Ваня. Из воспоминаний Цветкова Я. Я

Ксенофонтов Иван носит на шее крестик – придя из бани, сообщали друг другу молодые саперы. А сержант доложил мне, что не раз видел, как рядовой Ксенофонтов Иван  молится рано утром и поздно вечером перед сном. Глядя на маленький образок (икону), который потом кладет в свой вещмешок.
 
– Ну, и пусть молится, – успокаивал я товарищей. – Лишь бы Ксенофонтов хорошо изучал саперное дело и готовился достойно бить фашистов.

Позднее, на учении, одев с помощью товарищей плавательный костюм, Ксенофонтов из-за боязни не смог преодолеть водную преграду и переправиться через пруд. За этот случай некоторые посчитали его трусом, но мнение это впоследствии не подтвердилось.

Несмотря на отмеченные недостатки, во взводе к Ксенофонтову относились хорошо. Он был компанейским, добродушным товарищем. Любил шутить и сам терпеливо относился к солдатским шуткам, если они были направлены в его сторону.

Ксенофонтова Ивана во взводе с уважением называли просто Ваней, на что он не обижался и принимал, как должное. Ваню особенно уважали за то, что по просьбе товарищей он иногда исполнял для них песню «Шумел камыш».

Время было тревожное. Шла война. Многие из-за войны оставили свои дома, семьи, родных и близких. И слушая песню, задумывались порой о своей судьбе, а тут в последнем куплете поется:

«…Она пришла, его там нету,
Его не будет никогда…!

Слова – «не будет никогда» - некоторым попадали прямо в душу, больно ранили сердце и вызывали даже слезы.

Полюбившуюся солдатами песню нельзя было запретить, но и нежелательно было, чтобы солдаты грустили и даже плакали. Что-то надо было придумать.

Мы с Ваней договорились: если во время песни он заметит на лицах солдат грусть, то немедленно перейдет на исполнение веселых задорных частушек и прибауток, которых Ваня много знал. Например:

Акулина – невысока на ногах,
Накопила много сала на боках.
Уж ты, бабушка Сидоровна,
Высоко ноги позакидывала,
Акулина позавидовала,
Еще выше принакидывала!

Услышав такое, солдаты начинали улыбаться, добавлять свои остроты, присказки. Возникало общее оживление, смех, хохот. Грусть сменялось бодрым жизнерадостным видом солдат, а это уже хорошо.


Закончив формирование, наша дивизия прибыла на Юго-Западный фронт и расположилась в Донских степях. Где-то поблизости шла перестрелка. Доносились звуки выстрелов из орудий и пулеметов, взрывы снарядов и мин, а иногда и авиабомб, сброшенных с самолетов противника. Враг был близко. Обстановка стала иной.

Ваня, как и его некоторые товарищи, впервые оказавшиеся на передовой, услышав звук пролетавших пуль или осколков, падал на землю и с трудом поднимался (когда это было надо).
 
Но люди быстро привыкают к новым условиям. Прошло совсем немного времени, а Ваня уже научился по звукам определять полет мины или авиабомбы, момент, когда они падают на землю и взрываются. Поэтому он теперь «не кланялся» каждым пролетающим пулям или осколкам, и при минометном обстреле во время наступления вовремя падал и вскакивал, продолжая со всеми преследовать фашистов. Ваня показал себя храбрым и отважным воином.

Но случилась беда: при взрыве авиабомбы погиб повар полевой походной кухни. Командование приказало мне: откомандировать на должность повара смышленого солдата.

Лучше Ксенофонтова Ивана на должность повара не нужно было и искать других кандидатур. Многие из нас знали, как еще во время формирования дивизии в полевых условиях Ваня искусно варил в горшочке пшенную кашу – рассыпуху. Варил так, что каждое зернышко было проварено, и на вкус каша была, как говорится. «пальчики оближешь».

Повар Ваня хорошо и вкусно готовил солдатскую пищу. Вовремя ее доставлял на передовую, не забывая при этом привезти в термосах крепкий чай, который уважали сибиряки и особенно забайкальцы.

При наступлении на хутор Осташкино, два фрица не успели удрать, а в плен сдаваться не желали. Они укрылись в яме недалеко от сарая на окраине хутора и время от времени вели стрельбу.

Было решено взять их «в клещи». Окружить с двух сторон и, если откажутся сдаться, уничтожить. С группой солдат в обход направился сержант Зуев Дмитрий (Митя). С оставшимися мы перекрыли путь отхода фрицев к лесу. В это время явился Ваня и отрапортовал:

– Товарищ лейтенант, кухня прибыла. Будем кормить?

– Нет, Ваня, вот закончим с двумя гадами и покушаем вместе, – ответил я.

Узнав, в чем дело, Ваня перевел курок своей винтовки на боевой взвод и направился к углу сарая. Товарищи Ваню предупредили, чтобы был осторожным и за угол сарая не высовывался: фашисты ведут прицельный огонь.

Раз, два, три – выстрелил Ваня по предполагаемому месту нахождения фашистов. Затем закурил и, разговаривая с друзьями, неосторожно отпятился за угол сарая. В яме раздался выстрел. Ваня дрогнул, шагнул к сараю и со стоном упал вниз животом.

Его занесли в сарай. Ваня тяжело дышал, стонал и плакал, причитая:

О-ой! Убили, убили, убили!

Пуля прошла навылет через живот. Ранение было тяжелым. Мы старались успокоить Ваню, просили немного потерпеть, зная его хорошее здоровье. Но Ваня понимал, что время жизни его сочтено. Он чуть успокоился, поборов боль, начал просить нас, чтобы сообщили домой о случившемся.
Говорил он тяжело, с остановками и негромко. Просил передать его поклон родителям, жене, детям и вновь заплакал. Потом попросил нас, чтобы похоронили его в гробу, положили туда образок, а на могилу поставили крест.

Время шло быстро. Ваню покидали силы. Он стал дышать с перерывами, тише стонать. Несколько раз дрогнул и выпрямился. Глаза чуть сузились, а взгляд устремился куда-то далеко-далеко. На висках и щеках появились капельки влаги. Дыхание остановилось: Ваня умер.

Почти в эту минуту, как салют Ване, прогремел взрыв противотанковой гранаты. Это Митя Зуев навсегда разметал в клочья ненавистных фашистов.

Готовясь хоронить, Ваню переложили на другое место, а образовавшаяся под ним лужица крови уже покрылась тоненькой пленкой и стала темно-вишневого цвета.

Могилу вырыли тут же около сарая. Гроб сделали из наставных досок, а крест из толстого четырехгранного бруса, принесенного откуда-то саперами.

Молча зарыли могилу, словно боялись нарушить тишину для покойника.

Рано утром мы пошли дальше на Запад гнать с нашей земли ненавистных немецких оккупантов. А здесь, в донской земле, мы оставили навсегда еще одного своего боевого друга – Ксенофонтова Ивана.

Над его могилой не было стойки с фанерной звездочкой, а стоял высокий крест согласно предсмертной просьбе покойного.