Непридуманные рассказы - За небольшим исключением

                «…ЗА    НЕБОЛЬШИМ     ИСКЛЮЧЕНИЕМ»


                «В глубокой теснине Дарьяла,
                Где роется Терек во мгле,
                Старинная башня стояла,
                Чернея на чёрной скале».

В середине прошлого века, живя в Советском Союзе, мы справедливо считали свою страну необъятной, а любую даже самую отдалённую в ней точку – родным домом. И в доме этом, конечно, полным-полно невиданных-неслыханных красот и хороших людей.
Когда тебе – 21, мир прекрасен, перспективы радужны, окружающие доброжелательны. Возможно, поэтому моя цветущая улыбкой молодость не единожды ходила по острию лезвия. Не предполагая этого, не веря в это и этим пренебрегая.
Сантехнический факультет ЛИСИ после третьего курса направил на практику в Магнитогорск четырёх студенток. Девицы-красавицы, трудясь в поте лица своего мастерами в бригадах слесарей-сантехников, деньги кое-какие заработали. Я, желая распорядиться ими по своему усмотрению (без упреждающих советов), после практики решила ехать в Орджоникидзе. Аргументов в пользу этого поворота событий было несколько: турбаза это дёшево и сердито; красоты Северной Осетии, я слышала, невероятны, неповторимы; «лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал». Забегая вперёд, скажу, что и не ведала раньше ни о каком северном склоне Центральной части Главного Кавказского хребта. А там – знаменитый курорт Цей. Маршруты проложены и на Цейский ледник, и через Рокский перевал из Северной Осетии в Грузию. Нищ тот, кто не бывал на перевале. Крутой его склон потребовал от меня, начинающего альпиниста, немало усилий. Сопровождавший группы отважных пёс Абрек (такая у него работа) любил людей небезответно. Это он помог мне одолеть крутой склон. Я опиралась на его голову, и надёжней опоры не было.      

                &&&
 
Мой девиз «хочу и делаю» прибыл не из прекрасного далёка, он родился вместе с моим характером. Отсутствие путёвки не смущало и не останавливало – куплю на месте. По прибытии обнаруживаю, что свободных путёвок, конечно, нет. Счастливого случая под названием «вдруг кто-то не приедет» жду, топча окрестности.

«Как-будто в ту башню пустую 
Сто юношей пылких и жён
Сошлися на свадьбу ночную,
На тризну больших похорон».   

Владея гитарой и любя творчество Михаила Юрьевича, мама часто пела про царицу Тамару, подспудно возбуждая мой интерес к неведомой, где-то там чёрной скале; к Тереку, где «волна погоняет волну». И вот теперь – свершилось! И всё это здесь и рядом. И до Столовой горы, вдоль Терека идучи, если как следует упереться, дойти можно. Хочу и делаю!
Однако, жарко. Воздух предгорья поросшего леском пьянит, я пью его большими глотками с благодарностью. Духота большого города – забытое минувшее. Я – одна посреди этакой благодати. Запахи щемящи. Кислород перенасытил лёгкие и клонит в сон. Хорошо бы и отдохнуть, вздремнув. Полуприкрыв веки, вижу, как верхом на осле приближается пожилой осетин. Путь он держит на пасеку к своему другу Ахмеду. Приглашает и меня прокатиться. Верхом на осле?! Садитесь, места хватит. И наш Боливар несёт нас с дядей Хасаном, неспешно поспешая, к медовому царству. Еду и с наслаждаюсь невиданными доселе  картинками текущего дня: я сама себе и зритель, и участник одновременно. Как интересно!
Вот и пасека. Моя далеко простирающаяся общительность (злые языки называют это свойство болтливостью) не сочла лишним поведать свои дальнейшие планы пасечнику – хорошему человеку. Не делайте этого, не ходите дальше, говорит он. Опасно! Возвращаются репрессированные чеченцы. Пока они пребывали в лагерях, родные дома стали чужими: их заняли другие люди. Чеченцы очень злы, не приведи Аллах.
 Однако, легковесные каникулярные мысли… Решительно одолев некоторое расстояние в сторону Столовой горы, понимаю, что гора не стала ближе. А в кустах уже прячется и шуршит страх. И я решаю вернуться, дабы избежать злоключений.
Обратная дорога привела к людям. И, задавая вопросы, узнаю, что чуть ниже по течению – водная станция. Рядом – купальня. А чуть поодаль – маленький парк. Ура! Посетила удача. Раздеться было делом минуты (хочу и делаю!). Нетерпеливо падаю в волны. Спешащие с гор стремительные и прохладные струи Терека мгновенно проглотили моё перегретое солнцем тело. Восторгу не было границ. Да со мной ли это?!
То, что это со мной, я поняла, когда вышла на берег: ни выгоревшего видавшего виды платья, ни стоптанных босоножек. В стороне на лавочке отдыхали от забот женщина и паренёк. Вы не видели?.. Они видели, как проходившие мимо них молодые мужчины несли в руках женские босоножки. Паренёк-доброволец вскочил и кинулся вслед за похитителями. Ему навстречу – женщина с моим платьем в руках. Она нашла его в своём огороде и догадалась, что вещь в таком почтенном возрасте можно стащить только возле купальни. Зачем?!  Так… Чтобы выбросить потом, конечно. В чужой огород.
До автобусной станции – рукой подать. Но кошелёчек уютно пристроенный мною в кармашке платья бесследно исчез. Бесследно исчез и рейсовый автобус, на который опоздала тётя с тяжёлой корзиной. Увидев растерянность на моём лице, она предложила ловить машину – «голосовать». Не горюй, я заплачу, а от моего дома до турбазы – несколько куриных шажков.

                &&&               

«Лишь Терек в теснине Дарьяла,
  Гремя, нарушал тишину;
  Волна на волну набегала,
  Волна погоняла волну».               

Боже, какой сегодня замечательный день! Сколько новых впечатлений! Удача преследует меня, она просто взяла меня в плен. О мелких неприятностях не буду (не – бу – ду!) вспоминать. Они только мешают созерцать поражающий своим великолепием окружающий мир и растворяться в нём.   Что это движется там вдали такое блистательное и обворожительно шикарное, ослепляя своим совершенством? Белый лимузин вежливо остановился рядом с нами. За рулём в белой шёлковой паре – джигит. Хорош собой… Лет тридцати пяти… Какие красивые люди здесь живут!.. Меня зовут Светлана… Да, из Ленинграда… Я тоже люблю классическую музыку. И обожаю поэзию (салон заполнился божественными звуками Первого концерта Петра Ильича).  А Вы бывали в Ленинграде?.. Да, и полюбил Ваш город на всю жизнь… Не беспокойтесь, довезу Вас до турбазы… Но у меня нет… Бесплатно.

                &&&   

Ворота турбазы мелькнули и пропали в опускавшем чёрную бархатную завесу ночи вечере. Мой тревожный возглас «так вот же они!»  утонул в гробовом молчании. Податливый ужас немедленно вкрался в сознание. В полном смятении пытаюсь открыть дверь и выпрыгнуть  из  машины. Намерение решительно и мгновенно пресечено: разобьёшься. Али, одной рукой держа руль, другой цепко фиксирует ручку двери.
Город кончился. Авто, набрав бешеную скорость, мчится по гладкой трассе. Пространство между двумя фонарями оказалось подходящим плацдармом для театра дальнейших «военных» действий. Выскочив из машины, во власти ужаса я бросилась бежать по шоссе в противоположную сторону. Догнав, Али швырнул меня на траву. И началась борьба не на жизнь, а насмерть. Я билась с джигитом в белых шелках, как лев защищающий свой прайд и ареал обитания. В двадцать один год – в сущности, большой ребёнок, с доверием глядя в мир широко распахнутыми глазами, могла расценить происходящее со мной только как нечто страшное и невероятное. Правда была на моей стороне, и это прибавляло сил: я должна защитить свою молодость. А, возможно, и жизнь.
Платье и бельё под ним изодраны в клочья. Раздавленная происходящим, распятая на тёплой земле, истощив окончательно и бесповоротно все силы, для себя, уже безразлично, утверждаюсь в мысли: всё, больше не могу. И пусть мерзавец исполняет, что задумал. Сопротивляться нет никакой возможности… Но всё стихло и ничего не происходит. Приподнявшись, вижу: мерзавец, потеряв человеческий облик, ничком лежит на земле, положив голову на руку в грязно-белом шёлковом рукаве. Без сил. Уже ни на что неспособный как раз тогда, когда задуманное стало возможным. Он, поднявшись и придя в себя, стал убеждать, что довезёт до ворот турбазы. Деваться некуда. Опять села в машину.                Они, ворота, уже готовы были закрыться до утра, когда я от авто едва добрела, преодолев короткое расстояние.

                &&&       

В палатку, куда меня поселили, войти с гордо поднятой головой (да, я – такая!) и испепелить взглядом присутствующих, дабы избежать вопросов, не удалось. Немая от пережитого потрясения, в жалких клочьях вместо платья попыталась собрать воедино изуродованные мысли. Ощущение вымазанного грязью тела натолкнуло на решение немедленно вымыться. В палатке умывальника нет, только на улице. Мне это безразлично. Сняв с себя всё, вышла к умывальнику. Я тёрла исцарапанное жёсткой заморенной жгучим солнцем травой и осквернённое мерзкими прикосновениями тело яростно. Мне казалось, я никогда не смогу освободиться от ощущения липкой грязи неожиданного, вероломного, чудовищного насилия. Это ощущение ещё долго преследовало меня. Тщательно обтеревшись полотенцем, я рухнула в приготовленную раскладушку. Моей истерике не было конца. То плакала навзрыд, вспоминая оскорбления действием. То хохотала, как безумная, осознав, что всё хорошо закончилось.
Судьба не была со мной беспощадна: я оказалась среди друзей, с которыми не была знакома даже визуально. Тося присела рядом. Нежно касаясь то плеча, то руки, произносила тихие слова. Смысл их не доходил до сознания. Но тембр её голоса, шелест слов и мёртвая тишина принесли умиротворение.
Моя свободная жизнь на турбазе закончилась этим первым вечером. Я опасалась выйти за ворота одна. Тося водила меня в столовую через дорогу на другую сторону улицы. Мой Ангел-Хранитель Тося уговорила директора турбазы включить меня в её группу, маршрут которой лежал через Рокский перевал.

                ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Горы и долы, реки,  океаны, вечные льды, гроты и снежные шапки вершин, несущиеся к морям горные потоки – Божественная эстетика гармонии. И всё это со мной «до дней последних донца». Как прекрасен этот волшебный мир! Хочется благодарить Создателя за счастье жить в нём «и без конца обожать всё живущее».* 
А люди-то у нас какие замечательные!.. За небольшим исключением.

* ЭЛЬДАР  РЯЗАНОВ