Давай, брат, поговорим!

     Это один из рассказов раннего Нелютки. Решил добавить его в «Звенигород», а то раздел смотрится как-то пустовато. Рассказ – типичный пример «алкоголического реализма», как называл мой тогдашний творческий метод один мой хороший друг.
      В.Н., 14 февраля 2017 г.

                Памяти Виктора Крючечникова
      Витя, помнишь, как мы бражничали вечерами, как вели разговоры обо всём на свете? Мы дружили с детского возраста до седин. В твой день рождения подниму чарку, скажу слово. Может, услышишь?
     13 июля 2025 г.

      
      ДАВАЙ, БРАТ, ПОГОВОРИМ!
      
      В субботу ближе к вечеру зазвонил телефон. Пётр взял трубку.
      – Алло? ... Алло!?
      – Петя, это ты?
      – Ну я, кто же ещё!
      – Это я, Вася.
      Вася был младшим братом Петра. После смерти матери братья встречались не часто, от силы раз в два-три месяца. На дни рождения, конечно. На свадьбы там или похороны. Но всё это случалось редко. Вася – тот вообще был, так сказать, «в своём роде». Весь его жизненный путь был извилист и причудлив. Чем он только не занимался, сколько профессий сменил – начнёшь считать, так пальцев не хватит. Последнее время он, как будто, работает коммерческим директором в какой-то торговой фирме, деньги гребёт лопатой. А год назад, как вспомнить, так прочно сидел на мели и клювом щёлкал. Из-за безденежья тогда чуть было с Ленкой, своей нонешней женой не развёлся.
      – Петя, ты что сейчас делаешь?
      – Собираюсь картошку жарить.
      – А Нина?
      – Она на концерте. У неё сегодня концерт.
      Нина, жена Петра, занималась в оперной студии, которая гордо именовалась народным оперным театром. Вообще-то она работала бухгалтером в одном институте, а вечерами два-три раза в неделю пропадала на репетициях. Раньше Петру это сильно не нравилось, дело доходило даже до скандалов, но потом он с этим, можно сказать, смирился.
      – Ну так я заеду к тебе.
      – Заезжай, конечно. Буду рад.
      Пётр подумал, что у Васи, наверное, дома не всё в порядке, может, он с Ленкой поругался, но расспрашивать брата по телефону не стал – приедет, сам расскажет, если захочет.
      Вася приехал примерно через час. Пётр вышел на звонок, открыл дверь, критическим взглядом окинул брата. Вид у того был хоть и не бедный, но какой-то скучный, словно не совсем здоровый.
      – Ну здравствуй, Васютка!
      – Здравствуй, Петя.
      Братья обнялись.
      – Ты на машине?
      – Нет, на метре. Понимаешь, движок что-то стал дымить, перебрать бы его по-хорошему надо, всё времени никак не выберу.
      – Ну и хорошо, тогда выпьем по рюмочке.
      – Да я, брат, сейчас не пью.
      – Что так?
      – Да так...
      – Ну ладно, тогда я тоже пропущу. Вот удивим Нину. Она придёт – а мы с тобой оба трезвые.
      Братья сели на кухне за стол. Пётр разложил по тарелкам жареную картошку, сардельки, выставил на стол квашеную капусту, огурчики солёные, грибы маринованные.
      – Закуска у тебя, брат, прямо под водку.
      – Да, я на всякий случай приготовил. Вдруг, думаю, выпить с тобой придётся. А ты, оказывается, не потребляешь. Случилось что?
      – Да вроде ничего. Решил немного воздержаться, а то с этой чёртовой работой прямо алкоголиком станешь. Что ни день, то обязательно выпивка. И отказаться нельзя. Откажешься – клиента потеряешь. А так объявил, что дал зарок, вроде и не пристают.
      – Ну и молодец. Так и держи. Дома-то всё в порядке?
      – Да вроде нормально, то есть – как всегда.
      Вася немного помолчал, потом неуверенно промолвил:
      – Хотя, я думаю, по рюмке-то выпить можно. Я ведь не зашит, а так, по своей воле мучаюсь.
      – Ну как знаешь, твоя воля.
      Пётр достал из холодильника бутылку водки, разлил по рюмкам.
      – Ну, давай за всё хорошее.
      Братья чокнулись. Выпили. Вася достал из внутреннего кармана записную книжку, ручку. Что-то записал в книжечку, всё снова спрятал в карман.
      – Курить у тебя здесь можно?
      – Кури, конечно. Вот пепельница. Что ты куришь-то?
      – Да сейчас вот на «Мальборо» перешёл. Надо держать марку. Понимаешь, о тебе партнёры судят по тому, что ты куришь.
      – Эх, огурчики хороши. Со своего огорода. Сам собирал, а Нина солила. Ты – как знаешь, а я, пожалуй, выпью ещё рюмку. Я ведь зарока не давал.
      – Ну, давай, тогда и я с тобой.
      Чокнулись, выпили, закусили.
      Вася снова что-то записал в записную книжку.
      – Ты знаешь, со мной какая интересная история сейчас произошла. Я еду в метре, а рядом со мной пожилая еврейка сидит. Я её спрашиваю: «Мадам, ради бога подскажите, эта электричка едет со всеми остановками?» А она к мужу повернулась и громко так на весь вагон говорит: «Абрам, ты посмотри, с каким дураком я рядом сижу! Он думает, что мы едем на электропоезде!»
      Пётр хохотнул.
      – Ну ладно, по третьей – и на этом хватит. Бог, как говориться, Троицу любит.
      Снова чокнулись, выпили, закусили, И опять Вася что-то такое в свою записную книжку аккуратненько записал, и книжку спрятал во внутренний карман.
      – Вася, ты что такое там записываешь? Светлые мысли что ли?
      – Да нет, это у меня система такая. Когда я режим нарушаю, то для контроля записываю. Чтобы можно было себя проконтролировать. Социализм – это учёт.
      – Да. Вот чем хорош был социализм, так это своими формулировками. Как сейчас помню: «Важно не только вырастить хороший урожай, но и убрать его вовремя, а также сохранить без потерь». Умри – лучше не скажешь.
      – Да, вот сейчас социализм ругают, а если вспомнить, так разве одно плохое вспоминается? Вожди наши, конечно, кретинами были. Но мы-то сами по себе жили, работали, отдыхали... Вон Нина твоя в народном театре поёт. Если разобраться, тоже достижение социализма. Сейчас, наверное, народных коллективов больше не будет. Сейчас всё просто – за всё гони монету.
      – Поёт, дура старая. Как начала в этом театре петь – ещё тогда на заводе работала, так всё и поёт. Уж бабкой стала – а всё продолжает петь. Да пусть уж, если ей так нравится.
      Братья помолчали.
      – Рюмки у тебя какие-то мелкие,– сказал Вася.– Вроде бы и пили что-то, а не чувствуется вовсе. Ты бы отцовские чарки поставил бы что ли. Целы они ещё?
      – Целы, конечно. Семейная реликвия. Достаю только по особым случаям.
      Пётр сходил в гостиную, оттуда принёс две серебряных чарки.
      Разлил по чаркам водку.
      – Ну, давай, в память о нашем отце, царствие ему небесное!
      Братья выпили.
      – Ты помнишь, у отца после войны эмка была? Должен помнить, он на ней лет десять ездил, ты уже в школу пошёл, она у него ещё была. Помнишь, да? Он как-то раз меня на ней в Сосновку отвозил. Отъехали мы тогда от города. Эмочка отцовская вдруг остановилась. Мы вышли из машины. Кругом ночь, звёзды крупные, нигде не огонька – не то, что сейчас. По небу летучие мыши проносятся. Отец вдруг запел: «Выхожу один я на дорогу...». Эх! Сколько времени прошло, а как сейчас помню. Любил отец эту песню. Всегда душевно её пел, с чувством. Но как в тот раз – ни разу я больше не слышал.
      – Давай споём её. Жаль, Нины нет, она бы подпела.
      Братья сдвинули стулья, обняли друг друга и негромко запели. Не слышали, как вошла Нина.
      – Ну, что здесь за веселье? А, Васенька, здравствуй, давно у нас не был, совсем нас забыл.
      Вася галантно чмокнул Нину в щёчку.
      – Да вот, сидим здесь. Отцовскую любимую песню вспомнили. Ты бы спела с нами!
      – Ну, как концерт?– спросил Пётр.
      – Да как обычно. Человек сто, наверное, было. Или того меньше. Всё-таки кто-то ещё ходит на наши концерты, тянется к искусству. А помнишь, как раньше было? Зал всегда полон, люди все нарядные. Билеты через профком распространяли, так все цеха за них дрались. А сейчас в ДК и буфета даже нет – помещение каким-то коммерсантам сдали... Да что вы на кухне сидите? Давайте в комнату перейдём.
      – Да нет, мать, нам здесь удобней. Закуску опять же не надо переносить. Ты выпьешь с нами по чуть-чуть?
      – Петя, ну когда я тебе в чём отказывала?
      Выпили, закусили. Нина принесла из комнаты гитару, начала потихоньку перебирать струны.
      – Что петь будем, братья?
      – Давай отцовскую. Давай – «Не для меня придёт весна».
       «Не для меня придёт весна»,- повела Нина красивым грудным контральто, подыгрывая себе на гитаре.
      «Не для меня Дон разольё-о-тся»,- мощно подхватили Пётр и Вася.
      Получилось очень складно и красиво. У Васи от нахлынувших чувств даже слёзы на глазах выступили.
      Потом спели «Сижу за решёткой», «За окном черёмуха колышется», «Знаю, ворон, твой обычай», «Вниз по Волге-реке», ещё раз «Выхожу один я на дорогу».
      – Нин, спой вот эту: «На заре туманной юности».
      – Да она ведь на мужской голос.
      – Ну, ничего, мы тебе подпоём.
      Спели и «На заре».
      Вася так расчувствовался, что долго сморкался в носовой платок и вытирал глаза.
      – Петь, у тебя ничего больше нет выпить?
      – Да есть ещё полбутылки. Достать что ли?
      – Ну, доставай.
      – Ну, вы, братья, как хотите, а я пойду спать. У меня сегодня день был трудный. Ты, Петя, отвечаешь за Васю.
      – Что он сам за себя не отвечает, что ли?
      – Ты дома, а он у тебя в гостях. Ну, я пошла. Допоздна, смотрите, не засиживайтесь.
      Нина ушла, братья остались одни.
      Выпили, закусили.
      Разговор переместился на выпивку.
      – Помнишь, Петя, как отец нас учил: «Пить надо только качественные напитки». Боже мой, какой только отравы мне не приходилось пить! Век не забуду, как я в девятом классе вермутом отравился. Это было такое мерзкое пойло, цвета самого неприличного, в литровых бутылях продавалось. Помнишь, те бомбы? Так у меня одно слово «вермут» до сих пор тошноту вызывает. А то помнишь, вино «Солнцедар»? Ещё стишок был: «Не теряйте время даром, похмеляйтесь Солнцедаром!». Помню, как-то раз возвращался я утром от Зойки. Невыспанный, с похмелья голова гудит, на душе муторно, перед Зойкой и перед родителями стыдно. Вдруг вижу – около бочки очередь стоит, мужиков пять, не больше. Я думал – пивом торгуют, подошёл. Оказывается Солнцедар в разлив продают. Я мелочь наскрёб, на целую кружку хватило. Выдул кружку – мир на глазах переменился. Солнце начало светить, мимо девушки красивые идут, птички щебечут. Жизнь словно цветок распускается. Все проблемы как рукой сняло. И я для себя тогда сразу твёрдо решил, что с Зойкой надо завязывать. Ну, может, ещё пару раз к ней съездил – и всё. Чао, бамбина, сорри!
      – А я тоже первый раз пьяным напился в девятом классе. Вот тогда отец мне и преподал свои три золотые правила. Помнишь их?
      – Ну, как же. Не мешай, не добавляй, не похмеляйся!
      – Нет, немного не так. Правило первое – пить пей, но не мешай, то есть не смешивай напитки. Начал пить водку – пей только водку. Очень мудрое правило. Когда пьёшь одну водку, то опьянение тебе знакомо, ты можешь контролировать ситуацию и вовремя остановиться. А если намешал чёрт-те что, то и опьянение дурное, и в результате можешь заварить такую кашу, что потом долго будешь со слезами её расхлёбывать.
      Правило второе – пить пей, но не добавляй. Значит, из дома не беги за новой бутылкой – целее будешь. Я по молодому делу, помню, как выпито всё, так добавить требовалось. Вот и бежишь на улицу, такси ловишь, бутылку у шефа пытаешься достать. Так сколько раз было, то с кем-нибудь в драку ввяжешься, то в милицию попадёшь. Сейчас, слава Богу, немного умнее стал. Выпил, что на столе – и баста!
      Ну а правило третье – пить пей, но не похмеляйся – оно понятно. Не будешь похмеляться, так никогда не станешь алкоголиком. Сколько золотых ребят из-за этой привычки к похмелке спились, сошли с круга, совсем пропали! Из нашего класса чуть не половина - кто новый срок мотает, кто на кладбище лежит. Сам, небось, знаешь! Да, жизнь...
      Я вот только сейчас, вон уже голова седая, и сам уже дважды дед, а только-только стал понимать, какой отец у нас умный мужик был. Хотя и выпить, конечно, тоже был не дурак. Но ведь, заметь, никогда не похмелялся! И всегда себя в рамках держал. И я никогда не похмеляюсь. И раньше не похмелялся, а сейчас и подавно. Блюду отцовскую заповедь.
      – А я, грешным делом, столько раз заповеди отцовские нарушал! Особенно третью – насчёт похмелки. Куда денешься, если голова утром раскалывается! Медицина для такого случая ничего лучше, чем рюмка водка, не придумала. А то, бывало, за один раз сразу три заповеди и нарушишь! И ничего – вроде жив пока. И котелок пока варит. И баб люблю по-прежнему.
      За разговорами незаметно выпили и эти полбутылки.
      – Ну что, Петь, я, пожалуй, пойду. Поздно уже, да и выпито уже достаточно.
      – Достаточно – не достаточно, а всё равно больше нет.
      – Э-э, было бы желание. Это при социализме с водкой проблемы были, захочешь добавить, так полночи такси ловишь. А сейчас, слава богу, у нас капитализьм. Водка в любом ларьке и день и ночь, хоть залейся, были бы деньги.
      – Да разве это водка! Мне всю эту импортуху и задаром не надо, все эти распутины, звери... Одна изжога от них. То ли дело наша «Московская» или «Столичная»! А раньше, помнишь, какие водки были – «Петровская», «Юбилейная», «Охотничья». Молодые и не знают, какие у нас раньше замечательные напитки делались.
      – А какая перцовка была! Та, что с двумя перцами на этикетке. Без закуски можно было пить! От любой болезни излечивала, не говоря уже о простуде. Выпьешь утром стакан, стаканом воды запьёшь – идёшь на работу, и никакая эпидемия гриппа тебе не страшна! Поэтому и здоровые были. Зубровка польская тоже была ничего. Помнишь, как мы в «Варшаву» ходили, зубровку там заказывали, а там больше, чем по сто грамм на человека не отпускали? Так мы по пять раз заказ повторяли. Там я тогда и с Веркой познакомился. Вот была стерва, так уж стерва!
      – Да, было время. А сейчас, конечно, кураж уже не тот. Полторы бутылки на двоих еле осилили. А раньше... Эх, молодость! Ни хмель, ни сон не брали, могли хоть всю ночь гудеть.
      – Ну, я поехал.
      – Ну ладно, давай на посошок.
      – Ты ж говорил, что ничего больше нет?
      – Да я сейчас вспомнил - у Нины настойка крапивная есть. Спирт, на молодой крапиве, понимаешь, настоянный. Коленки растирать.
      – А для чего тебе коленки растирать?
      – Да это Нина ноги растирает, когда у неё болят, а я иногда внутрь принимаю, когда выпить больше нечего. Божественный напиток, доложу я вам.
      Пётр подставил стул, залез на него, и достал с антресолей внушительную бутылку.
      – Вот. Ты только посмотри, какой цвет. А запах! Бесподобный!
      Братья тяпнули по полчарки.
      Пётр даже не поморщился, видимо, сказался навык в обращении с божественным напитком. А Вася - того всего передёрнуло, и некоторое время он тяжело дышал, пытаясь восстановить сбитое дыхание.
      - Н-да... Нет, уж я лучше пойду домой.
      Братья оделись, Пётр проводил Васю до метро, проследил, как Вася довольно уверенным шагом прошёл через турникет, и успокоенный двинул домой.
      Дома он первым делом зашёл на кухню попить воды. На столе, заставленном посудой и закуской, чёрным пятном выделялась записная книжка.
      «Никак Вася свою записную книжку оставил»,– мелькнуло в голове у Петра. Он взял книжку в левую руку и указательным пальцем правой руки перелистал страницы. С некоторым усилием фокусирая зрение на Васиных каракулях, на последней исписанной странице книжки-ежедневника он прочёл:
      19-40 – р/в.
      19-45 – р/в.
      20-05 – р/в.
      20-37 – ч/в.
      «А, это мы на чарки перешли»,- вспомнил Пётр. Но на этом записи за сегодняшний день оканчивались. «Негодная же у Василия бухгалтерия, а тоже мне – социализм – это учёт»,- подумал Пётр и просмотрел предыдущую страницу. Там стояло:
      19-35 – 1/2 с/в.
      19-50 – р/к.
      20-12 – б/п.
      «Бутылка пива», – догадался Пётр. – «А 1/2 с/в – это, наверное, полстакана вина, а может быть, водки или виски. Нехорошо, Вася, отцовскую заповедь нарушать. Надо будет при встрече сделать ему внушение. И для чего пишет? Тоже мне, нашёлся писатель! Ерундой Вася занимается, как был шалопутом, так им и остался».
      Потом Пётр пошёл спать.
      Утром, часов в девять, время не позднее, если принять во внимание воскресный день, раздался телефонный звонок.
      «Наверное, Вася. Записную книжку разыскивает»,– подумал Пётр. Но он ошибся. Звонила Ленка, Васина жена.
      – Петя, доброе утро! Вася у тебя вчера был?
      – Ну, был.
      – Зачем он к тебе приезжал?
      – С братом поговорить.
      – О чём?
      – За жизнь поговорить.
      – Да о чём же вы с ним могли говорить, если он вчера домой еле приполз, двух слов связать не мог?
      – Лена,– очень спокойно сказал Пётр.– Тебе от меня что надо? Для чего ты мне звонишь? На Васю пожаловаться? На жизнь поплакаться? Вася в твои женские дела не лезет, и ты тоже в наши мужские дела не лезь. Мы без тебя в них разберёмся.
      Лена сердито бросила телефонную трубку.
      – Это кто звонил?– спросила Нина.
      – Да это Ленка.
      – С Васей всё в порядке?
      – Всё в порядке.
      – Хорошо вчера посидели?
      – Нормально.
      – Ну и ладно, тогда пошли на кухню, завтрак уже готов.
      Уже успели позавтракать, как раздался звонок в дверь. Пётр пошёл открывать. За дверью стоял Вася.
      – А я, брат, к тебе в гости. Поговорить бы надо.
      
      04.04.95