Утоли моя печали повесть

ПРЕДИСЛОВИЕ 
Теперь говорят: «дело житейское» или называют «веянием времени»:  бабушка-старушка в долгополой юбчонке, пальтишке из позапрошлого века, в стоптанных сапожках на босу ногу и в летней шляпке в любое время года. Из-под шляпки седые кудри выбиваются, намекают, что раньше-то, давно, всё было иначе. Ну, и палку, конечно, у руки петелька придерживает, чтобы бабушка, ненароком, себя не обронила. Куда ж без палки-то?
Раньше-то, давно, бабушка была мамушкой, своим детям каждый Божий день необходимая. Теперь без неё обходятся. Тоже – каждый Божий день. Бредёт она, с виду, как в сказке, – колдунья-колдуньей. Одной ногой за другую цепляет. Всеми брошенная, не знает, куда себя пристроить. Только самой себе и полезная. Иной раз, прибьётся к лавочке  в тёплом вестибюле метро. Днём заночует, преклонив седые кудри на нехитрый утлый скарб в полиэтиленах – финал семейной жизни. А то, всё больше летом, на скамейке в сквере, где птицы про хорошее поют.
Не хочется ей жить на белом свете просто так. Желанья всяческие одолевают. Поговорить с кем-нибудь заманчиво. Выплеснуть историю своей покосившейся жизни. Чтобы полегчало. Так не с кем. Это только мечтанья одни. Никто не хочет рядом сесть. Давно немытый запах всех отпугивает, со смыслу сбивает. Потому, обыкновенно, сама с собой собеседует.
А вот ещё жжёт её желанье в своей постели проснуться. В той самой, в которой замужем была; со своим первенцем поутру играла; утреннюю сказку сказывала. Которую сама и придумывала. Младенчик-то материну шею руками обовьёт, головушку свою на плечо ей и положит. А сама-то девчонка воробышком пахнет. Клашавица ты моя, родительнице говорит и смотрит ласково.
Это уж потом, после всё меняться-то принялось. Как в зрелость стала входить. Девчонка-то.
Думает бабушка-старушка думу свою трудную: откуда что взялось? И ответить себе не может, откуда у дитятки злость эта безграничная, жадность немыслимая. Мстительность. За спиной у родной-то матери!

1
 
Откуда мне эта история доподлинно известна? А я соседка её. Друг другу, бывало, исповедовались. У каждой – своё, немыслимое. Свои тягости.
Поначалу-то всё и неплохо было. И сестру названую, детдомовскую брошенку, радостно приняла. Когда соседка моя стала приводить Младшенькую с семьёй знакомиться, Старшенькая на руки её подхватила. Какая, говорит, хорошенькая. Мамушка-то вся в счастье зашлась, рада была до смерти. А девчонки меж собой подружились. Одна шла в школу, другая – в институт на доктора учиться. И всё это происходило уже в большой квартире. Двухкомнатной. Она им по нехитрому обмену досталась, с доплатой. Старушка-то тогда ещё молодушкой была. Трудилась, как ломовая лошадь, и на заводе, и дома. И всё ей надо было, и всё успевала. Кредит за квартиру выплачивала. Без посторонней помощи. И двух девок растила. Тоже без посторонней помощи.
Младшая-то ко двору пришлась. На дачном участке с матерью картошку по весне сажала. С удовольствием. Землю норовила копать. Самостоятельно. Через каждое слово – «мам-мам-мам». Видно, давно мечтала без передыху многочисленно высказать. Они, дети-то бесхозные, все там об этом мечтают. Да не ко всем, нет, не ко всем Судьба ясным ликом поворачивается. Да не все и удержать-то Судьбы приветливость могут. Гены эти, как в зрелость входят, на передний план выступают. Всю стезю ласковую портят.
К тому событию, которое Судьба много лет готовила, государство-то наше едва не развалилось. А главное, полки в магазинах ровно ничего не хранили и не поддерживали: ни еду, ни мануфактуру какую.
Детский дом, обычно, ребёночка опекуну голышом выдаёт. Надобно всё принести с собой. Чтоб не стыдно было увести. Детдомовская одежда – на государственном балансе. И баланс этот расточительства не допускает.
Побежала новенькая мамаша по детским магазинам бельишко приобрести, а там полки пустотой отличаются. И поблазнилось ей, что тут что-то не так. Достала опекунша документ удостоверительный. И держит его, как знамя. Подайте, говорит, мне Тяпкина-Ляпкина, то есть , начальство магазинное, чтобы по-честному разобраться. Тут-то и оказалось, что ежели по-честному – есть. Под прилавком. Всё. И необходимое Мамушке было выдано. Тут же. За означенные на ценнике деньги. Без специальной секретной надбавки.
В магазине, где съестное, в очередь вставали втроём. Потому, один литр молока – в одни руки. Стало быть, по арифметике Пупкина, на троих – втрое больше. Зимой молоко на балконе пристраивали, чтоб оно замёрзло. И постепенно в дело пускали. В холодильнике – заготовки дачные, доброкачественные: огурцы, помидоры в банках. И картошка своя.
Столовая же на заводе, где Мамушка работала, котлеты морковные навострилась делать такими вкусными! С подливкой. Так вот эти котлеты вместе с Мамушкой девчонки дожидались, стоя по стойке «смирно».

Молодуху-то, когда дитёнка из детдома в семью привела, все вокруг досконально выспрашивали: почто решенье такое приняла? Почто шею свою тонкую ярмом огрузила, камень этот повесила? Да-к ведь неправедно это, что у человека – никого. А надобно, чтоб и мать была, и сестра, и племянники. Чтобы всё, как у людей. Мнится мне, бабы, что живёт человек не токмо, чтобы есть-пить. А чтобы ещё память добрую по себе оставить. Чтобы, пока живёшь, не одной тебе удачливо было. Так ведь трудно, говорят ей, и дитя, и участок дачный одновременно. Себя-то совсем забыла. Ничего, отвечает, сдюжим совместно. Да и не тяжко мне. Всё само собой делается. А физическая усталость, ежели с продыхом, так всем надобна. Поскольку на пользу.

2

Дети-то в чужом огороде спорёхонько вырастают.
Глядишь, Старшенькая-то уж замуж собралась. Зятёк образовался уважительный, работящий. К молодой жене –  с любовию.
Младшенькая талантливой оказалась. Учится легко, Мамушке на родительских собраниях «спасибо» говорят. И образованья эти ученица способная знай на память свою нанизывает, на ус наматывает, как и положено. А из Дворца Творчества Юных, что на Невском, чемпионские титулы в кармане носит да Мамушке отдаёт. Чтобы та успехами возгордилась и все уши друзьям-подругам про них прожужжала.
Осенью молодая чета – с подарком. Внученька проклюнулась. Тихинько полёживает, молочко посасывает. И вот Мамушка-то – уже бабушка.
Дело своё главное не забывает. Младшенькую к техникуму готовит. Всех друзей-педагогов на ноги подняла. И в техникум девчонку поступила. От счастья – сама не своя. Повезла дитятко к морю зарубежному. Чтоб здоровенькая училась, да чтоб самой на ласковом солнце подлечиться. После трудов праведных на всех фронтах. Так что, награда себе и Младшенькой. 


Болезненно, однако, понять внезапно, что получилось не всё так безоблачно, как задумывалось.
Мамушка-то сказывала с огорчением, что уж не первая зажигалка из кармана выпала. Не первое враньё на её ушах повисло. Не первую ночь без сна кукует, думу тяжкую думает. Не то, чтобы Младшенькая совсем чужой стала. Нет… Да вот приветливость с искренностью куда-то подевались. Улыбка на хмурость поменялась. Вечерние разговоры – на гулянье во дворе с соседской девочкой. С ней теперь – задушевные беседы.  С ней и обсужденье домашних дел, обид, неудовольствнй матерью.
А вот и первый гром средь ясного неба: мол, ухожу от тебя. Ты мне больше никем не приходишься. И от опекунства твоего осталось несколько дней.
Мамушка-то с лица спала, думала, удар хватит. Однако, выдержала, всё немыслимое выслушала. Да и отпустила. В неизвестность. В никуда. Так, поначалу-то, думала. Оказалось, в соседнюю парадную. К сманившей говорливой дворовой девочке. Жизни учиться. И мамаше этой девочки они на пару лапшу на уши вешали. Про опекуна-то. А мамаша-то и поверила. И не проверила.

Через месяц Мамушка уж в себя пришла. Почувствовала свободу от обязательств, что тяжесть минула. А в наступившей передышке плечи расправила. Работать продолжала в хвост и в гриву. И работа эта спасала её каждодневно от невесёлых раздумий. Что было, то было. Время-лекарь, обязанности свои помня,  добросовестно врачевало. И детдомовское происшествие перестало отзываться болью. А на лице родительницы вновь  заиграла улыбка.
Как вдруг опять гром среди ясного неба – телефонный звонок. Из соседней парадной: мама, мне очень надо с тобой поговорить...
О чём говорить? И кто здесь мама? И надо ли ворошить? И не хочется видеть.
Но вот она, Младшенькая, уже на пороге – побитой собакой с поджатым хвостом. Уж –  и на кухне. Уж – и с рассказом. Смотрит на своё бывшее Мамушка и чувствует, как вместе с презрением шевелятся в ней жалость и сочувствие. И ответственность. За ту, которую приручила. Совершеннолетие оказалось совершенным только в способности сломать хрупкий цветок любви и приязни. Который столько лет Мамушка пестовала. Просто и легко скомкать грубым жестом недомыслия.
Соседка, говорю, соседушка, ошибками полна жизнь.
И снова стали они поживать. Но утратив нежность и понимание без слов.

Только техникум подошёл к концу, как обозначился институт. Отчётливо и со всеми волнениями поступления. Абитуриентка, она же – Младшенькая, взяла его многобальным штурмом-приступом. Обскакала обладателей Красных техникумовских дипломов.
Уж девятнадцать минуло, а государственное учреждение причитающуюся по закону жилплощадь детдомовскому ребёнку отстёгивать не спешило. Опекун же, которая Мамушка, напористостью непреклонной воли жильё вырвала. Быт Младшенькой обустроила.
На семейном совете решено было жилплощадью с зятем обменяться. Вас, мол, много, уж четверо. А я теперь одна. И в квартиру зятя переехала. А они вчетвером – к ней. Зятёк-то уж так счастлив был, так рад! Но на тёщу строго посмотрел. И недвусмысленно предупредил: я-де переезжаю один-единственный раз. Это говорю на тот случай, ежели Вы, тёщенька, завтра передумаете. И обратно попроситесь. Так я буду несогласный. А Старшенькая, как почуяла свободу квадратных метров, Мамушку спросила так, ненароком, мимоходом, невзначай: а что ты для меня сделала?

Тёщенька, она же –  Мамушка, она же – бабушка уже дважды, после переезда пришла в себя. И больше всех рада. Что всё благоустроилось. Что всем всего хватает. И ничего от неё никому не требуется. И можно вздохнуть свободно. И на сущий мир взглянуть с интересом.

3

Покуда до сущего мира дело не дошло, коль скоро хлопотно и недёшево, раздался просительный телефонный звонок. Старшенькая жалостным голосом умоляла к внучкам сострадание проявить и купить им спальные места. Каждой внученьке – своё. Ведь тесно им вдвоём в одном хоть и широком кресле. Мешают друг другу. А ежели каждой, – то будет в самый раз.
Все вместе пошли и разыскали. Чтоб каждой. Благо этим добром спальным все мебельные магазины завалены.
Мамушка взяла на себя ещё больше работы. Чтоб выплатить долг. А Старшенькая была Мамушке так благодарна, так благодарна, что три дня кряду по телефону доброжелательно с ней беседовала.

Младшенькая через месяц после переезда зашла Мамушку проведать. Она принесла с собой крепкий запах табака и, ставшую обычной, каменную неулыбчивость прелестного личика.
Очень хотелось Мамушке понять, откуда жуткий табачный дух исходит. Взяла  грех на душу, заглянула в сумочку. А там! Закричала: да как же так-то?! Да зачем тебе это? Да что же это делается?! А Младшенькая ответила тихо так и со злостью: ты мне теперь не указ. Что хочу, то и … И за шесть следующих лет ни разу не позвонила. Ни разу не пришла. Но была надежда, что осознает. Скоро поняла Мамушка, что её Младшенькая – уж не её. Что уж и не дочка, а отрезанный ломоть. И шрам этот будет испытывать её всю жизнь, чувствительно отзываясь фантомным страданьем. Как болят ампутированные конечности.

4

После переезда заботы о неналаженном быте забавляли Мамушку без отрыва от работы. Творчество вдохновляло, работа давала средства.
Пронаблюдала я по-соседски за житьём-бытьём подруги и спросила: ты есть тёща какого-такого сорта, какого разряда? А какого надобно, спрашивает? Плохи твои дела, говорю, ежели ты про себя ничего не знаешь. Ну, уж ладно, помогу.
Тёща первого разряда не вмешивается в дела молодых; права голоса лишена напрочь; отдаёт свою пенсию без просьбы; внуков  няньчит по мановению руки; себя у неё просто нет; ждёт указаний, стоя у ноги своего взрослого ребёнка.
Тёша второго сорта ретиво суёт нос в семейные дела молодых; даёт зятю руководящие указания; строго следит за его нравственностью; при любом удобном случае напоминает о его ошибках; деньгами не ссужает; с внуками общается без удовольствия; праздничные подарки подносит в крайнем случае; требует к себе уважения при каждом контакте с родственниками. Главное интеллектуальное развлечение – чаетитие с подругами.
Третьеразрядная тёща всегда пользуется моментом предъявить своё просвещённое мнение отличное от любого другого; относительно семейного бытия язык держит на привязи; деньги даёт в крайнем случае; интересуется только своими делами.
Сдаётся мне, соседка, что ты – тёща ближе всего к сорту третьему.
Отвечает Мамушка: ну, не то, чтобы совсем совпадаю, но в общих чертах с нарисованной картинкой совместна. Вот только насчёт денег… Сказала бабушка-тёща и призадумалась. И вспомнила…

Ранняя весна. Холод не отступил ещё. Мимо своего дома проходила и увидела Старшенькую с внученьками. Курточка на ней рыбьим мехом подбитая, лицо замороженное, губы и руки от холода синие. Вошла в сознание жалость пронзительная. И Мамушка решила одеть ребёнка своего взрослого. Пока-а-а ещё детей своих вырастит. Пока-а-а в достаток войдёт. А морозы-то всегда с нами, вот они. Купите, говорит Мамушка своей Старшенькой и Зятю, зимнюю одежду и сапоги. А в трикотажное ателье сходили вместе. И заказали современное платье: фигура-то очень фигуристая. Пусть все видят. Мамушка оплатит. 
Ну, дублёнку-то молодые самую дорогую нашли. На загляденье: до полу; золотым тиснением украшена; чёрным песцом оторочена. Специальный смотр по этому случаю устроили. Молодая-то сразу ещё помолодела-похорошела. Выступает павой. Того гляди, на подиум позовут. Как только,.. так сразу.
Мамушка за несколько месяцев всё выплатила. И счастлива, что ребёнок её взрослый в тепле, в красоте. Сожалела токмо, что с ней, молодой, такого-то счастья не случилось. Да и шубы-то эти, которыми магазины сейчас ломятся, только счастливчики из-за бугра привозили. Да и то – кроличьи.

Загородное владение на шести сотках, обычно, выступало на передний план в конце апреля. Коль скоро в дачу вложено средств материальных немало, а души и физических усилий ещё больше, приобретение это присушило Мамушку намертво. Живота своего не щадя, металась она по соткам с утра до позднего вечера. И именно к вечеру скорость телодвижений стремительно возрастала. Отсюда и промахи, и прочие казусы. О них хозяйка соток рассказывала смеясь и с удовольствием.
Только стойкой неприязнью к природопользователям можно объяснить парниковый эффект случившийся тем летом. Светило, о репутации не заботясь, высушило не только глинистую почву на два штыка вглубь, выжгло не только траву по берегам канав. Но испарило всю воду в канавах больших и малых, оставив незначительную толику кошмарно пахучей жижи на самом дне.
По просьбе Мамушки сосед доставил пять килограммов сахарного песка. И, опасаясь, как бы не оторвались ручки упаковки, владелица осторожно перемещала сладкие килограммы к своему дому.
Мамушка напряжённо спускалась по крутому берегу вниз, чтобы перейти сухую канаву. Но не успела и глазом моргнуть, как молниеносно, будто на лыжах, въехала в ту самую жижу с жутким запахом. И вместе с сахаром в упаковке. Причём, килограммы искупались первыми. Выбраться было непросто. И чем усердней хозяйка барахталась, тем меньше оставалось неотмеченных пахучей жижей мест на теле и одежде. Случившееся потрясение было таково, что хохот психо-нервического характера (с дальнейшим временным повреждением разума) слышали соседи другого садоводства. Через дорогу. Килограммы без упаковки знай себе полёживали на заднем дворе. А осы, мухи и муравьи всем своим поведением выражали Мамушке благодарность, пируя на компостной сладкой куче.
Один из последующих дождливых летних сезонов внёс поправки в непростые отношения хозяйки соток с Большой канавой ставшей очень родной.
Чтобы удержать воду для полива как можно дольше, хозяйка углубила водоём в одном месте двумя экскаваторными ковшами. В восторге были не только лягушки с жуками-плавунцами. Тут же плескались и рыбки. Однажды Мамушка присела у самой воды. Будучи борцом за чистоту окружающей среды, она потянулась за плавающим в воде мусором и потеряла равновесие. Округлив от изумления очи, рассекала водную гладь, хлебая болотную воду. Лягушки пучеглазые повыскакивали в ужасе на берег. Опасаясь, как бы при этаких скоростях хозяйка не выхлебала всю родную стихию.
Исключительно с целью наладить обострившиеся отношения с придворным водоёмом Мамушка решила заказать на сотках колодец.

Неожиданно начавшееся лето немедля позвало за город. Бабушка в волнении: внучек-то надо вывозить, чтобы воздухом дышать, а не асфальтом с выхлопными газами.
Старшенькая строго так Мамушку спросила: ты что же, хочешь запереть меня на всё лето на сотках? Ради детей можно и себя на время позабыть, резонно так Мамушка отвечала. А для пущей убедительности глаза округлила предельно и правую ножку вперёд выставила, ораторствуя. Старшенькая задуматься-то не затруднилась и решение своё мудрое тут же высказала: не потащусь, мол. Да как же так-то? Да что же это делается?  И куда же это всё годится?– в сердцах закричала Мамушка. Я же тебе помогать стану. Полюби детей-то своих!
Но на этом опасно пламенеющие речи, слава Богу, иссякли. Отношения же натянулись струной.
А за сим началась нескончаемая работа на земле до поздней осени. И до полного забвения себя. Поскольку основную-то работу тоже делать надобно. Как говаривала моя бабушка, неприделанное дело.

5

Подмораживать наступившая осень начала рано, как никогда. Мамушке-то – радость: ребёнок её старший врасплох не застигнут. Обут, одет.
Вернувшись однажды с работы, обнаружила в прихожей кутули свойства непонятного, неизвестно откуда взявшиеся. Постояла над ними, поразмыслила. Поняла, наконец. И… никаких вразумляющих бесед, упрёков, прочих воспитательных глупостей решила не устраивать ввиду их очевидной бесполезности. Елико возможно спокойно повесила образцово-показательное изделие с золотым тиснением и оторочкой в шкаф до лучших времён. Всё остальное – на балкон. Пусть, мол, отлежится-отвисится, а там видно будет. Вечером того же дня к Мамушке зашёл Зятёк: мол, Ваша Старшенькая меня прислала, она оставила у Вас свои перчатки. А Мамушка видит, как на лице его отпечатался любознательный вопрос, впору ли пришёлся обозначенный Старшенькой плевок в лицо?  Подумалось: слова – ничто. Человека определяет поступок.
 Бессонной же ночью приняла бесповоротное решение взглянуть не на экранный мир, а на живой, цветущий и духмяный. Чтобы душой отдохнуть и сердцем воспрянуть.
Говорят, от себя не убежишь. Но, подумала Мамушка, ежели так далеко, что и представить сложно, то непременно получится. И, в общем-то, не так уж всё плохо.
Господь Бог месяц декабрь создал специально для этой цели: отъехать так далеко, чтобы отсюда было не видать.
Далёкие жаркие в декабре страны куда  как хороши при ближайшем-то рассмотрении.
Где меня ещё не видели? – строго так спросила себя Мамушка. Оказалось, везде не видели. За небольшим исключением. Да и попасть-то туда, где не видели, раньше было невозможно. Коль скоро родное государство совершенно напрасно не доверяло ей, Мамушке, опасаясь не заполучить её обратно.
Фидель Кастро с эскортом встретить путешественницу у трапа не прибыл по причине тяжёлого недомогания. Но всё получилось, всё состоялось. И экскурсии, и путевой дневник, и ананасы с папайей в никем неограниченном количестве.
И за три недели Мамушка-то так заскучала по России, так заскучала! И счастлива была, что возвернулась, и что здорова. И новое для себя решение приняла: нечо сиднем-то сидеть, – мир прекрасен, Жизнь коротка, и надобно успеть. И что перед Жизнью у неё нет долгов, нет обязательств. И что правильно сделала, что отъехала на время от родного дома. Поскольку из прекрасного далёка всё видится иначе. Поскольку прибыла она оттуда другим человеком.

Однако, гром среди ясного неба ждать себя не заставил.
Оказалось,не только голод, но и холод – не тётка. Старшенькая опомнилась. Решила, что раз зима  для её дублёнки специально задумана, то деваться некуда. Надо вызволять изделие тиснёное и отороченное. И с униженной просьбой к материнскому порогу прибыла.
Смотрит Мамушка на Старшенькую и помогать просительнице выйти из щекотливого и унизительного положения не хочет. Смотрит на дочушку, понять силится и не может, зачем она себе это униженье сочинила? Зачем эту неприглядность состряпала? И ведь, наверно, сейчас искренне сожалеет о созданном для себя своим недомыслием неудобстве. И побаивается, как бы мимо тиснёной да отороченной не промазать. А потому тихим голосом неуверенным поздравляет мать с возвращением из путешествия.
Да ты лучше объясни, говорит Мамушка, что этот глупый демарш означает? Лепечет Старшенькая что-то невразумительное. Мол, хотела вернуть, чтобы потом… да чтобы деньги… да чтобы… А слышит и видит Мамушка, что дитятко-то заигралось. Что всё себе позволило непозволенное. И понять невозможно, почему в лицо матери так хочется плевать (а получается – себе)? И почему независимость родительницы так возмутительна          

6               

Прошло несколько лет.
Старшая Внученька куколкой растёт. Тихая да рассудительная. События анализирует, факты сопоставляет, взрослых на вранье ловит. Наводящие вопросы задаёт и в неловкое положение ставит. Взрослые этого не любят и впадают в нервическое раздражение.
Зато на даче – раздолье. Не только червяки с лягушками да ящерки с водомерками в друзьях, но и соседский мальчишка-ровесник. Оба в школу собираются осенью. А пока играли интересно и с выдумкой.
Вскоре за соседом родители приехали и увезли его к морю.
Ну, вот теперь тебе скучно будет, внученька, – бабушка говорит. Что делать-то будем?
Да и хорошо, что сосед уехал, – отвечает разумница серьёзно и как взрослая. Я так от него устала.
Сделали они с бабушкой куколку, нарядили в разные одежды. Внученька дала ей имя Перчаточка и на прогулку выводила к созревшей смородине. А потом принялась в тряпки разные наряжаться, которых у бабушки целый мешок. Юбочку брала двумя тоненькими пальчиками и с крыльца сходила как королевична,  а обратно возвращалась как принцесса. И к бабушке льнула, и на даче хотела жить с ней всегда. В глаза заглядывала ласково и вопрос задавала немедленный и любознательный: бабушка, когда ты станешь старенькая, то будешь на палочке ходить? А правда, что люди умирают? Бывает, – уклончиво так бабушка ответствовала. И ты умрёшь? – тревожилась внученька. Я? Никогда. Как же ты без меня с тряпками-то будешь разбираться?

Подготовка к празднику – дело нехитрое, но хлопотное. Пироги-то моя соседка печёт с любовью. Потому и откушивают их гости, все – от мала до велика, истово да ретиво.
Зятёк прослышал о семейном празднике и Мамушку осторожно так то ли спросил, то ли уведомил: Вы, тёщенька, не станете возражать, ежели Ваша Младшенькая на торжество прибудет? Мамушка-соседка резонно так ответствовала, что свою Младшенькую она шесть лет тому от себя не отлучала. Хочет прибыть, стало быть так тому и случится.
И прибыли на праздник все родные и двоюродные. Речи произносили пышные. Мамушку славили и удивлялись, как это ловко всё у неё получилось: дети, внучки, пироги и Зятёк. Да и он не поскупился на добрые признания. И самодовольные разошлись- удалились, желая друг другу здоровья и благоденствия.
А Младшенькая опять вспомнила это волшебное слово нечаянно забытое. И застрочила «мам-мам-мам» с небывалой скоростью.
За минувшие годы младшая доченька обзавелась транспортом. И доставляла Мамушку вечером к её дому с радостью и удовольствием. Из любой точки города. А вопрос задавала при встрече неожиданный и ласковый: ты не устала?
У Мамушки сил прибавилось. Улыбкой цветёт. Да внимательно поглядывает на Младшенькую. И не нравится ей эта серая печать заезженности работой на прекрасном молодом лице.
И повезла Мамушка ребёнка своего к морю заграничному. На отдых. Поскольку ежели далеко от дома и в беспечности, то можно расстаться с серой печатью. Опять всё оплатила. И опять рада была, что вместе с доченькой.

 7               

У младшей Внученьки вёсны отсчитывают прожитое. А у старшей Внученьки – осени. С изобильными подношениями: дынями-арбузами, яблоками-виноградами.
Урожай и у Мамушки случился богатый. Весь в бесчисленные банки поместился. И приготовился радовать семью всю грядущую зиму.

У старшей Внученьки эта осень – восьмая. По этому поводу родители решили праздник сочинить. Чтобы и Мамушка и мужнина родня вместе ученицу поздравили да разделили праздничную трапезу.
Собирается Мамушка на праздник, складывает в тележку на колёсиках подношения урожайные, а дыню безразмерную из солнечных краёв – сверху. И рада: есть, что отдать, чем поделиться. Слышит она звонок телефонный. Старшенькая просит придти не в два часа пополудни, а на полчаса пораньше.
Поспешает Мамушка, тащит телегу с гостинцами к назначенному часу.
А в праздничном доме никакого праздника нет. И стол не накрыт, и гостья она одна. Но это уж потом всё вспомнила. А пока выгружает гостинцы из тележки и слышит: а зачем ты всё это принесла? Мы это не едим да это нам не надо. Ну, как знаете, говорит Мамушка. Идёт к внученькам обнять-приласкать. Да про учёбу расспросить. Внученьки ждут бабушку, чтобы послушно да всё по сценарию сказать ей заученными обидными словами, как неправильно она их любит. Как ужасно, некрасиво обнимает и целует. Смотрит на несмышлёнышей бабушка в недоумении. И от всего этого праздничного проекта и его авторов накатывает на неё девятибалльное потрясение.
Ну, что ж, говорит бабушка, если я вам так не нравлюсь, то пойду, пожалуй, восвояси.
Её уход не был замечен в гробовой тишине праздника. По дороге домой встречает Сватью с семьёй. Они как раз подоспели к двум часам пополудни.

Коль скоро прародительница моей соседки говаривала «отойди от зла и сотвори благо», Мамушка так и сделала. Она помнила утверждение прадеда: «человека Дело держит». Её большое хозяйство требовало усердия и отнимало всё свободное время. Да Мамушка и не ведала, что это такое – «свободное время».
Заворожённая красотой раз увиденного раскинутого на все стороны и благословлённого Создателем мира, стремилась приобщиться ко всему этому вновь. Работала с удвоенной энергией, надеясь забыть всё безнравственное, что её коснулось. Память от скверны очистить. Ещё и ещё раз увидеть очарованный мир.
Спрашиваю соседку: летать-то не боишься? Чай, страшно в эдакой-то вышине? А мне не боязно, отвечает Мамушка. Мне, говорит, восторженно. И ведь завлекательно это: ехать не знамо куда, не знамо к кому. А накормят, как я никогда не готовлю. Изобильно. С новыми вкусами. И спать уложат в чистоте, тишине, уюте. И о красоте позаботятся. Да и что ж тебя восхищает, дорогая? Ты ведь всё зараньше оплатила. Аванс стопроцентный выдала. Бывает, что и оплатишь, отвечает Мамушка, а взамен – комбинация из трёх пальцев. Так что, каждый раз елико возможно благодарю и радуюсь. К тому ж, мне везде хорошо.
Младшенькая за труд не почитала провожать и встречать Мамушку не только в любое время суток, но и в любое время года. А Мамушка за удовольствие почитала привозить ей знаки отличия: то на палец, то на шею лебединую, а то и на запястье. Осенью Младшенькая уведомляла Мамушку, когда сможет перевезти урожай в город. А летом возила названных племянниц к бабушке на возделанные сотки.
И с радостью приходила к выводу Мамушка, что, в общем-то, не только всё неплохо. А, прямо скажем, замечательно.

Увлечённая своими заботами, Мамушка и не расслышала поначалу грома-то небесного. А он вот, уж грянул.
Зятёк зачастил к ней. В лёгком подпитии и со слезой во взоре. Обижает, мол, меня Ваша дочь, моя жена, то есть. Ущемляет в правах. И супружеские обязанности не исполняет никаким образом. Совместно с хозяйственными.
Изумилась тёщенька до глубины души. И простая мысль не замедлила поселиться: ежели тут не исполняет, стало быть, исполняет где-то в другом месте. И от этих размышлений ей, прямо скажем, подурнело. Поскольку вытекающие последствия…
Я говорю Мамушке-соседке, мол, не встревай. К ним замиренье прибудет, а крайняя-виноватая во всём станешь, как и полагается, ты. По другому-то и не бывает.          

  8

Отгонять от себя мысль о семейной катастрофе не значит решать проблему, соседушка ты моя!
Зятёк приходил не единожды. Намёки постепенно перешли к открытым текстам. Но Мамушка-соседка рогом упёрлась и делала вид, что не понимает, о чём речь-то. А что квартирные метры придётся освободить, Мамушка и думать не хотела. Поскольку тут обжилась-благоустроилась. И Зятьку пеняла. Мол, ты сказал, что переезжаешь единожды.

Однако, час пробил. Пришли обе – и Старшенькая, и Младшенькая. Стали уговаривать-улещать. Мол, всё станет замечательно. Заживём, как у Христа за пазухой. И всё будет, как у людей. Старшенькая обещала. Но Мамушка-то знала, что ежели поврозь безуспешно было, так чего хорошего ждать от совместности?
После уж встретилась с Младшенькой. Спрашивала, как её квадратные метры строятся. Да накопленными деньгами ей помогла. Отдала всё, что заработала. Мол, вернёшь, когда сможешь.
Завлекательно ей было узнать, когда гражданский брак станет Божьим. И так, между прочим, попросила Младшенькую взять её к себе. Не хочу, говорила, жить совместно со Старшенькой, боюсь её. Нет, взоры опустив, отвечала доченька. Не смогу тебя взять. Места там мало. Для тебя-то как раз и не хватит. Только-только мне с моим мальчиком-бой-френдом они впору и придутся. Квадраты эти.
Ты  меня с мальчишкой своим познакомила бы, говорила Мамушка. А Младшенькая поспешно так отвечала, что в его семье это не принято, – знакомиться с роднёй. Да и занят он очень, работает круглосуточно без выходных и отпусков из года в год. Ну, а ты, Младшенькая, почто ни разу за пятнадцать-то лет в гости меня не позвала, чаем не напоила? Отвечала не посовестившись и второпях доченька матери, что редко кого к себе в дом приглашает. И увидела Мамушка на лице её окаменелость неулыбчивую. И глазам своим верить отказывалась.

Как ни хотелось Мамушке с места трогаться, а жизнь заставила.
Младшенькая с молодой энергией стала укладывать вещички по кутулям и котомкам. За жизнь накопилось их количество немыслимое. Ну, книги-то – особ статья. К друзьям – писателям-поэтам отношение трепетно. От сувениров-путешественников отказаться никак невозможно. Каждый – история об руку с воспоминаниями. Дополняют картину минувшего. Улыбку вызывают легко, поскольку связаны с восторгом счастья и удовольствием.
Кухонная утварь. Ведь что главное в ней? Воспоминание. О Мамушкиной матери. Бывшие когда-то в моде хрустали она привозила, как теперь говорят, от производителя. Резная красота усиленная живой цветущей вызывала восхищение гармонией. Любые цветы в хрустале – символ праздника.
Едала я и пироги Мамушкиной родительницы. Воспринятое от предков искусство кулинарное у неё было священнодейством. А пироги с капустой – верх мастерства. Оно передавалось из поколения в поколение вместе с кухонной необходимостью: сечкой, выдолбленной из цельного куска дерева чашей. Она служила так долго, что от древности утратила уголок-кусочек. И стала  оттого близким родственником. В чаше капусту рубили сечкой, затем опускали в кипящую воду. Не на сковороду, ни в коем разе. После откидывалась на дуршлаг – стечь. Если добавить соль, яйца (не жалеть), сливочного масла в ещё не остывшую заготовку, то получишь начинку высшего качества. В пироге её должно быть много. Так, чтобы не пирог с начинкой, а наоборот. Тогда – деликатес. Ныне достичь этакого уровня невозможно: провизия здоровью противоречит.
Кухонную утварь венчал самовар свойства электрического и современного вида. Кем-то однажды подаренный.
Всё это Младшенькая, истории происхождения не ведая, запаковывала с резвостью курьерского.

Семейная катастрофа задевала, как водится, и ближних, и дальних. Развлекала окружающих. Родственники заняли позиции, искали виноватых. Нашли, конечно. Возникшие Содом и Гоморра взбудоражили чувства и родили коалиции.
Сватья, сына своего жалеючи, винила во всём, в разрушении семьи то есть, невестку. Тёщенька – и того, и другого. Ну, нет от них покоя, не живётся им! Теперь вот знай переезжай с места на место (обещал ведь один раз!). К тому ж неизвестно, что впереди-то ждёт. Оттого боязно. Зятёк же во всей этой катастрофе винил Мамушку. И выговаривал ей. Мол, помните, тёщенька, Вы нам альбомы свои семейные показывали? Любовников своих фотками хвастались? Пыталась противоречить Мамушка: да у меня-то и мужей фотокарточек, почитай, нету. Зятёк нарекал с удовольствием: путанкой Вы были, тёщенька, путаной. Вместо того, чтобы заработанными деньгами поделиться (всё отдать), проматывали, по белу свету кувыркаясь. И дочка  Ваша того же поля ягода. Это я Вам верно говорю. Да и соседи-то мои (Ваши бывшие) рады-радёхоньки и вздохнули с облегчением: наконец-то Вы съехали.
Вежливо так размазывал-с-грязью-смешивал. На «Вы».
Гляжу я на Мамушку-соседку: так и не научилась она удар держать, неожиданность нападения. Каждый раз, как первый. И от стресса этого всё в ней покачнулось.

Конечно, каждая сторона страдала: дети да прожитые совместно немалые годы.
Зятёк заболевание преодолевал, пеняя Старшенькой: а как же любовь? Помню, помню, отвечала она, была любовь-то, была. Прошла, однако. Закончилась.
Но вечер памятного обмена мужа на Мамушку всё ж был полит искренними слезами – слишком много дорог пройдено. Внученьки утешали Старшенькую милым шёпотом. Мамушка, войдя в сочувствие, примостилась в широком кресле рядышком. Стала целовать мокрую от слёз щёку. Обойдёмся без поцелуев, расслышала родительница из-за воздвигнутой стены холодной ненависти.

И тут, сказывала мне Мамушка, прибыло изумление и неожиданное, и невероятное.  Судьба дорогу дальнейшую уж приготовила. У каждого из распавшейся пары тыл оказался давно намечен и состоялся как отступное укрытие. Чтобы после семейной разрухи приговорённую Судьбой службу сослужить.
Для уверенной поступи Зятёк женился сразу после развода. Ни днём позже. Вскоре и дитятко малое – Божий дар да жизни смысл. Зятёк оказался на ювелирную работу зело горазд: опять девчонку изготовил.
9
               
         А знаешь, Соседушка, я ведь это утро предвидела. Утро следующего после переезда дня. Весь фокус не токмо в степени отчуждённости. А в желании эту картинку продемонстрировать. Чтоб не было заблуждений-изумлений. 
Старшенькая и внученьки – за столом в одинаковых белых лёгких курточках. На утреннее приветствие не было ответа. У нас, мол, своя компания. Ты , Мамушка-бабушка, к ней отношения не имеешь, проходи мимо.
Говорю я Мамушке: а ты и проходи. Дружбу-то не выпрашивай. Налегай всё боле на своё дело, на свои занятия. Покуда ноги-то бегают, работай. Да внучек своих к себе приручай. Поймут со временем. Расчувствуют. Противоядье тут одно-единственное – любовь.

И стали они поживать под одной крышей без любви и согласия. Рядом, но не вместе. На Старшенькую глядючи, Мамушка полагала, что из этой глинки фарфора-то нипочём не выйдет. Никогда. И время случившегося сбоя она никак не могла припомнить-определить. Видно, на роду ей написано пройти эту дорогу, пережить эту тяготу.
Детей было нестерпимо жаль. До слёз. Чудовищное растление их душ творилось в немыслимых сюжетах. Кусачие изобретения доченьки отличались злобой искренней и хорошо продуманной.
Спасала работа. Допоздна, до полного забвения себя. Возвращаясь домой голодная, как волк, дважды покусилась на готовую еду соседей по коммуналке. Старшая Внученька любопытно заглянула в бабушкину тарелку. Для отчёта. А младшая, не отведя глаз, сказала: мама просила передать, чтобы ты не брала нашу еду. И твоя туалетная бумага давно закончилась. А ты совсем обнаглела.
Ласточки вы мои, касатки!

Отъезды в места весьма отдалённые – душе отдохновенье, а, стало быть, здоровью – польза. Вот только никогда Мамушка не знала, к чему вернётся. Его-то, дома, у неё, по сути, и не стало. В образовавшейся внезапно коммуналке вместе с ней коротали дни чужие люди – её ближайшие родственники. Мамушке становилось всё яснее, что для неё процесс совместного проживания плавно перешёл в процесс выдавливания её на улицу. Там не так тесно и без претензий. Из собственного дома гонит её родной ребёнок.
Хозяйка квадратных метров до утра обдумывала, что делать-то да как продолжать эту жуткую несовместную совместность?
Утренний подарок не оставил сомнений. Он, пожалуй, был последней каплей в чашу бесконечного терпения и надежд на солнечное семейное согласие. И откуда эта ненормативная этика-то взялась?
Мамушкина серебряная  ложка – бабушкин подарок из позапрошлого века нашлась, наконец. Она знай себе полёживала в ведре для мусора поверх пищевых отходов. Так вот же оно – родительницы место в жизни семьи! Для её Старшенькой она – мусор. Да как же это?! Да что же это делается-то?! ГОСПОДИ, прости ТЫ её и вразуми!
И на все вопросы оказался один-единственный приемлемый ответ: пришло время расстаться. И никакой драмы-трагедии. Любовь без радости была, разлука будет без печали. Иди-шагай, доченька. Строй свою жизнь на съёмных метрах. Коли не ценишь, что имеешь.
Мамушка сказывала, что резюме своё Старшенькой выразила. И, перемен ожидаючи, жизнь свою рабочую продолжила, не сбавляя скорости.

10

Пришедшее лето позвало девчонок в лагерь. И чуется Мамушке, что в доме её происходит нечто непонятное. А разобраться, что именно, нет никакой возможности. Поскольку время сугубо дачное и зело напряжённое. Подумалось, что поскольку тыл Старшенькой обустроен-подготовлен никак лет десять тому, то есть, ещё в первом замужестве, то, видимо, туда всё дочушкино имущество и двигалось. Переезд в новую жизнь совершался на личном транспорте да в отсутствие родительницы. Так спокойнее прихватывать и не своё личное.

Новое семейное строение отличалось от старого материальной беспечальностью. Для Старшенькой. И новыми заботами для хозяина тыла. Его уважительное спокойствие в отношениях с новыми членами семьи, терпимость к новым обстоятельствам простирались далеко. Ближе к бесконечности. К многообразию характеров он был готов. Но не был готов к патологическому неуважению и поливанию помоями незнакомой женщины. Не хочу вмешиваться в твой конфликт с матерью, сказал он Старшенькой, не хочу, мол, судить-рядить. Участвовать в семейных скандалах претило новому Зятю. 

Прошёл год. Сверкая огнями, Жизнь осветила перспективы в иных измерениях. Вкусив  бытия  без нервов, Мамушка вновь обрела состояние полёта.
Потакая своему пониманию смысла жизни, зарабатываемые деньги в чулок не складывала, а обихаживала квадратные метры – городские и дачные. Посещавшие её идеи по облагораживанию были недёшевы. Но довод под названием «то-то внученьки обрадуются» сводил на нет экономические резоны. Особенно эмоциональна и чувствительна к гармонии – младшая Внученька. Приходя в гости в городскую квартиру, восклицала: как у тебя красиво, бабушка! Приезжая на дачу, девчонки дарили ей букеты полевых цветов. И не стеснялись своей нежности.
Взрослеющие девочки безошибочно отличали плохое от хорошего (ГОСПОДИ, СЛАВА ТЕБЕ!). Растлительные уроки Старшенькой оказались невыученными, неусвоенными и забытыми.
 
Ранняя весна – самое удачное время для перемен. Внезапное появление Старшенькой Мамушку не удивило и в смятенье не привело. Внезапность – дочушкин любимый «конёк». Для пущей убедительности туда-сюда расхаживая по кухне, предлагала обратить пристальное внимание на её предложение подкупаюшее своей новизной. Мама, говорила доченька, не хочешь ли ты пожить в трёхкомнатной квартире? Какая-такая квартира? Почём разница? Кто будет доплачивать? – любопытствует Мамушка. (В этот момент в голове её наметилось просветление и возникло некое воспоминание о романе господина Михаила Булгакова. Классики это наше ВСЁ; часто их классические мысли способны спасти от непоправимых ошибок. Автор сообщал, что его герои были хорошими людьми, но их испортил квартирный вопрос.)  И, ответа ожидаючи, сама с бешеной скоростью шевелит извилинами, чтобы не просвистать мимо своей-то собственности ценою в жизнь. И тут до неё дошло (видимо, шея коротковата, и это ускорило процесс), что с проворством и безнравственной нравственностью своей Старшенькой ей не совладать. И почуяла естеством, что впереди вместо огней  родной возделанной её руками обители ей светят только холодные огни престарелого дома (в лучшем случае). А Старшенькая, остановив бодрый шаг по кухне, поняла, что убедила она только себя. Мамушка же твёрдо стоит на своих позициях, и никакой бульдозер… и т. д., в чьём бы то ни было лице… и т. п. Что добровольно Мамушка недвижимость не отдаст, ни в коем разе. И в престарелый дом или на улицу бомжом её наироднейшей  тоже неохота. И что придуманный ею метод выдавливания потерпел фиаско. Но тут же вспомнила, что перенять иные методы можно из криминальной хроники.

Количество книг читанных и перечитанных Мамушкой подсчёту не поддаётся. Наслаждаясь отменным слогом великих литераторов, получала ни с чем несравнимое удовольствие от неспешного чтения их шедевров. Восхищаясь и смакуя.                Особое место – книги о животных. Это – десерт. Необычные встречи с ними – дикими или домашними всегда были поданы ярким языком талантливыми авторами – биологами, – зоотехниками, – врачами. Российскими или иноземными.
Журнал «Наука и жизнь», бешено популярный в народе, постоянно публиковал интересные заметки, рассказы. И Мамушка скрупулёзно отлавливала журнальные страницы в специально созданный ею гроссбух. Чтобы ещё и ещё раз, не отвлекаясь на поиски, насытить себя необычными зарисовками. Иные из них, поразив воображение, ложились в память навсегда.
Стадо бизонов, меняя пастбище, перебирается через горные хребты на новое место. В стаде – бизон-вожак, матки с малышами, молодняк и старики. Один из них замыкает строй. Медленная тяжёлая поступь выдаёт возраст. На своём веку он повидал всякое, пережил многих. А вот теперь этот юнец, совсем ещё мальчишка, резвится, самоутверждаясь, пробуя на нём, старике, свои силы. Бизон, опустив седую голову, широко расставив ноги, держит удары на краю пропасти, не в силах дать отпор. 

 11               

Вот уж более ста лет тому, как наступившая весна начинала своё круженье праздником.  Мамушки и бабушки, девушки и девочки ждали приветствий в свою честь, щедрых подарков, интересных событий. Чтобы Жизнь заискрилась бенгальским огнём.
И сегодня восьмого весеннего числа Мамушка ждала внучек: приветливые лица, искренние пожелания.
С презентами от Зятя внезапно появилась Старшенькая. По её воле они – Зять и Мамушка не были представлены друг другу. Но, испытывая приязнь заочно, дарили подарки к приметным датам. Презенты доставлялись курьером или с оказией.
Затеянные пироги с капустой требовали специальной кухонной утвари. Она пропала без следа, не обозначив время исчезновения.
Да что же это делается-то? Куда же это всё годится? – вопрошала с пристрастием Мамушка Старшенькую. Подарки – дело хорошее. Однако, неплохо было бы добавить к этому святую доброту да уважительность семейную. Какие раньше-то были. Они ведь всяких подарков дороже. Да-к куда они подевались-то? Куда ты их определила? Нечто, в помойное ведро? Ничего не отвечала дочушка. А вышла вон с гордо поднятой головой: мол, о чём нам с тобой собеседовать, ежели сама не догадываешься? И так заспешила, так заспешила. Видно, Зять в личном транспорте доченьку дожидался. Но ему с Мамушкой увидеться да поздравления произнести в глаза ей глядючи было запрещено.
Наступившее тяжёлое раздумье по поводу разрушенной семьи и пропавшей утвари было прервано вторичным появлением Старшенькой. В праздничный весенний день хлопот у доченьки полон рот. В полиэтиленовый обширный мешок она стала складывать снятые со стен картинки в рамках – своё вышитое крестиком давнее увлечение. Мимоходом спроворила туда же, как бы между прочим, подарки Зятя.
Да что же это делается? Зачем же ты взяла то, что тебе не принадлежит? Это же мне предназначено! – заволновалась Мамушка. Положи, где взяла.
У доченьки, однако, свои резоны: ты сказала, тебе не надобно. Вот и взяла.
Надобно иль нет – забота моя. И ты, доченька, отношения-то к ней не имеешь.
Словесная перепалка немедля перешла к военным действиям. В тишине квартиры без слов каждая из сторон тянула собранный мешок к себе. Непременно надобно было Старшенькой унести с собой то, что принесла часом ранее. Заняв позицию позади матери, пальцами стала искать сонные артерии на её шее. Кабы нашла доченька те сосуды, так повесть, возможно, тут бы и закончилась. Опасно с ними шутить шутки. А коль скоро анатомию-то плохо учила да чудовищной практики зараньше не было, так история продолжилась.
Мамушка сумела стряхнуть с себя рученьку, которую, бывало, целовала-миловала пристрастно. Села рядышком с доченькой для передышки после баталии и сказала с твёрдостью: забирай своё, что собрала. Подарок оставь. Ведь ты не за картинками вторично-то прибыла, за презентом. Чтобы новому Зятю показать, какая она – эта Мамушка. Неблагодарная да невыносимая. Чтоб понял он, наконец, что те небылицы кошмарные, которые ты про мать плела-сочиняла, не сказки, а быль жуткая. Вот подтверждение: твой подарок обратно тебе швырнула… Так хотела?
Ничего не ответила доченька. Взяла добро своё в полиэтиленах никому и ей самой абсолютно ненужное и молча пошла к машине. Но уж к другой. К своей личной. Зять-то, поди, знать-не-знает про второе-то пришествие. Оставила она Мамушке навсегда неизгладимое впечатление от восьмого весеннего числа с замученным подношением от чистого сердца и высокое артериальное давление.
Увидев бешеные цифры на дисплее тонометра, Мамушка легла, чтобы успокоиться. Уж не до пирогов. Мысли бы привести в равновесие. Вставшие дыбом мысли. Тяжко было утверждаться в догадке о покушении на её жизнь. И это родной ребёнок! И чем больше думала, тем меньше сомнений. Первый звонок был отчётлив. Но, споткнувшись о свой характер, выводов не сделала. И думать о худшем не пожелала: страшней не бывает.
Вот тебе, Мамушка, и женский день! Усмешка получилась кривой, в горле застрял ком. Да что же это делается-то? И куда же это всё годится? Уставившись в одну точку, будучи без сил, вяло и безразлично думала Мамушка. И объять-осознать случившееся несчастье отказывался разум.
Да что ж это я?! А Младшенькая! – встрепенулась Мамушка. Почему не звонит? Она-то поможет придти в себя, разделит тяготу, осудит Старшенькую. Скажет ей, что нельзя же так-то – мать ведь.
Младшенькая ненатурально удивилась, узнав, что Мамушка дома, не в отъезде. Спокойно ответствовала, что находится на другом конце города и прибыть не сможет. Но вызвать «Скорую» по поводу высокого давления присоветовала.

Полный дом гостей на следующий после праздничного день не смог отвлечь от трудных мыслей. Мамушка натужно веселилась вместе со всеми, пытаясь балагурить. Посреди фразы умолкала, вновь и вновь убивая в себе праздничность воспоминанием о чрезвычайном вчерашнем событии. Скользила взглядом по давно знакомым милым лицам: хорошо, что не ведают.

Новость чрезвычайного свойства явилась вместе с Младшенькой. Она не принесла ни праздничной улыбки, ни тёплых слов. Укор прозвучал отчуждённо и без сомнений в своей правоте: что же ты Старшенькой руки-то в кровь изодрала?
Поначалу Мамушка в толк не могла взять, о чём речь-то? Потом стала детально вспоминать происшествие восьмого дня. Шаг за шагом. Постепенно пришло толкование: сама себе руки-то исцарапала. Выражение из воинского арсенала «оборона нападением» обрело конкретную форму наглядного пособия. Поскольку  жуткую правду названая сестра ни узнать, ни поверить в неё не должна.
Безрадостно было осознать, что она опять потеряла Младшенькую. Что принося небылицы от Старшенькой, она уносит взамен её, Мамушкино, здоровье. Что предательствам этой молодой леди несть числа, а изумляться им да раны зализывать она устала. Что теперь Старшенькая для этой леди – не только сестра, но и главнокомандующий, и звезда путеводная. 

Происшествие и новость последних дней подвели некую черту под прошлым. Пришло осознание, что её, Мамушку, загоняют в угол. Её дети. Образованные, успешные, материально обеспеченные люди. Живя отдельно от родительницы. Привычно подумалось: куда же это годится-то? И что же всё?.. Да со мной ли это? И мужественно ответила себе: со мной.

12

Дождь без устали барабанил по дачной крыше, а на втором этаже было уютно и пахло сосной. Янтарная слёзка на одной из досок родила мысль: сосна не хотела стать доской и теперь плачет. Недавняя отделка «вагонкой» создавала удивительный лесной эффект. И всё было бы не так уж плохо,  если бы не ощущение потери. Оно преследовало её постоянно. Неутешающая мысль, что детей у неё больше нет, приводила к оторопи. Уставившись в пространство, думала о том, что рядом с ней всё это время жили чужие люди. И эти чужаки желают ей только зла.

Ну что ж, размышляла Мамушка, сколько женщин на белом свете лишены радости материнства. У них нет детей по той или иной причине. Но жизнь продолжается. Она не так наполнена, как хотелось бы. Но от этого ещё никто не умер. Забот немало.
Парадокс: детей нет, а внучки есть вызывал улыбку и украшал жизнь. Бесценные любящие её девочки, уже  - девушки. Красавицы. Умницы. А контакты со своими детьми Мамушка свела на нет. Чтобы поменять ощущение утраты на радость бытия.

Вместо обещанного прогнозом вёдра стучит ливень. Как заметила народная мудрость, природа науку одолевает.
И сейчас, лёжа наверху, славно было ощущать себя неуязвимой для непогоды. Отгородившись от неё надёжной крышей, стала думать, что, в общем-то, всё довольно сносно,.. если бы не странное самочувствие. Оно стало непонятным ещё весной. Ни с того, ни с сего – жуткая тошнота, боли, понос, рвота. Непостоянно. Но случаи участились. Мамушка не могла понять, с чего бы это? И поймала себя на мысли, что всё чаще возникает один и тот же вопрос: что со мной?
А всё началось с ананаса. Он долго лежал на широком подоконнике, доходя до кондиции. Давно подаренный, но в праздник несъеденный. Лежал-полёживал, не требуя к себе повышенного внимания. Затем хранил себя в холодильнике… Всему приходит конец: Мамушка чистила заморский плод и без устали потчевала себя. И вдруг почувствовала… Когда рвота прекратилась, дальше – как учили: кипячёная вода, насильственное промывание желудка. Полночи. Как следствие – просветление в мозгах. И возникшее подозрение, что фрукт был отравлен. Так, проскользнула мысль.
Отравления стали повторяться. Мамушка замучилась спасать себя. И пребывала в ужасе от происходящего, теряясь в догадках.
Приезжая в город раз в неделю за продуктами, в глубокоуважаемом магазине по соседству покупала любимый йогурт. Упакованный в крохотные баночки, он радовал совершенством вкуса. Купленные продукты оставляла в холодильнике. Как все. И шла по делам.
Старшенькая норовила побывать в гостях у Мамушки, когда её не было дома. Она прежде прозванивала. Чтоб не натолкнуться на хозяйку. И, если та снимала трубку,..
Всё – по законам жанра. 

А Мамушке всё неможилось да неможилось. Проснувшись однажды на даче от немыслимой тошноты, еле сползла с дивана. Не помереть бы тут от неведомой напасти! Овсянка на воде и корка хлеба с пустым чаем сил прибавили, но тошнота осталась. Должно быть, печень. Нужно что-нибудь принять. Срочно. А немедленно – только у соседки. У неё много всякого, чтоб хоть на время победить невыносимые ощущения.
И кажется Мамушке, что виноват во всём йогурт. Наверно, продают несвежий.  Совсем было решила обидеться на любимый магазин, чтобы больше никогда-никогда… Так вот раздумывая-анализируя прилегла, чтобы восстановить силы.
И снится ей сон. Будто стоит она близь неширокой дорожки. Видимо, это парк: высокие деревья и подстриженные кусты. Вдали показалась пара: женщина в чёрном ведёт за руку девочку-подростка. Поравнявшись с Мамушкой, женщина неспешно повернула к ней голову. Да это же… Смерть, – в ужасе подумала родительница. А девочка-то! Кто это? Боже мой! Да это же…
Мамушка проснулась в холодном поту и стала гадать, что бы это значило. Госпожа Смерть вела за руку Старшенькую. Она – ещё подросток. Держа за руку женщину, смотрит вперёд, не обращая на родительницу никакого внимания.
Ужас обуял Мамушку. Жизнь окрасилась в мрачные тона: разгадать смысл увиденного стало смыслом её существования.

Очередное отравление не заставило себя ждать. Обдумывая странную мысль, взяла в руки баночку и стала внимательно её рассматривать. Такое крохотное отверстие может оставить только тонкая игла. Внезапное озарение повергло в шок: шприц! Так значит… Пребывая в ужасе, боялась назвать имя. 
Да куда же это всё годится-то? Стало быть, доченька. Ей нужна её, Мамушкина, смерть. Из-за квадратных метров отравляла-убивала родную мать. Приносила ей в её отсутствие витамины смерти.
Положила Мамушка голову на руки и не смогла заплакать. Посидела, подумала да и пошла к соседу – улыбчивому да рукастому и попросила сменить старый замок на новый. А Её Высочеству ДАМЕ в чёрном за подсказку не единожды сказала СПАСИБО.

 Время-лекарь незамедлительно приступило к своим прямым обязанностям – добросовестному врачеванию. И вот уж наладилось здоровье. И, вроде бы, опять всё неплохо. Но – безрадостно.
Новый с иголочки сарай наводил тоску некрашенными своими поверхностями. Мамушка решила позвонить Младшенькой с просьбой о помощи. Нет, сказала доченька, не могу сама прибыть. Может, рабочих прислать?.. Да, рабочих и здесь достаточно. А ты что ж давно не была у меня? Да и не звонила. А про квартиру-то что не сказываешь? Уж построилась? Построилась, построилась. Не беспокойся. Помолчала Мамушка… Да не беспокоюсь я, сказала она, я тебе сострадаю. Раньше ты мне только по крови была чужой. А сейчас – и по сути. Была маленькая и во мне нуждалась. Я уж давно тебе ненадобна. Старухи-то редко кому необходимы. И ты похоронила меня в своей памяти тысячу раз. Как когда-то тебя твоя биологическая мать. Поделившись с тобой порочными генами. Я сделала для тебя всё, что было в моих силах. Потому подвожу черту и отпускаю тебя. Спасибо за всё хорошее, чем успела одарить меня. И за то, что  не  совершила ужасного.
Замолчала Младшенькая. От бойкости не осталось следа. А от неожиданности не нашлась, что сказать.

 13

Жизнь стала налаживаться. И готова была заиграть вновь изумительными красками. И уж можно было опять окунуться в неё с головой. Но от поселившейся в сознании мысли « я родила убийцу» останавливалось дыхание и терялся смысл прожитого и содеянного. А всё «квадраты» эти. Модно теперь у детишек слабеющих родителей – да к ногтю. Поскорее списать в забвение. Присвоить незаработанное. Порочными и немедленными способами осуществить желание разбогатеть, став собственником.
 ГОСПОДИ, прости ТЫ их и вразуми.
Предательство детей лишало Мамушку сил. Невыносимо ей было жить с мыслью, что родное дитя – её плоть и кровь желало ей смерти. И мысль эта сводила её с ума непостижимостью. Невозможность понять-простить сотворённое зло угнетало до потери сна и энергии.

Она через «не могу» стала собираться в дорогу. В холщовый мешок сложила необходимое. Ключи оставила в квартире и дверь не заперла. Дверь-то хорошая. Ещё Зятёк № 1 устанавливал. Ведь ломать станут. Зачем дорогую вещь и хорошую работу портить?
Мамушка вышла на улицу. Пройдя недолго, куда глаза глядят, почувствовала навалившуюся внезапную усталость. Будто на плечи давил весь земной шар. Недалеко от дома в маленьком скверике, где птицы про хорошее поют, присела на скамейку. Под берёзами и липой на чёрной ноге. Бесприютно им, птицам-то. Вечно на улице: в зной и мороз, ветер и дождь. Подчиняясь отпущенным Создателем законам Природы. Вот так и я теперь…
Внутренним сторонним взором обращённым в глубокое давнее рассматривала упущенные ошибки. Мысленно выговаривала себе горестные упрёки. Зачем детей-то зацеловывала до одури, до вседозволенности? Нельзя и без отца. Безотцовщина – она безотцовщина и есть. Она немыслимое себе позволить может. Мужская рука в семье ох, как надобна! А дочкам – особенно. Однако, не случилось. Поскольку Судьбой не было предусмотрено. На своё «я всё могу» понадеялась. А донести-то груз и не сумела. Да-к это ж я виноватая, я! ГОСПОДИ, прости ТЫ меня, грешницу.
Опустив голову на грудь и взор устремив в землю, Мамушка сидела недвижимо в тяжёлом раздумье. И вдруг видит: перед ней – простор светлее света. И все они: и она, и мама, и маленькая дочка – на земляничном пригорке, откуда залив, как на ладони. А девчонка-то бежит к ней, к Мамушке, обнимает за шею, в глаза заглядывает и говорит: клашавица ты моя. А волосы её воробышком пахнут.

Пытались разбудить уснувшую в сквере старушку и полиция, и «Скорая помощь». Но никто не смог добудиться.

   
                «Уходят наши матери от нас,
                Уходят потихонечку,
                на цыпочках,
                а мы спокойно спим,
                едой насытившись,
                не замечая этот страшный час.
                Уходят матери от нас не сразу,
                нет –
                нам это только кажется, что сразу.
                Они уходят медленно и странно.
                Шагами маленькими по ступеням
                лет». 
                Евгений Евтушенко
 


Справка: Чудотворная икона УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ в 1640 году принесена в Москву в церковь Николая Чудотворца в Пупышах.
25сентября 1765 года список иконы УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ привезён в Санкт-Петербург. Сенатор граф Н. Б. Самойлов построил в Одрин-Николаевском монастыре Орловской епархии храм и перенёс икону туда.