Тамара

В пятницу  жена с  Ольгой собрались навестить  свою подругу  Тамару, не встающую с постели  вот уже девять месяцев,  после инсульта.  Подруги встречались уже не раз,   решая некоторые вопросы бытовой жизни Тамары, стараясь поддержать ее  в трудную минуту.  В этот раз жена пригласила и меня съездить, тем более повод  в виде не  тяжелого, но габаритного груза  - телевизора -  обязывал меня, как мужчину.
 Тамару я знал  давно,  и свёл нас сайт писателя Юрия  Никитина,  где  начинающая   писательская братия  пытается  самовыразиться и удовлетворить творческие  амбиции.  Люди развлекаются, хотя некоторые,  выложив впервые свой опус, получают столько  критики, что в дальнейшем   больше не рискуют.  Мне повезло.  Первый рассказ  встретил глухое молчание, словно его и не было, что сильно  расстроило меня.  Неужели он так плох, что  даже не заслуживает  разноса?    Конечно, я  догадывался, что писатель из меня никакой, но  на пару едких замечаний я  мог рассчитывать?  И только один человек,  Тамара,  написала те тёплые слова, которые я помню до сих пор. Они тогда сильно поддержали меня   и  заставили продолжать.  И вот теперь с ней такая беда.
Ехать пришлось через всю Москву,  и на одной из станций метро в Центре  мы встретились с Олей. Дальше пешком.  За разговорами свернули раньше, чем надо,  и  пробираясь скользкими  тротуарами, пришлось наблюдать внутреннюю начинку тесных  дворов, где дворники  долбили лед  после  недавней оттепели,  безуспешно пытаясь приблизить весну.
Надежды на победу  забрал февраль своими  морозами под  двадцать.  Машины с трудом разъезжались  со встречными,  при этом  стараясь не задавить снующих перед носом  людей, вроде нас.
 Попытался пошутить, указав на красивое  многоэтажное здание с большими цветными стёклами и  ярко-красным  кирпичом.
-Надеюсь,  в нём живёт Тамара?
-Нет, это банк, в нём живут деньги – ответила Ольга.
  Мои попутчицы ускорили шаг,  и я понял:  подходим.  Серое пятиэтажное этажное здание с облупленным фасадом очень сильно проигрывало  во внешней красоте банку,  посмотрим, что внутри. Ветхая  дверь с кодовым замком -  больше дань времени, чем  сторожевым  обязанностям -  впустила нас  внутрь.
  Содержимое подъезда  встретило нас затемнением, затхлостью  и  пролётом серой, узкой лестницы,   ведущей наверх к лифту.     Лифт  оказался прилепленным к одной из сторон дома, мы шагнули в тесную кабину, будто на улицу выпали. При подъёме сквозь щели в ограждении проникал дневной свет. Ощущение,  словно поднимаемся в голову стоящей на старте ракеты.  Сейчас откроются наружные двери,  и мы войдём в кабину, поле чего   улетим  на другую планету  с лазурным  морем  и   пляжем,  покрытым мелким золотым песком.  Солнце будет пригревать, а лёгкий ветерок ласкать  кожу.
Лифт несколько раз дёрнулся и  со стуком остановился. Дверь выпустила нас обратно  в дом, зачеркнув и смыв,  словно морская вода,  рисунок на песке  грёз.  Я сразу направился к двери,  у которой стояли несколько ядовито синих, туго увязанных  мусорных мешков.  Интуитивно догадался, что нам сюда,  и нас здесь ждут.  И только  потянулся к звонку, жена остановила:
- Подожди, звонить не надо, звонок не  работает.  Нужно стучать.  Но сначала  одень бахилы.
Прожив уже не мало на этом свете  с таким сталкивался впервые. Мы прихватили с собой домашние тапочки, это понятно. Но чтобы бахилы, да ещё на лестничной клетке?  Неужели внутри стерильность лаборатории?  Хотел пошутить по этому поводу,  но увидев,  как мои спутницы с серьёзны видом  натягивают на обувь голубые чехлы,  промолчал.  Жена пояснила:  соседка – женщина, сильно битая  жизнью и потому агрессивная. Может и дверь перед носом захлопнуть. На стук откликнулись и нас милостиво впустили  в крошечную прихожую  с тремя  дверями и односторонним движением. Всё остальное пространство занимали шкафы и вещи,  словно хозяева собирались  съезжать, и только наш приезд заставил их отложить это намерение.
Пронеся бахилы на обуви не далее полуметра, переобуваемся в коридоре в тапочки.  Уже не удивляюсь, а принимаю  это, как должное. По очереди входим в комнату к Тамаре.  Комната мало чем отличается от коридора тоже одностороннее движение. Подруги радостно обнимаются, а я жду своей очереди.
-Ой, Лёнечка какой ты загорелый и молодой! –слышу я Тамару
Свет проникает через пару небольших окон, и все равно кажется, что в комнате сумрачно. Иду на голос и нахожу  человека, которого помню, как  дородную и румяную женщину. Кровать кажется большой,  а Тамара – маленькая, исхудавшая, приютилась где то на  краю.  Остальную часть занимают вещи,  необходимые для повседневной жизни. У нас, ходячих, они рассредоточены по квартире, а у неё всё рядом и каждый предмет ждет своей очереди,  чтобы понадобиться. Вижу большие, улыбающиеся Тамарины глаза, которые не потеряли своей притягательности, и по-прежнему  доброжелательно   смотрят на этот мир, принёсший ей такие  испытания.  Хотелось верить, что эти глаза смогут поднять непослушное тело из постели и заставить  заново сделать те шаги, которые ведут в жизнь.
С  виноватой  улыбкой Тамара приглашает нас:
- Ой, ребятки, проходите, рассаживаетесь. Как я рада. Только простите, у меня не прибрано.
Вдруг забилось сердце,  и я вообразил, что  мы внезапные гости. А хозяйка сейчас поднимется с кровати,   заспешит на кухню и начнёт собирать гостевой стол.  И от этих мыслей сам почувствовал себя виноватым. А мои спутницы деловито и привычно сновали по комнате.
Прежний  - пузатый,  с маленьким экраном телевизор был с почетом свергнут с пьедестала и занял место среди остальных вещей,   праздно расположившихся в комнате до лучших времен. 
 Оля с Татьяной начали изучать инструкцию и жать кнопки пульта от нового телевизора. Тот не хотел запускаться, как капризная девица , и постоянно возвращал  на экран первоначальную картинку меню.  Тамара переключила своё внимание с меня на новенький телевизор,  и тот дождался   её комплиментов:
-Ой, какой он красивенький,тоненький как я уже его люблю!
Так непосредственно могут радоваться дети, получив  любимую игрушку.  Я посидел еще немного и засобирался домой, потому что надо было успеть забрать внука из детского сада.
-Ой, Лёнечка  уже уходишь?  Как жаль!
Улыбка на мгновение пропала с лица,  уступив грусти, но внимание её вновь привлекли подруги, колдовавшие над  телевизором, который держался в обороне из последних сил.  Потом я узнал, что женщины общими усилиями  всё-таки его запустили.
Я вышел из подъезда, оставив трех подруг  секретничать о важном и вечном. Смутные чувства  жалости и сочувствия уступили место повседневности. Но Тамара, её улыбка  на исхудавшем лице и  большая кровать по-прежнему стояли перед глазами,  от этого  никуда уже нельзя  было деться.
Я шел  по проспекту к метро, унося на ботинках  забытые лепестки  синих  бахил.