градусов десять есть. Катя и Владик пришли домой, разделись, развесили всё на батарее. После улицы дома казалось тепло-претепло и светло-пресветло - от лампочки. Но печку протопить всё-таки было надо.
    Пока Катя разогревала борщ на электроплитке и кипятила воду в электрочайнике, Владик нащепал ножом лучинки, положил в печку поверх скомканной газеты и поджёг. Сверху на лучинки он стал накладывать дрова: сначала тоненькие щепочки, потом покрупнее, потом и вовсе целые дощечки от разрубленного ящика. Когда разгорелось, он закрыл дверцу, снял кружки с конфорки и засыпал ведро угля помельче, а сверху покрупнее положил.Потом он кочергой задвинул кружки на место, проверил, хорошо ли открыта задвижка на трубе, чтобы не угореть, захлопнул поддувало - и всё. Пошёл мыть руки.
     Катя уже накрыла на стол. Борщ с плитки она сняла и поставила туда сковородку, на которой грелись макароны м тушёнкой. Но на столе стояли только большие тарелки, а тарелок для второго не было. Когда дети ели одни, они любили есть второе прямо из сковородки: во-первых, так веселее, а во-вторых, и посуды меньше. А тётя Домна и мама никогда так есть не разрешали. Так что Владик опять оказался прав: без взрослых всё-таки лучше.
     После обеда, пока Катя мыла и вытирала посуду, Владик рисовал картину про войну. Он рисовал танковую атаку: по чистому полю шли танки с фашистской свастикой, а навстречу им с винтовками наперевес бежали советские солдаты. Танки стреляли: из стволов у них вырывались дым и пламя. Некоторые наши солдаты падали убитые: ничего не поделаешь, это война. Но и танки горели, подожжённые нашими гранатами. Один раненый солдат, прямо под гусеницами танка, приподнялся и в последнем усилии бросал бутылку с горючей смесью. А на другой танк бежала героическая овчарка, вся увешенная гранатами.
     - Владик, собачка погибнет? - с жалостью спросила Катя. Она уже закончила возню с посудой и смотрела через плечо рисующего Владика.
     - Погибнет, - сурово ответил Владик. - Я думаю, наши тут все погибнут. Им с танками не справиться... Они погибнут, но победят!
     - Это я знаю, что победят, - грустно сказала Катя. - А всё-таки жалко...
     _ Ничего, за них отомстят! - отозвался Владик уверенно. - Во, смотри! - и он стал рисовать краснозвёздные самолёты, вылетающие из-за леса в сторону танков.
     - Сталинские соколы! - обрадовалась Катя. - Ну, они им зададут перцу!
     - Это уж точно, - подтвердил Владик, рисуя бомбы, летящие на танки. - Бум! - воскликнул он, рисуя взрыв.
     - Ба-бах! - вторила ему Катя. Теперь уже было ясно, чем окончится бой.
    Владик закрыл альбом.
     - Давай сами играть, - предложил он.
     - А уроки? Мама придёт, спросит.
     - Уроки успеем. Времени ещё навалом.
     - А во что играть будем?
     - Давай в Брестскую крепость.
     - Ага, а потом мне убирать!.. Не, не хочу.
     - Вместе уберём.
     - Ты всегда говоришь "вместе", а потом бросаешь меня одну среди развалин, и я всё убирай, - напомнила Катя.
     - Ну, давай в партизан.
     - Ну, давай. Я буду Зоя Космодемьянская... Только давай с самого начала, с райкома... Вот я прихожу в райком проситься на фронт...
     Владик строго посмотрел на Катю, постукивая по столу сине-красным карандашом.
     - Итак, девушка, чего вы от нас хотите?
     - Вы должны послать меня на фронт, - сказала Катя, волнуясь.
     Владик удивлённо приподнял брови.
     - На фронт?.. ГМ... На фронте сражаются солдаты. Детей мы на войну не берём. Дети должны учиться. Сколько вам лет?
     - Уже шестнадцать. Я не ребёнок. И я не могу сидеть дома и учиться, когда моя Родина в опасности. У меня брат на фронте. Вы должны меня послать!- Катя сделала ударение на слове "должны".
     - Да вы знаете ли, что такое война? Там стреляют и убивают!
     - Ну и что же? Я тоже буду стрелять! Я, может быть, тоже какого-нибудь фашиста убью! А может быть, танк уничтожу! Я сильная! - настаивала Катя.
     Секретарь райкома задумался.
    - Ну что ж... Мы можем отправить вас к партизанам. Но это дело серьёзное. Что, если вас пошлют на какое-нибудь опасное задание?
     - Не струшу! - заверила Катя.
     - А если вас  возьмут в плен? Пытать будут?
     - Не выдам!
     - Ну, хорошо... Говорите, брат на фронте? Ладно. Мы вас пошлём - решился, наконец, секретарь райкома. - А кстати, как вас зовут?
     - Зоя Космодемьянская, - ответила Катя.
     Из табуреток и стульев ребята построили самолёт. Катя взяла мамин китайский зонтик: ей предстояло прыгать с парашютом. Владик - он теперь был пилот - надел ушанку, завязал шнурки под подбородком. На глазах у него были тёмные очки.
     Самолёт летел ночью, поэтому свет пришлось выключить. Владик тихо гудел, изображая приглушённую работу мотора. На полу лежало голубое отражение окна. Луна белела в верхней части стекла.
     - Вижу лес, - сказал пилот. - Пошёл на снижение. Приготовиться к прыжку!
     - Угу! - отозвалась Катя.
     - Не "угу", а "Есть приготовиться к прыжку!"
     - Есть приготовиться к прыжку! - Катя раскрыла зонтик.
     - Готова?
     - Готова!
     - Передавайте привет партизанам... Ну, счастливо!.. Пошёл!
     - Зоя прыгнула. Самолёт сделал круг и растаял в ночной темноте...
    Зоя приземлилась на лесной полянке. Вокруг лежали сугробы. Навстречу ей выбежали партизаны.
     - С прибытием, - сказал командир, пожимая Зое руку. - Взрывчатку привезла?
     - Привезла.
     - Очень хорошо. А то у нас почти не осталось. А нам сегодня нужно ихний поезд с танками под откос пустить. Мы как раз туда идём. Пойдёшь с нами?
     - Конечно, пойду! - обрадовалась Зоя. - Я для этого и прилетела.
     - Тогда вперёд! По-пластунски!
     Партизаны легли на снег и поползли. Они переползли через всю комнату, потом развернулись и переползли снова. Ползать было жарко. Волосы прилипали к потному лбу.
    - Вон ихний эшелон - указал командир в сторону бывшего самолёта. - Давай взрывчатку! Я минирую с этой стороны, а ты - с той.
     Выполнив свою работу, партизаны вернулись в лес. Включили лампочку - наступило утро.
     Фашистский офицер, зевая, подошёл к составу и постучал сапогом по колёсам.
     - Яволь! - сказал он. - Хенде хох? - спросил он вытянувшегося в струнку солдата.
     - Ахтунг! Офидерзейн! - чётко ответил солдат.
     - Яволь, яволь... Хайль Гитлер! - скомандовал офицер и первым полез в вагон.
     - У-у-у! - загудел паровоз. - Чух, чух-чух-чух, чух, чух-чух-чух... - застучали колёса. - У-у-у!
    Поезд набирал ход. И вдруг - Бум-ба-барах! - поезд разлетелся на части! Это сработали заложенные партизанами мины.
    - Я-во-оль! - кричал, катясь подоткос офицер. - Гитлер капут!
    В лесу, за кустами, хохотали партизаны.
     - За Родину! За Сталина! - кричала Зоя.
     - Смерть немецким оккупантам! - приговаривал командир.
    И они пошли в свой штаб, распевая партизанскую песню:
В лесах спасенья немцам нет,
Летят советские гранаты,
И командир кричит им вслед:
"Громи! Громи захватчиков, ребята!"...
     Наступили суровые партизанские будни. Партизаны перевязывали раненых, ели сваренный на костре борщ прямо из кастрюли, а ложки, облизав, запихивали потом за голенища сапог; делали большие переходы по зимнему лесу, иногда вступая в перестрелку с гитлеровцами. Приходилось носить тяжёлые рюкзаки и перетаскивать через завалы орудия. При этом они пели свои партизанские песни:
Вот по лесам дремучим
Разведчики идут,
В руках своих могучих
Носилочки несут...
     Некоторые песни были насыщены простым партизанским юмором:
Вот когда прогоним фрица,
Будет время - будем бриться,
Мыться, бриться, наряжаться,
С милкой целоваться!..
    Это пелось на привале, у костра.
     Однажды, когда Зоя мирно чистила свой автомат, по лагерю пронеслось: "Космодемьянская, к командиру!"
    - Есть к командиру! - бодро откликнулась Зоя и отправилась под стол, в командирскую землянку.
    - Тесно тут у вас, товарищ командир, - пожаловалась Зоя, треснувшись головой о столешницу.
    - А ты как думаешь? Это же не дом, а партизанская землянка... Ничего, прогоним фрицев - отстроимся... Я тебя вот по какому поводу вызвал... Ты вообще-то готова к опасному заданию?
    - Готова!
    - Та-ак... Вот взгляни на карту. Вот ихние конюшни. Их надо поджечь. Поняла?
    - Так точно, поняла!
    - Жаль лошадей, конечно; но мы должны уничтожать все транспортные средства противника. Война, девушка, это вам не шуточки!
    - Да я понимаю, товарищ командир. У самой брат на фронте.
    - Так вот. Нужно быть очень осторожной. Попадёшься к немцам - пощады не жди.
    - А я у них т не попрошу пощады! Русские пощады не просят!
    - Вот именно. Вот тебе спички. Солому найдёшь на месте. Обложи стены соломой и поджигай. Поняла?
    - Поняла.
    - Возьмёшь с собой автомат. Если что - отстреливаться до последнего патрона.
    - Ясно, товарищ командир.
    - Ну, иди, дочка. Счастливо тебе. И помни - за нами Москва!.. Иди.
     И Зоя пошла на задание... А дальше было всё, как в песне:
Холодный месяц вышел из тумана,
Стоял суровый утренний мороз.
Схватили немцы девушку Татьяну
И потащили в хату на допрос...
    Зоя, конечно, отстреливалась до последнего патрона, но немцев было слишком много, и они нападали не по_честному, а сразу со всех сторон. Вот так она и попала в плен. Ей связали бечёвкой руки и повели на допрос.
    За столом сидел немецкий офицер. Он так выпятил нижнюю челюсть, что его было просто не узнать.
    - Ти ест партизан? - завопил он на Зою.
    - Да, я партизанка, - спокойно отвечала она.
    - Как твоё имя?
    - Зоя, - сказала она.
    - Неправильно, - рассердился Владик. - Она же сказала, что её зовут Татьяна.
    - Точно! - спохватилась Катя. - Я забыла... Меня зовут Татьяна, - поправилась она.
    - Ти всё враль! Ти ест не Татьян!
    - Нет, Татьяна, - повторила Зоя.
    - Говори свой правдошний имя!
    - Татьяна! - упорствовала Зоя.
    - Ти ест поджигаль наш конюшня? Ти ест стреляль наш зольдат?
    - Стреляла и буду стрелять, пока вы не уберётесь в свою Германию! - гордо ответила Зоя.
    Офицер вскочил, опираясь на стол обоими кулаками, и уставился на Зою. Но она не отвела взгляд и смотрела ему в глаза смело и гордо.
    - Ми будем тебя немножко вешать. Но сначала ты нам скажешь, где ваш штаб.
    - Я вам ничего не скажу!
    - Скажешь, скажешь!
    - Нет, не скажу!
    - Скажешь, всё скажешь! Вот я сейчас позову наш палач, и ти нам всё скажешь, как миленькая.
    - Не дождётесь!
    - Эй, палач!.. Этот девушка, - сказал офицер, тыча в Зою пальцем, - ест партизан. Она не сказаль, где ихний штаб. Она дольжен сказать, где ихний штаб. Хайль Гитлер!
    - Хайль Гитлер, - мрачно ответил палач и взялся за ремень.
     Ремень был папин, с пряжкой, а на пряжке якорь. Владик нахмурился и покраснел.
    - Я не могу тебя этим бить, - сказал он. - Пряжка знаешь, какая тяжёлая! Если ударить со всей силы, можно тебе даже кости переломать.
    - А ты не со всей силы, - посоветовала Катя.
    - А не со всей силы не по-честному. Если я палач, я должен бить со всей силы.
    - Так что, доигрывать не будем? - спросила Катя.
    Владик задумчиво обвёл комнату глазами. Потом он подбежал к шкафу и вытащил поясок от маминого крепдешинового платья.
    - Я тебя вот чем буду бить, - с казал он. - Этим не опасно... - Он вытаращил глаза и заорал: - Говори, где ваш штаб!
    - Как же, уже сказала! - насмешливо ответила Зоя. - Держи карман!
    - Говори, где ваш штаб! - ещё сильней заорал палач и хлестнул Зою сложенным вдвое поясом. Получилось всё-таки больно. Катя ойкнула.
    - А ты не ойкай! - возмутился Владик. - Ты ещё заплачь!.. Тоже мне, зоя Космодемьянская!..
    - Говори, где ваш штаб!
    - Не скажу!
    - Скажешь!
    - Не скажу!
    - А вот и скажешь!
    - Не дождёшься!
    Палач озверел. Удары сыпались на Зою со всех сторон. На глаза просились слёзы и очень хотелось дать сдачи. Но руки у неё были связаны.
   - Говори, где штаб!
   - Не скажу!
   - Говори!
    - Не скажу!..
   Наконец они оба устали.
    - Пора тебя вешать, - сказал Владик. Только вот из чего виселицу сделать?
    - А если на двери? - предложила Катя.
     На двери была прибита крепкая железная скоба. Неизвестно, зачем она там была. Может быть, раньше у этой двери был каой-нибудь такой замок.
    - Точно! - обрадовался Владик, подёргав скобу. - Я думаю, выдержит. Она крепкая.
    - А петлю из чего сделаем?
    - А из бечёвки.
    - Ты что, мне руки развяжешь?
    - А руки я тебе поясом свяжу. А на бечёвке повешу. Идёт?
    - Идёт, - согласилась Катя.
    - Сейчас, я доску приготовлю.
     Владик достал картонную коробку из-под обуви, оторвал у неё борт и написал на нём крупными буквами "Партизан". Потом он развязал Кате руки.
     - Пусть отдохнут пока, - сказал он.
     Это было очень приятно. Кисти рук у Кати совсем затекли и покраснели. Катя стала их растирать, а Владик мастерил из бечёвки петлю. Надо было так хитро завязать, чтобы узел скользил вдоль верёвки, иначе петля не затянется.
     - По-настоящему надо бы мылом смазать, - задумчиво сказал Владик.
     - Ну уж нетушки, - запротестовала Катя. - Знаешь, сколько мыла уйдёт? мама сразу заметит.
     - Ну, ладно. Я как будто бы смажу, - уступил Владик. Он повозил по верёвке ластиком, как будто бы это было мыло, потом подставил к двери табуретку и привязал бечёвку к железной скобе.
    - Готово. Выдержит!
      Зоя сделала отважное лицо. Она без слова позволила связать себе руки за спиной и повесить на грудь доску с надписью "Партизан". Она гордилась этой надписью.
     Фашисты выгнали из домов жителей деревни и согнали их смотреть на казнь. Жители идти не хотели, но тогда солдаты били их прикладами. Так согнали к виселице всю деревню.
      - Ничего, ничего, - говорил в толпе кто-то очень смелый. - Им отомстят. Победа будет за нами!
     Хорошо, что фрицы не понимали ни слова по-русски. А то бы конец смельчаку. Расстреляли бы, точно...
     Когда Зою вели на казнь, на площади было тихо-тихо. Если бы зимой по комнате летали мухи, можно было бы услышать их жужжание. Зоя шла по снегу босиком. Руки у неё были связаны за спиной пояском от маминого крепдешинового платья. Ленточки, как всегда, развязались, волосы были растрёпаны. На груди у неё висела картонка с надписью "Партизан". К горлу подкатывало. Хотелось плакать.
     Зою подвели к виселице.
   - Полезай! - грубо сказал полицай.
    Зоя залезла на табурет. На шею ей надели петлю.
  - Говори своё последнее слово! - издевательски предложил ей офицер.
    Зоя выпрямилась, посмотрела на толпу и вскинула голову. Прямо напротив неё висел на стене портрет товарища Сталина. "Даст тебе счастье, дорогу укажет Сталин своею рукой..." - зазвучал где-то в голове милый голосок пятиклассницы... Зоя проглотила застрявший в горле комок.
    - Люди! - сказала она зазвеневшим голосом. - не плачьте обо мне. Я не боюсь смерти. Ведь это счастье - умереть за свой народ! Наше дело правое, мы победим! А за меня отомстят!
    - Бум-м! - донеслось издалека.
    - Ага, слышите! - злорадно сказала Зоя палачам. - Это наши пушки. Это - Сталин! Сталин с нами! Сталин придёт! Мы победим! Всех не перевешаете!..
    И тут вконец озверелый палач пинком ноги выбил табуретку из-под ног юной патриотки...

Вот так для них всё и кончилось.