1 Явление Крысолова

Написано в 1990-м, выправлено сегодня

Что увидел Судья

Жили-были на белом свете Судья, Офицер, Священник и Врач. Все вместе они управляли Бургомистром, а Бургомистр, в свою очередь, управлял Гаммельном.
Сидел как-то раз Судья в кресле под огромными, как башня, часами, и пил свою вечернюю кружечку пива. Усталый Судья бесцельно глядел в пространство, и вот что ему привиделось в зеленоватой мути оконных стеклышек:
В сумерках на самый большой холм в округе опустились бог и богиня. Оба юные, и она не уступала ему ни ростом – а был он куда больше человеческого – ни стройностью, ни статью, ни красотой, ни весельем; только он был голубоглазый и золотоволосый, как ясный день, а она смуглая и чернокудрая, словно ночь в новолуние. Заключили они друг друга в объятия и занялись любовью, а потом отошли, смеясь, куда-то на той стороне холма. После кто-то поднимался на холм, но ничего, кроме сбитой росы, не нашел.
И стало Судье тоскливо.
Он отставил свою кружку на подлокотник, и тут, стремительно топоча, в зал ворвались Офицер и Священник, оба крайне взволнованные. За ними степенно вошел Врач в неизменном белом одеянии и китайской шапочке с пуговкой.
- Ваша Честь, - отрапортовал Офицер, - нам необходимо поставить оцепление, чтобы чернь не устраивала этим … ну, непристойного поклонения.
- Да, Ваша Честь, - продолжал Священник, - иначе простецы отпадут от Церкви, и опять появятся у нас разные ереси и культы.
И только Врач по своему обыкновению молчал, улыбаясь в тонкие усы и умно прищурив и без того узкие глазки.
И тут Судья резко встал и выплеснул пиво на пол. И швырнул туда же толстую кружку, да так, что только осколки брызнули по мрамору.
Он хмурился, и побледневшие губы его дрожали:
- Да видели бы вы, каков я голый – рыжий, лицо белое и конопатое, глаза рыбьи, пузо да тонкие ножки, будь они прокляты!
А время прошло и уже никогда, никогда не вернется, и имею значение не я, не они, а эти юные боги, - думал он. Но распорядился и выставить оцепление, и читать проповеди, и ужесточить санитарный режим – но, главное, держать все в строжайшей тайне.
 Вот из-за этого секрета, из-за всех хлопот и перешептываний и постигло Гаммельн страшное бедствие.
События такого рода происходят в мире только один раз, но отражают в себе множество более заурядных событий – как в прошлом, так же в настоящем и будущем.
Записки, приведенные ниже, принадлежат перу Бетхен Ауслендер, дочери Бургомистра – она была вовсе не такой дурочкой, как это принято считать по традиции.

Что такое Гаммельн

Вольный город Гаммельн, что неподалеку от самого Рейна, славен и красотой, и многими добродетелями: крепостью и прочностью стен, удобством и пышностью общественных зданий, богатством, благонамеренностью и миролюбием жителей. Их не очень много, но прижиться в нашем городе могут только избранные семейства. Славится он и мудростью властей, и удачной торговлей на землях вверх и вниз по течению Рейна, но более всего славен он детьми: они такие благонравные, такие спокойные и упитанные, такие послушные, что их приводят в пример по всей Германии и даже за ее пределами. Никогда ребенок из Гаммельна не подерется без одобрения отца, никогда ничего не попросит; даже перед Рождеством и Пасхой молятся детишки не о том, чтобы им подарили то-то и то-то по их желанию, а чтобы боженька надоумил родителей подарить им что-нибудь полезное. Не все они хорошо учатся, но стараются и дома, и в школе изо всех сил. Дурачков и простачков не найдется среди наших детишек – только того они не знают, чего им не объяснили родители и учителя.
Дети – честь и слава Гаммельна. Половина учреждений города отдана им: там и сям блестят на солнышке таблички, голубым и розовым по белому, золотом по зеленому, красным по черному – как рыцарские гербы на турнире, знай себе глаз радуют. «Детский общественный фонд», «Частный фонд приданого будущих невест», «Клуб хозяев хомячков и попугайчиков», «Музыкальная школа», «Школа благочестивой живописи», «Школа», «Школа», «Школа» … и, скромнее, всего лишь белым по черному – «Сиротский приют временного содержания», «Бюро трудоустройства для малолетних сирот» и готическим шрифтом во всю стену: «Дортуаръ Общественнаго Призр;ния – ФУГГЕР 13-й и сыновья». Оттуда сиротки, воришки и попрошайки отправляются на работы к окрестным фермерам, а то и за пределы города. Детишки эти пользуются огромным спросом: они прилежны, скромны и никогда ничего не хотят и не задумывают ничего опасного.
Чадолюбивы жители Гаммельна и на словах, но более на деле, и этим всеобщего подражания достойны…

Как началось это бедствие

… Однажды скучным осенним вечером сидели в Ратуше Бургомистр, Казначей, Архивариус и Главный Шут. Вернее, все, кроме Бургомистра, стояли из уважения к его сану да покряхтывали от застарелых подагр, ревматизмов и, что греха таить, ожирения. Даже Главного Шута подводили ноги и поясница, и не мог он уже ни плясать, ни скакать, ни выделывать трюков.
- Милейший, Вы неправы, - снисходительно обратился к Архивариусу Бургомистр.
Тот вышел из состояния медитативной скуки и недоуменно ответил:
- Но я ничего не сказал, я молчу, господин Бургомистр?
- Вы неправы, СУДАРЬ МОЙ!
- Вполне с Вами согласен, Ваша Милость, - заторопился Архивариус, желавший, чтобы начальник поскорее сказал, чего ему все-таки нужно? Но Бургомистр договорить не успел.
- ИИИИИИИИИ!, - завопил кто-то за окном.
- Чертова чернь…, - устало вымолвил Бургомистр. И, как всегда, оказался прав.

Подобрав юбки, истошно визжа, скачет по улице саженными прыжками всем известная Эльза Свинопотам и орет:
- ИИИИ, она слопала, так и сяк ее родителей, все наши желтые билеты!!!
 Никто за Эльзой не гонится, никто от нее не удирает, а посреди мостовой спокойнехонько сидит неестественной величины черная крыса с большими ушами и нагло осматривается, разве что не облизываясь.
- Быть ревизии, - вздохнул предусмотрительный Казначей.

Крыс было множество, целые десятки и сотни, и в скором времени знаменитые желтые билеты перестали существовать – и пришлось по причине незаконности прикрыть «Заведение». Злые и голодные девицы бродили по городу и ловили «мужей», но примерные гаммельнцы старались побыстрее удрать. Девицы несли невесть что и возмущали народ, проклиная законопослушных ипохондриков-граждан, которым было строго настрого запрещено любое общение с безбилетницами (см. Указ № 44 от 12.09.1....г. за подписью Бургомистра). Порядочные женщины торжествовали, а мужчины, проходя мимо, крутили пальцем у виска и приговаривали:
- Мы своим детям прогрессивного паралича не желаем, да и вы, мерзавки, плату больше тарифа, небось, потребуете!
И воспитанные в послушании гаммельнцы прекратили вечерние посещения темных переулков. А куда девались жрицы любви, никто так и не понял: то ли с места снялись, то ли их крысы съели вместе со старыми матрасами.
 Крыс стало больше, целые тысячи, и гуляли они, не таясь, по улицам, а несчастные кошки прятались от них на деревьях.
…
Съели «Заведение», и стало голодно. Тогда разошлись крысы по школам, сожрали классные журналы и нестиранную спортивную форму, свили себе гнезда из тетрадей, и стало их еще больше. Школы позакрывали – зачем учить детей, если призовых мест на соревнованиях они не занимают, а оценок им выставить невозможно?
 Дети сначала обрадовались и иногда просили папаш:
- А давай заведем крыску, они такие милые?
Но получали, впервые от основания Гаммельна, подзатыльник за вольнодумство, а то и ремнем по голой заднице. Некоторые поркой злоупотребляли, и привело это к запрету любой педофилии в городе. А потом детишки заскучали – прежде им не приходило в голову, что есть на свете интересные вещи и кроме школы. Захотели они побаловаться вкусненьким – глядь, а крыски, такие милые, много чего вкусненького подъели. Захотели почитать – а книжки и журналы пошли на крысиные гнезда. Решили было от отчаяния уроки за все классы снова учить – так съедены и учебники с тетрадями…
И ввели в Гаммельне продуктовые и товарные карточки, и пришли в город зависть и обида. А дети плачут от безделья и скуки, про игры и не помышляя…

Испуганные гаммельнцы с детишками решили посещать церкви – авось какие-то неведомые грехи удастся замолить, и уйдут отвратительные крысы. Но свечи и книги съели, облатки погрызли, бутыли с вином разбили, и отказался священник служить мессу. Но не это было главной причиной – видел служитель в шкафу с облачениями Крысиного Короля о двадцати головах, и головы эти грызлись друг с другом острыми зубами… Вскоре сгорела церковь. Кто это сделал, никто и не старался выяснить.

Тогда прошел слух, что некий сирота из «Дортуара» взял с собой из дома ручную крысу, а крыса та была черной и ушастой. Сироту того давно продали фермеру, крысу выбросили вон, но толпа собралась и принесла с собою лопаты, молоты, ножи и факелы. Сыновья Фуггера, подобно крысам, разбежались тут же. А последнего из сирот подвесили на дерево за ноги, чтобы сознавался, куда девал крысу. Как ни отнекивался бедный мальчик, никто его не спас.
Но толпе и этого оказалось мало. Увидели вожаки, как полосатый кот улепетывает от стаи крыс, и забили кота молотами. А всех остальных кошек, что попадались, развесили по деревьям.
Крыс от этого, конечно, меньше не стало.

Тогда Архивариус пошел к своему приятелю-астрологу. Было в Гаммельне такое общество, «Филархи», что обозначало «Любящие властителей», занималось всякими непонятными умствованиями, и никто их до поры до времени не трогал.
Главой «Филархов» был знаменитый ясновидец и астролог. К нему-то и направился Архивариус.
Увидев Архивариуса на пороге, предсказатель мельком глянул в хрустальный шар, крупно затрясся и побледнел до синевы.
- Здравствуй, Иоганнес, - приветливо начал Архивариус.
- Привет, Фриц, - нехотя обронил его друг.
- Не мог бы ты составить гороскоп нашего города?
- Что ж, придется, - вздохнул гадатель. Ему было уже известно, какая опасность, неотвратимая и позорная, нависла над ним. Но честь ремесла и любовь к родному Гаммельну не позволили бы ему состряпать фальшивый гороскоп.
Через неделю гороскоп был готов. Удрученный астролог вошел к Бургомистру и заявил с порога:
- Чтобы прогнать крыс, нам надо пожертвовать или добрым именем, или детьми, или вымереть. Так сказали светила, и иных способов нет.
- В задницу твои светила!!! – завопил Бургомистр, а Архивариус сбежал в опустевший архив.
Астролога посадили в тюрьму за паникерство, пытали, и  он назвал некоторые имена. Заговор был открыт, и общество «Филархов» физически прекратило свое существование.

Ужас и беспомощность

И наступило Смутное Время – ведь не только в варварской холодной России такое бывает, увы. Простецы начали разговаривать. Почему дети не учатся? Где продукты? Из-за чего сожгли церковь? А где одежда? Зачем сироту убили? Зачем перевешали кошек? В конце концов, а вдруг чума? Надо что-то делать, а кто это должен делать? Что ж, крысы сильнее людей, так тому и быть…
Много появилось в Гаммельне крысиных друзей и сообщников, в чьих домах сии отвратительные грызуны жили и гадили месяцами. Стали нужны осведомители, которых развелось не меньше, чем крыс – ведь за это выдавали карточки усиленного питания.
Развелось чрезмерно много умных людей или прежние милые гаммельнцы стали катастрофически умнеть:
- Нам давно угрожает голод, сударь!
- Да, и торговля почти не ведется…
- Эй, филистеры, а на окраине лекарь от чумы помер!
- Спаси Господи!
- Быть эпидемии, батенька!
- Ох, не зря говорил астролог…
Ужас, бедствие, мор и голод… Так все и вышло: ни торговли, ни ремесла, позакрывались банки и сбежали банкиры, ибо все ассигнации и ценные бумаги сгрызли крысы. Забыли о Гаммельне и соседние города.
И когда были съедены даже яды, к народу вышел Бургомистр в парадной мантии и скорбно произнес:
- Братья! Вызываем крысолова, пока у нас есть немного золота.

Как появился Крысолов

И вызвали.
Явился в город незаметный тощий блондинчик в дурной одежонке и отправился прямо в Ратушу.
- Я, - говорит, - Крысолов. Так Меня и зовите – а без моего настоящего имени уж как-нибудь обойдетесь.
И добавил деловито:
- Десять тысяч. Непременно ассигнациями. Золото ваше оставьте себе на разживу.
Тут Казначей встрял в разговор:
- Деньги – крысы съели!
- Обожду. Но вернете с процентами.
Делать нечего – согласились, подписали договор, скрепили печатью. Подписи: слева, четко – Крысолов; справа – хитрые завитушки Бургомистра.
- Когда угодно начать, господин Крысолов?
- Завтра.
- Слава Тебе, Господи!!!!!!!

Очень ранним утром следующего дня Крысолов достал откуда-то флейту и прошел, играя самые пошлые вальсы, по всем улицам города. Гаммельнцы то морщились, то хлопали в ладоши, а дети парами кружились в своих уютных двориках и прыгали на крышах.
И вот случилось чудо: отовсюду – из подвалов, подворотен, чердаков и складов повалили крысы – кто жирный, а кто уже отощавший. Крысы задирали острые морды, дергали усами, но шли и шли за флейтой, и никто из них не отставал и не пытался скрыться. Маршировали крысы молодые, зрелых лет и дряхлые, семенили маленькие крысята, а вслед за процессией старательно ползли почти беспомощные «крысиные короли», многоглавые и со сросшимися хвостами.
Пятясь, Крысолов вышел за городские ворота, добрался до Рейна, с трудом отвязал лодку и без весел и паруса, не переставая свистеть, поплыл вниз по течению. Крысы потоком хлынули следом. До середины Рейна не добрался никто, лишь лодка все так же качалась да свистел вальсок.
Хозяин пристани отправил двоих лодочку поймать и привести на берег. Так и было сделано. Крысолов все перебирал лады, все свистал, а вслед за его лодкой выбросился на берег большой косяк самой разной рыбы, и был у пристанского люда пир вместо привычного скудного обеда.
Крысолов убрал флейту за веревочный пояс и сказал с улыбкой:
- Вот и все!

Неделя была занята только им, Победителем Крыс. У него брали интервью, возили в лакированной карете с гербом, не давая пешком и шагу ступить, устроили карнавал и даже – через три дня – воздвигли бюст из настоящей бронзы у самого входа в Ратушу.
Предлагали наперебой:
- Оставайтесь!
- Будьте нашим капельмейстером!
- Откройте у нас класс флейты!
- Мы дадим Вам должность Главного Шута, наш-то все равно хромой и в маразме!
- Мы дадим Вам в жены единственную дочь самого Бургомистра!
- Нет, не хочу.
И добавил непринужденно:
- За деньгами вернусь ровно через год. Не забывайте.
Написали еще один договор, скрепили подписями и печатями, и Крысолов ушел в неизвестном направлении.

Что из всего этого вышло

За год Гаммельн выправился и даже разбогател, но неназванные проценты Крысолова все больше мучили Казначея. Он поговорил с Бургомистром. Пришел к Бургомистру и Главный Шут – он просил не принимать «этого проходимца» и не лишать его, Шута, должности. Архивариус не помнил таких прецедентов. Офицер и Священник боялись новых беспорядков, а Врач по-прежнему загадочно молчал.
Тогда Бургомистр собрал Совет и в первую очередь обратился у Судье. Долго ли, коротко ли, но было вынесено такое решение – «Ничего авантюристу не платить, а сжечь его на площади перед Ратушей, и вот за что»:
1) За колдовство.
2) За мошенничество.
3) За подстрекательство к беспорядкам.
4) За проживание под чужим именем.
5) За загрязнение Рейна и гибель рыбы.
6) За гнусную попытку жениться на дочери Бургомистра.
7) И, наконец, за сговор с крысиными королями.
Подписи и печати, в том числе Врача и Шута – последний, за неграмотностью, нарисовал бубенец. Дата.

На следующий день повеселевший Бургомистр вышел на балкон к народу. И сказал:
- Вот что, братья. Крысы были нам… э-э-э…- он обернулся к Священнику, - ниспосланы…
- За тайные грехи наши, - подсказал Священник.
- Да, за грехи! А убрались они ради нашего покаяния. И никакого Крысолова не было! Вовсе не было, вам говорят! Повторить!
- Не было. Кого не было? – дружно прогудела толпа.

Но Крысолов явился в точно назначенный день и час, предъявил договор и потребовал десять тысяч ассигнациями и один крейцер.
- Позвольте, - недоумевал Казначей, - но это не наши печати!
- Да, и я не помню этих бумаг, - заявил Архивариус, которого в тайну сделки не посвятили.
- Это мошенничество! – нашелся Офицер, он же Полицейский.
Накануне старые печати были утоплены в Рейне, а новые заказаны и того раньше.
- Нет бумажки – ты букашка, - весело пропищал Шут.
- А кто Вы такой, сударь? – грозно спросил Судья, - Если тот, кто выдавал себя за Крысолова, то вот Ваш документ! – и показал смертный приговор.

- По-онял… - протянул Крысолов, повернулся на каблуках и вышел.

У дверей Ратуши он вытащил флейту и что-то заиграл – не крысиные пошлые танцы, а что-то печальное и веселое одновременно.
 Что было дальше, никому доподлинно не известно. Одни говорят, что все-все родители Гаммельна вдруг приказали своим отпрыскам следовать за Крысоловом. Другие утверждают, что скучавшие столько лет дети сами бросились вслед. Кто-то утверждает, что все дети потонули, не доплыв до середины Рейна. Кто то, напротив, верит в то, что музыкант перевез их на другой берег и повел дальше. Взрослые этого не видели, а сама я в то время гостила в деревне у бабушки, поэтому ничего не скажу наверняка. А мой отец и в самом деле верит, что крысы исчезли сами; скоро он решит, что и крыс-то никаких не было.
Ясно одно – к вечеру в городе не осталось ни одного ребенка, умеющего ходить, а некоторых младенцев унесли с собою старшие братья и сестры. Исчез – навсегда – и Крысолов, и в Германии никто более не слышал его флейты. Зато промысел – выманивать крыс музыкой и уводить в воду – распространился от Баварии до Норвегии и от Венгрии до Испании.

Как сбылось предсказание астролога

Незамедлительно, на живульку и белыми нитками, сшили сразу два дела: о побеге Крысолова и о похищении всех детей Гаммельна. По последнему делу в кулуарах были выдвинуты такие версии:
1) Их увезли за город в черных каретах, запряженных вороными (свидетельница Гельмгольц, слабовидящая и истеричная, под присягой это подтвердила).
2) У старухи Розенкранц (торговки котлетами на палочке) в фарше обнаружили голубую ленточку.
И напрасно старая ведьма клялась, что испокон она носила очки на этой ленте, и где-то в другой котлете они должны быть. Напрасно хозяева черных карет, возков и телег и вороных коней, мулов и ослов уверяли, что катали детей на карнавале еще до похищения. Все было напрасно. Решили, что владельцы гужевого транспорта поставляли – много лет!  – невинных детишек старой людоедке. Все были сожжены, а повозки, скотина и мясорубки отданы в казну.
Гаммельнцев целый месяц рвало от одного только вида фарша, котлет, пирожков и сосисок, и в моду вошли, а потом распространились по всей Германии – жареные деликатесы из целого куска мяса, и город поимел на этом неплохой доходец. Появились и страхи – вороных коней и блюд из фарша, так что практика психоаналитиков и гастроэнтерологов приносила стабильный немалый доход.

Родители похищенных носили траур, пьянствовали, сходили с ума и кончали жизнь самоубийством, а потом постепенно начали роптать:
- Их Крысолов увел!
- Крысолов!
- Крысолов!!
- Крысолов!!!
Тут-то и пригодились мириады осведомителей – а жилось им в благополучное время очень голодно и вообще неприятно.

Бургомистру не нравились ни старые воспоминания, ни чрезмерная скорбь. Как-то раз он, показавшись на празднике перед народом, то ли спросил, то ли приказал:
- Наказать их надобно, братья…
Полувопросительное его утверждение как будто всех освободило: пришлось неутешным родителям побыть недели две вместе со старухой Розенкранц, владельцами вороных, Свинопотамшей Эльзой, выжившими коллегами астролога Иоганнеса и прочими их сообщниками и сообщницами. Мера эта оказалась полезной чрезвычайно – скорбь прекратилась сама собою.

Отец на несколько лет отослал меня в деревню к бабушке – дескать, выйду там за богатого бауэра, а то и дворянина с имением. Потом я вернулась, но о происходившем в Гаммельне могла узнать лишь из отрывочных разговоров с Архивариусом.
Кое-кто из чрезмерно скорбящих родителей был повешен за вольнодумство и участие в заговоре. Старуху Розенкранц и владельцев вороных вздернули сами же родители. Страдалица Гельмгольц была помещена в монастырь и сразу стала в нем настоятельницей – а после смерти канонизирована и стала святой-покровительницей города. Осведомителей – большую их часть – отправили в работные дома за городом. Старика-астролога приняли в тюрьме за самого Крысолова и сожгли принародно с плясками. Девицам снова выправили билеты, уже не желтые, а розовые (потому что цвет приятнее), а Эльза Свинопотам так всем надоела, что ей выплатили полную компенсацию за простой заведения, и теперь она открыла два института благородных девиц – они очень популярны, так как девушки выпускаются не домой, а сразу замуж. Отец, Шут и Архивариус ушли на пенсию.
Когда я вернулась в Гаммельн вместе с женихом, под теми же вывесками играло новое поколение детишек, а новый Бургомистр (прошу прощения, теперь он называется Мэром) – он из модной партии либералов, подмигнул и сказал:
- А был ли Крысолов?
- Простите, был КТО? – ответила я.